19 марта 2024, вторник, 06:49
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

28 февраля 2006, 08:56

Нестандартные решения для непризнанных республик

Угроза санкционированного международным сообществом отделения Автономного края Косово вместе с перспективой развала государства Сербии и Черногории делает актуальным вопрос о новой дестабилизации на юго-востоке Европы, а также о влиянии этих процессов на конфликты вокруг постсоветских непризнанных государств. Об этих конфликтах, их общем, специфике и перспективах разрешения мы побеседовали с известным экспертом в этой области, председателем Совета Средиземноморско-Черноморских проблем Института Европы РАН, доктором исторических наук, профессором Аллой Язьковой. Беседовал Борис Долгин.

Сейчас, после смерти Руговы и избрания нового президента Косово, возобновились переговоры о статусе края. А какой вообще статус мог бы устроить обе стороны? Почему, скажем, заведомо был исключен вариант раздела Косово?

Ну, во-первых, вариант раздела Косово, по-моему, не приемлем ни для одной из сторон. В свое время Коштуница предлагал этот вариант, но он был отвергнут его оппонентами, в частности, нынешним президентом Сербии Тадичем. И мне представляется, что это не выгодно ни Европе, ни России. Может быть, Соединенные Штаты и не возражали бы против этого, но здесь надо учитывать влияние албанской диаспоры в США и те договоренности, которые были, по-видимому, достигнуты между американской стороной и албанскими политиками.

Вариант раздела представляется наименее приемлемым: он моментально повлечет за собой цепную реакцию. Не говоря уже о том, что он не удовлетворит сербов, потому что в албанской части их осталось бы, по некоторым оценкам, около 60 тысяч. Причем проживают они на юге. Там же находятся сербские святыни: монастыри, памятники. Вообще историческая память связана не с северной частью Косово (которая, кстати, и без того пользуется определенной свободой в составе края), а с южной. С ней же связана и экономика края. Хотя экономика там лежит в руинах, но все же есть основные запасы полезных ископаемых. Кроме того, южная часть – наиболее криминальная. Именно в этой части находятся основные центры переработки наркотиков, доставляемых в Европу. Разделение означало бы еще большую свободу этим наркодельцам.

Свободу по сравнению с какой ситуацией?

Даже с по сравнению тем, что они имеют сейчас.

И, наконец, - то, что наиболее опасно: возможность какого-то объединения с западной частью Македонии, где проживает основная часть албанского населения этой страны. По некоторым оценкам, оно составляет 40% ее населения. То есть это могло бы привести к развалу Македонии и опасной цепной реакции конфликта на Балканах.

Кстати, я нигде не видела, чтобы Албания поддержала такой вариант. Для нее это опасно. Албанские политики вообще (судя по моим разговорам с некоторыми из них), хотя и не признаются в этом публично, но не очень любят косоваров, потому что тамошние политики, бывшие руководители Армии освобождения Косово, - молодые, энергичные, считают себя центром албанской государственности.

Но если не произойдет разделения, но будет реализована какая-то форма фактической независимости, то все те же проблемы криминализации Южного Косово и сепаратизации части Македонии останутся.

Да, останутся. Но я вообще считаю, что независимость Косово очень опасна – не только для Балкан, но и для Европы в целом. Хотя в любом минусе можно найти какие-то маленькие плюсы – это было бы государство, которое управлялось бы международным сообществом. Не просто никем не контролируемый анклав – сохранялась бы возможность воздействия.

Здесь опять же возникала бы проблема государства Сербии. Эта проблема важна по разным причинам и для Европы, и для России. Может быть, в меньшей степени для Соединенных Штатов – они сейчас как-то в сильной мере переключились на другие мировые проблемы.

Для России – это исторический союзник, которого Россия поддерживала (хотя значительную часть XX века у нас была конфронтация с Югославией). Здесь и культурная общность, и конфессиональная, и много других факторов, которые влияют на широкие слои общественности. А что касается политиков, то полностью сдавать свои позиции на Балканах просто очень неразумно.

