Адрес: https://polit.ru/article/2004/10/12/court/


12 октября 2004, 09:46

Европейский суд: россияне против государства

Мы публикуем стенограмму публичной лекции российских экспертов Европейского суда по правам человека Григория Дикова и Ольги Чернышевой, состоявшейся 5 августа 2004 года в клубе-литературном кафе Bilingua в рамках проекта “Публичные лекции Полит.ру

”.

Эта лекция оказалась немного необычной по формату, не столько пробуждающей дискуссии по каким-то принципиальным вопросам, сколько знакомящей с особым – европейско-юридическим взглядом на многие наши и не наши проблемы. Взглядом, принципиальной чертой которого является внимание не только результату принятия решения, который может оказаться достаточно неоднозначно трактуемым, но к процедуре принятия этого решения – к тому механизму, который только и может ввести этот процесс в какие-то контролируемые рамки. При этом внимание к процедуре не означает внимания только к формальным рамкам, но, напротив, отслеживания реализуемости прав и возможностей, гарантированных человеку государством.

В ситуации реальных изменений в государственное устройство страны, продумываемых с точки зрения целесообразности, но не всегда - скрупулезной законности, знакомство с таким подходом может быть полезно нашему обществу. Есть и реальные события, делающие особенно актуальным содержание данной лекции – именно в ближайшие дни в Страсбурге начинается рассмотрение первых “чеченских” дел – рассмотрения исков против Российского государства в связи с нарушением права на жизнь, пытками и другими особенностями проведения “контртеррористической операции” на Северном Кавказе. Некоторое представление о том. чем это грозит России, можно составить с учетом публикуемой лекции.

О проекте "Публичные лекции Полит.ру"

Зачем быть гражданином?

Прошедшие лекции:

Водка. Национальный продукт №1. Фильм-лекция Андрея Зорина и Алексея Ханютина

Сергей Хоружий. Духовная и культурная традиции России в их конфликтном взаимодействии

Вячеслав Глазычев "Глубинная Россия наших дней"

Михаил Блинкин и Александр Сарычев "Российские дороги и европейская цивилизация"

Андрей Зорин "История эмоций"

Алексей Левинсон "Биография и социография"

Юрий Шмидт “Судебная реформа: успехи и неудачи”

Александр Аузан “Экономические основания гражданских институтов”

Симон Кордонский "Социальная реальность современной России"

Сергей Сельянов “Сказки, сюжеты и сценарии современной России”

Виталий Найшуль “История реформ 90-х и ее уроки”

Юрий Левада “Человек советский”

Олег Генисаретский “Проект и традиция в России”

Махмут Гареев “Россия в войнах ХХ века”

Григорий Диков, юридический референт Европейского Суда по правам человека.

Я думаю, что большинство людей, присутствующих здесь – юристы, и имеют к теме лекции некоторое отношение или хотя бы интерес. Но все же я начну с рассказа об общих вещах, которые некоторым из вас могут показаться банальными. Сразу же хочу отметить, что мы с Ольгой будем говорить от себя, просто как эксперты в этой области, и высказанные нами оценки и мнения не являются официальной позицией Суда.

Итак, начнем. Представьте себе Европу после второй мировой войны Европу, которая находится в разрухе и которая пытается каким-то образом восстановить те демократические ценности, которые были практически полностью уничтожены за пять лет войны. Уже существует ООН, уже принята Всеобщая декларация. Однако ООН создавалась как организация всемирная, универсальная, в нее вошли государства с разным государственным устройством, с разной идеологией. Соответственно, механизмы защиты прав человека в рамках ООН были очень сильно связаны с этим многообразием, должны были всех устраивать – и СССР, и американцев, например. Послевоенная Западная Европа, наверное, отличалась большим единством мнений, так что было решено создать региональный механизм защиты прав человека и продвижения некоторых общих идеалов: либерализма, толерантности, множественности мнений, справедливости. Были проведены консультации на международном уровне, и возникла идея создать принципиально иной механизм, значительно более жесткий, чем тот, который существовал в международном праве до этих пор. Этот механизм должен был действовать на европейском уровне и накладывать на государства обязанность соблюдать права человека. Было предложено создать орган, решения которого будут обязательны для государств.

Когда мы говорим о Европейском суде, мы должны иметь в виду, что это единственный в своем роде институт, который имеет обязательную юрисдикцию. Вы спросите, что такое “обязательная юрисдикция” и как она обеспечивается? Естественно, ни у Европейского суда, ни у Совета Европы не существует ни полиции, на армии, ни бомб, ни самолетов, чтобы принудительно заставлять государства исполнять свои решения. Но, тем не менее, существует все государства, входящие в Совет Европы, и, соответственно, являющиеся членами Европейской Конвенции, и подпадающие под юрисдикцию Европейского Суда согласились, подписав Конвенцию, исполнять решения Суда. И хотя ни полиции, ни армии, ни танков, ни самолетов у Совета Европы нет, тем не менее, международно-политическое значение, вес этой организации таковы, что решения Европейского суда исполняются и реально являются обязательными. Поэтому это орган уникальный в своем роде, очень эффективный, очень действенный, и, более того, перевернувший те представления о международном праве, которые существовали в конце XIX- начале XX века.

Вначале, как мы знаем, субъектами международного права были государства. Государства подписывали между собой договоры - многосторонние, двусторонние – входили в международные организации, создавали их, разрушали, выходили из договоров. И только государства признавались субъектами международного права, т.е. участниками этих отношений.

Европейская Конвенция – это очень большой шаг в сторону того, чтобы граждан, частных лиц признать субъектами международного права. И в этом - вторая принципиальная особенность Европейской Конвенции: она обращается к гражданам, вводит так называемое право индивидуальной петиции. Европейский суд рассматривает не только споры государств между собой, хотя и это тоже является частью его компетенции, но также жалобы граждан на поведение их государств, или на поведение других государств-участников Конвенции, которые этих граждан обидели. При этом не обязательно, чтобы русский гражданин жаловался на Россию, а поляк – на Польшу. Поляк может жаловаться на Россию, если Россия затронула его интересы, и является членом Конвенции.

Таким образом, Европейский суд отличается от всех других международных организаций тем, что, во-первых, у него существует обязательная юрисдикция (т.е. как у национальных судов), и решения его не рекомендательные, а исполняются в обязательном порядке. Комитет Министров – исполнительный орган Совета Европы – следит за их исполнением. Во-вторых, Европейскую Конвенцию отличает уникальное право индивидуальной петиции. Теперь я передаю микрофон Ольге, она продолжит.

Ольга Чернышева, юридический референт Европейского Суда по правам человека

.

Спасибо. Мы планировали осветить сегодня следующие основные темы: первое – это как работает Европейский суд, каким именно образом осуществляется работа суда с индивидуальными жалобами, какие требования предъявляются к индивидуальной жалобе, как она проходит через эту систему. Дальше мы хотели посмотреть, какого характера жалобы из России рассматриваются, что на сегодняшний день о жалобах из России уже можно сказать, как их можно сгруппировать, проанализировать, к чему они относятся, по каким делам уже приняты решения по существу, какие жалобы были коммуницированы, какие основные причины неприемлемости многих российских жалоб.

Затем мы хотели сегодня рассказать, если вам это покажется интересным, о готовящейся реформе Суда, о 14-ом протоколе (он был открыт к подписанию буквально три месяца назад, и уже почти 20 государств его подписали) - какие он предусматривает новшества, реформы в системе Европейского Суда.

Еще раз повторю, что здесь аудитория очень разная. Есть высочайшие специалисты в области Европейской Конвенции. Мы приносим извинения за то, что будем говорить вещи, которые покажутся, может быть, несколько банальными - постараемся быть как можно короче.

Итак, на сегодняшний день Суд состоит из 45 судей. 45 государств-членов Совета Европы являются участниками Конвенции, и от каждой из этих стран избрано по одному судье. Судьи представляют свои государства в личном качестве - точно так же как и сотрудники. Они не представляют какого-либо государства в том смысле, что не имеют права получать никаких указаний от этого государства, и работают постоянно, в отличии от того, что было раньше, до подписания 11-го протокола в 1998-го году, когда Суд работал на пленарной основе.

Судьи находятся в Страсбурге постоянно, и постоянно там рассматривают дела.

Суд действует на основании Регламента, у Суда есть свой председатель.

Суд в составе всех 45 судей никогда не рассматривает дел. На своих пленарных заседаниях, когда все в сборе, он занимается только организационными вопросами. Точно так же ни одно дело не рассматривается в суде судьей единолично. Все дела рассматриваются коллегиально в следующих составах Суда: первый состав, на который ложится более 90% работы, - это комитеты из трех судей. У комитета из трех судей есть только одно, на сегодняшний день, полномочие – единогласно признать жалобу неприемлемой. Такое решение является окончательным, его нельзя никак обжаловать.

По подготовленным судьей-докладчиком материалам судьи голосуют; если они принимают решение единогласно, то заявитель или его представитель информируются письмом, что такое решение принято. Как документ оно не принимается и нигде не публикуется, на него нельзя ссылаться как на прецедент. Комитет из трех судей выполняет роль своеобразного фильтра, отсекая большую часть дел, которые являются неприемлемыми для Суда.

Следующим судебным органом является Палата. Палата состоит из 7-ми судей в составе одной из 4-ёх секций Суда. Этот орган может принять любое решение - о приемлемости, о неприемлемости или по существу дела. В состав Палаты входит обязательно национальный судья от той страны, против которой рассматривается дело (такого правила нет в отношении Комитетов).

