19 марта 2024, вторник, 07:39
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

20 июня 2008, 00:20

«Национальный вопрос» в Российской империи в постсоветской историографии

С начала 2000-х годов в России активизировался процесс поисков новой национальной и государственной идентичности, а парламентские выборы 2003 года убедительно продемонстрировали результативность программ, опирающихся на патриотические чувства граждан. Одновременно российские исследователи предприняли ряд попыток дать целостную историческую картину решения национального вопроса в Российской империи. «Полит.ру» публикует статью Александры Бахтуриной «"Национальный вопрос" в Российской империи в постсоветской историографии», в которой автор дает аналитический обзор таких работ по истории российского национализма, опубликованных в последние пятнадцать лет. Статья вошла в сборник «Русский национализм: Социальный и культурный контекст» (М.: Новое литературное обозрение, 2008), посвященный проблемам национализма и его социальных, политических, правовых и культурных проявлений в современной России.

Изучение истории российской этнополитики в последние годы стало одной из весьма актуальных тем отечественной исторической науки. В 1990-х годах изучение Российской империи как полиэтнического государства стало более интенсивным.

Авторы работ начала 1990-х годов чаще всего оперировали понятиями «нация», «национальность», «национальная политика». Но вскоре, во-первых, активная замена понятия «нация» понятием «этнос» внесла коррективы в использование сочетания «национальная политика». Во-вторых, у современных российских исследователей возникли определенные сомнения относительно того, существовала ли в Российской империи «национальная политика» как самостоятельное направление во внутренней политике государства. По этому поводу были высказаны различные мнения. Так, Ю.И. Семенов в этой связи заметил, что в центре правительственной политики на окраинах были не этносы и не нации, а регионы и организация управления, поэтому политика на окраинах была, прежде всего, региональной и управленческой. Но при этом Ю.И. Семенов отмечает, что, по его мнению, полностью отказаться от термина «национальная политика» невозможно, поскольку необходимо терминологически разграничить «управленческую политику власти по отношению к регионам с нерусским населением от ее же управленческой политики по отношению к русским областям»[1]. Многие авторы используют термин «национальная политика» без дополнительных комментариев[2].

Необходимость в устойчивом термине, несмотря на разногласия, остается очевидной. Это обстоятельство побудило специалистов использовать терминологию, применявшуюся до 1917 года, а именно: «национальный вопрос» или «инородческий вопрос». Е. Воробьева в своей статье проанализировала содержание термина «инородцы» и его развитие в Российской империи (2001). Она отметила, что первоначально так обозначались группы кочевых или полукочевых восточных народов. Постепенно термин стал трактоваться более широко и в итоге применялся ко всем нерусским народам империи. В основу этой классификации был положен этнический принцип. Воробьева также отмечает, что для дифференциации нерусского населения использовались понятия культурные и некультурные инородцы. Для культурных разрабатывались политика сближения, а в отношении же народов, находящихся на низкой ступени развития, предполагалась их ассимиляция[3].

Е. Воробьева также отметила, что в периодической печати (преимущественно консервативного направления) начиная с 60-х годов XIX века последовательно обсуждают еврейский, польский, мусульманский, финляндский, остзейский и другие «вопросы». В результате к началу ХХ века, «несмотря на специфику отдельных вопросов, было выработано также понятие об инородческом вопросе как общей проблеме сближения инородцев с русскими. Оценка правительственными кругами степени важности того или иного инородческого вопроса зависела главным образом от того, насколько среди инородцев были развиты национальные идеи, поскольку именно они считались властями наиболее опасными для единства государства»[4]. Автор пришла к выводу о том, что по замыслу властей средством решения инородческих вопросов должна была стать политика сближения. Имея определенную специфику по отношению к различным инородцам, эта политика фактически заключалась в сочетании ограничительных мер с мероприятиями, направленными на распространение русских учреждений, русской культуры и русского образования. Хронология постановки, география инородческих вопросов, развитие обсуждения этих вопросов и участие в нем правительства в Российской империи конца XIX — начала XX века показывают, как власть смотрела на империю и как формулировала и строила политику в отношении нерусских подданных империи. Таким образом, «национальный» или «инородческий вопрос», по мнению Е. Воробьевой, в Российской империи означал политику в отношении нерусских подданных. Она не представляла собой целостного политического курса и строилась в зависимости от степени развития антиправительственных настроений в среде отдельных этносов.

Следует отметить, что политика самодержавия в отношении нерусских этносов включала политику в отношении национальных окраин, на которых были в большей или меньшей степени локализованы отдельные этносы. Поэтому в российской историографии 1990-х годов изучение «национального вопроса» вобрало в себя историю политики самодержавия в отношении нерусских этносов и историю национальных окраин. Наряду с этим национальный вопрос в политике самодержавия изучается в рамках других тем. Наиболее пристальное внимание российских ученых вызывают такие вопросы, как роль этнополитического фактора в распаде Российской империи, организация управления обширной территорией государства с учетом этнических особенностей, политика самодержавия в отношении «инородцев» и окраин.

Одновременно, начиная с середины 1990-х, российскими исследователями был предпринят целый ряд попыток дать целостную картину решения национального вопроса в Российской империи[5]. Специфика Российской империи, где этноконфессиональная политика на окраинах находилась в непосредственной связи с административно-правовыми и внешнеполитическими задачами, обусловила то, что написание обобщающих работ по названной теме стало довольно сложным.

Первый значительный шаг в этом направлении был сделан В.С. Дякиным. В своей статье, посвященной решению национального вопроса в Российской империи конца XIX — начала XX века, он рассмотрел основные этапы его истории. Говоря о способах решения национального вопроса, он выделил два основных направления — официально-охранительное и «имперско-либеральное»[6], то есть отметил сочетание в этнополитике империи консервативного курса и частичных уступок требованиям отдельных этносов. К сожалению, В.С. Дякин не успел закончить начатое исследование.

