Адрес: https://polit.ru/article/2008/07/21/korrup/


21 июля 2008, 09:31

«У нас цель – застраховаться от коллапса»

Одним из самых горячих вопросов повестки дня объявлена борьба с коррупцией. Представление о границах, сущности этого явления, его роли в обществе и экономике, а также возможные подходы к борьбе с коррупцией являются предметом давних дискуссий. Своим представлением об этих проблемах, а также мнением о нынешнем этапе антикоррупционной борьбы мы попросили поделиться одного из самых известныхз российских экспертов в этой сфере - генерального директора Центра коррупционных исследований Transparency International Russia Елену Панфилову. Интервью взяла Елизавета Сурначева.

… а слова нет

Что именно будет пониматься под коррупцией в нынешнем крестовом похоже против нее? И что вы понимаете под коррупцией?

Лично я под коррупцией понимаю очень широкий круг явлений: злоупотребление публичными полномочиями с возможностью извлечения личной прибыли и разнообразных личных благ. Важное слово здесь - «публичные», потому что имеется в виду, что публичные полномочия и публичные возможности могут быть разные. Но если ты в той или иной форме служишь обществу, ты не должен обогащаться за его счет. Это, наверное, самое общее определение, которое применимо ко всему разговору о коррупции.

Однако это не правовое определение, не то, которое есть, например, в конвенции Совета Европы. В нем содержится двадцать руководящих принципов борьбы с коррупцией, и они дают развернутое определение, на которое в дальнейшем и ссылаются всевозможные конвенции. Сейчас мы приняли Конвенцию Совета Европы об уголовной ответственности за коррупцию и Конвенцию ООН против коррупции. А какое определение коррупции будет в российском законодательстве, я не знаю, потому что этот вопрос всё ещё находится в стадии обсуждения.

Как это явление определено в российском законодательстве?

В российском законодательстве вообще отсутствует определение коррупции. Этого слова в правовых документах нет в принципе.

История российской борьбы с коррупцией - это такая длинная история, как про репку. Уже больше пятнадцати лет у нас носятся с законом о борьбе с коррупцией как курица с яйцом, и проектов было очень много. Их вносили, выносили, за один даже проголосовали, но Ельцин наложил на него вето. Потом еще один внесли, потом его вернули во втором чтении. Уже в 2000-м году другой внесли, вернули, внесли, рассмотрели, под сукно положили.

И все эти законопроекты, так или иначе, в первой части утыкались в определение коррупции.

Исторически у нас все борцы с коррупцией делятся на две большие группы: криминологи и политологи. Криминологический подход к борьбе с коррупцией гласит: это преступление и относиться к этому надо как к преступлению. А значит, не надо никакого определения, есть набор статей, и будем ловить тех, кто попадает под эти статьи. Иногда более широко мыслящие криминологи расширяют понятие до отмывания преступных доходов, борьбы с организованной преступностью, то есть смотрят на коррупционные правонарушения все равно узко. Есть порядка дюжины статей УК, которые так или иначе имеют дело с коррупционными правонарушениями – взяточничество, злоупотребление служебными полномочиями и т.д.

Вторая группа – это политологи, для которых коррупция – это некое социально-политическое явление, которое подрывает систему государственного управления. И поэтому надо осознать суть, сформулировать название, определиться, что такое коррупция, а после этого уже выработать стратегию.

И тот, и другой подходы в чистом виде довольно бессмысленны, потому что ни один не может решить проблему полностью. Если мы заведем набор драконовских статей и наказаний, заведем специализированных правоохранителей, которые будут всех ловить и сажать – от этого питательная среда для коррупции никуда не исчезнет, будут лишь сменяться сажаемые. Тот же эффект будет иметь бесконечное обсуждение, что же есть российская коррупция.

Правда лежит где-то посередине. В принципе, на данный момент нам представляется довольно удобная возможность не изобретать велосипед. Но для наших политиков сейчас борьба с коррупцией – очень приятная сюжетная линия. Вменяемых действий, которые можно предложить для реализации прямо здесь и прямо сейчас, на самом деле, очень немного. На этой теме все пытаются заработать очки всеми доступными способами – каждый второй пишет свою собственную стратегию и бежит с ней в Кремль.