Последний судебный орган – это Большая палата. Она состоит из 17-ти судей, дело в нее передается при условии согласия обеих сторон, в том случае, если оно касается пересмотра предыдущей, устоявшейся практики Суда, либо если оно поднимает серьезные вопросы толкования Конвенции.

На сегодняшний день из всех дел против Российской Федерации только одно было передано на рассмотрение Большой палаты. По нему было вынесено достаточно спорное судебное решение, это дело “Илашку и другие против Российской Федерации и Молдовы”. Российская Федерация была там одним из двух ответчиков. Других дел у нас пока против Российской Федерации в Большой палате, по-моему, нет.

Это то, что касается судебных органов. Кроме комитета, Палаты и Большой палаты стоит упомянуть Секретариат Суда. Он состоит из юристов стран-участниц Конвенции, на сегодняшний день - чуть более 350 юристов, а в общей сложности включает в себя около 500 человек. Секретариат помогает Суду в работе с индивидуальными жалобами, выполняя функции переписки с заявителями, в том числе на родном языке (переписка на сегодняшний день ведется на 35-ти официальных языках стран-участниц), помощь в подготовке для судьи-докладчика решения по делу на одном из двух языков, английском или французском. Это то, что касается внутренней организации Суда, если говорить очень кратко.

Дальше я скажу несколько слов о порядке рассмотрения индивидуальных жалоб, о том, каким образом они поступают в Суд, как они рассматриваются, и какие критерии предъявляет Суд относительно приемлемости жалоб. В любой момент вы можете перебить нас вопросами, если они у вас есть.

Итак, заявление должно поступить в адрес Суда либо по почте, либо по факсу. Суд не принимает заявления по электронной почте, и если вы хотите подать жалобу, дата обращения по электронной почте учитываться не будет. Хотя бы вкратце необходимо указать суть жалобы и те средства правовой защиты, которые были исчерпаны. Необходимо заполнить формуляр, который можно получить в ответ на первое письмо из секретариата Суда. Его можно также скачать в электронном виде с сайта Суда, он также публиковался во множестве других мест.

Заявления, естественно, могут быть представлены на одном из официальных языков стран-участниц. Русский входит, как и любой другой язык стран-участниц Конвенции: украинский, польский, голландский, венгерский и т.д. Однако Суд будет принимать решение только на английском или французском языке, и переводить документы будут внутри секретариата. Это просто чтобы представить себе объем работы, который проходит внутри Суда.

До стадии коммуникации переписка может вестись в том числе и на русском языке. Однако после стадии коммуникации, вся переписка с заявителем и с его адвокатом будет вестись только на официальном языке.

Жалоба может быть подана гражданами, юридическими лицами, объединениями граждан, профсоюзами, религиозными организациями и т.д. Действительно в этом смысле слово “любое” лицо наиболее близко к своему значению. Не могут подать жалобы те организации, которые хотя бы в общем можно признать органами государственной власти, даже если они не входят в органы государственной власти в строгом смысле этого слова. Например, муниципальные образования. С точки зрения Конвенции, это орган публичной власти, и он не может подать такую жалобу. Речь идет только о частных лицах, но о “частных” лицах в самом широком смысле этого слова. Жалоба должна быть подана жертвой нарушения, она не может быть подана, как, например, в некоторых странах, в общественных интересах. Необходимо доказать, что именно вы являетесь жертвой нарушения или с достаточной степенью вероятности можете быть потенциальной жертвой нарушения, на которое жалуетесь. Подача и рассмотрение жалоб, естественно, бесплатны, они не облагаются никакими пошлинами, более того, нет требования быть представленным адвокатом – по крайней мере до определенного периода. Но с момента коммуникации заявителям, не имеющим достаточных средств, может быть представлена финансовая помощь для оплаты услуг адвоката. Я говорю о подаче жалобы и сейчас перейду к ее коммуникации.

Виталий Лейбин, ведущий.

В какой-то момент мы перейдем к конкретным прецедентам, правильно? У меня просто такая возможная просьба, что, может быть, все техническое, то что можно прочесть, вынести за скобки того, что является эксклюзивной информацией, информацией, которую стоит обсудить.

Ольга Чернышева.

Хорошо. Я буквально два слова скажу о процедуре, и потом мы перейдем к конкретным делам. После того, как по жалобе собрано достаточно информации, она регистрируется и передается на рассмотрение одного из тех составов Суда, о которых я сказала. Для того, чтобы решить вопрос о приемлемости (а рассмотрение дела включает в себя две стадии: вопрос о приемлемости и вопрос по существу), жалоба коммуницируется или сообщается в письменном виде правительству страны, на которую подана жалоба. Оно в письменном же виде представляет свои ответы. Затем ответ правительства направляется заявителю. Эта стадия занимает в среднем 6-8 месяцев. Далее может быть проведено слушание, хотя большая часть дел рассматриваются до конца в письменной форме, Суд принимает решение о приемлемости или неприемлемости жалобы, и в случае, если жалоба признана приемлемой, переходит к следующему этапу, - к рассмотрению по существу. Примерно девять десятых жалоб признаются неприемлемыми, одна десятая - приемлемой.

Мирное урегулирование может быть достигнуто на любой стадии после объявления дела приемлемым. Если Суд принял решение о нарушении в отношении государства, то выносится постановление, имеющее обязательную силу, о том, что имело место нарушение Конвенции. И дальше речь идет об исполнении решения, о том каким образом можно его исполнить. Мы, наверное, перейдем к следующей теме – это конкретные дела и прецеденты.

Григорий Диков.

Ольга упоминала Большую Палату, которая уже в некотором роде является апелляционным органом и которая вступает, как мы сказали, в действие достаточно редко. Большинство жалоб проходят три стадии: сперва коммуникация, т.е. сообщение правительству о том, что такая жалоба подана, за ней идет обмен замечаниями, могут пройти слушания, потом вторая стадия - принимается решение о приемлемости, и, наконец, принимается решение по существу. Решение по существу может быть передано на пересмотр в Большую палату. Иногда Большая палата пересматривает решение обычной палаты Суда и принимает новое решение.

На основании чего действует этот суд? Суды национальные пользуются соответственно судебными кодексами и т.д. Что здесь является этой основой?

Григорий Диков.

Очень хороший вопрос. Основой действия Суда является Европейская Конвенция по правам человека с многочисленными к ней протоколами, которых сейчас уже 14. Некоторые из них инкорпорированы в ее текст, некоторые являются отдельными протоколами, устанавливающими дополнительные права. Суд действует на основании Конвенции, плюс Суд выносит решение на основании своих собственных же прецедентов. Надо сказать, что Европейский суд – это суд, действующий в рамках прецедентного права. Вот, например, конституционный суд раскрывает положения конституции, толкует их, пытается применять юридическую теорию к достаточно скупым нормам конституции и выносит решения по конкретным делам. Так и Европейский суд толкует достаточно скупые лаконичные формулировки Европейской Конвенции, раскрывает ее содержание и в последующей своей практике руководствуется теми правовыми позициями, которые он выработал до этого. Бывает, что с течением времени эти правовые позиции меняются. Есть такое понимание Конвенции как “живого механизма”. Меняется наше общество, меняются наши взгляды, и есть очень много подходов, которые в 50-ые, 60-ые годы Судом применялись и которые были преодолены, расширены, изменены в более поздние десятилетия, что было связано с прогрессом европейских правовых систем. Т.е. основой является Конвенция плюс прецеденты.

Как быть тем странам, в которых прецедент не является источником права? Т.е. какова система ссылки на эти прецеденты? Или эта ссылка должна быть только в рамках Европейского суда?

Григорий Диков.

Все страны, которые подписали Конвенцию, автоматически признали силу решений Европейского суда как прецедентов. Т.е. не только Конвенция становится частью национального законодательства, но и решения Европейского суда тоже становятся частью национального законодательства, так же как постановления пленума Верховного суда или решения Конституционного суда. То, что практика не признает или признает за прецедентами силу источника права, не влияет на силу прецедента в Европейском суде. Это источник права, российского права - в том числе.

Дело не в практике, дело в том, что законодательно у нас невозможно сослаться на решение суда, какого бы то ни было, как на источник права.

Григорий Диков.

Это не совсем так, мне кажется. Международное законодательство в силу Конституции имеет приоритет, а в силу Конвенции решения Европейского суда являются обязательными и имеют силу прецедента.

Д. Шабельников: Наверное, имеются в виду решения в отношении других стран?

Григорий Диков.

Всех стран. Абсолютно верно. Очень хорошо, что Дима это заметил, потому что некоторые считают, что прецедентами являются только те решения, которые вынесены в отношении соответствующей страны. Нет, действуют абсолютно все решения, которые вынесены в отношении всех стран. С поправкой на то, что в некоторых решениях может идти речь об особенностях национального законодательства, тогда прецедент не применяется. Но, тем не менее, в той или иной степени по аналогии применяются все решения.

Ну, что, мы перейдем, наверное, к России и к российским делам. Ольга рассказала о классической системе: индивидуальная жалоба, прохождение нескольких ступеней: комитет, палата, решение о приемлемости, решение по существу. В этой схеме ничего не изменилось. Сейчас я постараюсь дать несколько более широкий исторический охват. Итак, рухнула Берлинская стена, расширилась “общая Европа”, - за счет стран, которые традиционно не принадлежали к европейской правовой семье или вышли из нее. В число этих стран попала и Россия.