Следующей попыткой стала книга «Национальная политика России: история и современность» (1997). В разделе, посвященном Российской империи, авторы рассмотрели как политику в отношении отдельных этносов, так и политику в отношении окраин, имевших самостоятельный административный статус. Значительное внимание уделено истории управления окраинами, планам общественно-политических кругов по изменению административно-территориального устройства страны в начале ХХ века. Рассмотренные исследования являются наиболее значимыми среди обобщающих работ российских ученых 1990-х годов.

Вопрос о роли национального вопроса в распаде Российской империи одним из первых затронул В.С. Дякин (1996). Он считал, что «при наличии определенной степени зрелости этносов, включенных в состав многонациональных империй, удержание их в одном государстве возможно только при помощи силы. Как только империя высказывает отсутствие такой силы, она разваливается»[7]. Он также выделил факторы распада империй, к которым относятся, во-первых, компактное проживание этноса, во-вторых — достижение им определенной степени зрелости или наличие собственной государственной традиции и развитой культуры. Последние подталкивают этнос к автономии, а затем — и к государственной независимости.

Помимо историков к этнополитическим проблемам России в различные периоды ее развития вплоть до современности обращаются политологии, юристы, экономисты, специалисты в области этнологии. Важные наблюдения в изучении факторов распада полиэтнического государства сделаны М.Н. Губогло, Ю.И. Семеновым, В.А. Тишковым.

Роль национальных проблем в развитии Российской империи ряд специалистов рассматривает в контексте вопросов о межэтнических конфликтах на территории Российской империи. В рамках изучения межэтнических противоречий в Российской империи и СССР исследователи пытаются ответить, во-первых, на вопрос о влиянии межнациональных противоречий на устойчивость полиэтнического государства и, во-вторых, проанализировать поведение власти в межэтнических конфликтах.

В статье Л.С. Гатаговой (2000) на примере Большого Кавказа автор выделяет следующие причины возникновения этнических противоречий: географические (ограниченность территории), суровые природно1климатические условия, этнические (избыток этносов на одной территории), конфессиональные (слишком близкое соседство христианства и ислама) и ряд других. Интересно также наблюдение Л.С. Гатаговой об этнических конфликтах на Кавказе как способе преодоления внутриэтнической дробности[8].

Подробная характеристика особенностей и содержания этнических конфликтов в истории России была дана российскими участниками VI Международного конгресса Центрально- и Восточноевропейских исследований, состоявшегося летом 2000 года в Финляндии. Л.С. Гатагова, анализируя эпоху Александра II, пришла к выводу, что для России пореформенного периода были характерны «протоконфликты», которые отличались стихийностью, слабой связью с внешними событиями, архаичным характером мотиваций, неучастием элит, политической неангажированностью[9]. В докладе В.П. Булдакова было отмечено, что изучение «этнических конфликтов по горизонтали» имеет существенное значение для определения природы революционного кризиса Российской империи в 1917 году. «Характер этнических конфликтов позволяет утверждать, что кризис империи носил системно-традиционалистский, а не чисто политический или идеологический характер»[10]. В коллективной монографии в разделе, посвященном межэтническим конфликтам, Л.С. Гатагова поставила задачу рассмотреть конфликт типа этнос — этнос на материале российской истории XVIII — начала XX веков[11]. Но в настоящий момент рассматриваются конфликтные ситуации между русскими и «инородцами». При этом противоречия между другими этносами практически не изучаются. В этой связи весьма перспективным представляется изучение роли государственной власти в урегулировании противоречий во взаимоотношениях нерусских этносов.

К вопросу о роли этнического фактора в развитии России в последние годы обращаются не только историки, но и политологи и этнологи. В первой половине 19901х годов многие из них пришли к выводу, что характер, развитие и формы выражения и разрешения межнациональных конфликтов в России и СССР не дают основания утверждать, что существовала осознанная социокультурная несовместимость людей с различной  этнической и языковой принадлежностью в России и СНГ[12]. В.А. Тишков в «Этнографии чеченской войны» (2001) в число причин, вызывающих межэтнические противоречия, включил взаимодействие элит в полиэтнических обществах, «ибо элиты, а не массы склонны и способны вызывать вражду... Согласие и сотрудничество элит и есть тот самый “мир между народами”»[13]. Необходимо также обратить внимание на вывод Тишкова о значении для нивелирования этнических движений привлечения к власти местной элиты. «Инкорпорация в высшую бюрократию ослабляет и даже может элиминировать этническую ориентацию, а некоторые представители этносов могут намеренно в целях демонстрации личной лояльности и укрепления выступать за жесткую государственность»[14]. В статье М.Н. Губогло «В лабиринтах этнической мобилизации» (2000) подведены некоторые итоги исследовательского проекта «Национальные движения в СССР и в постсоветском пространстве»[15]. Говоря о причинах распада полиэтнического государства, он отметил, что в России начала ХХ века произошло «разбалансирование идентичностей», что, в сочетании с другими объективными факторами, привело к распаду Османской империи и поставило на грань развала Российскую[16].

Анализируя развитие российского федерализма, многие экономисты отмечают, что специфика взаимоотношений субъектов и общефедерального центра связана не столько с национально-этническим или чисто политическими аспектами, сколько с нескрываемыми экономическими интересами. В результате влияние этнического компонента на развитие полиэтнического государства признается незначительным[17].

Важное место в изучении истории национального вопроса в Российской империи занимает проблема взаимодействии «центра» с «окраинами». Одним из наиболее дискуссионных является вопрос о том, можно ли проводить аналогии между окраинами Российской империи и колониями западноевропейских государств и, соответственно, насколько правомерной может считаться оценка политики России на окраинах как «колониальной». Исследователи оказались перед необходимостью ответа на вопрос о том, рассматривать ли нерусское население Российской империи в качестве жителей колоний или необходимы другие критерии оценки. Данная проблема нашла отражение как в научных исследованиях, так и в публицистике[18]. В ряде работ предпринимались попытки сравнить политику России в отношении окраин с политикой западноевропейских колониальных держав и делался, например, вывод о том, что Российская империя была «великой колониальной державой», которая несла основы цивилизации народам Урала, Сибири, Средней Азии и Закавказья[19]. А.Г. Вишневский (1998) в этой связи отметил, что «русский колониализм» постепенно готовил восточные окраины к «модернизации и развитию». При этом он подчеркнул, что влияние Российской империи на западные окраины было иным, т.к. последние не нуждались в российском посредничестве для восприятия западных ценностей[20].

