19 марта 2024, вторник, 05:07
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

30 января 2008, 14:50

Партийно-политическая система и электоральное поведение в РФ через призму теории социальных размежеваний: 1993-2003

Статья аспиранта факультета политических наук и социологии Европейского университета в Санкт-Петербурге Кирилла Калинина посвящена исследованию воздействия социальных размежеваний на электоральное поведение россиян. Её теоретической основой послужили работы западных и отечественных исследователей. Автор формулирует гипотезы о влиянии социальных размежеваний на голосование российских избирателей и тестирует их на материалах массовых опросов. Работа демонстрирует низкое влияние социальных размежеваний на электоральное поведение россиян, а также на динамику их эволюции и взаимного влияния.

Вместо введения

Главный результат прошедших думских выборов, открывших собой новый электоральный цикл в России (2007-2008), заключается в том, что «партия власти» не только сохранила за собой политическую монополию в партийно-политическом пространстве, но и на протяжении трех электоральных циклов демонстрирует стабильно высокие электоральные результаты. Подобное политическое господство «партии власти» наряду с выгодами от полученной стабильности, оборачивается для общества и соответствующими издержками: отсутствием на партийно-политическом уровне реальной конкуренции между различными идеологиями, репрезентирующими многообразие социально-политических интересов в социуме.

В какой степени соотносится нынешняя однородность партийно-политического пространства с заложенными в обществе социальными конфликтами и размежеваниями? Какие социальные размежевания/конфликты наиболее выражены в современной России и нуждаются в своей трансляции в политическое пространство? Отчасти ответы на поставленные вопросы дает теория социальных размежеваний, к которой я обращаюсь в статье.

В своей работе я дам общую характеристику российской партийно-политической системы через призму теории социальных размежеваний, а также предприму эмпирический анализ данных, который поможет оценить степень выраженности подобных размежеваний в российском обществе. Несмотря на то, что данные моего эмпирического анализа охватывают период с 1991 по 2003 г., в силу воспроизводимости результатов исследования на протяжении всего исследуемого периода, они могут вполне прикладываться и к реалиям нового электорального цикла 2007-2008 гг.

 

О концепте социальных размежеваний

Существующие концепции экспрессивного голосования, объясняющие характер голосования индивида его стремлением к получению психологического комфорта, предполагают, что, выражая поддержку партии в ходе выборов, индивид тем самым удовлетворяет собственную потребность в солидаризации с той социальной группой, с которой он (она) себя идентифицирует.

Основа данного направления — теория социальных размежеваний С. Липсета и С. Роккана. Согласно этой теории, сложившиеся партийные системы Западной Европы — результат существующих в данных обществах социальных конфликтов, возникших вследствие размежеваний между центром и периферией, государством и церковью, городом и селом, собственниками и наемными работниками (Lipset, Rokkan 1967). Сами конфликты явились продуктом происходивших в странах Западной Европы модернизационных процессов и сопутствующим их революциям: так, первые два конфликта возникли в результате национальных революций в этих странах, а другие два — индустриальных революций. Получая институциональное закрепление в рамках партийно-политической системы государства, данные социальные размежевания стали основой для межпартийных размежеваний и ключевым фактором структурирования партийных систем Западной Европы.

Безусловно, не все размежевания могут быть институционализированы, а лишь только те, которые способны преодолеть т.н. пороги трансляции размежеваний с социального уровня на уровень партийно-политической системы. Однажды институционализированные размежевания задают структуру политических альтернатив, в рамках которой строятся индивидуальные политические предпочтения избирателей. С. Липсет и С. Роккан предположили, что со стабилизацией структуры размежеваний произошло постепенное «замерзание» партийно-политических систем европейских стран (Lipset, Rokkan 1967:50). Данный вывод был сделан исходя из того, что партийные системы 1960-х гг., за немногими исключениями, отражали структуры размежеваний 1920-х гг., что объяснялось эволюцией массовых партий и высокой степенью электоральной мобильности, оставлявшими мало возможностей для развития новых партий (Lipset, Rokkan 1967:50–51).

Гипотеза замерзания партийно-политических систем предлагает теоретическое, а также историческое объяснение стабильности электорального поведения в Европе в 1950-е и 1960-е годы. Она вызвала огромную волну исследований партийных систем и выборов на протяжении последующих 30 лет. Данная гипотеза подтвердилась результатами исследований агрегированных данных, проведенными Р. Роузом и Д. Урвиным (Rose, Urwin 1970). Однако во многих исследованиях отмечается снижение объяснительного потенциала концепции размежеваний Липсета-Роккана, начиная с 1960-х гг. С одной стороны, исследователями отмечается эффект «размораживания» партийно-политических систем (см. к примеру, Wolinetz 1979), с другой, тенденции к снижению выраженности классических размежеваний (Knutsen 2004, 2006). Среди значимых причин ослабления «классических» размежеваний рассматривались: изменения в социальной структуре (Abrams et al 1960, Goldthorpe et al 1968), появление постиндустриальных ценностей (Inglehart, 1997), когнитивная мобилизация, связанная с ростом уровня образования (Franklin 1985, Rose&McAllister 1986, Dalton 1996). Тем не менее, исследования последнего времени, использующие новые концептуальные и методологические схемы, опровергают тезис о снижении значимости классических размежеваний (См. к примеру, Heath et al 1991; Goldthorpe 1996; Evans 1999).

Для анализа социальных размежеваний в транзитных обществах, т.е. обществах переходного периода, включая Россию, обратимся к двум подходам, которые, пользуясь терминами политического маркетинга, назовем электоральным спросом и электоральным предложением. Если электоральный спрос отражает структуру социальных размежеваний в рамках отдельно взятого общества, то электоральное предложение выражается в структуре политических альтернатив данной партийно-политической системы.

 

Электоральное предложение на парламентских выборах РФ

Электоральное предложение на парламентских выборах определяется количеством и качеством участвующих в политическом процессе политических партий, призванных транслировать социальные размежевания в политическое измерение. Характер электорального предложения задается структурой элит, партийными стратегиями, институциональными рамками политического режима (Shugart&Carey 1992). Как отмечают А. Нето и Г. Кокс, «политики могут брать социальные группы, комбинировать и перекомбинировать их многими способами в своих политических целях — с тем, чтобы полученный в итоге набор социальных размежеваний полностью не совпадал с уникальным набором политически активированных размежеваний, а значит и с уникальной партийно-политической системой» (Neto&Cox 1997:150). При этом наличие большого числа партий в партийно-политической системе будет определяться, с одной стороны, достаточным числом социальных размежеваний, с другой, правилами электоральной системы, позволяющими политическим игрокам в разной степени политизировать отдельные социальные размежевания.

Для диагностики современного электорального предложения оценим уровень партийной фрагментации в России, воспользовавшись показателем «эффективное число партий». Эффективное число партий — показатель, учитывающий число партий, исходя из их политического веса в партийно-политической системе. Он рассчитывается отдельно на электоральном уровне (с учетом количества голосов набранных партией на выборах) и на парламентском уровне (с учетом полученных партией мест в парламенте). Можно констатировать, что с 1993 по 2007 гг. произошло уменьшение эффективного числа электоральных партий с 7,6 (в 1993 г.) до 2,25 (в 2007 г.). Применительно к 2007 г. показатель 2,25 говорит о том, что в случае гипотетического объединения множества политических партий, противостоящих «Единой России» в одну партию, они могли бы составить достойную конкуренцию «партии власти». При этом обращает на себя внимание резкое сокращение эффективного числа электоральных партий в нынешнем электоральном цикле по сравнению с предшествующим, что опять-таки свидетельствует о постепенной идеологической гомогенизации российского социально-политического пространства.