5 мая 1998

года Конвенция вступила в силу в отношении нашей страны - это дата, когда ратификационные грамоты были вручены Генеральному Секретарю Совета Европы. Все нарушения, которые в России произошли после этой даты, попадают под юрисдикцию Европейского суда “ratione temporis”, это значит - подпадают под действия Конвенции по времени. Все, что происходило до этого, находится вне компетенции Европейского суда. Я буду об этом далее упоминать. Достаточно большое количество жалоб, поданных против России, было отклонено именно потому, что нарушения произошли до этой даты. Очень много людей жаловалось на сталинские репрессии, на какие-то события, произошедшие в 80-ые годы, в начале 90-ых – эти жалобы были отклонены, потому что они не подпадали под действие Конвенции во временном отношении. И таких жалоб в течение первых нескольких лет действия Конвенции в отношении России было подавляющее большинство. Оля, может быть, найдет сейчас более точные цифры.

Ольга Чернышева.

Россия, при том что это страна-новичок для Страсбургского суда, оказалась среди лидеров по количеству жалоб, поданных российскими гражданами против российского государства. Она делит первое место с Польшей. Также достаточно активными клиентами Европейского суда являются такие страны как Турция, Италия, Франция, Румыния, Украина. С 5 мая 98-го года, вы помните, это дата вступления в силу Конвенции, по настоящее время было подано более 18500 жалоб, из которых 9 тысяч уже признаны неприемлемыми. Большинство были признаны неприемлемыми комитетами из трех судей, незначительная часть была признана неприемлемыми в палате. Шесть тысяч дел были зарегистрированы и ожидают рассмотрения судом, помимо этого около трех тысяч временных досье ожидают решения о регистрации. Более 270-ти жалоб были официально сообщены российскому правительству, т.е. прошли стадию коммуникации. По 40 делам суд принял решение о приемлемости, по 13 – решение по существу.

Первое решение против России было принято, если я не ошибаюсь, 7 мая 2002 года. Это было дело Бурдова против России. Т.е. с 5 мая 98-го года прошло 4 года до того момента, когда было принято первое решение по существу против России.

Григорий Диков.

Теперь в двух словах о тех делах, по которым палатами Суда были вынесены судебные решения по существу. Дело Бурдова, о котором многие, может быть, слышали, связано с неисполнением судебного решения. Это большая проблема для современной российской судебной системы, поступает достаточно много жалоб такого рода, многие из них были коммуницированы (т.е. сообщены) правительству, многие жалобы были признаны приемлемыми вслед за жалобой Бурдова.

Напомню, в чем там было дело. Человек был инвалидом-чернобыльцем, имел право на пенсию, пенсию ему не доплачивали. Он обратился в суд, суд признал его иск к отделу социальной защиты населения обоснованным (или частично обоснованным), и присудил ему определенную сумму. Однако органы соцзащиты отказались исполнять это решение, сославшись на то, что у них денег нет, в бюджете на это средства не запланированы и, соответственно, исполнять они это решение не будут. Заявитель обратился в Европейский суд с жалобой на такую ситуацию.

Европейский суд, сославшись на ряд дел середины 90-ых годов сказал, что такая ситуация лишает смысла статью 6-ую Европейской Конвенции. Эта статья говорит о праве на доступ в суд. Но какой смысл иметь право на доступ в суд, если в результате судебного решения ты все равно не можешь получить ничего, даже если ты выиграл? Вот, Европейский Суд таким образом истолковал эту норму и сказал, что в данном случае в отношении заявителя была нарушена 6 Статья, потому что, хотя формально ему было обеспечено право на доступ в суд, реально судебные решения не были исполнены, и, соответственно, реального доступа в суд у него не было. В связи с этим я хотел бы обратить ваше внимание на один очень важный момент толкования Конвенции, который красной нитью проходит через всю практику Европейского суда. Европейский суд старается толковать Конвенцию таким образом, чтобы права, записанные в Конвенции, обеспечивались эффективно. Не просто формально должно существовать право на доступ в суд, но суд действительно должен быть доступен.

Мне кажется, сейчас имеет смысл сказать о субсидиарной роли Европейского суда. Европейский суд, вообще, подходит к делам достаточно своеобразно, не так, как инстанции внутри страны: он не пытается переоценивать факты и говорить, что вот здесь дали много, а этому присудили мало, это слишком, а того недостаточно. В каждой стране такие вопросы решаются по-своему, в принципе, именно национальные суды должны решать что мало, что много. Европейский суд оценивает сам подход национальных инстанций к делу, процедуру. Была ли у человека, предположим, возможность, обжаловать то или иное нарушение, как тщательно подошел национальный суд к оценке тех или иных вопросов, какие существовали при этом критерии, насколько они были разработаны, какова была степень участия заявителя и противной стороны при обсуждении того или иного вопроса. Европейский суд во всех своих решениях говорит: “мы – субсидиарная инстанция, мы не пытаемся пересматривать факты, мы не пытаемся оценивать размеры убытка, сроки заключения и т.д., мы пытаемся посмотреть, как национальные инстанции подошли к этому вопросу”. Т.е. Европейский суд смотрит скорее не на результат, к которому пришли национальные инстанции, а на ту процедуру, которую они использовали для того, чтобы прийти к этому результату. И большинство выводов Европейского суда как раз касается дефектов процедуры, а не дефектов, связанных с результатом.

В этом отношении надо сказать, что Европейский суд является такой как бы срединной зоной между континентальной и англосаксонской системой права. Очень заметно влияние англосаксонской системы права, в которой процесс, процедура даже важнее материальных норм права, и считается, что если при принятии решений существовала правильная процедура, само решение не может быть неправильным.

Какие еще проблемы возникали и были выявлены в результате деятельности Европейского суда? Я сразу могу сказать, что Европейский суд не выявляет всех проблем. Очень многие ситуации решаются на национальном уровне, соответственно, они до нас не доходят. Некоторые ситуации доходят, но сформулированы таким образом, что, к сожалению, не могут быть признаны приемлемыми, сообщены с опозданием и так далее. Т.е. я могу рассказать только о тех проблемных точках российской правовой системы, которые были вскрыты Европейским судом. Одна из этих проблемных точек – это система надзора. Мы помним, что у нас существует система надзора, которая была несколько видоизменена новыми кодексами.

Эта система, до новых кодексов, состояла в том, что, в принципе, в любое время решение нижестоящих судов могло быть пересмотрено по протесту либо прокуратуры, либо председателя вышестоящего суда, либо его заместителей. Было достаточно большое количество должностных лиц, которые могли принять такое решение. Принятие решения об обжаловании никак не было связано с волеизъявлением самого гражданина, в отношении которого вынесено судебное решение. Более того, в гражданском ли иске, в уголовном ли процессе - такие решения могли ухудшать его ситуацию.

В деле Рябых возникла именно такая ситуация. Женщина обратилась с иском к Сбербанку. Иск был связан с ее вкладом, который обесценился в результате инфляции, суд вынес решение в ее пользу. Мы не будем обсуждать, правильное ли было решение или неправильное. Но решение было. И уже после того, как оно вступило в законную силу и не было обжаловано в обычном кассационном порядке, по истечении некоторого времени был внесен протест, и это решение в пользу заявительницы было отменено. Европейский суд решил, что в данном случае имело место нарушение принципа правовой стабильности. Я вам говорил о ситуации с делом Бурдова: если человек получает судебное решение, которое не исполняется, у него нет доступа к суду. Здесь был применен примерно тот же подход. Если человек идет в суд, получает судебное решение, которое становится окончательным, а потом кто-то со стороны, без каких-либо ограничений во времени, без его участия может это решение пересмотреть и ухудшить положение заявителя, нарушается принцип правовой стабильности. Люди должны иметь доверие к судебным решениям, к судебной системе, решения должны быть стабильными.

Многие из вас знают, что этот принцип существует, предположим, в гражданском праве. Например, что такое давность приобретения? Это принцип правовой стабильности в гражданском праве. Если ты очень долго владел каким-то имуществом добросовестно, оно становится твоим. Примерно та же самая идея является основой для данного решения. Принцип правовой стабильности требует, чтобы когда судебное решение стало окончательным, против него не могло быть никаких экстраординарных мер, которые бы “выскочили” в любой момент и огорошили человека, имеющего на руках уже исполнительный лист.

Ситуация повторяющаяся, много жалоб этого рода. Более того, мне кажется, что в данном случае Европейский суд оказал некоторое позитивное влияние на российскую правовую систему: были внесены некоторые изменения в Уголовно-процессуальный и в Гражданско-процессуальный кодексы, которые приблизили российскую систему к тому, что, в принципе, должно существовать, с точки зрения подходов Европейского суда. Однако говорить, что эта система идеальная еще рано.

Признал ли Европейский суд надзор как институт в России не соответствующим Статье 6? В Болгарии, насколько я знаю, больше не существует института надзора, в основном под влиянием решений Европейского суда.

Григорий Диков.

Европейский суд выносит решения по конкретным делам. И институт надзора продолжал существовать во многих странах, несмотря на то, что в отношении Румынии, например, было принято аналогичное решение по надзору. Это было дело Брумареску, и это решение, собственно, и было пилотным делом, то есть образцом для дела Рябых. Ведь надзор может быть, кстати, вполне позитивным. Например, если человека осудили, а потом в порядке надзора выявили ошибки (в том числе нарушения Конвенции), которые были допущены, в уголовном процессе, и снизили ему меру наказания или, предположим, исключили какие-то пункты обвинения и отправили дело на новое рассмотрение, - в этом нет ничего плохого. Т.е. сказать, что решением по делу Рябых был отменен надзор как система, вряд ли можно. Но ситуаций, аналогичных ситуации Рябых, в результате действия системы надзора очень много. Т.е. де-факто, наверное, можно сказать, что был поставлен “большой жирный вопросительный знак” над тем, соответствует ли в принципе система надзора Конвенции.