Наряду со сторонниками концепции российского колониализма, оценивающими взаимоотношения с окраинами как отношения колонии и метрополии, в постсоветской историографии высказываются иные мнения. В пользу утверждения о том, что Россия не была колониальной державой и ее политика в отношении «инородцев» существенно отличалась от политики колониальных империй Запада, А.Н. Боханов (1995 г.), например, отмечал, что в Российской империи самодержавие рассматривало вновь присоединяемые территории как естественное продолжение России, распространяя на них законодательство и права населения империи[21]. Ряд специалистов (В.И. Уколова, А.Филиппов и другие) отмечали наличие в Российской империи практики интегрирования местных элит в центральную власть, что придавало империи стабильность и усиливало связь окраин с центром[22]. Авторы предисловия к сборнику «Казань, Москва, Петербург:  Российская империя под взглядом из разных углов» (1997) в этой связи отметили, что в России XIX — начала ХХ веков «понятия “нации” и “империи” оказались нераздельно взаимосвязанными». Эта взаимосвязь обеспечила то, что нерусские народы не противопоставлялись русскому как народы колоний народу метрополии, но «инкорпорировались» в состав русского государства. Процесс культурного, языкового и религиозного включения нерусских народов в империю, по их мнению, имел двоякие последствия: с одной стороны, стимулировал политику русификации, «проводившуюся с тем большей бесцеремонностью, что все народы империи символически как бы уже были приобщены к русскому государству», с другой — давал возможность «развития местной национальной культуры, национальных административных и религиозных институтов»[23]. Также рядом авторов было высказано мнение о том, что в законодательстве Российской империи практически отсутствовали ограничения по этническому признаку, за исключением ограничений для евреев и поляков[24], поэтому в «России не было национального угнетения, не было господствующей нации»[25].

Наряду с вопросом о «колонизаторской» и «цивилизационной» роли Российской империи в отношении окраин национальный вопрос в России рассматривается сквозь призму проблемы «русификации».

К концу XIX века в рамках историографии либерального направления появился термин «русификация». Его употребление носило преимущественно политизированный характер. Авторы, употреблявшие понятие «русификация», трактовали его в самом разнообразном смысле и использовали преимущественно для  негативных оценок российской национальной политики[26]. С середины 30-х годов использование этого понятия надолго прекратилось под влиянием утвердившейся в историографии концепции «наименьшего зла».

В зарубежной исторической науке понятие «русификация» было ключевым для характеристики и описания российской и советской национальной политики вплоть до конца 70-х годов.

С начала 1990-х как под влиянием зарубежных исследований, так и в связи со стремлением к опровержению историографических оценок предшествующего периода понятие «русификации» стало вновь активно использоваться в отечественной историографии. В 1994 году Л.И. Семенникова в качестве основных составляющих национальной политики России выделила «русификацию, задержку развития национальной культуры, усредненности, стирание самобытных различий и так далее», следствием чего, по ее мнению, на территории Российской империи стала долговременная стабильность. Не ставя своей задачей оценивать правомочность данного вывода, отметим, что использование понятия «русификация» в работе Л.И. Семенниковой для отечественной историографии конца 1980-х — начала 1990-х было и новшеством, и шагом назад. С одной стороны, эта терминология была повторением выводов советской историографии 1920-х — начала 1930-х годов. С другой, признание за российской национальной политикой «русификаторского» подхода было шагом вперед, поскольку с конца 1930-х вплоть до середины 19801х годов в отечественной исторической науке превалировали историографические оценки сталинского периода, основанные на концепции А. Шестакова. Важным является также то обстоятельство, что в отечественной исторической науке первой половины 90-х годов использование термина «русификация» независимо от положительного или отрицательного контекста практически никак не пояснялось. Преимущественно под понятием «русификация» в отечественных работах подразумевалась государственная политика, направленная на культурную и языковую ассимиляцию народов Российской империи.

Во второй половине 1990-х годов российскими исследователями были востребованы положения Э. Тадена о структурировании понятия «русификация»[27]. А.И. Миллер в качестве теоретической основы своей монографии «Украинский вопрос» в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIX в.)[28] использовал наблюдения Э. Хобсбаума об использовании идей единства нации в качестве нового способа поддержания государственной стабильности в конце XIX в.: «...Идея “нации” стала новой религией государств»[29]. Хобсбаум ввел понятие «государственный национализм», под которым подразумевал государственную политику, направленную на укрепление национального патриотизма и формирование «однородной массы граждан, гомогенизированной... в лингвистическом и административном отношении»[30]. Таким образом, Э. Хобсбаум констатировал появление во второй половине XIX века государственной политики языковой и административной ассимиляции населения как средства укрепления государства.

Основываясь на этих выводах, А.И. Миллер рассмотрел попытки проведения ассимиляторской политики самодержавия в малороссийских губерниях. Деятельность российских властей была проанализирована А.И. Миллером в сравнительно-историческом контексте. Он рассмотрел аналогичную политику во Франции,  Британии и Испании. В итоге он пришел к выводу о закономерности ассимиляторской политики на определенном этапе развития государств1империй. «В рамках государственного национализма государство стремится минимизировать внутреннюю этническую разнородность». Для этого оно активно утверждает единый язык «высокой культуры, администрации и образования, а также общенациональной идентичности, которая могла подавлять региональные отличия, а могла и терпеть их, но лишь как подчиненные»[31]. Таким образом, А.И. Миллер вернулся к господствовавшему в российской историографии конца XIX в. понятию государственной ассимиляции. Ассимиляционная политика государства предстает в работе Миллера не как зловещая «русификация», а как закономерность в развитии полиэтнического государства конца XIX — начала XX века, направленная на достижение государственной стабильности.