Для Европы – это просто проблема. Я сталкивалась с таким суждением, что туда идут слишком большие вложения – около двух миллиардов евро, включая попытки инвестиций, которые там разворовывают. Они считают, что это слишком много. Но, с другой стороны, если начнется вооруженный конфликт, то потратить придется гораздо больше.

А почему ситуация оказалась в таком тупике, что в случае развала государства Сербии и Черногории Косово повиснет в воздухе? Почему Россия в 1999 году пошла на передачу Косово из Сербии в Югославию решением Совбеза ООН?

Я боюсь, что в силу наличия ряда других проблем эта проблема не была до конца осмыслена. Отсюда этот козырь, который могут использовать албанские сепаратисты.

Но развал государства Сербии и Черногории – это еще одна проблема, которую для самой Европы было бы опасно поднимать. Разумные политики, в частности – Хавьер Солана, стоят за то, чтобы сохранить это государство в любом варианте – пусть это будет федеративное, конфедеративное и т.д. Если распад произойдет, тут же возникнет вопрос о выходе Республики Сербской из Боснии и Герцеговины. И Белград тогда может поддержать эту идею в противовес уходу Черногории.

Мне кажется, здесь от Евросоюза многое может зависеть. Не обязательно непосредственные действия - обозначенные перспективы интеграции в европейское пространство, но совместной, могли бы повлиять на этот процесс.

Евросоюз, кажется, вполне обозначает свою позицию, выдвигая достаточно жесткие требования к референдуму о разводе, но сама Черногория хочет уходить.

Я знаю там даже конкретных людей, которые добиваются отделения. Но мне лично это не понятно: они плохо представляют себе, что именно будет собой представлять Черногория как независимое государство.

Я там была и представляю себе страну визуально. Большую часть территории занимают горы. Может, кто-то думает, что из побережья можно сделать курортную зону, но я очень в этом сомневаюсь.

Там огромная проблема транспорта – только авиационный. Все пути через горы – заоблачные. Не случайно, это была чуть ли не единственная страна, которую Османская империя не смогла завоевать. По мнению ряда историков - именно потому, что не смогла преодолеть эти горы.

Какой экономический смысл Черногории отделяться? А Сербия, между прочим, при этом теряет выход к морю.

Так что, если уж хотят они сами рулить у себя, – ради Бога, но, например, в варианте унии.

Говоря о Косово, я упоминал о варианте раздела края с трансфером желающих в соответствующие части как о плохом, но лучшем, чем полное отделение в нынешних границах. Если исходить не из желательного, а из реальности, может ли быть ситуация, при которой Косово не отделится?

Держать эту ситуацию в уме можно, но обсуждать ее сейчас мне кажется нецелесообразным как выводящую обсуждение за рамки сохранения единой государственности.

Я недавно читала доклад Евросоюза по Косово. Там начинается с описания Лозаннского договора 1923 года между Турцией и Грецией, согласно которому были осуществлены такие переселения между ними, – сколько бедствий с этим было связано, конфликтов и т.д. Вообще все переселения – очень тяжелые. Вспомним Судеты.

Судеты – это был случай недобровольного переселения.

А тут какое добровольное?

В случае раздела желающие могли бы получить право на переселение.

Желающие? Вы знаете, я была в Приштине, правда, еще в советские времена, - в Институте национальных отношений при местном университете. Правда, на юг края не ездила. И тогда мне рассказывали, что в деревне сербы и албанцы живут очень хорошо – у них в Югославии не было коллективизации, они создавали свои мелкие сельскохозяйственные кооперативы. С другой стороны, наркодельцы – сербы и албанцы – тоже очень хорошо взаимодействуют. Поэтому жупел, что кто-то с кем-то не может рядом ужиться, – это большое преувеличение, которое культивируют политики.

Но можно ли надеяться, что большинство косовской элиты пойдет на сосуществование с Сербией в рамках федеративного или конфедеративного государства?

Вы знаете, слово «элиты» несколько преувеличено после смерти Руговы. Он действительно был элитным политиком, а остальные – это преимущественно порождение войны.

Я думаю, надо немного подождать, потому что у них сейчас пойдет большое внутреннее противостояние, борьба за разные посты. Президент-то пока не избран: спикер парламента, как и следует по Конституции, пока что назначен на этот пост. Предстоят выборы, и эта «элита» еще себя покажет.