Несколько слов по другим делам. Дело Калашникова. Все вы, наверное, слышали, знаменитая фамилия для русской истории… Это было второе дело против России, по-моему. Оно касалось очень тяжелой проблемы - условий и длительности содержания под стражей. Человек 4 года провел в СИЗО на Магадане, можете себе представить, что это такое: болел кожными болезнями, жил в страшной антисанитарии и в переполненной камере. У Калашникова были кожные заболевания, которые надлежащим образом не лечились, там постоянно курили, камера не проветривалась, спали они по очереди. Европейский Суд очень подробно перечислял вот эти бытовые неудобства, которые заставили в результате сделать неприятный для России вывод, что такие условия содержания не соответствуют требованиям статьи 3 Конвенции и являются бесчеловечным обращением.

Я думаю, людям, занимающимся правозащитной деятельностью, которых здесь достаточно много, эта ситуация хорошо известна. Дело Калашникова - пример некоторого позитивного воздействия Европейского суда на российскую практику. Может быть, не только это дело, но и оно в том числе, сдвинуло ситуацию в СИЗО с мертвой точки. Об этом мы поговорим попозже.

Дело сестер Смирновых. Оно интересно в двух смыслах. Во-первых, там оценивалась законность содержания под стражей двух этих сестер, которых обвиняли в мошенничестве, двух сестер-близнецов. Этих несчастных сестер 4 раза задерживали и 4 раза освобождали. И суд, рассмотрев обстоятельства дела, посчитал длительность их пребывания под стражей и ту мотивацию, которую давали российские суды в своих решениях, недостаточной. Вот еще один пример того, как подходит Суд к решению таких вопросов. По практике (которая была выработана, в частности, в турецких делах) Европейский Суд не оценивает сами факты – сбежит человек от следствия или не сбежит, будет продолжать совершать преступления или не будет, и обоснованно или необоснованно его содержание под стражей. Суд смотрит, как национальные суды оценивали этот вопрос. Европейский суд не пытался сказать: национальные суды решили, что он убежит, а мы считаем, что не убежит. Нет, у Европейского суда абсолютно другая функция, другой подход. Страсбург смотрел на формулировки, на обоснования, данные национальными судами.

Поясню - как мы знаем, обоснованиями заключения под стражу очень часто является: “в связи с тяжестью инкриминированных деяний”, “ в связи с тяжестью совершенных преступлений” и т.д. Из раза в раз, например, в деле Смирновых, эта формулировка повторялась. О чем это свидетельствовало? О том, что суд реально не попытался оценить существование реальных угроз побега или совершения новых преступлений, а просто штамповал эти решения. Таким образом, Европейский суд оценил не результат, он не стал говорить, что надо или нет было содержать под стражей заявительниц. Европейский суд нашел нарушения в том, что суд не проявил надлежащей тщательности при разборе этого вопроса, не попытался выявить реальные факты дела и дать развернутую мотивировку.

Дело Гусинского. Оно тоже известное, имевшее достаточно большой резонанс, было политизированным процессом. Суд пришел к выводу, что Статья 5 Конвенции нарушена в отношении Гусинского, потому что нарушено требование внутренней законности.

Европейский суд, когда статья содержит отсылку к внутреннему закону, рассматривает, правильно ли был применен внутренний закон национальными судами. При этом надо сказать, что т.к. Европейский суд – это институт субсидиарный, он оставляет национальным судам достаточно большую свободу усмотрения и не пытается спорить с интерпретацией внутреннего права, которую предлагают наши суды. Европейский суд говорит в таких случаях: национальные суды ближе находятся к ситуации, применяют национальное право каждый день, лучше его знают и лучше понимают, как с ним обращаться.

Если Европейский суд находит нарушение закона, это опять же чаще связано с проблемами самого закона, например, с его неясностью, с его недоступностью. Как было, например, в деле Гусинского. Он был задержан не как обвиняемый, а как подозреваемый. Статья 90 старого УПК говорила, что человек может быть задержан в статусе подозреваемого без предъявления обвинения в исключительных случаях. И Европейский суд задал российскому правительству вопрос: что же это за исключительные случаи, как понимать закон? Российское правительство в данном деле не смогло дать никакого вразумительного ответа. Европейский суд не утверждал, что ответ дать невозможно. Но, тем не менее, в данном деле ответа не было дано. И Европейский суд сказал, что формулировка закона очень расплывчатая, никакой судебной практики по этому поводу, раскрывающей содержание данной нормы, нет. Соответственно, заключение подозреваемого под стражу (не обвиняемого, а подозреваемого!), или оставление его на свободе является, по сути, дискрецией человека, который принимает это решение – следователя и судьи, который потом рассматривал это дело. Т.е. Европейский суд поставил в вину государству качество закона, его неясность. Иногда Европейский суд ставил в вину государству доступность закона. Например, в одном французском деле человека задержали на основании неопубликованной инструкции Министерства внутренних дел, и было признано нарушение статьи 5. Т.е. Европейский суд смотрит скорее не на то, правильно или неправильно интерпретирован национальный закон, а на качество этого закона, это тоже очень важный принципиальный подход к рассмотрению национальных дел.

Несколько дел против России было связано с 6-ой статьей, связанной с процедурными требованиями справедливого судебного разбирательства: как должна идти процедура, чтобы она была признана справедливой с точки зрения Европейской Конвенции. Например, дело Посохова. Все мы знаем, очень трудно в наших судах с народными заседателями - в народные заседатели не хотят идти, их очень трудно найти и удержать на месте. В этом деле, Посохов, была вскрыта практика, когда народные заседатели занимали эту должность значительно дольше того времени, которое им было отведено по закону, когда в суде не было списков народных заседателей, утвержденных Советом народных депутатов (а они там должны были быть). Т.е. в этом деле заседатели действовали не на основании закона. Тоже ситуация очень распространенная и сейчас на подходе несколько дел, которые следуют этой проблеме.

Одна из традиционных проблем – длительность рассмотрения дел. При этом Россия не является государством, в котором эта ситуация самая тяжелая. Например, для Италии длительность по гражданским делам в 10-15 лет является абсолютно нормальной. Для них, делами-клонами, как мы их называем, повторяющимися делами, являются дела о длительности. В российском деле Кормачевой длительность, если не ошибаюсь, составила 5 лет в гражданском деле. Спор был достаточно простой. Суд рассмотрел сложность дела, то, как вела себя заявительница, как вело себя правительство, и пришел к выводу о том, что в затягивании дела виновато государство - проблема была именно в том, что суды не смогли рассмотреть эту жалобу достаточно скоро, принять соответствующие процедурные решения. Кроме того, Европейский суд пришел к выводу о том, что в российском праве, во всяком случае, в том виде, в котором эту ситуацию представляло российское правительство, не существует эффективных средств защиты против нарушения разумных сроков судебного разбирательства. Женщина писала об ускорении процесса в квалификационную коллегию судей, председателю суда. Европейский суд рассмотрел эти инструменты и сказал, что ни один из них не является достаточно эффективным, чтобы реально у человека была возможность ускорить процесс. Т.е. здесь была нарушена не только 6 Статья, но и 13-ая – право на эффективное средство правовой защиты против нарушений прав по Конвенции.

Почему вы постоянно говорите о правительстве как об ответчике?

Григорий Диков.

В процессуальном смысле ответчиком является правительство, и даже конкретный чиновник, который представляет правительство Российской Федерации перед Судом. В широком смысле, материально-правовом, ответчик – это любые органы государственной власти, которые нарушили .

Скажите, а от правительства какие органы вступают в переписку с Европейским судом?

Григорий Диков.

Уполномоченный по правам человека при Европейском суде, которым сейчас является Павел Александрович Лаптев. У него есть свой аппарат, офис, он формально принадлежит к Администрации президента. Он как бы адвокат государства.

Ольга Чернышева.

Может быть, чтобы сэкономить время, я скажу за 5 минут о той реформе суда, которая сейчас готовится в рамках 14-го протокола, и потом мы, наверное, перейдем уже к конкретным вопросам, если вы не возражаете. Итак, я хотела бы рассказать о тех причинах, которые подвигли к этому 14-му протоколу. Количество индивидуальных жалоб, которые поступают в суд, возросло с начала 90-х годов многократно и продолжает расти примерно на 10-15% в год.

Я приведу буквально две цифры. С момента, как начал существовать Европейский суд, вернее сказать, механизм рассмотрения жалоб, с 1955-го года по 1990-ый год было подано порядка 50 тысяч индивидуальных жалоб; с того момента, как вступил в силу протокол №11, с 1 ноября 1998 года по сегодняшний день - более 175 тысяч жалоб. На сегодняшний день в суде в ожидании рассмотрения находится более 45 тысяч жалоб. Это жалобы готовые к рассмотрению судом, они ожидают своего рассмотрения. При это в год суд принимает примерно 17 тысяч постановлений о неприемлемости и от 700 до 900 решений по существу.