В итоге в последние годы значительная часть исследователей приходит к выводу о том, что в российской этнополитике доминировал не русификаторский курс, а вполне закономерное стремление к укреплению административно-территориальной целостности государства. Формируется новый взгляд на имперское прошлое России. «Русификация» превращается в политику ассимиляции, направленную на обретение государственной властью независимости от этнополитических элит путем отказа от признания их автономности и самоценности, обеспечение условий для развития государственного целого. Следует отметить, что использование теоретических положений ряда зарубежных историков о процессах государственной ассимиляции, дифференцированной трактовке понятия «русификация» является процессом осознанным, далеким от политизации. Привлечение архивных документов, многие из которых впервые вводятся в научный оборот в монографиях Л.Е. Горизонтова, А.И. Миллера, статьях С.М. Исхакова и других убеждает многих российских историков в необходимости отказаться от однозначных оценок взаимоотношений центра и окраин Российской империи.

Варианты решения «национального вопроса» и изменения статуса окраин в составе Российской империи, предлагавшиеся кадетами, октябристами, националистами, эсерами, социал-демократами в начале ХХ в., подробно рассматриваются в монографиях и статьях Ю.В. Анисина, В.В. Шелохаева, Д.А. Коцюбинского и других авторов[32]. В монографии Ю.В. Анисина анализируются межпартийные отношения и тактика социал-демократов, эсеров в «национальном вопросе»[33]. Либеральный вариант решения «национального вопроса» в России подробно изучен В.В. Шелохаевым[34]. По его мнению, конкретные действия и политическая позиция либералов практически на всех этапах не совпадали с их теоретическими и программными установками. Д.А. Коцюбинский рассмотрел взгляды российских националистов на перспективы развития Российской империи и статус окраин[35]. В целом все авторы приходят к выводу о том, что практически все политические партии в Российской империи, за исключением крайне левых, придерживались лозунга сохранения «единой и неделимой России», допуская, в зависимости от политической конъюнктуры, расширение культурно-языковых и административных прав отдельных окраин.

Через анализ административно-правового статуса национальных окраин многие исследователи делают выводы о способах решения национального вопроса в Российской империи в целом. Весьма активно в 1990-х годах российскими исследователями изучалась история управления, а также история деятельности административно-полицейских органов на отдельных окраинах[36]. Значительное внимание исследователей в последние годы привлекают вопросы управления Сибирью (Ремнев А.В., Конев А.Ю., Матханова Н.П. и другие), Кавказом (Гатагова Л.С., Лежава Г.П., Геворкьян Д.П.) и другими российскими регионами. Большинством авторов система административного управления признается достаточно эффективной, адаптированной к потребностям «инородческого» населения, обеспечивавшей стабильность Российской империи в течение долгого времени.

В 1990-х годах активно изучалось положение отдельных этносов в составе Российской империи. Значительным вниманием пользуется история немцев и евреев, проживавших на территории Российской империи, которым посвящены многочисленные статьи, публикации документов, коллективные исследования[37]. Особое место занимает ряд статей в журнале «Отечественная история». Значительный интерес представляют тематические номера журнала «Родина», посвященные положению отдельных этносов в составе Российской империи[38]. В контексте проблемы истории отдельных этнических групп, проживавших на территории Российской империи, в отечественной исторической науке на современном этапе стали изучаться вопросы политики перемещения населения (насильственные депортации по этническому признаку и история беженцев)[39]. С.Г. Нелипович в ряде статей (1996—2000) рассмотрел этническую политику российских властей на театре военных действий Северо-Западного и Юго-Западного фронтов в годы Первой мировой войны. Следует отметить, что статьи Нелиповича основаны на отдельных документах из фондов РГВИА. В них отсутствует полноценная статистика депортаций мирного населения по этническому признаку, поэтому представленные выводы о деятельности военных властей отличаются крайней резкостью суждений. С начала 1990-х годов среди разнообразного спектра «инородческих» вопросов определенное место стали отводить «русскому вопросу». Попыткам исследовать положение русских в составе Российской империи и СССР по многом способствует утверждение взгляда на русскую историю как историю многонационального государства. В 1993 году А.С. Барсенков, А.И. Вдовин и В.А. Корецкий опубликовали монографию «Русский вопрос в национальной политике. ХХ век». Эта небольшая книга стала первой в ряду исследовательских работ, посвященных проблемам русского населения на территории СССР и частично — Российской империи.

В коллективном труде А.И. Вдовина, В.Ю. Зорина и А.В. Никонова (1998) на конкретно1историческом материале авторы рассматривают «русский вопрос» в национальной политике Российской империи начала ХХ века, СССР и современной Российской Федерации. В целом «русский вопрос» как самостоятельная тема применительно к истории Российской империи почти не изучается. Основное внимание названных авторов и других специалистов обращено на положение русских после 1917 года.

Все же большинство исследователей, занимающихся историей национального вопроса в Российской империи, в своих работах стремятся к комплексному изучению политики в отношении этносов и национальных окраин[40].

В монографии Л.Е. Горизонтова «Парадоксы имперской политики: поляки в России и русские в Польше (XIX — начало XX века)» (1999) предпринята попытка через изучение польского вопроса в национальной политике России «осмыслить Россию как империю». Автор пришел к заключению, что ее развитие «в очень существенной степени зависело от взаимодействия центра и окраин». Одним из аспектов этого взаимодействия со стороны центра стала попытка самодержавия усилить русскую диаспору в польских губерниях. Мероприятиям в этой области и реакции на них со стороны поляков в основном и посвящена монография Л.Е. Горизонтова. Он рассмотрел значение «этнографического воздействия» со стороны правительства на население окраины. Л. Горизонтов пришел к выводу, что правительственная политика, направленная на укрепление в Польше государствообразующего этноса, привела к созданию там русского общества в миниатюре, которое унаследовало политические, социальные и экономические проблемы российских губерний[41].