Я понимаю, что американцам хочется поскорее завершить там свое пребывание – миротворческие силы и т.п. В Евросоюзе ускоряют процесс из эгоизма: боятся, что это слишком дорого им стоит. Но в Евросоюзе есть разные мнения.

И все же мне кажется, лучше всего ориентировать все эти части на то, чтобы искать пока какие-то формы взаимодействия. А когда уже все будут в Евросоюзе, тогда нынешние границы потеряют такое значение. Правда, будет это, вероятно, не очень скоро.

Что касается Косово, то я недавно читала материалы проходивших в Приштине телевизионных дебатов, в них участвовал Беджет Пакколи (из знаменитого у нас «Мабетекса»). Он нарисовал такую картину развала экономики, что дальше ехать некуда. И какая же независимость может быть при этих условиях? С чего начинать? Тут нужен Верховный комиссар, как в Боснии, где он, по Дейтонским соглашениям, до сих пор действует.

Вообще на Балканах делать резкие телодвижения противопоказано.

А можно ли ожидать, что в сколько-нибудь обозримой перспективе Евросоюз будет готов включить в себя Сербию и Черногорию вместе с Косово – со всеми тамошними криминальными проблемами?

Вступление в Евросоюз западных Балкан, - Сербии, Черногории, Боснии и Герцеговины, Албании - на мой взгляд, его бы разрушило. Во всяком случае, сильно подорвало бы. Но опять же, насколько я понимаю, европейские политики думают о каких-то формах неполного включения, сотрудничества.

Между прочим, очень полезно было, когда деньги на западные Балканы стали давать поквартально и под полный отчет, поскольку там, помимо всего прочего, еще и коррупция высочайшая.

Наверное, для этого нужен целый штат сотрудников Евросоюза, но лучше иметь этот штат, чем новую балканскую войну.

В какой степени можно рассчитывать на то, что ситуация с Косово может быть прецедентной, или есть юридические основания для утверждений об уникальности этого случая?

Я думаю, что каждый из этих случаев уникален, если здраво посмотреть на истоки конфликта, на их стороны. Скажем, в Карабахе стороны – Армения и Азербайджан, а в Абхазии и Южной Осетии присутствие России безусловно – причем с самого начала. Об этом в свое время Борис Николаевич Ельцин в ходе визита в Тбилиси так прямо и сказал и даже принес за это извинения. Россия и Грузия – силы совершенно не равнозначные, Армения и Азербайджан в какой-то мере друг друга балансируют.

А что касается Косово, то здесь в основном внутреннее противостояние, но каждая сторона имеет своих внешних партнеров. Вот, в США есть полмиллиона албанцев, они имеют свое официальное лобби в Конгрессе. Можно предположить, что они достигают каких-то открытых и негласных договоренностей. Такова уникальность каждого из этих конфликтов.

Я уж не беру историю. Хотя то, что касается истории и идеологии, в этих конфликтах имеет много общего. В одном докладе Евросоюза говорилось, в том числе и о Косово, что изучение учебников истории позволяет судить о том, что там нагнетаются националистические настроения. И это истинная правда. Я учебников не читала, но в той литературе, с которой я работала, – даже в трудах маститых академиков - абсолютно твердо проводится идея Великой Албании.

В Сербии тоже не совсем адекватно все освещается, в частности – воссоздание Югославии после Первой мировой войны. Там среди народов, сформировавших государство, перечисляются сербы, хорваты, словенцы, но нет ни слова об албанцах, которые тоже составляли заметную часть населения страны.

Ну, а мы с вами прекрасно понимаем, что в памяти 99% населения (кроме тех, кто работает в идеологической сфере) остается то, что было написано в учебниках. Ну, и то, что по телевизору показывают. Даже газеты все-таки не все читают, а в школе учатся все.

В ситуации с Косово, как и в ситуациях с непризнанными государствами на территории бывшего СССР, сталкиваются два относительно авторитетных принципа международного права: право наций на самоопределение, с одной стороны, и территориальная целостность и суверенитет государства - с другой. В случае если в Косово приоритет будет отдан праву наций на самоопределение, действительно ли можно будет использовать этот прецедент как основание настаивать на той же иерархии принципов на постсоветском пространстве?