Таким образом, количество нерассмотренных дел постоянно растет, система не справляется с той нагрузкой, которая на нее сваливается, и в результате этого буквально с того момента, как в 98-ом году 11-ым протоколом был изменен механизм рассмотрения жалоб, встал вопрос о подготовке следующего протокола, следующего изменения.

Как говорят, Суд стал жертвой собственного успеха. Слишком много людей хотели бы подать свою жалобу в Суд, и слишком много людей это делают. В результате длительной дискуссии и был в мае 2004-го года принят и открыт к подписанию 14-ый протокол. Он подписан уже почти 20-ю странами из 45-ти, Российская Федерация его пока не подписала. Кроме того, он пока что никем не ратифицирован, а должен быть ратифицирован всеми странами-участницами. Этот процесс займет несколько лет.

Несколько слов о том, что изменится с введением в силу 14-го протокола. Первое – это упрощение процедуры фильтрации очевидно неприемлемых дел, будет введен институт определения очевидно неприемлемых дел судьей единолично (это ни в коем случае не может быть судья от той страны, против которой подано это дело). Как и сейчас, это решение о неприемлемости будет окончательным.

Появится новый принцип неприемлемости, который сформулирован следующим образом: если заявителю не было причинено существенного вреда. Критерии применения этого принципа остаются на усмотрение Суда, и в течение некоторого времени после введения 14-го протокола в силу этот критерий может быть применен только Палатой или Большой палатой, т.е. в публичных постановлениях, которые будут публиковаться и которые будут являться практикой Суда, понятной и известной людям.

Помимо этого будет упрощена работа комитетов, которые в составе из трех судей смогут принимать решения по так называемым делам-клонам, т.е. по типичным делам, где практика Суда достаточно очевидна.

Будет также практически объединен вопрос о приемлемости и существе дела. В большинстве дел Суд сможет одновременно выносить решение о приемлемости и по существу, не разделяя его на два отдельных шага.

Еще одно достаточно важное нововведение: на сегодняшний день судьи могут быть переназначены один раз на второй срок, этот принцип будет изменен – судьи будут назначаться один раз без возможности повторного представления на должность, но этот срок будет достаточно длительным – 9 лет. С тем, чтобы никакой возможности давления на судей за счет того, будут ли их кандидатуры повторно вноситься правительствам или нет, не было. Такой порядок направлен на то, чтобы обеспечить бОльшую независимость и беспристрастность судей.

Будет изменен и порядок назначения временных судей, судей “ad hoc”. Также, по просьбе Суда Комитет министров сможет уменьшать количество судей в Палате, т.е. Суд сможет, скажем, попросить, чтобы палата состояла не из 7-ми судей, а из 5-ти с тем, чтобы более быстро и производительно рассматривать дела.

Это то, что касается реформы Суда. И, наверное, мы можем перейти к вашим вопросам.

Виталий Лейбин.

Если не возражаете, я попытаюсь задать первый вопрос. Что это за инструмент, что с помощью такого инструмента как Европейский суд по правам человека можно достичь? И кто этого может достичь? Например, могут ли государства при проведении судебной реформы этот инструмент использовать или учитывать его? Могут ли общественные организации как-то построить свою деятельность с помощью этого инструмента, чтобы попытаться изменить что-то в российской судебной системе? И с этим связан вопрос, не отследили ли вы действия российского правительства (в широком смысле этого слова) по тем решениям, которые были уже приняты?

Григорий Диков.

Прежде всего, это инструмент исправления индивидуальных нарушений прав человека, т.е. инструмент в руках частного лица, которое столкнулось с государством и не удовлетворено его действиями. Суд выносит решение по конкретному делу и предписывает государству принять меры индивидуального характера - чаще всего это бывает выплата денежных компенсаций, т.е. государство наказывается “рублем”. Иногда это бывают меры фактические, например, как в деле Ассанидзе против Грузии, где Европейский суд приказал освободить заявителя из мест лишения свободы. Хотя это бывает очень и очень редко.

Кроме того, существуют меры общего характера, которые связаны с изменением законодательства, с изменением целой системы, с изменением судебной практики и подходов. В таких случаях Европейский суд с разной степенью определенности указывает на проблему, и дело передается Комитету министров (это исполнительный орган, который следит за тем, как государство выполняет решение Европейского суда в рамках и индивидуальных, и общих мер, и выносит соответствующее решение).

Я уже упоминал о деле Калашникова. Недавно была опубликована резолюция Комитета министров, связанная с условиями содержания в пенитенциарных учреждениях в Российской Федерации. Там был констатирован очень серьезный прогресс, достигнутый, в том числе, и с введением нового УПК, с уменьшением загруженности тюрем, с увеличением финансирования. Но, вместе с тем, там также констатировалось, что проблемы еще остаются и есть куда стремиться.

Иногда решения Суда исполняются с очень большим скрипом. Например, решения, которые были вынесены в отношении Турции и касавшиеся оккупированной территории Северного Кипра. Турция очень долго, по сути дела, их саботировала, но в последнее время здесь тоже наметился большой прогресс, и недавно Комитет министров, наконец, с удовлетворением констатировал, что решение по делу, которое стало “притчей во языцех”, - по делу Луизиду, наконец, исполняется.

Таким образом, нельзя сказать, чтобы решение Суда проходило бесследно для государств. Государства выплачивают деньги (а выплачивая одну сумму, они знают, что в аналогичных делах теперь будут платить такие же деньги), государства вносят изменения в законодательство, стараются изменить судебную практику и т.д.

Что касается учета самим государством этой практики – это его воля, но государство знает, что будет нести ответственность (в том числе и “рублем”), если оно не изменит эту практику. Соответственно, учитываются подходы Европейского суда, его прецеденты. Никакой жесткости при проведении правовых реформ нет, но это для всякого государства разумно делать, и практически все государства это делают, в той или иной степени.

Можете ли вы оценить качество коммуникации с Российским правительством в тех вопросах, которые приходят из Страсбурга по делам? Это первый вопрос. И второй вопрос: почему российская судебная система, пытается замять дело, не давая хода или не принимая законного взвешенного решения, зная что, так или иначе, дело попадет в Страсбург и будет рассматриваться международным судом, станет известно всем? Почему же оно все-таки буксует на уровне национальной правоприменительной практики, все равно выливаясь в международные дела, когда его так или иначе международные инстанции принуждают исполнять законы и принимать нормальные решения?

Ольга Чернышева.

Я начну с вашего второго вопроса. В том, что дела попадут в Страсбургский суд, для государства нет ничего плохого. Это очень хорошая возможность, и государства добровольно дают такую возможность международному суду – оценить свою практику, в том числе правоприменительную, с общеевропейским стандартом, в этом и состоит задача этого института. Она состоит не только в том, чтобы исправить конкретные нарушения, но и в том, чтобы создать некие общеевропейские стандарты, а как их создать, если не получать из каждого из государств такие жалобы. Так что в этом ничего плохого, позорного или обидного для государства нет, наоборот, это очень прогрессивный демократический шаг. И эти дела не иссякают. В том числе, из тех стран, которые были основателями Конвенции: Франция, Великобритания, Италия – по сегодняшний день входят в лидеры по числу подаваемых против них жалоб. Это абсолютно нормально. Чем шире грамотность, тем больше ваша юридическая подкованность, тем больше дел приходит в Страсбургский суд. Почему нет? Люди, по крайней мере, могут попробовать, попытать счастье. Так что в этом нет никакого отрицательного.

Известно, что жалобы по делам акционеров и сотрудников ЮКОСа поданы в Европейский суд. Эти дела аналогичны перечисленным в части отсутствия доступа к правосудию…

Ольга Чернышева.

Понимаете, насколько оно аналогично, мне трудно судить, поскольку эти дела не рассмотрены. Я не стала бы говорить об этом с такой уверенностью, не имея на руках решения Суда. В любом случае, в том что дела поднимают одни и те же проблемы, какие-то системные проблемы, “априори” ничего страшного нет. Если существует системная проблема, ну что же, значит, она будет многократно подниматься. Я приведу вам пример Италии. В 2001-ом году суд принял 900 решений по существу, где речь шла уже не о приемлемости, а о нарушении или не-нарушении Конвенции. Так вот, из этих 900 дел 600 относились к вопросу длительности судебного разбирательства в Италии. Это системная проблема итальянского правосудия, оно не справляется с рассмотрением дел в сроки, которые Европейский суд считает приемлемыми.

То же самое касается, например, дела Бурдова относительно неисполнения государством судебных решений. Больше половины дел, которые были коммуницированы российскому правительству, касаются неисполнения государством судебных решений. И это проблема повторяющихся дел, “дел-клонов”. Я не уверена, что то дело, о котором вы сказали, относится к категории дел-“клонов”, но тем не менее, если оно поднимает те же самые проблемы, то это проблемы, которые существуют.

Если системная проблема есть, она будет снова и снова возникать в запросах в Суд, до тех пор, пока государством не будут приняты шаги для того, чтобы ее исправить - это вполне естественно. Что касается оценки качества сообщений правительства, то это исключительно прерогатива Суда, и никто другой оценивать его не будет. Суд задает конкретные вопросы и получает на них конкретные ответы. Если Суд не удовлетворен ответами, которые он получает, или считает, что они не раскрыли сути тех вопросов, которые были подняты, то об этом так или иначе будет сказано в постановлении. Но никто другой не сможет этого сделать.

Баулин Алексей

. Скажите, каким образом исполняются решения Суда? Т.е. только ли речь идет о денежной компенсации, только ли речь идет о нормативном каком-то исправлении, или речь идет об обязывании государства совершить в отношении определенного лица какие-то совершенно конкретные действия?