Таблица 1. Показатели эффективного числа парламентских и электоральных партий
Показатели/Год 1993 1995 1999 2003 2007
Эффективное число парламентских партий 8,53 5,7 4,7 1,97 1,92
Эффективное число электоральных партий 7,6 10,7 6,8 5,4 2,25

Похожая отрицательная тенденция наблюдается при сравнении показателей эффективного числа парламентских партий за 1993 г. (8,53) и 2007 г. (1,92). Очевидно, что с течением времени трансляция социальных размежеваний в политическое измерение затруднялась: так, нынешняя Государственная Дума с эффективным числом парламентских партий меньшим двух, по сути, не отражает ни одного социального размежевания (т.е. социально-значимого конфликта). Ведь для отражения хотя бы одного размежевания эффективное число парламентских партий должно было бы составить минимум «два». Соответственно при сравнении показателей за 2003 и 2007 гг. можно говорить о том, что ситуация, связанная с трансляцией социальных размежеваний мало изменилась.

В чем все-таки состоит причина эволюции современной российской партийно-политической системы от разнообразия к однообразию? Ответ на этот вопрос кроется в специфике партийно-политических систем переходного периода, к которым относится и российская.

Во-первых, стоит отметить нестабильность институционального дизайна (системы норм и правил, задающих поведение политических субъектов) и, как следствие, относительную неустойчивость «правил игры» на политическом поле. Так, период до 1996 г. характеризуется «революционной трансформацией», когда высокая степень поляризации политики нивелировала социальные факторы. Появление же социальных размежеваний, как отмечает М. Макфол, возможно лишь вследствие консолидации новой экономической и политической системы (McFaul 1996, 1997). Отсюда следует вывод, что основные социально-политические размежевания могли появиться только в случае перемены политической повестки дня: с «демонтажа коммунизма» на построение «рыночной экономики» в России. Правда, М. Макфол подразумевает консолидацию демократического режима, когда как современные тенденции развития России (2003-2004 гг.) скорее говорят о недемократической консолидации политического режима в России, подразумевающей закрепление статус-кво в расстановке политических сил и элит, вне зависимости от возможных перемен в предпочтениях избирателей. Подобная консолидация приводит к снижению роли института выборов в стране.

Во-вторых, стоит отметить качество политического предложения, которое во многом определяется уровнем фрагментации элит и заданными «правилами игры». Согласно В. Гельману развитие электорального предложения с 1993 по 2003 гг. претерпело серьезные изменения. Так, после октября 1993 г. Россия характеризовалась высоким уровнем фрагментации элит, и навязанными победителями конфликта в одностороннем порядке «правилами игры», которые применительно к электоральной политике предполагали «мягкие» ограничения конкуренции на выборах, и как следствие, обеспечение сохранения власти при любых предпочтениях избирателей (Гельман 2007). После 2000 г. ситуация кардинально изменилась: с приходом В. Путина на пост президента России правящая группа смогла успешно навязать всем иным политическим акторам страны новые правила игры, суть которых сводилась к «навязанному консенсусу» российских элит и резкое ограничение электоральной конкуренции, выражающееся в устранении политической оппозиции (Гельман 2004). Новые условия привели к появлению в Государственной Думе «партии власти» в роли политического монополиста (Голосов 2005).

В-третьих, современная российская политика характеризуется высокой степенью изменчивости электорального предложения. Короткий жизненный цикл большинства политический партий не дает оценить их в ходе последующих выборов: последние вынуждены приспосабливаться к изменениям в электоральном предложении, изменяя характер своих электоральных предпочтений. Правда, при этом исследователи отмечают высокую устойчивость ориентаций российских избирателей на уровне отдельных партийных семей по сравнению с выраженной электоральной мобильностью внутри них (Клямкин 1995).

Ряд исследований свидетельствуют о развитии партийной идентификации в России (Miller et al. 1998; Evans, Whitefield 1998). При этом остается не до конца ясным, в какой степени изменчивость в электоральном предложении и электоральной поддержке влияет на характер структуры социальных размежеваний. Сущность же процесса демократического транзита связана с поддержанием устойчивой нестабильности в структуре социально-политических размежеваний.

В-четвертых, исследователи отмечают неразвитость институтов гражданского общества, призванных артикулировать интересы социальных групп и транслировать их в политическую систему (Sakwa 1996; McFaul 2001). Так, М. Макфол отмечает, что, с одной стороны, медленное формирование гражданского общества затрудняет развитие политических партий в связи с недостатком организационных, финансовых, идеологических ресурсов, с другой стороны, партиям сложно позиционировать себя в программном измерении: в частности, слабость либеральных партий проявляется в связи с неразвитостью среднего класса в России (McFaul 2001:1170-71).

В-пятых, отмечается низкая эффективность российских политических партий при трансляции социальных размежеваний в измерения политической конкуренции, а также ключевая роль политических элит в формировании соответствующих партийных платформ (Римский 2004; Седов 2003). В России и в других посткоммунистических странах действия политических акторов и создаваемые ими правила игры — политические институты, задают вектор становления массовых предпочтений и обуславливают динамику развития политического режима (Гельман 2004). Наиболее ярким тому примером может служить появление т.н. «всеядных» партий (авторский перевод «catch-all»), которые характеризуются отсутствием какой-либо выраженной идеологии, вследствие своей ориентации на привлечение социально гетерогенного электората. Ориентированные на широкий электорат данные «партии власти», как правило, создаются и поддерживаются правящими элитами в целях мобилизации общественной поддержки среди различных групп населения (Kirchheimer 1966, Рёмелле 2004). Их эффекты в отношении партийно-политической системы сводятся к размыванию социальных размежеваний, и как следствие, к деидеологизации партийно-политического пространства. Появление в партийно-политическом пространстве «Единой России» с 2000 г. служит ярким тому примером.

В-шестых, существование на современном российском этапе серьезных институциональных барьеров и административных рычагов, препятствующих формированию реальной многопартийности. Так, российские выборы можно охарактеризовать как свободные, но несправедливые выборы, которые не предполагают явных запретов для участия в них оппозиционных партий или кандидатов, но при этом исключают возможность поражения правящих групп и утраты ими власти по итогам выборов. Электоральная конкуренция на несправедливых выборах ограничена прежде всего благодаря тому, что правящие группы используют ресурсы государства (административные, кадровые, информационные и др.) для обеспечения односторонних преимуществ в целях удержания власти по итогам выборов (Гельман 2007). Так, принятый в 2001 г. Федеральный закон о политических партиях поощряет создание крупных общероссийских партий, и негласно отменяет формирование региональных партий. Дополнительно в Законе в сказано, что «не допускается создание политических партий по признакам профессиональной, расовой, национальной или религиозной принадлежности» (Федеральный 2001: Статья 9). В данном случае речь идет о том, что ключевые социальные размежевания блокируются на институциональном уровне, не получая своего выражения в политическом измерении. Помимо институциональных барьеров существует серьезное внеправовое вмешательство действующей власти в процессы формирования и функционирования российских политических партий (Wilson 2006).

 

Электоральный спрос: социальные размежевания в российском обществе

Изучение влияния социальной структуры на партийное голосование в рамках российского социально-политического контекста ставит перед исследователем исключительно важный вопрос, связанный с выявлением зависимостей между социальными характеристиками индивидов и их политическими предпочтениями. Ответ на него затруднен в связи с переходным состоянием страны: изменениями социально-экономической и партийно-политической систем, слабостью гражданского общества, призванного артикулировать интересы различных социальных групп.