С 1991 года вплоть до настоящего времени начинает более активно рассматриваться история Великого княжества Финляндского конца XIX — начала XX веков. Среди имеющихся исследований в основном преобладают статьи[42]. В 1992 г. была опубликована работа И.М. Соломеща, посвященная истории российской политики в Финляндии в 1914—1917 годы[43]. Но, к сожалению, данная работа в большей своей части является повторением выводов финского историка П. Лунтинена, представленных в монографии, посвященной деятельности А.Ф. Зейна[44]. Следует отметить, что в современной российской историографии Великого княжества Финляндского преобладает тенденция к изучению истории Финляндии как самостоятельного государства. Поэтому российская политика в отношении Княжества рассматривается преимущественно с точки зрения ее влияния на положение Финляндии. Фактически история Финляндии XIX — начала XX века оказывается вне истории Российской империи. В результате вопросы о причинах мероприятий, инициированных в отношении Финляндии российской стороной, рассматриваются вне истории революционного движения, внешней политики, организации обороны государства. Исключением являются работы А. Кана[45] и И.Н. Новиковой. В своей статье И.Н. Новикова (1997) поставила перед собой задачу показать историю Финляндии в контексте российской имперской политики[46]. Также она частично затронула вопросы о связи внешней политики Российской империи и политики в Финляндии[47]. Ей удалось показать влияние прогерманской ориентации части финских общественно-политических деятелей на развитие антиправительственного движения в Финляндии в годы Первой мировой войны. История Прибалтийских губерний конца XIX — начала XX века рассматривается в работах Н.С. Андреевой, Э.П. Федосовой[48].

Крупным самостоятельным направлением современной историографии окраин Российской империи являются исследования по истории Сибири и Дальнего Востока[49]. В отличие от других окраин Российской империи этнические факторы там не являлись доминирующими, поэтому в рамках изучения истории Сибири и Дальнего Востока были высказаны мнения о том, что в истории окраин Российской империи необходимо основное внимание уделять изучению структур и методов управления имперской периферией, понимая ее как некую территорию, где сосуществуют (не обязательно в состоянии конфликта) различные религиозные и этнические группы. Эта позиция во многом повторяет взгляды немецкого ученого А. Каппелера. Развитие этого направления ряд российских и зарубежных историков (А. Каппелер, А. Ремнев и др.) считают наиболее перспективным, так как путем изучения отдельных регионов станет возможным реконструировать в целом основные принципы и методы региональной политики Российской империи на всей территории страны[50].

Таким образом, историки стали рассматривать влияние национального вопроса на внутри- и внешнеполитические процессы[51]. В целом в числе факторов, приведших к распаду Российской империи, большинство авторов выделяют разрушение космополитизма национальных элит и стремление этносов к созданию или возрождению национальной государственности, но практически все российские историки отмечают, что эти факторы не являются единственной причиной распада империи и революции 1917 года. Специалисты в области современной истории и этнополитики также склоняются к мысли о том, что этнические проблемы не являются доминирующими в развитии государства. При этом большинство российских авторов считают, что политика самодержавия в отношении отдельных этносов вплоть до конца XIX в. была весьма продуманной, основывалась на сохранении этноконфессиональных особенностей и местной специфики в организации управления.

Несколько иначе выглядит политика Российской империи в решении национального вопроса в отношении нерусских этносов в работах историков субъектов Российской Федерации, стран СНГ и государств Балтии, авторы которых нередко становятся жертвой политических амбиций. Огромный массив научной и популярной исторической литературы[52], активные попытки создания «национальных историй» привели к тому, что во второй половине 1990-х годов эти работы стали объектом самостоятельных историографических  исследований[53]. Л.С. Гатагова выделила наиболее характерные черты, присущие региональным историческим исследованиям 1990-х годов, — использование их национальными элитами республик в качестве влиятельного фактора воздействия на массовое сознание, безапелляционность и негативные оценки прошлого. «Суждения о жесткой экспансионистской политике, колониальном гнете, ассимиляции, русификации, христианизации и геноциде» заслоняют или крайне искажают реальную, гораздо более неоднозначную картину. Она отмечает развитие этноцентризма в исторических работах по истории Кавказа. С.М. Исхаков, рассматривая написание истории народов Поволжья и Урала, также отметил, что особым вниманием историков Башкортостана, Татарстана пользуются вопросы происхождения и исторического развития татар, башкир, удмуртов, история вхождения их в состав России. С.М. Исхаков отметил наличие разных мнений по этим вопросам среди татарских и башкирских историков.

В последние годы башкирская историография развивается весьма активно. Одной из основных тем в изучении истории Башкортостана в республике является в настоящий момент описание исторического опыта национальной государственности. В «Истории Башкортостана» (1997) подчеркивается, что наличие этого опыта доказывается фактом возникновения в 1917 году национального движения и провозглашения автономной республики, поскольку «совершенно очевидно, что народ, не обладавший историческими традициями государственности, не смог бы совершить подобный ответственный исторический шаг»[54]. Эта тема продолжает развиваться в башкирской историографии до настоящего времени. При этом авторы, работающие в данном направлении, не скрывают политического подтекста своих исследований. М.М. Кульшарипов в своей работе «Башкирское национальное движение (1917— 1920 гг.)» (2000) подчеркивает, что это «исследование представляет интерес для обоснования закономерности возникновения движения за суверенные права Республики Башкортостан[55]. Аналогичные задачи обоснования собственной государственности ставят перед собой историки Татарстана. «Любая государственность, — подчеркивает Р. Хаким, директор Института истории Национальной академии наук Республики Татарстан, — нуждается в своем историческом обосновании и черпает духовный потенциал в традициях. Татарстан, став самостоятельным, перестал зависеть от московской точки зрения и начал вырабатывать собственные взгляды на историю»[56].

В ряде работ по истории Эстонии и Латвии присутствует негативный образ российской политики с конца XIX века. Деятельность российского самодержавия по ограничению немецкого влияния в крае трактуется как русификация латышей и эстонцев, разрушение системы национального образования, а период с 1940 года именуется временем «советской оккупации»[57].

В 1990-х годах изучение Российской империи как многонационального государства стало более интенсивным. При этом исследователи столкнулись с проблемой, которая наложила отпечаток на большинство работ этого времени, — отсутствием в Российской империи единой этнополитики. Изучение отдельных регионов, ранее преобладавшее в историографии, до определенной степени сглаживало эту проблему. Переход же к комплексным исследованиям показал все разнообразие действий самодержавия в отношении отдельных народов и окраинных территорий, особенно во второй половине XIX — начале XX века.