Ольга Чернышева.

Если вы посмотрите какое бы то ни было решение Суда по существу, то оно, как правило, включает только главный вывод: имело место нарушение Конвенции, той или иной ее статьи. Если оно имело место, то следующий вывод, который может сделать Суд – что должна быть выплачена денежная компенсация. Или в некоторых случаях Суд говорит: уже само признание нарушения является достаточной компенсацией, и никакой дополнительной денежной компенсации выплачено не будет. Так произошло в деле Гусинского. Там единственная сумма, о которой шла речь, - это возмещение судебных расходов. Никакой компенсации за нарушение заявителю Суд не присудил.

Дальше дело переходит в руки Комитета министров. Комитет министров – это политический орган Совета Европы, который состоит из представителей правительств – министров иностранных дел. Эти министры регулярно собираются в Страсбурге на совещание и принимают резолюции относительно исполнения решений суда. Там речь идет о двух возможных путях. Первый – это принятие мер индивидуального характера, прежде всего, это выплаты денег. Были выплачены господину Х три тысячи евро, которые суд присудил ему в возмещение ущерба, или нет? Как правило, государства эти деньги выплачивают. Вопреки распространенному мнению, Суд не присуждает огромных сумм. Если вы посмотрите те суммы, которые Суд присуждает, то они в зависимости от тех нарушений, о которых идет речь, в зависимости от длительности нарушений, в зависимости от того ущерба, который был причинен заявителю, как правило, не превышают десятков тысяч евро, в редких случаях – нескольких сотен тысяч евро. За исключением тех случаев, когда речь идет о возмещении причиненного материального ущерба. Там действительно было несколько случаев, когда суд присуждал значительные суммы, которые исчислялись, скажем, миллионом евро или приближались к этой цифре.

Второй путь – принятие мер общего характера. Меры общего характера – это меры, направленные на исправление той ситуации, которая породила это нарушение. Это, как правило, то, что является предметом договоров, переговоров, обязательств государств, которые не принимаются одномоментно, а растягиваются на долгие годы, и о которых представители государств отчитываются на заседании Комитета министров.

Я опять же приведу пример Турции, где в результате нескольких десятков решений Суда в отношении того, что в Турции нарушалась Статья 3 (запрет на пытки и жестокое бесчеловечное обращение в отношении людей, которые заключаются под стражу), был принят целый комплекс мер по реформе стадии досудебного задержания. Был введен институт мониторинга неправительственными организациями, доступа в полицейские участки, было изменено процедурное требование к тому, каким образом оформляется задержание, было введено обязательное медицинское освидетельствование, было проведено широкомасштабное обучение сотрудников правоохранительных органов с информированием их о том, что такое права задержанных и т.д. Естественно, все это заняло несколько лет.

В отношении дела Калашникова, которое упоминал Григорий, была принята резолюция (не окончательная, а процедурная), в которой было сказано, что прогресс Российской Федерацией достигнут, но и были определены меры, которые Российская Федерация по-прежнему должна предпринять. Это меры общего характера, направленные на решение системных проблем, порождающих большое количество жалоб. То же самое относится, например, к исполнению судебных решений.

Татьяна Локшина, Московская Хельсинская Группа.

Оля, вы изначально сказали, что не хотели бы комментировать какие бы то ни было дела, по которым не было принято решение, и все-таки, может быть, на уровне теоретической выкладки… Вот, в середине октября пройдут первые чеченские дела, 6 дел, которые объединены в 3. Чеченских жалоб очень много похожих: право на жизнь, пытки, жестокое обращение, собственность и отсутствие эффективных средств национальной защиты. Естественно, учитывая то, сколько времени длится конфликт, и как нигде ничего никак не работает, очень многие в той же самой Чеченской Республике огромные надежды возлагают на Европейский суд: вот сейчас, наконец, дела будут рассмотрены, и когда хотя бы одно из них будет решено в пользу заявителя, тут-то, наверное, если хотите, закончится война.. Тут-то, наверное, Российская Федерация поймет, что нельзя же безнаказанно такого рода вещи делать... Мое личное мнение, я сразу скажу, довольно пессимистичное. Просто хотелось бы услышать, что вы думаете по поводу этих дел и по поводу того, насколько они могут оказать системное влияние на ситуацию. Не какие-то компенсации заявителям, а что-то большее. И здесь же по аналогии понятно, что чеченские дела достаточно сильно похожи на целый ряд дел против Турции, и Григорий уже упомянул о том, что в отношении турецких дел решения суда саботировались годами. Как по вашему, что же заставило турецкое правительство все-таки начать исполнять эти решения? Это фактор Евросоюза? Отсюда появилась большая политическая воля? Я к вам обращаю этот вопрос, а не к Грише, потому что чеченскими делами, если я не ошибаюсь, занимаетесь вы.

Ольга Чернышева.

Вы знаете, я, может быть, немножечко больше знаю о чеченских делах, но комментировать мне их необыкновенно сложно, учитывая, что решений Суда пока что нет. И сказать что либо, а тем более о том, каким образом решения, которых еще нет, окажут влияние... Это вопрос, на который, мне кажется, невозможно ответить.

Что касается турецких дел, Вы знаете, те дела, о которых шла речь, немножечко другие, они были приняты в другом контексте. Речь шла о том, что Турецкая Республика в течение длительного времени не хотела признавать свою юрисдикцию за то, что происходило на территории Северного Кипра. Но даже этот отказ в деле Луизиду и в других аналогичных делах не носил категорической формы, он никогда не носил категорической формы. Он всегда был предметом переговоров и обсуждений, и того, что может быть сделано.

Затем были приняты другие дела, было принято решение “Кипр против Турции” (это одно из двух межгосударственных дел, которые Судом были доведены до решений по существу). Были другие индивидуальные жалобы, сходные по фабуле с делом Луизиду против Турции. Решение по делу Луизиду, если я не ошибаюсь, было принято в 1996-ом году, а закрыто исполнительное производство по этому делу было Комитетом министров, опять же если я не ошибаюсь, только в прошлом году, т.е. в 2003-м, - спустя более чем 6 лет после вынесения решения. В течение всего этого времени Комитет министров вел очень сложные, напряженные переговоры, большей частью конфиденциальные. Тем не менее, принимались резолюции, которые призывали Турцию что-то делать, и по определенным позициям Турция уступала. Наконец, было достигнуто соглашение о том, что Турция со своей стороны сделала то, что от нее требовал Комитет министров, чтобы считать, что решение по этому делу было исполнено. Каким образом пойдет решение по делам, где оно еще не принято, конечно, я не могу даже и предположить.

Алексей Титков.

Вы говорили по поводу системных проблем для тех или иных национальных правовых систем. Можно ли сказать, что системные проблемы российского правосудия достаточно похожи на системные проблемы других бывших советских республик или, скажем, бывших социалистических стран, и в этом смысле есть ли какие-то общие черты системных проблем для всех новых членов Конвенции по правам человека по сравнению со старыми? Или здесь все-таки корректней будет говорить о проблемах, присущих именно национальным системам, а не таким более общим группам? Можно ли назвать страны, для которых системные проблемы типологически похожи на российские? В частности, уже назывались Румыния, Болгария, Турция. Что-нибудь еще?

Григорий Диков.

Вы ставите вопрос абсолютно правильно. Действительно, все пост-социалистические страны выросли из советской правовой системы, все они вошли с этой системой, слегка модифицированной, в Совет Европы. Все они находятся до сих пор в стадии серьезных правовых реформ, на разных этапах этого процесса. И естественно, общими являются такие проблемы, например, как надзор, или то же самое неисполнение судебных решений, некоторые вопросы длительности, вопросы уголовного расследования… Перечислять можно достаточно много. Некоторые из этих проблем достаточно специфичны для каждой конкретной страны, некоторые связаны с общим советским наследием, например, вопрос исчерпания национальных средств защиты. Тот же самый надзор рассматривается в практике Суда с двух сторон: как с точки зрения соответствия статье 6 (право на справедливый суд) и как некоторая стадия, которую надо (или не надо) исчерпывать перед тем, как обращаться в Европейский суд. В данном случае российская практика пошла по пути практики украинской. Т.е. да, проблемы системные существует. И вы в российских делах найдете много ссылок на польские, на литовские, на украинские, на румынские, на болгарские дела и т.д.

Сергей Корнихин.

У меня два вопроса. Во-первых, существует такая проблема: государство, условно говоря, может пропустить до стадии коммуникации попытку обращения какого-то гражданина в Европейский суд, но по факту такого обращения попытаться надавить на обратившегося. Это некоторая утопия все же, что самим государствам такие обращения выгоды. По некоторым вопросам государствам, очевидно, не выгодно обращение своих граждан в Европейский суд. Поэтому каким образом решается проблема давления на конкретных заявителей? Есть же большое количество фактов давления. И второй вопрос: 14-ый протокол ввел единоличное рассмотрение очевидно неприемлемых дел. Не является ли, по вашему мнению, это нарушением прав людей, которые потенциально могут обращаться в суд, с той точки зрения, что это все же некий отход от принципа коллегиальности?

Ольга Чернышева.

Что касается давления на заявителей, то да, к сожалению, как вы правильно сказали, бывают случаи, когда государства такое давление на заявителей пытаются оказать. И надо сказать, что Суд здесь старается реагировать достаточно жестко. 34-ая статья Конвенции гласит: государства обязуются никоим образом не препятствовать в праве подачи индивидуальной жалобы.