На характер предъявляемого электорального спроса на социальные размежевания влияет относительная однородность социальной структуры российского общества, унаследованная от социалистического прошлого, когда большинство социальных размежеваний были либо ослаблены, либо отсутствовали (Rivera 1996). Так, исчезновение классов вследствие демонтажа социально-классовой структуры общества обернулось потерей способности граждан к самопозиционированию по шкале «левые-правые» (Roeder 1989). В связи с этим, первые годы своего развития пост-коммунистическое общество представляло собой tabula rasa, где существование реальных размежеваний компенсировались персонализацией политики и доминированием проблемно-ориентированного голосования. (Rose et al. 1997:807-817; White et al. 1997). По результатам опросов, проведенных ВЦИОМом, В. Петухов и В. Федоров констатируют, что «россиянам все в меньшей степени кажется адекватной представленная старая партийно-политическая система, унаследованная от 90-х гг., с доминирующим характером идейно-политических “расколов”...» (Петухов, Федоров 2005).

Результаты других исследований на сей счет более оптимистичны, говоря о том, что объективно складывающиеся в России партийно-политических размежевания выражаются в повышении партийной идентификации избирателей (Brader, Tucker, 2001, Miller et al 2000a, 2000b) и в наличии определенных статистических взаимосвязей между политическими предпочтениями избирателей и их социально-демографическими характеристиками: уровень доходов, образования, род занятий и т.д. (См. к примеру, Whitefield, Evans, 1994; Rose et al. 1996:14–15; Miller et al. 1998: 178 etc.).

В своем исследовании С. Вайтфилд и Дж. Эванс отмечают, что влияние социальных факторов на политические ориентации россиян опосредовано их включенностью в рыночные отношения, и связанным с ней социальным и политическим опытом индивидов (Whitefield and Evans 1999). При этом по мере консолидации российской социально-политической системы отмечается постепенное формирование устойчивой взаимосвязи между системой социально-профессиональных статусов и партийными предпочтениями избирателей. Главный вывод исследования — влияние социальных факторов (особенно социально-профессионального) на политические ориентации индивидов возрастает, по мере того как индивиды участвуют в рыночных отношениях. В другом своем исследовании С. Вайтфилд и Дж. Эванс утверждают, что российские избиратели не обладая большим политическим опытом и полной информацией «лучшим образом отреагируют на партийные призывы в том случае, если те будут соотноситься с их значимым социальным опытом, идентичностью и ценностями»; в свою очередь, по мнению авторов, партии могут обращаться к «исторически сложившимся в стране социальным и идеологическим размежеваниям», а также «наиболее актуальным проблемам» (Evans and Whitefield 2000:34).

Выводы С. Вайтфилда и Дж. Эванса подтверждаются исследованием Г. Хейла, в котором отмечается сильная корреляция между социальной самоидентификацией индивида (т.е. то к какой социально-профессиональной группе он(а) себя причисляет) и его партийной идентификацией. К примеру, избиратель, идентифицирующий себя с КПРФ, будет наиболее вероятным образом идентифицировать себя и с той социальной группой, интересы которой, как ему кажется, коммунисты представляют в Думе. Таким образом, главный вывод Г. Хейла заключается в том, что в России социальная идентификация индивида определяет партийную идентификацию, а значит и голосование (Hale 2006).

Теоретическое объяснение феномена роста значимости социальных факторов при голосовании индивида за отдельные политические партии дает теория рационального выбора, согласно которой различное обладание ресурсами, позволяющими получать выгоды от капиталистического устройства, приводит к формированию социальной базы из тех, кто поддерживает капитализм и, наоборот, выступает против него. К примеру, в странах Восточной Европы существует тесная взаимосвязь между поддержкой индивидами политического либерализма и построением свободного рынка, объясняющаяся стремлением обладателей данных ресурсов ими свободно распоряжаться (Kitschelt 1992, Пшеворский 1999:167-168). Соответственно политическое соревнование в пост-коммунистических обществах выстраивается вдоль идеологических осей, на противоположных концах которых находятся прорыночные и пролиберальные, а также этатистские и авторитарные силы. Следовательно, либералы будут пользоваться преимущественно поддержкой молодых, образованных, профессионалов, и наоборот, левые партии будут состоять главным образом из пожилых, необразованных, рабочих. По мере прохождения демократического транзита, взаимосвязь между поддержкой политического либерализма и построением свободного рынка ослабнет, приведя, в конечном итоге, к росту разнообразия социально-политических позиций среди населения, и соответствующей идеологической диверсификации партий (Kitschelt 1992:20-22).

При анализе российской специфики исследователи выделяют специфические размежевания, актуальные для России. Так, Е. Мелешкина, главной особенностью новых демократий считает наличие демократической «революции», задающей отличные от стран Запада размежевания, такие как «посткоммунисты vs. демократы», а также «власть vs. не-власть» (Мелешкина 2004, Offe 1991). Ю. Коргунюк отмечает существование ряда конфликтов между консерваторами и либералами, центром и периферией, бюджетополучателями и налогоплательщиками, сторонниками конкуренции и сторонниками государственной монополии, а в целом, между властью и общественностью (Коргунюк 2003:185–187). В. Римский подчеркивает выраженную автономность политических размежеваний по отношению к социальным: политические партии не только перестают отражать общественные конфликты, но и снижают свою значимость как инструменты их институционализации. Он полагает, что основные размежевания Липсета-Роккана подменяются бюрократическими «расколами»: между федеральной и региональной бюрократиями, между областными и городскими властями, между бюрократией и бизнесом по вопросам собственности. Единственным исключением, получившее закрепление в партийной системе, считает Римский, до недавнего времени оставалось размежевание между собственниками и рабочими: между СПС и КПРФ. Сегодня же, по его мнению, ведущее размежевание — конфликт между российской бюрократией и обществом в целом (Римский 2004:155-157).

Таким образом, характер электорального спроса на социальные размежевания на пост-советском пространстве, включая Россию, объясняется, с одной стороны, концепцией tabula rasa, представляющей его в качестве неорганизованного и слабовыраженного фактора электорального поведения избирателей, с другой стороны, концепцией рационального выбора, рассматривающей данный вид спроса в качестве арены борьбы между социальными силами с противоположными социально-экономическими интересами и стремящимися реализовать выгодный для себя политический сценарий.

 

Социальные размежевания в России: основные гипотезы

Большинство отечественных эмпирических исследований влияния социальных размежеваний на электоральное поведение в России основано на анализе агрегированных данных электоральной статистики. Основу настоящей работы составили данные на индивидуальном уровне, собранные в ходе четырнадцати общенациональных социологических опросов, проведенных с 1993 по 2003 гг. Данные были любезно предоставлены Единым архивом социологических данных “Sofist” [1].

В работе использованы следующие термины:

Размежевания. Существуют различные определения понятия «размежевания» (См. к примеру, обзор Bartolini, Mair 1990:212–249). Наиболее полное определение, охватывающее социальные и организационные интерпретации конфликтов, дается у А. Рёмелле: «размежевания (cleavages) — это долговременные структурные конфликты, являющиеся причиной противоположных позиций, представляемых соревнующимися политическими организациями» (Рёмелле 2004). Операционализация данного определения при анализе социологических опросов позволяет представить «размежевание» как степень различия в голосовании между различными социальными группами. К примеру, образовательное размежевание можно представить как разницу в голосовании между группами респондентов с высшим и без высшего образования.