Вероятно, под воздействием нашей учебной и прочей литературы мы плохо себе представляем, что такое право наций на самоопределение.

Хочу обратить внимание, что в Уставе ООН нет права наций – зафиксирован принцип самоопределения наций. В других частях документа разъясняется, что такое нация – это nation-state, нация-государство, в западном смысле.

Что получается? Права как такового нет, есть принцип. В Заключительном акте Хельсинкского совещания было зафиксировано более определенно: принцип территориальной целостности государства стоял ближе к началу, то есть был приоритетнее. А дальше уже мир пошел по пути признания территориальной целостности.

Что же касается права (если даже его формулировать именно как право), то тогда надо прийти к тому заключению, что его имеет нация, то есть все население данной территории, но не этнос. А общая схема в рассматриваемых конфликтах, как правило, такова, что изгоняют часть населения: из Косово было вынуждено уехать около 200 тысяч сербов, примерно столько же – 250 тыс. грузин – уехало из Абхазии, из Карабаха – практически все азербайджанцы. Проводить референдум после этого, с точки зрения международного права, - абсолютно неправомерно. Но у нас, к сожалению, чем дальше, тем больше международное право размывается.

Но если Косово получит фактическую независимость или почти независимость…

Говорят об условной независимости. Но я думаю, что в конечном счете Контактная группа или уже Совет Безопасности этого не утвердит. Хотя бы потому, что в последнем Китай имеет право вето, а у Китая есть Тайвань. Поэтому, я думаю, что будет длительный процесс условного существования. Я думаю, что в конечном счете жизнь заставит к чему-то прийти: станет ясно, что вели переговоры, до чего-то договорились, дальше надо жить.

А жить в Косово очень трудно. Кстати, продовольственные товары в Косово, насколько я читала, ввозятся в основном из Сербии, потому что в крае в свое время не была создана пищевая промышленность.

Они будут вынуждены развивать какие-то контакты. А это станет  ручейком, который многое размывает.

Но даже условная независимость (на которую может согласиться если не Совбез ООН, то хотя бы Контактная группа), может быть использована Приднестровьем, Южной Осетией, Абхазией, Карабахом? Они, кажется, очень внимательно следят за тем, что происходит на Балканах.

Хотя я уже говорила, что каждая ситуация здесь уникальна, прецеденты могут иметь место, но, опять же, все они будут реализовывать это по-разному.

В любом случае, моя точка зрения (не только моя – вообще экспертная, но на политическом уровне она не очень как-то поддерживается) по поводу грузинских конфликтов заключается в следующем: для нас Грузия, безусловно, должна была бы быть стратегическим партнером. Это аксиома, учитывая наличие Северного Кавказа с его конфликтами. А Грузия граничит со всеми республиками Северного Кавказа.

Как сказал, кажется, Дмитрий Козак, там идет такой пожар, как на торфянике: ничего не видно, а внутри горит.

Что нам нужно? Нам нужна тыловая опора. И это, между прочим, понимали русские императоры во время Кавказской войны XIX века. У них был стратегический центр именно в Тбилиси.

Хотя есть, конечно, политики, которые предпочли бы решить эти проблемы наскоком, но не в объективных интересах России было бы делать резкие движения, например, допустить, чтобы подобным прецедентом воспользовалась Абхазия (в Южной Осетии особая ситуация), потому что Грузия на это не пойдет. Будь там Саакашвили или какой-то другой политик.

К чему это приведет? К ликвидации каких-то остатков возможностей взаимодействия с Грузией. А у нас – Северный Кавказ.

Сейчас один из грузинских парламентариев предложил создать совместную группу представителей парламентов двух стран, чтобы обсуждать имеющиеся вопросы, а при них – группу экспертов для подготовки материалов. Причем предлагается, чтобы в эту группу с обеих сторон вошли только те парламентарии, которые заинтересованы в улучшении отношений между двумя странами. Я считаю эту инициативу очень положительной – надо друг с другом разговаривать, надо объяснять.