Надо сказать, что у Суда есть достаточно богатая практика на сегодняшний день того, каким образом толковать 34 статью и что считать недопустимым давлением. В некоторых случаях это могут быть прямые угрозы в адрес заявителя – это достаточно простая ситуация.

В тех случаях, если заявитель уязвим, он находится так или иначе под контролем государства, он, например, находится в местах лишения свободы, дело необязательно должно доходить до прямых угроз, это могут быть какие-то косвенные угрозы, может быть воспрепятствование в обмене корреспонденцией с Европейским судом. И здесь, например, требование, сформулированное Европейским судом в одном из дел, состоит в том, что эти письма не должны подвергаться досмотру, они должны быть конфиденциальными, точно так же, как и жалобы, которые направляются, в нашей системе не должны досматриваться, например, администрацией учреждения, где содержится человек.

Но в тех случаях, когда такое давление оказывается, и заявитель о нем сообщает Суду, если Суд придет к выводу, что положения 34 статьи о недопустимости оказания давления на заявителя были все-таки государством нарушены, то он может присудить отдельную денежную компенсацию за нарушение положений 34 статьи.

Государство должно само помнить, что оно взяло на себя обязательства как обеспечивать людям доступ, так и не препятствовать им в подаче этой жалобы. И никто другой, кроме государства, никакая силовая структура им этого не обеспечит.

Касательно вашего второго вопроса по 14-му протоколу, то я здесь буду очень краткой. Я могла бы передать микрофон участнику рабочей группы, который среди нас находится… Единственное, что я вам могу сказать, практически невозможная задача, с одной стороны, полностью сохранить право индивидуальной жалобы, а, с другой стороны, сохранить эффективность механизма. Вы понимаете, тот механизм, который существует сейчас, не справляется. Кому нужен механизм, в которым по жалоба рассматривается 4-5 лет?

На сегодняшний день лежит почти 50 тысяч жалоб, не рассмотренных, но готовых к рассмотрению. Так или иначе необходимо принимать какие-то поправки. Среди тех поправок, которые рабочая группа отклонила, была, например, возможность того, что вообще не Суд, не судьи будут принимать решения по заведомо неприемлемым делам, а некий отдельный орган – либо члены Секретариата, либо какой-то отдельно созданный орган, но не европейские судьи.

В итоге эксперты пошли на такой компромисс: оставили все-таки судебное, но единоличное рассмотрение, введя при этом ряд гарантий, в частности ту, что судья не может представлять ту страну, против которой направлена жалоба. Другой гарантией является то, что при рассмотрении будет создан отдельный институт так называемых “докладчиков”, - это будут специально назначаемые высокопоставленные сотрудники, которые будут знакомы с правовой системой страны, против которой направлена жалоба. Т.е. какой-то компромисс нужно находить.

Да, хочется сохранить индивидуальную жалобу, очень хочется, и на это, собственно, и была направлена реформа, но при этом она должна быть эффективной, а эффективной она может быть в том числе, и за счет упрощения процедуры отклонения очевидно неприемлемых жалоб, которая на сегодняшний день составляет более 90% работы Суда.

Григорий Диков.

Небольшое дополнение. Надо сказать, все-таки право индивидуальной жалобы удалось отстоять. Например, Верховный суд США, который является очень уважаемой и очень серьезной инстанцией, выбирает те дела, которые он будет рассматривать, и это судьи там решают, какие дела им интересны, а какие – нет, какие представляют проблему, а какие – нет. Эта идея тоже звучала, но она тоже была отклонена. Естественно, 10 судей лучше, чем 8, 8 лучше, чем 5, 5 лучше, чем 3, 3 лучше, чем 1, но баланс надо было найти, надо было, чтобы суд все-таки продолжал работать. Был найден такой компромисс.

Вы не могли бы прокомментировать последнее решение суда в отношении Российской Федерации по делу “Никитин против России”. Насколько я помню, это было первое дело, где не было признано ни одного нарушения со стороны Российской Федерации. Не было признано, что было нарушено право не быть судимым дважды за одно и то же преступление, что я могу понять. А вот почему не было признано нарушение 6-ой статьи, т.е. права на справедливый суд, хотя опять же был надзор, опять было ухудшение положения и т.д.?

Григорий Диков.

Разве было в Никитине ухудшение положения? Это дело очень свежее, по-моему, середины июля, и мне достаточно сложно будет сейчас вам дать глубокий какой-то правовой анализ; скажу только оно основано на тонком, доктринальном различии между 6 Статьей и статьей, которая говорит о праве не быть судимым дважды. Может быть, Оля может помочь в этом плане.

Ольга Чернышева.

Мне трудно комментировать решения уда, они достаточно пространны и самоочевидны, но в этом деле суд посчитал, что не было нарушения статьи 4-ой 7-го протокола, постольку поскольку не шла речь о том, что заявитель был судим дважды. Статья 4-ая 7-го Протокола предусматривает возможность пересмотра уголовного дела там, где речь идет о грубой судебной ошибке. Вот, в данном случае Суд посчитал, что это было так. А причины выводов Суда изложены в решении.

Григорий Диков.

Что касается 6 статьи Конвенции, положение его пытались ухудшить, но не ухудшили в результате надзора. И было решено, что в данном случае 6 статься не нарушена, потому что попытка пересмотра дела не есть пересмотр дела. Что касается 4 статьи 7-го Протокола, насколько я понимаю это решение, Суд заключил, что это как раз тот самый допустимый случай пересмотра, потому что была, наверное, искренняя попытка исправить какую-то ошибку нижестоящего суда. Во всяком случае, правительство разумно обосновало именно такой подход.

Лев Сигал.

По поводу решения Европейского суда по правам человека относительно дела “Илашку и другие против Республики Молдова и Российской Федерации”. Суд, естественно, не изучал относительно членов группы “Бужор” ни существо предъявленного им обвинения, ни имевшиеся при рассмотрении данного дела доказательства, что в общем-то самоочевидно. Суд, тем не менее, фактически реабилитировал всех членов этой группы, постольку поскольку, согласно решения суда, оставшиеся два члена этой группы подлежат немедленному освобождению, и все они четверо имеют право на достаточно значительную денежную компенсацию. Руководствуясь, видимо, по умолчанию англосаксонским принципом “justice for truth”, т.е. иными словами, исходя из одного единственного основания. Из того, что, ввиду отсутствия международного признания у Приднестровской Молдавской Республики, Верховный суд Приднестровской Молдавской Республики, не является надлежащим органом. И это единственное основание без рассмотрения существа обвинения, для того чтобы фактически реабилитировать всех этих лиц. Я правильно понимаю существо решения?

Ольга Чернышева.

Нет, не совсем. Речь не идет об их реабилитации.

Лев Сигал.

Я прошу прощения, но что такое по-вашему реабилитация? Если в данном случае речь идет о том, что эти лица должны быть немедленно освобождены из-под стражи, если речь идет о том, что им будет выплачена денежная компенсация. Более того, если я не ошибаюсь, не может быть более уже возбуждено уголовное дело и проведено расследование существа вменявшихся им преступных деяний. Ведь, не может, не так ли?

Хорошо, значит, мы по-разному понимаем реабилитацию. Я считаю, что это реабилитация “де-факто”. Дальше. Постольку поскольку единственным основанием для реабилитации “де-факто” без изучения существа дела явился факт отсутствия международного признания Приднестровской Молдавской Республики и поскольку, как вы заметили на вашей лекции, по англосаксонскому принципу прецедентов, ему следует Европейский суд, следует ли из этого следующее логическое умозаключение: что за все 12 лет существования Приднестровской Молдавской Республики все лица, которые были осуждены судами Приднестровской Молдавской Республики, должны быть немедленно освобождены, вне зависимости от того, за какие преступления они осуждены, и им должна быть выплачена денежная компенсация за все те страдания, которые они претерпели в застенках незаконного Приднестровского Молдавского режима? Это правильно, это логично?

Ольга Чернышева.

Я бы предпочла услышать все ваши вопросы относительно этого дела, а потом на все ответить.

Лев Сигал.

Хорошо, тогда вам стоит их взять на карандаш. Следующий момент. Постольку поскольку Европейский суд по правам человека следует принципу прецедентов, то следовательно, это касается всех непризнанных государств. Не только Приднестровской Молдавской Республики, но и других международно непризнанных государств. Тут уже речь шла о Северном Кипре, в частности. Возникает, конечно, вопрос, предъявлялись ли тут требования только к Турецкой Республике или также к Республике Кипр по поводу ситуации - по аналогии с Республикой Молдова. По поводу ситуации в Северном Кипре я задам отдельный вопрос. А также, надо понимать, видимо, что если шариатский суд при Дудаеве или Масхадове выносил какие бы то ни было решения в отношении кого бы то ни было, это лицо имеет полное право на компенсацию, причем на компенсацию от Российской Федерации, поскольку она это допустила и т.д.

Т.е. следующий мой вопрос такой: логично ли этот принцип перенести не только на все суды Приднестровской Молдавской Республики, но и вообще на все судебные решения, которые принимались во всех непризнанных государствах?