Партии. В данной работе партии как таковые рассматриваться не будут. В целях унификации данных и получения стабильной картины российской партийной системы, партии, участвовавшие в думских выборах 1993–2003 годов, объединены в четыре партийно-идеологические семьи: «коммунисты», «националисты», «либералы» и «проправительственные» (классификацию партий см. в Приложении 1.). Отмечу, что данный подход согласуется с рядом исследований, отмечающих устойчивость ориентаций российских избирателей внутри отдельных идеологических «семей» по сравнению с выраженной электоральной мобильностью внутри них. (Клямкин 1995; Малютин 1998; Шевченко 1998). По сути, именно партийные «семьи» отражают партийно-идеологические размежевания среди населения.

В качестве гипотез о влиянии важнейших размежеваний я выделяю следующие:

Размежевание «посткоммунисты — демократы». Размежевание между посткоммунистами и демократами, т.е. противниками и сторонниками демократизации (Мелешкина 2004) лежит в плоскости политической конкуренции. Как отмечает Л. Седов, коммунисты сохраняют за собой роль структурно-образующего фактора электорального пространства, т.е. по отношению к ним происходит позиционирование всех остальных политических «игроков» (Седов 2003). В электоральном контексте данное размежевание может рассматриваться как конфликт между избирателями, выигравшими от либеральных реформ, и поддерживающими рыночные программы, и проигравшими избирателями, неудовлетворенными политикой реформ , и поэтому занимающие антидемократические и антирыночные позиции (более подробно см. Донова 2004). Соответственно, моя гипотеза заключается в том, что на протяжении всех электоральных циклов в России сохраняется выраженное размежевание между сторонниками коммунистической партии и всеми остальными (H1).

Размежевание по социально-профессиональному статусу. Влияние социально-профессионального статуса на политические ориентации россиян отмечалось в исследованиях С. Вайтфилда и Дж. Эванса, Р. Роуза и др. (Whitefield and Evans 1999, Rose et al 1997). Несмотря на то, что социалистическое прошлое в значительной степени «сгладило» данное размежевание, в настоящее время социально-политические изменения в России актуализируют его. В частности, отмечается постепенное формирование устойчивой взаимосвязи между системой социальных статусов и партийными предпочтениями по мере консолидации российской социально-политической системы. Поэтому я предполагаю, что размежевание по социально-профессиональному статусу характеризуется умеренной выраженностью и динамичностью в отношении всех партийных семей (H2).

Размежевание «город — село». Наиболее значимым социально-демографическим фактором на протяжении всего электорального периода оставался поселенческий: так, частота поддержки левых партий убывала с ростом размера поселения (Мелешкина 2000). При этом «урбанизированный продемократический» электорат концентрировался севернее 55-й параллели, а «сельский прокоммунистический» — южнее (Колосов и др. 1996, Шевченко 2000). Подобная географическая вариация на уровне регионов оказывалась проявлением более фундаментальной и всеобъемлющей вертикальной, иерархической вариации по основанию «город — село» (Петров 1996) и практически оставалась главным источником «раскола» между демократами и коммунистами (Гельман 2000). В этой связи я полагаю, что размежевание «город — село» характеризуется значительной выраженностью, совмещая в себе размежевания по линии «центр — периферия» и «демократы — коммунисты» (H3).

Образовательное, возрастное и социально-экономическое размежевания. Возраст — значимый фактор голосования за партийные семьи в России: так, к «левому» электорату преимущественно относятся пожилые россияне (Мелешкина 2000, Rose et al 1997, Rose 1995). Это объясняется различиями в политической социализации между старшим поколением, сформировавшимся в советское время, и молодежи, усвоившей политические ценности в новых условиях. Существенные различия имеются и в образовательном уровне респондентов: как правило, лица с высшим голосованием голосуют за правые партии, а без высшего — за левые (Rose et al. 2001:431). Основным размежеванием в России остается социально-экономическое. Так, рост доходов, как правило, коррелирует с более низким участием в голосовании и снижением голосования за левые партии (Гельман 2000, Rose et al. 2001:431). Таким образом, можно ожидать значимой выраженности размежеваний по образовательному (H4), возрастному (H5) и социально-экономическому (H6) признакам.

Для анализа значимым является не только влияние отдельных размежеваний само по себе, но также их взаимосвязь между собой и динамика.

Мои гипотезы в этой связи таковы:

Партийные семьи и социальный профиль избирателей. Данная гипотеза основывается на тезисе, что «не столько «объективный» класс (классовые условия) создают партию, сколько партия создает «субъективный» класс (классовую сознательность)» (Sartori 1969:84). Проправительственные партии в пост-коммунистических странах, по сути, являются «всеядными» (“catch-all”), ориентированными на актуализацию политики «поверх размежеваний», позволяющей им таким образом «склеивать» свой разнородный электорат путем манипулирования общественным мнением и «размывания» социального профиля своего избирателя (Рёмелле 2004:43-44, Лоусон 2004:53–54). Напротив, идеологические партии — коммунисты, националисты и либералы — заинтересованы в акцентировании размежеваний, выделении особых электоральных ниш и конструировании социально-акцентуированного профиля своего избирателя (Rose et al 1997:816). Поэтому структура идеологического поля и структура электорального пространства определяются поляризацией политических акторов относительно действующей власти, их способностью транслировать размежевания в политическое измерение (Малютин 1998:41–50, Мелешкина 2000:24, Лоусон 2004:53–54). Этот вывод, в частности, подтверждается результатами межрегионального политического мониторинга: в условиях сложившегося партийно-политического пространства основным дифференцирующим фактором остается позиционирование респондента на оси «Власть vs. Оппозиция» (Фрагменты 2003).

В этой связи, можно предположить, что уровень голосования в соответствии с размежеваниями является различным для партийных семей: проправительственные партии испытывают незначительный уровень зависимости голосования от социальных размежеваний, а голосование за коммунистов, националистов и либералов, напротив, во многом определяется социальными размежеваниями (H7).

Каковы динамика и устойчивость воспроизводства размежеваний? По мере консолидации российской партийной системы можно ожидать устойчивый рост величины размежеваний (Whitefield and Evans 1999). Если имеет место эффект «замораживания» социальных размежеваний то он ведет к росту воспроизводства их величины в каждом последующем электоральном цикле (H8).

Характер взаимозависимости между различными социальными размежеваниями описывается, в частности, у Л. Маккола. (McCall 2001). К примеру, уменьшение размежевания по социально-профессиональному статусу может побудить индивидов делать различия между партиями, основываясь на иных социальных критериях, в частности, в зависимости от образования, проживания в городе/селе, и др. Таким образом, каждый электоральный цикл характеризуется выраженной корреляционной зависимостью между различными социальными размежеваниями (H9).

 

Методика анализа

Для измерения степени влияния социальных размежеваний на голосование я прибегаю к расчетам т.н. относительного каппа-индекса, который представляет собой «стандартное отклонение различий в голосовании между классами [социальными группами]» (Heath et al. 1985; Thomsen 1987).

Я прибегаю к построению серии множественных логистических регрессий с использованием следующих переменных.

Зависимая переменная “PART” — категориальная переменная, содержащая информацию о голосовании респондентов за коммунистов, либералов, националистов, проправительственные партии.

Независимые переменные

Группа переменных «Профессия» содержит информацию о социально-профессиональном статусе респондентов — бинарные переменные: «директора», «менеджеры/специалисты», «рабочие», «студенты» и «пенсионеры».

Группа переменных «Возраст» фиксирует возраст респондентов. Преобразование переменной в квартили позволило получить четыре бинарные переменные: «молодежь», «лица среднего возраста», «лица зрелого возраста» и «пожилые» (соответственно, до 30, 30-45, 45-60 и свыше 60 лет).

