29 марта 2024, пятница, 10:53
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

23 января 2004, 15:07

Революционный символ и коммерция

Новое Литературное
Обозрение

Ленин и революция снова становятся актуальными, все реже как политическая реальность, все чаще как элемент массовой культуры и рынка. Сегодня «Полит.ру» публикует статью Гасана Гусейнова из очередного номера «НЛО», посвященную коммерческой природе революционных символов.

УТОЧНЕНИЕ ПОНЯТИЙ

Некоммерческих символов не бывает. Как не бывает коммерции без символов – концентратов обмена – информационного, товарного, телесного. При этом самыми дорогими в коммерческом отношении являются торговые марки самых массовых продуктов. Если ваш продукт "кока-кола", то вы – обладатель самой дорогой торговой марки. А если ваш продукт — революция или массовое движение? Можно ли сравнивать серп и молот, силуэт Ленина, Маркса или Че Гевары с вензелем "кока-колы"? Можно и, как сказали бы вожди мирового пролетариата, даже нужно. В советские годы "коммерческим" могли назвать художника, употреблявшего талант и ремесло на работу, как говорил Дмитрий Налбандян, "в области вождя". Художник, взявший в свои руки, по договоренности с распорядительной системой, даже только силуэт основателя СССР, получал максимальную коммерческую выгоду на всю глубину советского периода. Ленин, Сталин, серп и молот, красная звезда были, если угодно, эквивалентами акций нефтяных компаний в условиях социализма. Проблема, разумеется, состояла лишь в том, что в мировом масштабе продукт движений, символизируемых этими марками, был идентичен разрушению системы, в табели о рангах которой на первом месте, как мы помним, стоит "кока-кола". Революционные символы[1] поэтому не конкурировали с торговыми марками в международном коммерческом пространстве, а воевали с ними. На первый взгляд, коммерческой революционная символика стала лишь после того, как ее продукт перестал быть угрожающей реальностью. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что революционная и советская символика — от серпа и молота до медальных профилей вождей, от советского герба до надписи "С.С.С.Р." — все же была коммерциализована на Западе и до исчезновения восточноевропейского коммунизма: сотни тысяч людей покупали предметы одежды и иные объекты, украшенные этими знаками, а с начала перестройки во второй половине 80-х годов, когда в Советском Союзе "похороны Ленина", по тогдашнему замечанию Г. Павловского, "превратились в мелкооптовый бизнес", потребителями революционных маек и кружек, шапок и значков "Отличник НКВД" стали на Западе уже миллионы, если не десятки миллионов. Революционный символ перестал быть знаком репутации и политической ориентации, превратившись в декоративный ширпотреб. Тем временем академические политические споры 1980-х — начала 1990-х годов шли под знаком сближения обоих тоталитаризмов — коммунистического и национал- социалистического (в Германии и до сих пор политически корректным считается уподобление режима Ульбрихта—Хонеккера в ГДР национал-социалистической диктатуре 1933-1945 годов). Аналогом этого академического консенсуса «на другом берегу» является художественно- групповая практика Эдуарда Лимонова и его «нацболов» — с их амальгамой из свастики и серпа и молота. Мечта создателей «Лимонки» о том, что весь этот камуфляж захочет носить «живое и активное социальное тело в новой России», изоморфна страху западногерманского либерала перед «чудовищными казематами госбезопасности доисторической ГДР». В европейских странах национал-социалистическая символика запрещена законом. Однако соответствующий запрет не распространяется на «левые» символы, так что те мало-помалу банализировались и растворились в пестроте покемонов и аватаров, затерялись на гигантском ковре медийного базара среди глянцевых упаковок с горячим воздухом. Исчезновение продукта удешевило все его символы, которые невозможно оживить никакими силами. Трафаретный Че Гевара на майке-тишотке — давно уже не чёрный на красном и не красный на чёрном, а голубой на желтом или салатовый на изумрудном. И все же даже вся мощь United Colours of Benetton его уже не спасёт.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ТОВАРИЩА СТАЛИНА

