Месяца полтора тому назад я поучаствовала в съемках ток-шоу Александра Архангельского «Тем временем» (канал «Культура»). Главной темой программы, которая должна была выйти в эфир 23 мая, то есть накануне, а повторяться 24-го (передачу перенесли на неделю — видимо, чтобы не дразнить известных гусей, и она выйдет на экраны сегодня), и были два совпавших 24-го мая юбилея — столетие Шолохова и шестидесятипятилетие Иосифа Бродского.
Конечно, на фоне общих проблем — советской цивилизации и советской культуры: отошли ли мы от всех идеологических напряжений? Осталось ли — после всего — отношение к прозе Шолохова, скажем, как к чистой воды искусству? Можно ли говорить о прозе без включения личностного аспекта? Как спрашивает Мариэтта Чудакова в статье «Пределы самосохранности», опубликованной во «Времени новостей» 24 мая:
«Так кому же сегодня 100 лет? Автору великого романа ХХ века или кому-то другому?».
Вроде бы вялая по началу, наша теледискуссия раскалилась в ходе обмена репликами: так все-таки и Шолохов (с его «Поднятой целиной» и оголтелым выпадом против Синявского и Даниэля; вы будете смеяться, но был на Дону и такой писатель — Шолохов-Синявский, двое в одном флаконе); и Николай Островский с Павкой Корчагиным — все это наша история? Или придется в конце концов осуществить волевое усилие, выбрать ценности, оставив автора, получившего все, что ему причиталось и даже больше того, советскому прошлому?
На «шолоховский» юбилей ТВ откликнулось множеством программ: здесь и доброкачественные советские экранизации «Тихого Дона» и «Поднятой целины», и документально-серийные ленты («Писатель и вождь»), и, как водится теперь, «Загадки Шолохова» (в жанрах загадки и сплетни телевидение работает упорно и целеустремленно — см. хотя бы последний из телешедевров, «Звезда эпохи»). Шолохов так и эдак, здоровый и приболевший, веселый и взгрустнувший, на балконе и при папиросе. Дети. Уже давно немолодые. Ну что скажут дети о родном отце, если они не Павлики Морозовы? Но взгляд выхватывает: соответствующее литературное окружение, обок Шолохова — Верченко с Софроновым в Вешенской за юбилейным столом.
«Литературная газета» отметила шолоховский юбилей полноценно и неоднократно — и в № 20 (с «опытом юбилейной апологетики» выступил главный редактор, с не менее апологетическими статьями — крупный знаток всего советского и антисоветского, особо отличившийся в истории с погромом «МетрОполя» Ф.Ф. Кузнецов (прототип аксеновского Клизмецова из романа «Скажи изюм»), другие малоизвестные и совсем не известные товарищи, всего — 4 полосы), и в № 21. Но и мимо памяти Иосифа Бродского газета все-таки не прошла: 15 строк занимает крошечная заметка об открытии мемориальной доски поэту в Калининграде. Всяк сверчок знай свой шесток!
Контекст же исторический, амбивалентность фигуры Шолохова — никем (кроме полосы во «Времени новостей») и никак всерьез не затронуты. Памятник отмыт дочиста, венки изготовлены заново и аккуратно уложены. Новый миф укрепляется и растет на фундаменте старого.
Что же касается Иосифа Бродского, то его юбилей был более чем скромно «помянут» старым документальным фильмом на «Культуре». Дата, конечно, не такая круглая. Но не в дате дело.
Дело в том, что Бродский, в отличие от Шолохова, — писатель не народный и уж тем более не государственный. То, что он оставил, — высокая поэзия, которая никогда не будет востребована в народном (и массовом) порядке. Не вижу я в своем воображении картин, запечатлевших массовый ход петербуржцев с венками к памятнику Бродскому, — Комитет по культуре города даже не дает памятник воздвигнуть (хотя соответствующий конкурс был проведен, и скульптор победил. Не Церетели). И музей в квартире, где пока что из коммуналки откупили одну всего комнату, тоже не открыт (вдова поэта передала Петербургу «американский» кабинет поэта. Приютила, как изящно выразились на НТВ, Ахматова в своем музее). Но то ускорение роста, которое Бродский придал русской поэзии, привив ей и английскую поэтическую ветку, тот масштаб, почти космический, которым он снабдил свою лирику, то интеллектуальное щегольство, с которым проявлялась в стихе его ирония, — все это направлено в будущее.
Вот урок юбилея — никто не знает, как это будущее повернется. Еще в 1996 году в статье «Ностальящее» я предсказала, что даже стёбное возвращение советской эстетики на телеэкраны, в рекламные щиты и пр. грозит возвращением советского мифа. Я, конечно, не Кассандра, я просто училась предсказаниям у Андрея Донатовича Синявского (помните его соображения насчет «эстетических расхождений» — отсюда и моя мысль об эстетических схождениях). На самом деле уже тогда стало ясно, чем может обернуться эта игра с эстетикой. Послевкусие — юбилейное — у меня самое скептическое. И вот еще: Путин поехал в Вешенскую на торжества. Вряд ли Путину при его — хотя бы внешнем — западничестве так уж важен Шолохов. Из его реплик я поняла, что вряд ли он романы Шолохова читал. Но надо. Надо возглавить тенденцию, если уж она пошла в этом направлении. Ему бы в Питер, к Бродскому, на Васильевский остров, на набережную Невы… куда там. Мифология национально-советского единства ведет Путина за собой — не Рогозину же ее уступать? Поэтому готовиться — не только к юбилею, но и к будущему — нам всем надо заранее. С широко открытыми глазами.