Группа переменных «Доход» содержит информацию о доходах респондентов. Представленный квартилями доход, был преобразован в четыре бинарные переменные: «низкий доход», «ниже среднего», «выше среднего», «высокий». Данная переменная, имеющее, скорее, экономическое измерение, нежели социальное, служит в качестве контрольной.

«Образование» — бинарная переменная, содержащая информацию о наличии у респондента высшего образования.

«Город — Село» — бинарная переменная, отражающая территориальное проживание респондента в городе или селе.

«Оценки» — бинарная переменная, содержащие информацию об оценках респондента ситуации в стране [2]. Данная переменная, как и доход, носит контрольный характер.

 

Результаты анализа

В целом, полученные регрессионные модели демонстрируют слабую связь между социальными размежеваниями и голосованием: так, величины хи-квадратов моделей лежат в пределах от 9 до 200 при df=3, что говорит об их низкой объяснительной способности. Этот факт, безусловно, связан и с ригидностью используемого метода, не позволяющего вносить изменения в комбинацию независимых переменных. Полученные значения R-квадрата Кокса и Снелла (Cox & Snell R Square), показывающие долю влияния всех предикторов модели на дисперсию зависимой переменной, также имеют низкие значения. Так, согласно величинам R-квадратов Кокса и Снелла, наиболее «успешная» модель объясняет лишь 12% дисперсии зависимой переменной.

Иначе говоря, «удельный вес» влияния социальных размежеваний на электоральное поведение россиян, по сравнению с другими факторами голосования весьма невысок; вместе взятые размежевания объясняют не более 12% различий при выборе в пользу тех или иных партийных семей.

Общие результаты исследования графически представлены в Диаграмме (См. Приложение 2). Диаграмма дает наглядное представление о полученных результатах: с одной стороны, электоральный ландшафт социальных размежеваний выражен весьма умеренно: экстремальные значения коэффициентов демонстрируют лишь думские выборы 1993 г. Лишь в исключительных случаях каппа-индекс превышает среднее значение (0,46), особых тенденций роста значений индексов размежеваний от одних выборов к другим также не прослеживается. Рассмотрим влияние отдельных размежеваний и взаимосвязь между ними.

Размежевание «посткоммунисты vs демократы» (H1). Данная гипотеза подтвердилась: величина размежеваний между коммунистами и другими партийными семьями во всех электоральных циклах характеризуется высокими значениями. Согласно Диаграмме (См. Приложение 2), самые высокие значения каппа-индексов относятся к размежеванию «коммунисты vs. остальные партийные семьи». Примечательно, что величины значений каппа-индексов стабильно воспроизводятся, что свидетельствует об устойчивости размежевания.между сторонниками и противниками прежней политической и экономической системы в течение всех трех электоральных циклов.

Размежевание по социально-профессиональному статусу (H2). Данное размежевание относится к тройке наиболее значимых (среднее значение каппа-индекса составляет 0,45 [3]), что подтверждает гипотезу о его выраженности. Обращает внимание предельно высокое значение индексов по этому показателю между коммунистами и остальными партийными семьями в 1993 году. Скорее всего, данный факт объясняется его несбалансированностью в связи с большим разрывом в размерах социально-профессиональных групп. Примечательно, что все предельные значения индекса данного размежевания лежат в плоскости «коммунисты vs. остальные партийные семьи». Данная тенденция сохранилась и в последнем электоральном цикле в 2003 г. при незначительном уменьшении величины размежеваний между либералами, националистами и проправительственными партийными семьями.

Размежевание «город-село» (H3). В общей структуре размежеваний по своей величине «город-село» занимает четвертую позицию (kappa=0,28). В 1993 г. поселенческий фактор приобретает высокие значения, определяя различия между голосованием за коммунистов и националистов, и наименьшие — между либералами и коммунистами. Последний вывод противоречит большинству проведенных исследований и, возможно, объясняется комплексным характером размежевания, находящегося во взаимодействии с иными факторами, исключенными из нашей модели. С 1995 г. размежевание по этому признаку отчетливо проявляется между либералами и коммунистами, достигая в 1999 и 2003 гг. наибольших значений (kappa=0,44). В 2003 г. наименьшее значение это размежевание приобретает между проправительственными партиями и националистами.

Образовательное размежевание (Н4). Среднее значение каппа-индекса размежевания составляет 0,27 ед.: оно относится к наименее выраженным, хотя с 1995 г. происходил постепенный рост его значений, подтверждая гипотезу о различиях в голосовании между группами респондентов с высшим и без высшего образования. Наибольшие значения индекса образовательного размежевания сохранялись между респондентами, голосующими за либералов и остальными партийными семьями. Таким образом, можно полагать, что образовательное размежевание является лучшим социальным предиктором голосования за либералов.

Возрастное размежевание (Н5) относится к тройке наиболее значимых расколов: его средний каппа-индекс за прошедшее десятилетие составил 0,41 ед. Величины возрастного размежевания оставались относительно постоянными между всеми партийными семьями, за исключением коммунистов, для которых характерен стабильный рост значений размежевания. В целом, выраженность возрастного размежевания между всеми партийными семьями в исследуемых циклах, говорит о гетерогенности политических ориентаций среди различных возрастных групп. Но выраженный характер возрастного размежевания позволяет рассматривать его в качестве лучшего социального предиктора голосования за коммунистов.

Экономическое размежеваниие (Н6). Занимает пятое место в общей структуре размежеваний (kappa=0,26), подтверждая гипотезу о разнице в голосовании между группами избирателей с различным уровнем доходов. Размежевание является умеренно выраженным для большинства партийных семей.

Характер взаимозависимости между размежеваниями. Подтвердилась гипотеза H7 о различной выраженности социальных размежеваний в зависимости от типа партийной семьи. Так, величина размежеваний между коммунистами и остальными партийными семьями в большинстве случаев, характеризуется предельными значениями, когда как значения каппа-индексов между проправительственными партиями и всеми остальными (исключая коммунистов) выражены в гораздо меньшей степени. Таким образом, можно говорить о различной степени выраженности социального профиля электората в отношении различных партийных семей: он является «смазанным» для проправительственных партий и, наоборот, «интенсивным» для всех остальных. Выводы М. Малютина (Малютин, 1998) о том, что структура электорального пространства определяется поляризацией населения России относительно действующих носителей власти, вполне согласуются с нашими моделями. Можно говорить о нацеленности проправительственных партий на «склеивание» своего социально разнородного электората, т.е. реализации политики «поверх» размежеваний; и о заинтересованности иных политических сил на акцентировании социальных размежеваний. Примечательно, что в 2003 г. размежевание на уровне оценок ситуации в стране наиболее выражено между проправительственными партиями и остальными партийными семьями. Это позволяет предположить, что фактор мнений избирателей «вытеснили» социальные размежевания, понизив интенсивность их проявления до умеренной степени.

Гипотеза H8. Первая часть гипотезы о наличии восходящего тренда в величинах размежеваний, не подтвердилась: Диаграмма (См. Приложение 2) иллюстрирует отсутствие динамики в значениях размежеваний в течение исследуемого десятилетия. Пожалуй, единственным исключением из данного правила составляет размежевание во «мнениях». При этом вторая часть гипотезы о постепенной стабилизации структуры размежеваний с течением времени, нашла свое подтверждение. Так, мною была составлена матрица, где регистрировались отклонения в значениях размежеваний между двумя последующими электоральными циклами. При разнице между соответствующими каппа-индексами менее чем на 0,11 ед. размежевание считалось воспроизводимым в последующем цикле.