В чем вы видите принципиальную разницу ситуаций в Южной Осетии и Абхазии?

Южная Осетия вообще очень специфична. Там газопроводы идут, там проходят две основные магистрали – Военно-Грузинская дорога и Транскавказская магистраль. Эти пути соединяют нас не только с Грузией, но и с той же Арменией, нашей союзницей. Если обрезаются эти пути, то у нас все коммуникации по этому направлению рушатся.

Что касается Абхазии, то тут тоже вопрос не так уж прост, потому что сейчас там, скажем, прошла информация о возникновении недовольства переселением армян. А поскольку армяне переселяются с территории России - это тоже момент, который может вызвать напряженность.

Тут есть множество мелких факторов, которые действуют незаметно, но достаточно ощутимо.

На южноосетинском направлении миротворцы присутствуют не по мандату международных организаций, а по соглашению Грузии и России. Таким образом, одна из сторон могла бы это соглашение денонсировать?

Да, это действительно так. Но я думаю, что все в конечном счете заинтересованы, чтобы соглашение 1992 года действовало. И грузинские политики еще много раз подумают, денонсировать ли им его. Особенно – после взрывов газопровода.

В конце прошлого года казалось, что ситуация там постепенно продвигается – с трехэтапным планом Саакашвили и Кокойты.

Да, и на февраль было намечено продолжение переговоров, но… Особенно повлияли синхронные взрывы.

Разные мнения существуют по этому поводу. Как говорили древние, надо искать, кому это выгодно. Это не было выгодно ни России, ни Грузии, зато это выгодно тем, кто хочет подорвать наши отношения. Я думаю, что это, скорее, Северный Кавказ. Можно предположить, что это выгодно, скажем, Басаеву. А отсюда вывод, что надо как-то договариваться, потому что Басаев стоит между нами.

Какие формулы конечного урегулирования могут быть в отношении, скажем, Грузии и Южной Осетии?

Тут трудно искать какие-то формулы, потому что мы признали территориальную целостность Грузии и до сих пор признаем. И я не думаю, чтобы Россия от этой формулы отказалась – она не может отказаться, учитывая, что территориальная целостность Грузии признана была и ООН при вступлении туда Грузии, и в Алма-Атинской декларации, когда все согласились на то, что постсоветские государства существуют в тех же границах, в которых они были республиками СССР.

Вы представьте себе, если хоть одну границу передвинуть, что получится? Тут же возникнет много проблем.

Какие юридические последствия имеет то, что, по разным подсчетам, 70 – 80% населения Абхазии и Южной Осетии приняли российское гражданство? Есть известный аргумент, что мы там не можем оставить без защиты наших граждан.

Я на эту тему беседовала с юристами-международниками. Они подтверждают, что Россия имеет право защищать там своих граждан юридически – то есть оказывать юридическую помощь, имеет право оказывать им любую гуманитарную помощь или может забрать их все в свои просторы, но защищать их вооруженным путем Россия не может. Мы же не стали защищать треть населения Латвии, которая не имеет латвийского гражданства, - там же не стоял вопрос о вооруженном вмешательстве.

Но там не было настолько массового количества именно граждан России. И сейчас большая часть этих неграждан так и не приняла российское гражданство. А здесь якобы подавляющее большинство.

С этим вопросом еще надо разобраться, потому что формула гражданства, которая им предлагалась, была неполной. Они, например, не имеют права получить загранпаспорт на основании гражданства. Значит, это гражданство уже ограниченное, неполное гражданство.

А поначалу, когда абхазы принимали российское гражданство, они могли им воспользоваться вообще только в пределах Краснодарского края. И все это делалось для того, чтобы они в Сочи могли торговать мандаринами.

Так что этот аргумент очень спорный. Во всяком случае, российский президент еще нигде не призывал как-то нарушить территориальную целостность Грузии и начать войну в защиту находящихся там российских граждан.

Но он уже сказал о возможности использования Косовского прецедента.

Косовского прецедента пока нет.