Многочисленных посетителей Франкфуртской книжной ярмарки 2003 года по всему городу встречали многометровые афишные тумбы с портретом товарища Сталина и надписью на двух языках: «Жить стало лучше, товарищи, жить стало веселей». Несмотря на все старания историков и либералов, приравнять Сталина к Гитлеру так и не удалось. Наоборот, не исключено, что успешная медийная раскрутка Сталина пробьет со временем дорогу и Гитлеру. Первый шаг на пути к этому - вывод советской символики из контекста "коммунизм — национал-социализм" и перевод его в контекст "коммунизм советский — капитализм американский". Шаг второй – выключение контура "коммунизм как социальная практика" и включение контура "коммунизм как практика эстетическая". Две эти процедуры являются в коммерческом отношении безупречным ходом, материализующим для западного медийного рынка стилистику постсоветского стеба[2]. Выставка, на которую приглашает товарищ Сталин, продлится во франкфуртской галерее «Ширн» до начала января 2004 года, после чего, говорят, поедет в США. Ее кураторы — Зельфира Трегулова и Борис Гройс. Русское название – «Коммунизм – фабрика мечты» — представляет собой обратный перевод с немецкого «Traumfabrik Kommunismus». В немецком названии, восходящем, как и русское, к американскому оригиналу (fabric of dreams), налицо игра слов. "Traumfabrik" – не что иное, как расхожее обозначение Голливуда, и для него в русском языке есть устойчивый, десятилетия назад закрепившийся эквивалент — «фабрика грёз». Фабрика эта в советской пропаганде противопоставлялась, конечно, коммунизму – как учению о построении новой реальности и как обозначение самой этой (вроде бы) воздвигнутой, постоявшей некоторое время и на наших глазах прекратившей своё существование постройки. В переводе «фабрика мечты» пропадает не только игра слов — впрочем, уже отыгранная в многочисленных экзерсисах перестроечного времени о коммунизме, построенном в «Кубанских казаках». Реальная проблема как раз в том, что носитель русского языка уже не помнит и не обязан помнить не только устойчивых словосочетаний советского прошлого, но и реакций на символику совсем ещё недавней эпохи. Оптика едва заметно смещена, но из-за этого смещения меняется вся картина. Ещё меньше воспоминаний об этом у современного западного зрителя, который с готовностью принимает и главное смещение, позволяющее втащить всю символическую продукцию советской эпохи в новый коммерческий дискурс: искусство сталинской эпохи выводится из современного ему контекста и помещается в контекст более поздней соц-артовской пародии на него. Идейное основание для этого полностью отсутствует в западной оптике, отсюда — занятные аберрации в восприятии, например, немецкого критика, который увидел «комический элемент в самодостаточном визуальном мире официальной пропаганды. Общественные пространства, украшенные изображениями социалистического рая, могут вызвать сегодня только абсурдистский смех»[3]. Этот перевод стрелки, вызывающий негодование историков, является вовсе не только прихотью неких злонамеренных ревизионистов. Основания для него перенесены в Европу из постсоветского культурного контекста. По словам одного из деятелей новой эпохи, шансонье и эссеиста Псоя Короленко, Советская Россия «была, в сущности, страной детей. Она гнобила Хармсов, но сама же и была ими. Даже Иосиф Сталин в душе был ребенком и обэриутом, "литературным хулиганом". Кто знает — может, поэтому его и называли "лучший друг детей"»[4]. Это представление, сколь бы вопиющим ни был разрыв стёба с личным опытом миллионов людей и историческими представлениями образованного меньшинства, с неумолимой силой вытесняет из медийной среды Сталина, каким его «помнят» читатели Александра Солженицына, Василия Гроссмана или Анатолия Рыбакова. Сталин Владимира Сорокина («любовник Хрущева») и Сталин Псоя Короленко («обэриут и лучший друг детей») – это ведь и есть продукт протестной эстетики, – дадаистской ли, постмодернистской или стебовой, эстетики новой эпохи, разворачивающейся на наших глазах. Спрос на такого Сталина обеспечен пока лишь эстетикой политической. Харизматические лидеры последнего десятилетия – от Берлускони и Путина до Блэра и Буша – это провозвестники новой эпохи, которая расплавила старые советские символы, чтобы перелить их в новые, самые неожиданные формы. С тех пор, как ушёл, чтобы не вернуться, Даниил Хармс, прошли десятилетия. Десятилетия прошли и с тех пор, как он «с мешком» ушёл «за табаком» в стихотворении Александра Галича. Торжеством хармсовской эстетики и является возвращение его в облике Иосифа Виссарионовича у Псоя Галактионовича. Это превращение не нужно связывать только с высокой скоростью реабилитации советско-чекистской России в послеельцинскую эпоху и вообще с политической злобой дня. Она – в том более общем духе времени, в тех людях, для которых Муссолини и Калигула, Гитлер и Наполеон – лишь торговая марка крутизны. Весело раскрутить её, а не умно кручиниться о ее жертвах – вот, как им кажется, задача момента. Как долго продержатся пионеры моды[5] на этом витке обращения революционно-советской символики, сказать трудно: всё покажет политический и коммерческий успех их проекта.

1. Я буду говорить о революционных и собственно советских символах как об одном крупном таксоне.

2. Для ориентации читателя, знающего литературу вопроса, можно сказать, что перед нами — дальнейшее движение от концепции "Тоталитарного искусства" Игоря Голомштока к концепции "Gesamtkunstwerk Сталин" Бориса Гройса. Первая книга сопоставляет социально-эстетические концепты национал-социализма и коммунизма, вторая сосредоточена на эстетике сталинизма.

3. Hierholzer Michael. Bilder aus Stalins Traumfabrik Kommunismus // Frankfurter Allgemeine Zeitung. 2003. 26.09.

4. Короленко Псой. Шлягер века. М., 2003. С. 144.

5. Следует оговорить, что Короленко – не «пионер моды», а автор, реагирующий на современную ситуацию в культуре (другое дело, что с такой реакцией можно соглашаться или не соглашаться).

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.