Оказалось, что в течение всех электоральных циклов на одной и том же уровне воспроизводились размежевания по доходам (между коммунистами и националистами, с одной стороны, проправительственными партиями, с другой), по социально-профессиональному статусу (между националистами и проправительственными/либералами), по возрасту (между проправительственными и либералами). При этом степень воспроизводства размежеваний в 1999-2003 гг. по сравнению с предшествующими циклами увеличилась (См. Таблицу 2).

Таким образом, мы можем говорить о стабилизации общей структуры социальных размежеваний, связанной с консолидацией социально-экономической системы. В зависимости от степени воспроизводства размежеваний во всех трех электоральных циклах, можно представить следующий ряд размежеваний (в порядке значимости, начиная с наиболее существенного): «город-село», «социально-профессиональный статус», «доход», «возраст», «образование» и, наконец, «мнения».

Таблица 2. Степень воспроизводства размежеваний (рассматриваются размежевания, воспроизведенные между двумя последующими выборами)
Период
/Размеже-
вание
Ком.-нац. Ком.-либ. Ком.-прав. Либ.-нац. Прав.-нац. Либ.-прав.
1993-1995 Доход Нет Доход, Образование Доход, Статус Возраст Статус Возраст, Мнения
1995-1999 Доход, Город-село Статус, Доход, Город-село Доход, Город-село Возраст, Статус, Мнения Статус, Мнения, Доход, Город-село Возраст, Город-село, Образование
1999-2003 Возраст, Статус, Доход, Город-село Возраст, Город-село, Образование Возраст, Доход, Город-село, Образование Статус, Город-село, Образование Статус, Доход, Город-село, Образование Возраст, Статус, Город-село, Образование

Гипотеза H9 также нашла свое частичное подтверждение. Выстроенная на основе полученных значений каппа-индексов матрица, позволила выявить ряд корреляций. Так, в 1993 г. прослеживается сильная связь между социально-профессиональным и возрастным размежеванием (0,921**), а также каппа-индексами дохода и мнений (0,837*); в 1995 г. между каппа-индексами социально-профессионального статуса и возраста (0,817**); в 1999 г. между каппа-индексами образования и территориального проживания (0,969**), между каппа-индексами профессиональной принадлежности и дохода (0,943**); в 2003 г. между каппа-индексами профессиональной принадлежности и возраста (0,858*), а также образования и дохода (0,825*). Положительный знак коэффициента корреляции во всех рассмотренных нами случаях говорит о том, что увеличение значений влияния одного размежевания приводит к соответствующему увеличению значений влияния другого размежевания.

Особо коснемся оценочного фактора. Будучи продуктом индивидуальной психологии и соответствующих медиа-манипуляций, оценочное голосование, как правило, снижает влияние социальных факторов на голосование. Результаты проведенного анализа позволяют отнести данный фактор к числу наиболее значимых (среднее значение kappa составляет 0,38 ед.), но низко воспроизводимых, что говорит о конъюнктурном характере его проявления. Характерно, что данное размежевание особенно проявляется в 1993 и 2003 гг. (см. Диаграмму в Приложении 2.): выраженность оценочной компоненты при голосовании избирателей является предельной по своему значению. При этом в 2003 г. оценочный фактор особенно сильно проявляется при различии голосований между проправительственными партиями и остальными, что говорит о наличии выраженной поляризации оценок между сторонниками действующей власти и ее противниками. По сути, оценочное измерение голосования также задает позиционирование идеологических семей относительно «неидеологической» (catch-all) проправительственной семьи.

Таким образом, результаты анализа свидетельствуют о влиянии социальных размежеваний между основными социальными группами на голосование за различные партийные семьи. К сожалению, низкая объяснительная способность моделей свидетельствует о слабой выраженности социальных размежеваний в России, а также о применимости этих выводов лишь в отношении ограниченного сегмента электората. Складывающееся «замораживание» слабо выраженных социальных размежеваний говорит о том, что они будут и в дальнейшем менее значимы при голосовании, нежели оценочные факторы.

 

Вместо заключения

Результаты анализа данных позволяют сделать следующие выводы.

Во-первых, российская партийно-политическая система эволюционирует в направлении уменьшения количества партийно-политических размежеваний, что выражается в политической монополии «Единой России» и её неидеологической природе как «партии власти».

Во-вторых, классическая теория размежеваний Липсета-Роккана демонстрирует малую познавательную ценность для изучения голосования российских избирателей, о чем свидетельствуют низкая объяснительная сила представленных моделей и слабые взаимосвязи между переменными.

В-третьих, результаты тестирования моделей позволили определить величины исследуемых размежеваний между четырьмя партийными семьями в 1993-2003 годах, сопоставить их и выявить динамику изменений. Так, что к числу наиболее значимых социальных размежеваний в прошедшем десятилетии относятся (в порядке убывания значимости): «социально-профессиональный статус», «возраст», «город-село», «образование» и, наконец, «доход».

При этом набор социальных размежеваний для каждой партийной семьи различен и варьируется с течением времени. В частности, коммунистический электорат характеризуется большей выраженностью социальных размежеваний, нежели проправительственный. В данном случае можно говорить о качественно ином электоральном спросе — социальный профиль коммунистического, либерального и националистического избирателя характеризуется набором значимых социальных характеристик, выраженных в социальных размежеваниях, когда как проправительственный избиратель таковых характеристик не имеет, что обусловлено «всеядным» характером «партии власти».

В-четвертых, хотя увеличение степени воспроизводства социальных размежеваний не вполне устойчиво, наблюдается «замораживание» структуры размежеваний, что свидетельствует о некоей консолидации партийно-политической системы страны.

Наконец, сильная выраженность оценочного фактора при «замораживающихся» на низком уровне социальных размежеваниях, говорит о том, что в перспективе именно оценочные факторы, а не социальные, будут оказывать существенное влияние на голосование избирателей. В связи с тем, что оценки избирателей, в отличие от их социальных характеристик, подвержены медиа-манипуляциям, осуществляемым в интересах правящих элит, то можно предположить, что и в следующем электоральном цикле эта тенденция сохранится.

Данные для исследования были предоставлены Единым архивом социологических данных «Sofist» (www.sofist.socpol.ru).