Имеющиеся отечественные исследования подчеркивают, что значительную часть правительственной политики на окраинах составляли административно-правовые мероприятия. Нередко их рассматривают как проявление русификации. Поэтому в настоящий момент в изучении истории национального вопроса в Российской империи назрела настоятельная необходимость провести границу между политикой русификации и деятельностью правительства по рационализации системы государственного управления, вычленить собственно русификаторские мероприятия и меры по укреплению единого административно-правового пространства империи. В этой связи особое значение приобретает вопрос о геополитической роли окраин Российской империи. Изучение их места во внешней политике, в решении задач обороны государства позволит сделать более объективные выводы об «окраинной» политике Российской империи.


[1] Национальная политика в императорской России. Поздние первобытные и предклассовые общества севера Европейской России, Сибири и русской Америки. М, 1998. С. 31—32.

[2] См. например: Национальный вопрос в Государственных Думах России: опыт законотворчества. М., 1999. С. 7.

[3] Кэмпбелл Е.И. (Воробьева). «Единая и неделимая Россия» и «инородческий вопрос» в имперской идеологии самодержавия // Пространство власти: исторический опыт России и вызовы современности. М., 2001. С. 209.

[4] Пространство власти: исторический опыт России и вызовы современности. М., 2001. С. 213—214.

[5] Железкин В.Г. Национально-государственное устройство России в XVIII — начале XX в. // Архивы Урала. Екатеринбург, 1996. № 1; Национальная политика... История и современность. М., 1997; Национальные окраины Российской империи. Становление и развитие системы управления / Отв. ред. С.Г. Агаджанов, В.В. Трепавлов; Русское население национальных окраин России XVII—XX вв. / Отв. ред. В.В. Трепавлов. М., 2000; Никонов А.В. Национальный фактор в социально-экономическом развитии регионов в границах отечественной государственности (90-е гг. XIX — 20-е гг. XX в.): Автореф. дис. ... д-ра ист. наук. М., 1995; Никулин А.И. Национальная политика России: История и современность. М., 1993; Родионов А.И. Децентрализм в истории развития Российской государственности: Автореф. дис. ... д-ра ист. наук. М., 1996; Российская многонациональная цивилизация: Единство и противоречия / Отв. ред. В.В. Трепавлов. М., 2003; Россия в ХХ веке. Проблемы национальных отношений. М., 1999; Овчинникова Б.Б., Главацкая Е.М., Редли Д.А. Обзор основных тенденций в управлении национальными территориями в Российской империи XVIII—XIX вв. // Архивы Урала. Екатеринбург. 1996. № 1; Семерин В. Центр и окраины (Как складывалось национально-государственное устройство России // Народный депутат. 1990. № 15; Сенцов А.А. Национально-государственное устройство России накануне Октября 1917 г. // Советское государство и право. 1990. № 11; Чепелкин М.А., Дьяконова Н.М. Исторический очерк формирования государственных границ Российской империи (2-я половина XVII — начало XX в.). М., 1992.

[6] Вопросы истории. 1996. № 11/12. С. 52.

[7] Вопросы истории. 1996. № 11/12.

[8] Гатагова Л.С. Кавказ после Кавказской войны: этноконфликтный аспект // Россия и Кавказ сквозь два столетия. М., 2001. С. 49, 52.

[9] Гатагова Л. Межэтнические отношения и протоконфликты в эпоху Александра II // VI World Congress for central and East European studies. 29 July — 3 August. 2000. Tampere. Finland. P. 127.

[10] Булдаков В. Кризис империи и динамика межэтнических конфликтов в России (1917—1918 гг.) // VI World Congress for central and East European studies. 29 July — 3 August. 2000. Tampere. Finland. P. 75.

[11] Гатагова Л.С. Межэтнические конфликты // Российская многонациональная цивилизация. Единство и противоречия. М., 2003. С. 213—264.

[12] Губогло М.Н. Опыт и уроки суверенизации (На материалах Башкортостана и Татарстана) // Отечественная история. 1995. № 2. С. 50—51; Его же. Этнополитическая ситуация в Казахстане в представлениях его граждан // Казахстан: реалии и перспективы независимого развития. М., 1995. С. 281—286; Тишков В. А. Амбиции лидеров и надменность силы. Заметки о чеченском кризисе // Свободная мысль. 1995. № 1. С. 19.

[13] Национальная политика России: история и современность. М., 1997. С. 635.

[14] Тишков В.А. Концептуальная эволюция национальной политики в России // Россия в ХХ в. Проблемы национальных отношений. М., 1999. С. 49.

[15] В рамках проекта под руководством М.Н. Губогло опубликовано 99 монографий и сборников документов, в том числе: Губогло М.Н. Развивающийся электорат России. Этнополитический ракурс. Т. 1—2. М., 1995—1996; Федерализм власти и власть федерализма / Отв. ред. М.Н. Губогло. М., 1997; Суверенный Татарстан. Документы и материалы. Хроника. Т. 1—3. М., 1998; Хроника жизни национальностей накануне распада СССР. 1989 год. М., 1997; Калмыкия — этнополитическая панорама. Т. 1—2. М., 1995—1996; Амелин В.В., Торукало В.П. Оренбуржье в этнополитическом измерении. Т. 1—2. М., 1996; Лежава Г.П. Между Грузией и Россией. М., 1998, и др.

[16] Отечественная история. 2000. № 3. С. 122.

[17] Валентей С.Д. Федерализм: российская история и российская реальность. М., 1998. С. 83; Лексин В.Н., Швецов А.Н. Государство и регионы: Теория и практика государственного регулирования территориального развития.

[18] Ахмеджанов Г. А. Российская империя в Центральной Азии (История и историография колониальной политики в Туркестане). Ташкент, 1995; Вишневский А. Г. Серп и рубль. М., 1998; Казань, Москва, Петербург: Российская империя под взглядом из разных углов. М., 1997; Цимбаев Н.И. Опасная мечта (Евразийство: за и против, вчера и сегодня. Материалы «круглого стола») // Вопросы Философии. 1995. № 6. С. 17; Федотов Г. Судьба империй // Россия между Европой и Азией: евразийский соблазн. М., 1993, и др.