Следующий мой вопрос: это логично, конечно, что Европейский суд по правам человека вовсе игнорирует органы власти “де-факто” существующей международно непризнанной Приднестровской Молдавской Республики, поскольку она как бы ничтожна с точки зрения международного права, ее не существует, хотя , разумеется, все действия осуществлялись именно этими лицами, этими органами власти, легитимной или нелегитимной. Но иск предъявлялся к Республике Молдова и к Российской Федерации – иными словами, надо видимо так понимать, что на территории всех непризнанных государств все преступники или предполагаемые преступники могут, коль скоро их привлекли к ответственности органы власти непризнанного государства, оправдываться “де-факто” и требовать компенсации со стороны всех соседей?

Следующий момент. Я заканчиваю. По поводу Республики Молдова. Это самый интересный момент, это даже интересней, чем с Российской Федерацией. В чем вина Республики Молдова перед Илашку и его соратниками? Я так понимаю, хотя разумеется политкорректные формулировки решений Европейского суда избегают, боже упаси, таких оценок, но я так понимаю, что единственная вина Республики Молдова состоит в том, что они проиграли ту войну и что они не предприняли дальнейших военных действий, не разбомбили к чертовой матери Тирасполь и не освободили, соответственно, этих четверых. Т.е. не уничтожили огромное множество солдат и полицейских самой Молдовы, не уничтожили огромное количество Приднестровского населения.

И относительно Российской Федерации. Я прекрасно знаю политическую ситуацию в этом регионе, и я знаю, что, вопреки представлению людей, которые очень далеко находятся от этого региона, существуют очень натянутые отношения между режимом Смирнова и российскими властями, и всегда они были очень натянутыми. Смирнов всегда лавировал между Россией, Украиной и кем угодно. Кстати, меня поэтому удивляет, почему к Украине не предъявлено такого рода требования. Я уже не говорю о том, что есть принцип разделения властей, фундаментальный европейский либеральный принцип, который кстати абсолютно игнорируется в данном случае, что уж никак не могут власти Российской Федерации, тем более комендант Тирасполя, пересматривать судебные решения. Но в решении Европейского суда, я помню его прекрасно, было указано только два основания: факт нахождения российской армии на территории ПМР и факт моральной поддержки режима Смирнова со стороны Российской Федерации. Надо, видимо, по аналогии понимать, что за действия режима Кастро отвечают Соединенные Штаты Америки в силу наличия базы на территории Гуантаномо. Ну, хорошо, допустим, кубинский пример не совсем корректен, но в Федеративной Республике Германия находятся американские войска в рамках НАТО, и, стало быть, по этой логике Соединенные Штаты Америки должны нести ответственность за все, что происходит на территории Федеративной Республики Германия. Спасибо, у меня все.

Ольга Чернышева.

Как вы сами знаете, это решение достаточно спорное и сложное.

Сигал.

100% политическое, ни грамма права этом решении нет.

Ольга Чернышева.

И вы найдете достаточно много аргументов для того, чтобы опровергнуть решение, которое было принято большинством судей, в тех многочисленных особых мнениях и отдельных мнениях, которые были высказаны самими судьями Большой палаты. Но прежде всего, я хотела бы вам сказать по процедуре рассмотрения этого дела, просто для того, чтобы внести некоторую ясность. Это дело поступило в Суд в 1999 году, решение было вынесено сейчас, в 2004 году. Суд посвятил достаточно много времени изучению этого дела, были проведены слушания еще до решения вопроса о приемлемости. В 2002 году прошла поездка делегации Суда в составе судей и сотрудников секретариата в Молдавию и в Приднестровье. Это была, если я не ошибаюсь, если не самая, то одна из самых длительных поездок для установления фактов, которую когда-либо предпринимал Суд. В течение 10 дней было выслушано более 50 свидетелей, предложенных всеми тремя сторонами.

Собственно, в деле этом и было 3 стороны: были заявители с их адвокатами, было 2 ответчика – Молдова и Россия. В качестве третьей стороны выступала не Украина, а Румыния, поскольку двое из заявителей являются гражданами Румынии. К Украине заявителями никогда никаких требований не предъявлялось, а требования, жалобы могут заявлять только заявители, никто не может привлечь государство отдельно. Также они не являются ее гражданами. Поэтому вопрос об Украине сам собой снимается.

Я могу вам сказать, что в течение всего этого времени внутри Суда и внутри палаты была проведена достаточно большая работа с участием большого количества экспертов, с обработкой огромного количества информации, которая в итоге привела к тому решению, которое было вынесено.

Комментировать его политические последствия, а тем более то, каким образом оно будет распространено на другие аналогичные ситуации, как вы понимаете, не могу ни я, ни кто бы то ни было другой, но я в особенности, являясь сотрудником Суда.

Теперь, что касается вашего вопроса о реабилитации. С моей точки зрения, реабилитировать можно человека, переустановив тот факт, который был установлен. Но установлен он должен быть законным органом. С точки зрения Суда, и это одна из основных позиций, тот орган, который признал заявителей виновными, не является законным органом. Если мы сейчас с вами соберемся коллективно и кого-то осудим, то нельзя говорить о реабилитации этого человека, потому что у нас с вами нет права его каким-то образом поразить в правах. Вот какая основная мысль проводится Судом.

Там, где незаконным органом вынесено какое бы то ни было решение, нельзя вести речи о реабилитации. Можно вести только речь об исправлении последствий такого решения, о чем и говорит Суд. А также о том, что кто-то должен нести за это ответственность. Суд распределил эту ответственность таким образом. Молдова, начиная с мая 2001-го года, по мнению большинства судей, прекратила усилия по освобождению остальных заявителей (после того как был освобожден господин Илашку). А участие Российской Федерация именно в судьбе заявителей было очень сложным и неоднозначным и состояло не только в том, что была оказана общая поддержка режиму, но также и в том, что заявители, по крайней мере часть из них, были арестованы и содержались в течение какого-то времени под юрисдикцией на тот момент Российской Федерации, т.е. 14-ой армии, и затем из рук российских властей была передана незаконному органу, который на тот момент был незаконным и в глазах Российской Федерации, и в глазах международного сообщества, и потом заявители продолжали оставаться под этим незаконным контролем.

Весь этот комплекс факторов, ситуация привела к тому решению Суда... Я просто излагаю ту аргументацию, которую привел Суд. И никакой новой аргументации, как вы понимаете, я не придумаю.

У меня краткий вопрос. Татьяна Локшина уже задала его, но как-то я не удовлетворен вашим ответом. Все-таки чтобы быть уверенным, что решение, которое примет Европейский суд, будет исполнено в национальной судебной системе, что нужно делать? Семь лет договариваться в Комитете министров? Т.е. сначала 5 лет ждать решения, а потом 7 лет договариваться, а потом уже люди умрут. Второй вопрос очень технический. Я знаю, что можно скачать решения суда с сайта, а можно ли скачать жалобы по успешным решениям суда? Где можно их получить?

Ольга Чернышева.

У адвокатов, если они вам их дадут. Вы в Суде можете ознакомиться с материалами дела, но Суд не будет ничего вам высылать или размещать на сайте. Есть специальная процедура, когда вы просите Суд предоставить вам документы, в присутствии кого-то из сотрудников секретариата вы можете ознакомиться с материалами дела, в которые в том числе входят и жалобы. Да, в Страсбурге.

Что касается вашего первого вопроса. Не все так плохо. Надо сказать, что Российская Федерация, не знаю насколько охотно, но очень эффективно исполняет решения Суда, более того, иногда заявители получают даже несколько больше того, на что они рассчитывали. И с Российской Федерацией до сих пор проблем не было. Меры индивидуального характера, как правило, исполняются быстро и без проблем. Конечно, с мерами общего характера значительно сложнее, потому что тут меньше обозначенности, и требуются значительно большие реформы. И здесь, с учетом того, что это касается правовой системы в целом, процедуры могут занять несколько лет сложных взаимодействий в Комитете министров и т.д. Но с индивидуальными жалобами все обстоит значительно проще и, соответственно, быстрее. Хотя, напоминаю, что сроки рассмотрения в Европейском суде остаются достаточно большими.

В. Гефтер: У меня скорее не вопрос, а некоторые комментарии, которые касаются в том числе и реализации решений на национальном уровне. Мне кажется, что вообще реализация норм права в реальной жизни, это во многом результат действий не только государства, но и общества в целом. Т.е. формирование той или иной судебной практики в национальных судах зависит не только от судов, но и от граждан, которые подают определенные иски, от адвокатов, которые надлежащим образом их формулируют, от различных лоббистских групп, от средств массовой информации и т.д. В этом смысле с влиянием решений Европейского суда на правоприменительную практику ситуация, я думаю, примерно такая же. Потому что использование прецедентов Европейского суда как источника права, в национальных судах – это вопрос работы адвокатов, именно национальных адвокатов. И распространение информации о тех решениях, которые были приняты Европейским судом, доведение этой информации до широкого юридического сообщества – это отчасти усилия государства, конечно, но отчасти это усилия различных общественных институций, в том числе и средств массовой информации. У нас, к сожалению, пока не существует никакой системы официальной публикации решений Европейского суда, в том числе и тех решений, которые были вынесены в отношении Российской Федерации. Законопроект об этом рассматривался, и на него были положительные отзывы правительства и думских комитетов, но потом по неизвестной причине он был застопорен, и такого специального механизма, специальной процедуры официальной публикации у нас сейчас нет. Это значит, что государство об этом не заботится. Общество же, другие, скажем, общественные негосударственные структуры, они об этом заботятся как могут. Ряд правозащитных организаций, когда у них есть на это средства, публикуют переводы решений Европейского суда. В частности, в течение некоторого времени Институтом прав человека издавался бюллетень, где практика этой структуры суммировалась.