При этом, то, что нам нужно больше всего сейчас – это очень инструментальный законодательный акт, в котором должно быть всего три вещи. Во-первых, определение коррупции. Во-вторых – то, что осчастливит наших криминологов: полный, исчерпывающий перечень коррупционных правонарушений. Не так, как они сформулированы в статьях УК, а в виде чего-то описательного, что именно из себя представляют коррупционные правонарушения. Звонок другу, чтобы он помог сыну поступить – это коррупция или не коррупция? Все это должно быть описано. А дальше в таком же документе должны быть перечислены меры для предотвращения этого – план, как мы будем удалять «питательную почву»: как следить за госслужбой, где у нас будут ограничители для бюрокартии, что эта бюрократия будет обязана делать, как мы с чиновниками будем заключать контракт на государственную службу и т.д. И в третьей части должны быть описаны наказания за коррупционные правонарушения. А санкции, безусловно, необходимы, потому что красивые разговоры про коррупцию, когда люди не знают, что им за это будет, абсолютно бессмысленны.

Были бы полномочия

А в Кремле сейчас борьбу с коррупцией рассматривают с криминологической или с политологической точки зрения? Если смотреть по первым действиями и заявлениям по этому поводу.

У нас всех принято делить на силовиков и не силовиков. Скажем, МВД, Генпрокуратура, ФСБ, - конечно, криминологи. Они говорят: дайте нам полномочия, дайте нам статьи, дайте нам денег, и мы будем бороться с коррупцией.

С учетом того, что и Дмитрий Анатольевич Медведев, и Владимир Владимирович Путин - юристы, поддерживают ли они именно криминологический подход?

При том, что они юристы, они еще и руководители страны. Поэтому кроме заявлений «дайте нам сажать, и мы будем сажать» есть рассуждения того же Медведева о том, что коррупция влияет на средний и малый бизнес. Это уже, скорее, политологическая точка зрения. Равно как и его заявление в одном из недавних интервью о важности реальной политической конкуренции для противодействия коррупции.

Кто будет бороться с коррупцией? Сейчас уже есть проект какого-то перераспределения полномочий?

Кто будет бороться, это самый больной вопрос, потому что завезти внезапно откуда-нибудь с Марса пару вагонов честных правоохранителей, честных политиков, честных судей, честных журналистов, чтобы они честно писали, честно судили и т.д., довольно трудно. Поэтому придется работать с тем, что есть. Но никто не отменял метод кнута и пряника.

Безусловно, если политическое руководство решит всерьез заняться этим, что-нибудь толковое может получиться. Не сейчас и не сразу, но в перспективе – должно. Но есть риск: очень приятно заняться мягкой, декоративной или декларативной антикоррупцей. Такое вариант уже сработал «на ура» в тысячах стран. Организуются телевизионные программы, шествия, митинги, конференции, круглые столы, семинары, публикуется тысяча книг, берут интервью со всем, что движется - нарастает волна антикоррупционного «восторга». К этому обычно прилагается пара посадок «оборотней», чтобы показать: вот, пожалуйста, поймали - смотрите. Что там с оборотнями потом случится в судах, рассыплется дело или не рассыплется, - это уже вопрос пятый. Но главное - это ритуальное заклание.

А где этот вариант уже реализован?

Да в миллионе стран. Из последних - у нас. У нас уже так было. И не один раз. И на Украине такое было неоднократно, в Армении и в Азербайджане похожие вещи были в начале 2000-х. Если смотреть в 1990-е годы, то всякие ритуальные скачки по борьбе с коррупцией, где только не были.

Но везде довольно быстро понимали, что это можно продать обществу только один раз. Два раза – это уже трудно. А мы можем пойти на тот же круг уже и не по второму разу. В общем, я думаю, никто не удивится. Это первый вариант.

Второй вариант - это настоящая, болезненная борьба с коррупцией. Это когда там наверху решают, что, конечно, есть Вася, Петя, Коля и Саша – наши большие друзья, но если мы хотим системной борьбы, придется пересмотреть правила общения с ними. Для высшего политического руководства принять такое решение - очень болезненная штука. Это больно, это ужасно, потому что Коля, Петя, Саша и Вася, замечательные ребята, могут попасть туда же, стать фигурантами этой самой борьбы, но что поделаешь? Именно умение принимать решения, возможно, болезненные для личного окружения, но полезные для страны в долгосрочной перспективе, отличает реальных политиков от декоративных, сильных политиков - от слабых.

Смогут ли на это пойти наши, не знаю. Я не знаю силы нашего политического класса, потому что он пока как-то не спешил мне ее продемонстрировать.