[19] Вишневский А.Г. Серп и рубль. М., 1998. С. 280.

[20] Родина. 1995. № 7. С. 21.

[21] Родина. 1995. № 7. С. 21.

[22] Родина. 1994. № 6. С. 27, 28—29; Вопросы социологии. 1992. Т. 1. № 1. С. 108.

[23] Казань, Москва, Петербург: Российская империя под взглядом из разных углов. М., 1997. С. 17.

[24] Национальная политика... История и современность. М., 1997. С. 174.

[25] Национальная политика... История и современность. М., 1997

[26] Корнилов А.А. Курс русской истории России XIX века. М., 1993. С. 355.

[27] Андреева Н.С. Прибалтийские немцы и российская правительственная политика в начале XX в.: Дис. ... канд. ист. наук. СПб., 1999.

[28] Миллер А.И. «Украинский вопрос» в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIX в.). СПб., 2000.

[29] Хобсбаум Э. Век империи. 1875—1914. Ростов н/Д.: Феникс. 1999. С. 219.

[30] Там же. С. 221.

[31] Миллер А.И. «Украинский вопрос» в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIX в.). СПб., 2000. С. 27.

[32] Брейяр С. Партия кадетов и украинский вопрос (1905—1917 гг.) // Исследования по истории Украины и Белоруссии. Вып. 1. М., 1995. С. 89—110; Копосова Н.В. Дискуссия о национально-государственном строительстве России в конце XIX — начале ХХ в. // Проблемы отечественной истории. М., 1999. Вып. 5. Сб. статей. С. 62—83, и др.

[33] Анисин Ю.В. Национальные проблемы России в программах и тактике партий революционно-демократического лагеря. М., 1991.

[34] Шелохаев В.В. Национальный вопрос в России: либеральный вариант решения // Кентавр. 1993. № 2; Секиринский С.В., Шелохаев В.В. Либерализм в России. Очерки истории (середина XIX — начало XX в.) М., 1995.

[35] Коцюбинский Д.А. Русский национализм в начале ХХ столетия. М., 2001.

[36] Васильев Д.В. Организация и функционирование главного управления в Туркестанском генерал-губернаторстве (1865—1884 гг.) // Вестник Московского университета. Сер. 8. История. 1999. № 3; Геворкьян Д.П. Система управления в Дагестане и ее особенности (60-е гг. XIX — начало XX в.) // Труды молодых ученых Дагестанского государственного университета. Махачкала, 1996. Вып. 2; Он же. Создание и деятельность российской администрации в Дагестане (1860—1917): Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Махачкала, 1999; Геворкьян Д.П. Создание и деятельность российской администрации в Дагестане (1860—1917): Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Махачкала, 1999; Он же. Учреждение российского управления в Дагестане («военно-народная система») // Вестник Дагестанского государственного университета. Махачкала, 1997; Он же. учреждение российского управления в Дагестане // Научная мысль Кавказа. 1998. № 3; Наврузов С. Путешественники и ученые об административном устройстве Хивинского ханства XIX — начала XX века // Общественные науки в Узбекистане. Ташкент, 1991. № 10; Сенин А.С. «Требует большого искусства и осмотрительности...» (Из истории управления национальными окраинами Российской империи) // Этнополитический вестник, 96. М., 1996; Сооданбеков С. Административно-политическое управление в дореволюционном Кыргызстане // Философские и юридические чтения: Ин-ту философии и права 25 лет. Право. Бишкек, 1991; Правилова Е.А. Местное и центральное управление в России: проблема правового регулирования отношений // Имперский строй России в региональном измерении (XIX — начало XX в.). М., 1997; Суходолов А.П. Управление и административно1территориальное деление в дореволюционной Сибири // Иркутская область в панораме веков. Иркутск, 1997; Тимошевская А.Д. Особенности организации полиции в национальных регионах Российского государства (XIX — начало XX в.): Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1998; Ярмыш А.Н. Карательные органы царизма на Украине в конце XIX — начале XX в. Харьков, 1990, и др.

[37] Миграционные процессы среди российских немцев. Исторический аспект. М., 1997; Рябченко С.А. Погромы 1915 г. Три дня из жизни неизвестной Москвы. М., 2000; Немцы России и СССР. 1900—1941. М., 2000; Немцы России на рубеже веков. История, современное положение, перспективы: Материалы научно1практической конференции. Оренбург. 2000; Немцы России в контексте отечественной истории: общие проблемы и региональные особенности. М., 1999; Немцы в России: Петербургские немцы. СПб., 1999; Немецкий российский этнос: вехи истории: Материалы научной конференции. М., 1994; Российские немцы на Дону, Кавказе, Волге. М., 1995; Российские немцы: Проблемы истории, языка и современного положения: Материалы международной научной конференции. Анапа. 20—25 сентября 1995 г. М., 1996; Соболев И.Г. Крестьянский поземельный банк и борьба с «немецким засильем» в аграрной сфере (1915—1917 гг.) // Вестник С.-Петербургского государственного университета. Сер. 2. История. 1992. Вып. 3. С. 24—29; Евреи в России. Историографические очерки. 2-я половина XIX века — XX век. М., 1994; Евреи в Российской империи XVIII—XIX вв. Сб. трудов еврейских историков. М., 1995. Кандель Ф. Очерки времен и событий. Из истории российских евреев. М., 1994, и др.

[38] Гатагова Л. Хроника бесчинств. Немецкие погромы в Москве в 1915 году // Родина. 2002. № 10. С. 18—23; Горяева Т. Убить немца // Родина. 2002. № 10. С. 41—46; Вашкау Н. Без вины виноватые. Российские немцы на спецпоселении и в трудармии // Родина. 2002. № 10. С. 99—104.

[39] Нелипович С.Г. Генерал от инфантерии Н.Н.Янушкевич: «Немецкую пакость уволить и без нежностей»; Депортации в России. 1914—1918 гг. // Военно1исторический журнал. 1997. № 1. С. 42—51; Он же. Население... // Военно1исторический журнал. 2000. № 2. С. 60—69.