Приложения

Приложение 1. Распределение партий и блоков по партийным семьям [4]
1993 год
Партийная семья Партия
Коммунисты Аграрная партия России
Коммунистическая партия РФ
Отечество, блок
Националисты Альянс патриотов России, блок
Hационально-государственная партия, блок
Либерально-демократическая партия России
Российский общенародный союз
Партии власти Ассоциация независимых профессионалов
Выбор России, блок
Гражданский Союз
Женщины России
Левый центр-Государство Россия, блок
Партия консолидации
Российская партия «зеленых»
Российское единство и согласие, блок
Союз обновления
Либералы Август, блок
Блок Явлинского
Демократическая партия России
Конституционно-демократическая партия
Hовая Россия, блок
Партия экономической свободы
Российское движение демократических реформ
Российское христианско-демократическое движение
1995 год
Партийная семья Партия
Коммунисты Аграрная партия России
Коммунистическая партия РФ
Коммунисты-Трудовая Россия
Националисты Власть-народу
Держава
Либерально-демократическая партия России
Русское национальное единство
Конгресс русских общин
Партии власти 89 регионов России
Ассоциация адвокатов России
Блок Ивана Рыбкина Дума-96
Блок Станислава Говорухина
Вперед, Россия!
Женщины России
За Родину!
Кедр
Мое Отечество
Наш дом — Россия
Партия российского единства и согласия
Партия самоуправления трудящихся
Партия любителей пива
Преображение Отечества
Российское общенародное движение
Социал-демократы
Союз работников жилищно-коммунального хозяйства России
Стабильная Россия
Либералы Блок Э. Памфилова — А. Гуров — В. Лысенко
Демократический Выбор России
Демократическая Россия
Межнациональный союз
Национально-республиканская партия
«Нур», общероссийское мусульманское движение
Общее дело
Партия экономической свободы
Поколение рубежа
Профсоюзы и промышленники России — Союз труда
Республиканская партия
Федерально-демократическое движение
Христианско-демократический союз
Яблоко
1999 год
Партийная семья Партия
Коммунисты Аграрная партия России
Коммунистическая партия РФ
Коммунисты, трудящиеся России — за Советский Союз
Российский общенародный союз
Социал-демократы
Фронт национального спасения
Националисты Блок Жириновского
Русское национальное единство
Партии власти Блок Николаева и Св. Федорова
Движение в поддержку армии и ВПК
Единство
Женщины России
Кедр
Наш дом — Россия
Отечество-Вся Россия
Партия пенсионеров
Российская партия защиты женщин
Либералы Блок Юрия Болдырева
За гражданское достоинство
За мир и единство
Российская народно-республиканская партия
Российское земское движение
Союз правых сил
Яблоко
2003 год
Партийная семья Партия
Коммунисты Аграрная партия России
Коммунистическая партия РФ
Народная партия Российской Федерации
Российская коммунистическая рабочая партия
Cоциал-демократическая партия
Националисты Евразийская партия — Союз патриотов России
Либерально-демократическая партия России
Русь
Партии власти Демократическая партия
Единая Россия
Женщины России
Зеленые
Партия жизни
Либералы Партия возрождения России
Партия пенсионеров
Партия развития предпринимательства
Республиканская партия России
Российская партия труда
Союз людей за образование и науку
Союз правых сил
Яблоко
Приложение 2. Диаграмма «Иллюстрация каппа-индексов (на основе таблиц Приложения 2)»
Примечание: Диаграмма демонстрирует значения каппа-индексов исследуемых размежеваний между парами партийных семей с 1993 по 2003 гг.
 