Но они же, как минимум, не глупые люди. Они же не могут не понимать, что с этим шлейфом разбазариваемого и рассовываемого по карманам национального состояния далеко не уедешь. Они, полагаю, понимают, что этот экстенсивный способ развития, когда мы торгуем нефтью, по карманам все рассовано, что-то даем обществу через социальные бюджетные деньги - это для краткосрочных перспектив. А есть же еще долгосрочные.

Если бы меня кто-то спросил, для чего нужна настоящая борьба с коррупцией, я бы сказала – для повышения конкурентоспособности. Люди у нас во власти - сами люди небедные, хотят жить долго и счастливо, хотят защиты прав собственности. А без борьбы с коррупцией защиты прав собственности никакой не будет.

В их интересах заняться легализацией всевозможных доходов и имущества. Иначе ты и все вокруг тебя вечно будут бегать с этими «серыми» деньгами, жить в этих «серых» виллах со страхом: то ли отберут ее, то ли не отберут. Это, как минимум, материальные причины того, чтобы начать системную борьбу. И они серьезные. Мы говорим о цифрах с многими-многими нулями. Но это мы поговорили про верхние слои.

А что касается нижних, то должен быть кнут и пряник. Должно быть четкое понимание, что раньше можно было выйти на улицу, посшибать денежек детям на каникулы. Или дать разрешение на застройку, и на откат построить себе виллу или прикупить какой-нибудь новый «Порше Кайен» или что-нибудь в этом роде. Но теперь все закончилось: если вы совершаете правонарушения из такого-то списка, тогда распрощайтесь со службой навсегда с полной невозможностью вернуться. Зато можно жить чуть иначе: труба пониже - дым пожиже. Да, уже такой вольготности не будет, таких шальных денег, коррупционных, грязных не будет. Но зато ваша безупречная служба значит безупречное социальное и финансовое благополучие. Если ты служишь, скажем, 10 лет безупречно, без нареканий, то получаешь беспроцентный кредит на покупку жилья, хорошее медицинское обслуживание, еще через несколько лет – кредит на образование детей в лучших вузах страны. Еще 10 лет безупречной службы – отличное пенсионное обеспечение. Что важно, поскольку сейчас очень часто люди, состоящие на госслужбе, исходят из того, что если жить без взяток, на пенсии будешь собирать бутылки.

Мне часто задают вопрос: когда будут быстро разработаны и внедрены эффективные антикоррупционные инструменты? В июле? В августе? За три дня, за пять? Все, о чем мы говорим, это процесс длительный, который начнет работать, может быть, только к концу 2009 года. Если примут закон и начнут что-то делать, это значит, что через год в лучшем случае все это начнёт потихоньку работать. Это такой огромный управленческий механизм, что в нём быстро вообще ничего не бывает. Не бывает нигде и никогда. И мы тут в данном случае не исключение из правил.

А все это время, пока система будет создаваться, вся армия бюрократического саботажа антикоррупционной реформе не будет сидеть на месте. Она уже не сидит. Уже появляются статьи, что, мол, не надо нам этих потрясений. Что российская экономика не выдержит…

Это где такие статьи?

В Интернете. Вы почитайте, что пишут о борьбе с коррупцией. Нет, пишут, что коррупции много. Что ужасная проблема. Что бороться с ней надо. Но, мол, надо отдавать себе отчет, что коррупцией пропитана вся наша экономическая система, и если начать ее резко дергать, то у нас все обвалится. Поэтому надо тихонечко, нежненько, постепенненько. И такие разговоров вокруг много!

Есть люди, которые мне говорят: вот, у нас в России неприменимо декларирование доходов государственных служащих и членов их семей. Это нарушит права членов их семей. То есть нигде в мире права членов семей чиновников таким образом не нарушаются, а у нас нарушаются! Когда человек идет на государственную службу, он это делает добровольно и добровольно на определенные условия подписывается.

Вернемся к конкретным шагам? Например, создан антикоррупционный совет - это конкретный шаг или нет? Есть кабинет или нет?