Перед переговорами по Карабаху в Рамбуйе были утечки, что вскоре можно ждать какого-то прорыва. Но на каких вообще основаниях можно было бы его ждать? До недавнего времени позиции были противоположны. Армения настаивала на пакетном урегулировании – одновременном согласовании всех условий и уступок, а Азербайджан – на поэтапном: сначала возвращение Азербайджану одного за другим регионов, а затем уже разговор о статусе Карабаха.

Насколько я понимаю, в последнее время больше склонялись к поэтапному урегулированию. Армянская сторона согласилась на то, чтобы поэтапно выводить войска из зоны безопасности. Естественно – не из всех районов сразу, Лачинский коридор, соединяющий Армению с Карабахом, никто пока не будет трогать.

Но пока что, насколько мы можем из утечек суммировать, эти договоренности очень неопределенные. Хотя французская сторона приложила очень активные усилия к тому, чтобы процесс продвинуть.

Кроме того, еще одна проблема, которая обратила на себя внимание, - это необходимость изменения формата миротворчества. Азербайджан, в частности, в большей степени склоняется к тому, чтобы не были миротворческие войска сформированы из числа стран-посредников – стран Минской группы. Поскольку в данном случае речь идет и о России, то эта проблема затрагивает также отношения между Россией и Азербайджаном.

Здесь, конечно, становится заметным еще и нажим, который Соединенные Штаты оказывают на Азербайджан. Мне представляется, что этот фактор может стать если не определяющим, то значимым.

Нажим в каком направлении?

Не в направлении уступок. Но в том направлении, что увеличение помощи будет зависеть от переговоров. То есть – содействовать урегулированию, но не уступкам. Но здесь мы подходим к проблеме итогового статуса, общей для всех аналогичных конфликтов. И для азербайджанской стороны это проблема принципа. Конечно, никакой речи об уступках они вести не готовы. Здесь может идти речь о том, каким образом осуществлять поэтапное урегулирование, то есть о деталях, но не о конечном статусе. По нему сохраняются четкие диаметрально противоположные позиции. Независимость азербайджанцы не признают. И я думаю, что в силу большого комплекса моментов в международных отношениях США будут эту позицию поддерживать.

Если договоренность может касаться только поэтапного урегулирования - по сути отступления, - что может служить гарантией для армянской стороны, для карабахской стороны, что дальше, воспользовавшись результатами этого отступления, Азербайджан…

Не перейдет в наступление?

Да, или просто откажется разговаривать о каких-то компромиссных вариантах окончательного урегулирования.

Мне кажется, что здесь мы (я имею в виду не Россию, а вообще международное сообщество) не вышли на обсуждение каких-либо вариантов статуса, кроме крайних - независимость или автономия. Сейчас еще говорят «самая широкая автономия» или «условная независимость». Правда, что это такое, не совсем понятно.

Я не думаю, что Азербайджан пойдет на силовое решение проблемы, тем более, что он заинтересован в сохранении нынешнего уровня или даже укреплении отношений с Россией. В России работает два миллиона азербайджанцев, действует Всеазербайджанский конгресс, который принимает в урегулировании достаточно активное участие. Поэтому Россия является самой надежной гарантией того, что попытки силового решения не возобновятся. Хотя Азербайджан по-своему настороженно воспринимает участие России в урегулировании. Тут достаточно сложная ситуация.

Если бы даже решились начать поэтапный вывод войск (а мы понимаем, что это может растянуться надолго), то еще один вопрос был бы – миротворцы. Если это не Россия, то трудно сказать, кто бы это мог быть. Турция могла бы очень сильно пожелать поучаствовать, но на это никогда не согласится Армения. Этот вопрос болезненный и пока нерешенный.

Мы понимаем, что от такого компромисса получает Азербайджан. А что от него может получить армянская сторона?

Вы понимаете, армянская сторона сейчас находится в очень сложной ситуации: она изолирована. Ее очень насторожило, например, повышение Россией в этом году цен на газ. Армянская сторона хотела бы иметь не одностороннюю ориентацию и опору, хотя и видеть при этом Россию своим стратегическим союзником. Опять же, учитывая ее близость географическую, геополитическую к Большому Ближнему Востоку, к Турции, тут тоже американцы давят. Недавно Армения впервые приняла участие в маневрах НАТО.