Литература

  1. Гельман, В.Я. (2000). Изучение выборов в России. Исследовательские направления и методы анализа. Политическая наука. М.: ИНИОН, N 3. — С. 111-136.
  2. Гельман В.Я. (2004) Политическая оппозиция в России: вымирающий вид? Полис № 4, С. 52-69.
  3. Гельман В.Я. (2007a). Эволюция электоральной политики в России. Коллективная монография, Третий электоральный цикл в России, 2003-2004 гг., С. 17-38.
  4. Голосов Г.В. (2005). Сфабрикованное большинство: конверсия голосов в места на думских выборах 2003 г. Полис, № 1.
  5. Донова Е.В. (2004). Социально-политические размежевания и их трансформация в политическую систему стран Центральной и Восточной Европы. Политическая наука, № 4, С. 101-125.
  6. Клямкин И.М. (1995). Электорат демократических сил, в:. А.Иоффе (ред.), Анализ электората политических сил России. М.: Московский центр Карнеги.
  7. Колосов В.А., Туровский, Р.Ф. (1996). Электоральная карта современной России: генезис, структура и эволюция. Полис, № 4, С. 33-46.
  8. Коргунюк Ю.Г. (2003). Наложение конфликтов: Российский опыт в свете ревизии формулы Липсета-Роккана. Полития, № 1, С. 174-192.
  9. Лоусон К. (2004).Социально-политические размежевания и консолидация партийных систем. Политическая наука, № 4, C 51-55.
  10. Малютин М. В. (1998). Электоральные предпочтения россиян: «парадокс стабильности». Общественные науки и современность, № 1, С. 41-50.
  11. Мелешкина Е.Ю. (2000). Российский избиратель: установки и выбор, в: В. Гельман, Г.Голосов, Е.Мелешкина (ред.), Первый электоральный цикл в России (1993-1996), С. 177-211.
  12. Мелешкина Е.Ю. (2004). Концепция социально-политических размежеваний: проблема универсальности. Политическая наука, № 4, С. 11-29.
  13. Петухов В.В., Федоров В.В. (2005). Трансформация идеологических ценностей и политические предпочтения россиян. Мониторинг общественного мнения. Экономические и социальные перемены, № 2, С. 4-18.
  14. Петров Н. (1996). Анализ результатов выборов 1995 г. в Государственную думу России по округам и регионам.Парламентские выборы 1995 г. в России. / Под ред. М. Макфола и Н. Петрова. — М.: Московский Карнеги Центр.
  15. Пшеворский А. (1999). Демократия и рынок. Политические и экономические реформы в Восточной Европе и Латинской Америке.Пер с англ./ под ред. проф. Бажанова В.А. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН). 320 с.
  16. Рёмелле А. (2004). Структура размежевания и партийные системы в Восточной и Центральной Европе. Политическаянаука, № 4, С. 30-50.
  17. Римский В.Л. (2004). Общественные размежевания и политические партии в России. Политическая наука, № 4, С. 152-172.
  18. Римский В.Л. (2003). Выборы без стратегического выбора. Общественные науки и современность, № 5, С. 49-59.
  19. Седов Л.А. (2003). Российский электорат: десятилетняя эволюция. Специфика российской электоральной реальности. Общественные науки и современность, № 5, С. 60-69.
  20. Сересова У. (2005). Социальный факторы электорального процесса в регионах России, или За кого голосуют бедные, Логос № 1(46), С. 257-274.
  21. Федеральный (2001). Федеральный закон о политических партиях. № 95-ФЗ.
  22. Фрагменты (2003). Фрагменты аналитических отчетов по результатам опросов общественного мнения. Межрегиональный политический мониторинг (МЭМ-2003). М.: Ассоциация региональных социологических центров «7/89», Циркон.
  23. Шевченко Ю.Д. (1998). Между экспрессией и рациональностью: об изучении электорального поведения в России. Полис, № 1, С. 130-136.
  24. Abrams M, Rose R, Hinden R. (1960). Must Labor Lose? Harmondsworth, UK : Penguin.
  25. Bartolini S., Mair P. (1990). Identity, Competition, and Electoral Availability: The Stabilizations of European Electorates 1885-1985. Cambridge: Cambridge University Press.
  26. Brader T., Tucker J. (2001). The Emergence of Mass Partisanship in Russia, 1993-1996. American Journal of Political Science, Vol. 45, N1, P. 69-83
  27. Dalton R. J. (1996). Citizen Politics: Public Opinion and Political Parties in Advances Industrial Democracies. Chatham, NJ: Chatham House. 2nd ed.
  28. Evans G. (1999). The End of Class Politics. New York: Oxford University Press.
  29. Evans, G., Whitefield S. (1998). The Evolution of Left and Right in Post-Soviet Russia . Europe-Asia Studies, Vol. 50, N6:1023-1042.
  30. Evans, G., Whitefield S. (2000). Explaining the Formation of Electoral Cleavages in Post-Communist Democracies. In H. D. Klingemann, E. Mochmann, and K. Newton, eds., Elections in Central and Eastern Europe: The First Wave, pp. 36-68, Berlin: Edition Sigma.
  31. Franklin M. (1985). The Decline in Class Voting in  Britain : Changes in the Basis of Electoral Choice, 1964-1983. Oxford: Oxford University Press.
  32. Goldthorpe J. (1996). Class and politics in advanced industrial societies, in: D.J.Lee, B.S.Turner (Eds.), Conflicts about Class. London: Longmans, P. 196-208.
  33. Goldthorpe J., Lockwood D, Bechhoffer F, Platt J. (1968). The Affluent Worker: Political Attitudes and Behavior. Cambridge: Cambridge University Press.
  34. Hale H. (2006). Party-Voter Linkage in Russia : Social Groups, Values, Leaders, or Performance? Paper prepared for the 2006 Annual Meeting of the American Political Science Association, Philadelphia, August 31 — September 3.
  35. Heath A., Jowell R., Curtice J., Evans G, Field J., Witherspoon S. (1991). Understanding Political Change: The British Voter, 1964-1987. Oxford, UK : Pergamon.
  36. Inglehart, R. (1997). Modernization and Post-Modernization. Princeton University Press. Princeton.
  37. Kirchheimer, O. (1966). The Transformation of the Western Party System, in J.La Palombara, M.Weiner (eds.), Political Parties and Political Development. Princeton: Princeton University Press, P. 178-200.
  38. Kitschelt H. (1992). The Formation of Party Systems in East Central Europe. Politics and Society Vol. 20, N1, 7-50.
  39. Kitschelt H. et al. (1999). Post-Communist Party Systems: Competition, Representation and Inter-Party Cooperation. Cambridge: Cambridge University Press.
  40. Knutsen Oddbjorn (2004). Social Structure and Party Choice in Western Europe. A Comparative Longitudinal Study. London:Palgrave, 293 p.
  41. Knutsen Oddbjorn (2006). Class Voting in Western Europe. A Comparative Longitudinal Study. Oxford: Lexington books, 225 p.
  42. Lipset S.M., Rokkan S. (1967). Cleavage Structures, Party Systems and Voter Alignments. — Lipset S.M., Rokkan S. (eds). Party Systems and Voter Alignments. New York.
  43. McCall, L. (2001). Complex Inequality. New York: Routledge.
  44. McFaul, M. (1996). Russia ’s 1996 presidential elections. Post-Soviet Affairs Vol. 12, N4, 318-350.
  45. McFaul, M. (1997). Russia ’s 1996 Presidential Elections: The End of Polarized Politics. Hoover Institution Press, Stanford.
  46. McFaul, M. (2001). Explaining Party Formation and Nonformation in Russia . Actors, Institutions, and Chance. Comparative Political Studies, Vol. 34, N 10, 1159-1187.
  47. Miller A., Klobucar T. (2000a). The Development of Party Identification in Post-Soviet Societies. American Journal of Political Science, Vol. 44, N 4, P. 667-686.
  48. Miller A., Erb G., Reisinger W., Hesli V. (2000b). Emerging Party Systems in Post-Soviet Societies: Fact or Fiction? The Journal of Politics, Vol. 62, N 2, P. 455-490.
  49. Miller A.H., Reisinger W. M. and Hest V.L. (1998). The Russian 1996 Presidential Elections Referendum on Democracy or a Personal Contest? Electoral Studies, Vol. 17 N2, P. 175-196.
  50. Neto O., Cox G. (1997). Electoral Institutions, Cleavage Structures and the Number of Parties. American Journal of Political Science, Vol. 41, N1, 149-74.
  51. Offe C. (1991). Capitalism by Democratic Design? Democratic Theory Facing the Triple Transition in East Central Europe. Social Research, Vol. 58, N4, P. 865-892
  52. Rivera S. (1996). Historical Cleavages or Transition Mode: Influences on the Emerging Party Systems in Poland, Hungary and Czechoslovakia . Party Politics, Vol. 2, No. 2, P. 177-208.
  53. Roeder, P. (1989). Modernization and participation in the Leninist development strategy. American Political Science Review, Vol. 83, N3, P. 859-884.
  54. Rose Richard and Derek Urwin (1970). Persistence and Change in Western Party Systems Since 1945. Political Studies, Vol. 18, 3, 287-319.
  55. Rose R. (1995). Mobilizing Demobilized Voters in Post-Communist Societies, Party Politics, Vol. 1, No. 4, P. 549-563.
  56. Rose R., McAllister I. (1986). Voters Begin to Choose: From Closed-Class to Open Elections in  Britain . London: Sage.
  57. Rose R., Munro N., White S. (2001). Voting in a Floating Party System: The 1999 Duma Election. Europe-Asia Studies, Vol. 53, No. 3, P. 419-443.
  58. Rose R., Tikhomirov E., Mishler W. (1997). Understanding Multi-Party Choice: The 1995 Duma Election. Europe-Asia Studies, Vol. 49, N5, P. 799-823.
  59. Sakwa, R. (1996). Russian Politics and Society, 2nd ed. Routledge, London.
  60. Sartori G. (1969). From the Sociology of Politics to Political Sociology, in: S.M.Lipset (ed.), Politics and the Social Sciences. Oxford: Oxford University Press, P. 65-100.
  61. Shugart M., Carey J. (1992). Presidents and Assemblies. Constitutional Design and Electoral Dynamics. Cambridge: Cambridge University Press.
  62. Thomsen S. (1987). Danish Elections 1920-79:A logic approach to ecological analysis and inference. Aarhus: Politica.
  63. Whitefield S., Evans G. (1994). The Russian Election of 1993: Public Opinion and the Transition Experience. Post-SovietAffairs, Vol. 10, N 1, P. 38-60.
  64. Whitefield S., Evans, G. (1999). Class, Markets and Partisanship in Post-Soviet Russia : 1993-1996. Electoral Studies Vol. 18, N 2, 155-178.
  65. Wilson K. (2006). Party-System Development Under Putin. Post-Soviet Affairs, 22, 4:314-348.
  66. Wolinetz Steven (1979). The Transformation of Western European Party System Revisited. West European Politics, Vol 2, N1, 4-28.
 

Примечания

Калинин Кирилл Олегович — аспирант факультета политических наук и социологии Европейского университета в Санкт-Петербурге.

Автор благодарит Владимира Гельмана за помощь и поддержку в осуществлении исследовательского проекта, Трона Гарольда Торнеби за предоставленную возможность изучения исследовательской методологии в рамках Летней школы Университета Осло «Сравнительные методы в социальных науках», Норвегия (Oslo Summer School in Comparative Social Sciences).

[1] Используемые в работе базы данных: Омнибус ВЦИОМ 1993-1, Экспресс ВЦИОМ 1993-20, Экспресс ВЦИОМ 1993-22, Экспресс ВЦИОМ 1995-12, Экспресс ВЦИОМ 1995-20, Экспресс ВЦИОМ 1999-5, Экспресс ВЦИОМ 1999-7,Экспресс ВЦИОМ 1999-10, Экспресс ВЦИОМ 1999-20, Экспресс ВЦИОМ 2003-1, Экспресс ВЦИОМ 2003-7, Экспресс ВЦИОМ 2003-8.

[2] Для данной переменной использовались ответы на вопрос «Как Вы считаете, дела в России идут в правильном направлении, или Вам кажется, что события ведут Вас «не туда», в тупик?» Ответы: «1. дела идут в правильном направлении», «2. события ведут нас в тупик», «3. затрудняюсь ответить» (использовались опросы «Экспресс ВЦИОМ»)

[3] Каппа-индексы 1993 г., превышающие значение среднее значение каппа-индекса более чем в два раза (0,92) исключены из рассмотрения, т.к. представляют собой аномальные выбросы значений индекса.

[4] Названия партий и блоков приведены в том виде, в котором давались в анкетах ВЦИОМ. Все названия даны в алфавитном порядке.

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.