[40] Конев А.Ю. Коренные народы Северо-Западной Сибири в административной системе Российской империи (XVIII — начало XX в.). М., 1995; Он же. Административные реформы у аборигенов Тобольского Севера на рубеже XIX—XX вв. // Тобольский исторический сборник. Тобольск, 1994

[41] Горизонтов Л.Е. Парадоксы имперской политики: поляки в России и русские в Польше (XIX — начало XX в.). М., 1999. С. 217.

[42] Дубровская Е.Ю. Шведское общество и мировая война (по материалам 1914—1917 гг. в делах русских военных властей в Финляндии) // Скандинавские чтения 1998 г.: этнографические и культурно-исторические аспекты. Материалы 2-го международного симпозиума. 13—16 октября 1998 г. СПб.: Наука. С. 216—226.

[43] Соломещ И.М. Финляндская политика царизма в годы Первой мировой войны. Петрозаводск. 1992. См. также: Соломещ И.М. Русско-финляндские отношения в годы Первой мировой войны (Современная историография вопроса). Петрозаводск, 1988.

[44] См.: Luntinenn P. F.A. Seinn. 1862—1918. A political Bioography of a Tzarist Imperialist as Administratior of Finland. Hels., 1985.

[45] Кан А. Шведские левые социалисты и Февральская революция в России // Проблемы всемирной истории: Сборник статей в честь А.А. Фурсенко. СПб., 2000. С. 206—215.

[46] Новикова И.Н. Великое княжество Финляндское в имперской политике России // Имперский строй России в региональном измерении (XIX — начало XX в.). М., 1997.

[47] Новикова И.Н. Германия и проблемы финляндской независимости. 1914—1918 гг.: Дис. ... канд. ист. наук. СПб., 1997.

[48] Андреева Н.С., Федосова Э.П. Культурно-национальное возрождение народов Прибалтики в контексте российской национальной политики (вторая половина XIX — начало XX в.) // История народов России в исследованиях и документах. М., 2004. С. 73—106.

[49] Конев А.Ю., Рабцевич В.В., Ремнев А.В. Итоги и проблемы изучения административной политики самодержавия в Сибири (XVII — начало XX в.) // Культурное наследие Азиатской России. Материалы I Сибиро-Уральского исторического конгресса (25—27 ноября 1997 г.). Тобольск, 1997; Ремнев А.В. Административно-территориальное устройство сибирского региона (теоретические проблемы) // Вестник Омского университета. Омск, 1996. Спец. вып. 3.; Ремнев А.В. Самодержавие и Сибирь в конце XIX — начале XX века: проблемы регионального управления // Отечественная история. 1994. № 2; Он же. Генерал-губернаторская власть в XIX столетии. К проблеме организации регионального управления Российской империи // Имперский строй России в региональном измерении (XIX — начало XX в.). М., 1997; Он же. К вопросу о периодизации административной политики самодержавия в Сибири XIX — начала XX в. // Проблемы истории местного управления Сибири конца XVI — XX века. Материалы четвертой региональной научной конференции. Новосибирск, 1999; Он же. Проблемы дальневосточного управления накануне и в начале Первой российской революции // Революция 1905—1907 годов и общественное движение в Сибири и на Дальнем Востоке. Омск, 1995; Он же. Проблемы управления Дальним Востоком России в 18801е гг. // Исторический ежегодник. Омск, 1996; Он же. Самодержавие и Сибирь. Административная политика второй половины XIX — начала XX века. Омск, 1997; Он же. Управление Сибирью и Дальним Востоком в XIX — начале XX в. (Учебное пособие). Омск, 1991; Он же. Охотско-Камчатский край и Сахалин в планах российского самодержавия (конец XIX — начало XX в.) // Проблемы социально-экономического развития и общественной жизни Сибири (ХIХ — начало ХХ в.). Омск, 1994.

[50] Подробнее об этом см.: Каппелер А. «Россия — многонациональная империя»: некоторые размышления восемь лет спустя после публикации книги // Ab Imperio. 2000. № 1. С. 9—22; Ремнев А. Региональные параметры имперской «географии власти» // Там же. № 3/4. С. 343—358; Ремнев А.В., Савельев П.И. Актуальные проблемы изучения региональных процессов в имперской России // Имперский строй России в региональном измерении (XIX — начало XX в.). М., 1997; Ремнев А.В. Генерал-губернаторская власть в XIX столетии. К проблеме организации регионального управления Российской империи // Имперский строй России в региональном измерении (XIX — начало XX в.). М., 1997.

[51] См. например: История внешней политики России. Конец XVX—начало XX в. М., 1997. С. 12.

[52] См. например: Проблемы национального в развитии чувашского народа. Чебоксары. 1999; Тагиров И.Р. Очерки из истории Татарстана и татарского народа (XX век). Казань. 1999; Кульшарипов М.М. Башкирское национальное движение (1917—1920 гг.) Уфа, 2000; Он же. Историческая демография башкирского народа // История Башкортостана по материалам всероссийских и всесоюзных переписей населения в XVI—XX вв. Уфа, 1999; Касимов С.Ф. Автономия Башкортостана: становление национальной государственности башкирского народа (1917—1925 гг.). Уфа, 1997; Хаким Р. История татар и Татарстана. Казань, 1999; Юнусова А.Б. Ислам в Башкортостане. Уфа, 1999.

[53] Национальные истории в советском и постсоветских государствах / Под ред. Г. Бордюгова и К. Аймермахера. М.: АИРО ХХ, 1999.

[54] История Башкортостана (1917—19901е годы). Уфа, 1997. С. 7.

[55] Кульшарипов М.М. Башкирское национальное движение (1917—1920 гг.) Уфа, 2000; См. также: Кульшарипов М.М. Историческая демография башкирского народа // История Башкортостана по материалам всероссийских и всесоюзных переписей населения в XVI—XX вв. Уфа, 1999; Касимов С.Ф. Автономия Башкортостана: становление национальной государственности башкирского народа (1917—1925 гг.). Уфа, 1997.

[56] Хаким Р. История татар и Татарстана. Казань, 1999. С. 2—3.

[57] История Эстонии. Т. 2. Таллинн, 1996. С. 15, 95.

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.