Армения ищет себе более многостороннюю опору, поэтому, не уступая в основном вопросе, она на данном этапе в каких-то второстепенных идет на компромисс.

Верно ли ощущение, что за последний год укрепились позиции Алиева в Азербайджане и Кочаряна в Армении, что может дать обоим некоторое поле для маневра в карабахском вопросе?

Мне думается, что да. Позиции Кочаряна усилились, по сравнению с предшествующим годом, когда оппозиция постоянно поднимала вопрос о легитимности выборов. Сейчас эта проблема снимается.

Что касается Алиева, то он избрал удобную позицию. Он ведет переговоры и достигает соглашений с американской стороной. А что касается России, то в данном случае важным фактором является азербайджанская диаспора, потому что позиции азербайджанского бизнеса очень сильны.

И внутри страны он приобрел чуть более четкую опору.

Дело в том, что там нет серьезной оппозиции. Она не едина. А коль скоро она распадается на целый ряд группировок, она гораздо менее опасна.

Если суммировать то, что касается Карабаха, то я бы сказала, что хотя ситуация и остается неопределенной, но какие-то подвижку на очень длинном пути к тому, что будет в конечном счете нарисовано, сейчас возможны. Но очень-очень мелкими шажками. Это необходимо обеим сторонам.

Кстати, мы с вами все время говорим «Армения и Азербайджан», но нельзя забывать о Карабахе - и это очень значимый фактор. Если мы даже предположим, что на каком-то этапе та же Армения могла бы пойти на какие-то переговоры по статусу, то здесь уже карабахская сторона будет стоять на страже своей независимости.

А насколько здесь могут быть применимы какие-то формы статуса вроде асимметричной конфедерации?

Вот это уже общезначимо для всех конфликтов. Я просматривала как раз недавно эту проблему с точки зрения международного права: какие тут вообще возникают возможности. Мы часто говорим о федерализме, но в международной правовой практике существует и такое понятие как «федератизм», которое предполагает, как вы сказали, асимметричный тип отношений между субъектом и каким-то более крупным государством. Примерами являются отношения между Соединенными Штатами и Гуамом или Пуэрто-Рико. Мы, как правило, забываем об этом, потому что это далеко и неинтересно, но такая форма существует.

Существует уния. Классический пример – это Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии. Когда мы говорим об Ольстере, мы часто предполагаем, что это часть Великобритании, – на самом же деле это ассоциированная государственность, или уния. Все зависит от того, какие полномочия в области внутренней и внешней политики принадлежат центру, а какие ассоциированному субъекту.

Кроме того, хотя я не очень хочу произносить это слово применительно к Карабаху, но в принципе существуют «кондоминиумы»: пример - Андорра (совместно управляемая Испанией и Францией). Но, конечно, сейчас ни та, ни другая сторона в Карабахе на это не пойдет. А в перспективе – как знать.

Были ли прецеденты, когда международные структуры были бы гарантами статуса ассоциированных субъектов?

В ситуации Пуэрто-Рико (или Гуама) и Соединенных Штатов никакие гарантии не нужны, но если бы кто-то из территорий, вокруг которых имеются подобные конфликтные ситуации, пошел на такой статус, то международные гарантии были бы очень уместны.

В какой степени может на перспективы урегулирования повлиять обострение ситуации вокруг Ирана?

Очень даже может, потому что для Азербайджана это одна из самых болевых точек – две трети азербайджанцев проживают в иранском Азербайджане. Обострение вокруг Ирана может просто перенаправить все усилия того же Азербайджана на другие проблемы.

Как скоро, на ваш взгляд, можно ожидать окончательного урегулирования карабахского вопроса?

Многое зависит у нас от общей конфигурации отношений – США, Европы, Большого Ближнего Востока и т.д. Любая проблема в регионе может изменить ситуацию. В том числе и позиция Турции. Мне кажется, в этом вопросе она пока не проявляла никакой гибкости. Хотя ей бы это было очень уместно сделать - ввиду европейских устремлений.

Там есть коррективы в отношении Армении, но факта геноцида армян Турция до сих пор не признает. Если бы ее позиция по Карабаху изменилась, я думаю, это могло бы повлиять на расстановку сил.

См. также:

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.