Ну, во-первых, совет – это всего лишь совещательный орган. Все люди, которые вошли в совет, сидят в иных вполне себе немаленьких кабинетах. Советы сами по себе с коррупцией не борются. Советы совещаются. Они собираются и чего-то там говорят, чего-то там решают. Все будет зависеть от того, что они там решат, кто это и когда будет делать, вы абсолютно правильно ставите вопрос: кто, что и когда. Даже если самые крупные фигуры объединят в самый огромный совет и не дадут ему полномочий,  даже такой совет ничего кардинально не изменит. Ну, есть теперь хороший набор людей, милейшие люди каждый по отдельности. Собрал их Медведев вместе, поставил задачу начать борьбу с коррупцией. Чего, коррупционеры все перепугались, перестали брать, разбежались в ужасе? Нет, конечно.

Но если в том плане, о котором все сейчас говорят, будут не общие слова, а конкретные действия и задания, например, прокуратуре провести проверку на соответствие действующему законодательству решений, принятых по землеотводам в таких-то областях и предоставить результаты не когда-нибудь, а точно 1 января 2009 года и представить результаты не на каком-то закрытом совещании, а обязательно опубликовать в прессе, вот тогда мы с вами скажем: о! вот за этим мы будем следить, вот это может что-то изменить. Вот такой план сможет многих изрядно потревожить.

Между Эстонией и Гонконгом

На коррупционную систему какой страны наша больше всего похожа по форме и содержанию?

Во-первых, на все бывшие страны Советского Союза, а во-вторых, на Латинскую Америку.

А что именно, какие меры сработали в тех странах, где были проведены успешные антикоррупционные реформы?

Каждый раз разное. Скажем, эстонцы построили все на электронном правительстве. Вот помните, «Электронную Россию»? Электронный документооборот, электронное принятие решений он-лайн, электронная подпись. Если какой-то замминистра или начальник департамента в каком-то министерстве принимает вдруг решение, например, оплатить из национального бюджета 10 тысяч кубометров бетона для постройки государственной школы, то оно тут же появляется в электронной системе с его подписью. Всегда известно, кто, что и где решил. То есть каждый человек (за исключением секретных областей) всегда сможет это посмотреть. И когда вдруг выяснится, что построили не то и купили не за те деньги, то можно будет посмотреть, кто это сделал и почему. Это можно назвать своеобразным перманентным общественным контролем. Поскольку правительство электронное, то и парламент не мог оставаться в стороне. То есть постепенно в Эстонии все это здорово изменилось. К тому же, у них был весомый побудительный мотив: стать членами Евросоюза.

На самом деле, все успешные антикоррупционные реформы начинались с хорошего мотива. Все неуспешные происходит тогда, когда нет мотивации, а решили побороться просто так.

В Штатах серьезным мотивом был ужасающий финансово-экономический кризис 1920 – 30-х годов. Рузвельту надо было спасать страну, что было невозможно без решения проблемы коррупции.

Рузвельт занялся переустройством вообще всей системы правоохранительных органов и государственной службы. Именно тогда произошла замена state services – государственной службы - на public service – службу обществу. Подотчетность, построение системы кнута и пряника, сдержек и противовесов. Мы прекрасно понимаем, что в Соединенных Штатах коррупции более чем достаточно. Но там легче подкупить конгрессмена, чем, скажем, дорожного полицейского. Там действительно изменилась вся структура взаимоотношений государственных органов и граждан. То есть, никому не придет в голову попытаться дать денег кому-то в больнице или в школе на бытовом, среднем уровне. Зато можно попытаться сделать это в парламенте. То есть, там побудительные мотивы подталкивали в определенном направлении.

Сингапур и Гонконг могли просто исчезнуть с лица земли, утонув в карманах конкретных чиновников. Там пошли по правоохранительному пути. Создание специализированной службы, которая навела ужас на всех чиновников. Эта служба занималась, в основном, двумя вещами: контроль и ловля коррумпированных чиновников и общественное образование.

Антикоррупционные доспехи президента

Почему вопрос о коррупции поднят именно сейчас? Что случилось?

Он не сейчас поднят. Это долгоиграющая пластинка. Если вы ради собственного удовольствия (хотя удовольствие сомнительное) просмотрите все послания президента Путина к Федеральному Собранию за последние годы, он каждый год говорил об этом.

Кроме того, Россия, ратифицировав актикоррупционные конвенции Совета Европы и ООН, взяла на себя ряд обязательств. Наступила пора по всем по ним что-то делать и отчитываться. Появился внешний фактор.

Когда Путин уходил с поста, он оставил Дмитрию Анатольевичу в наследство, в общем, довольно неприятную, но в некотором смысле упрощающую дело ситуацию: эти самые ратифицированные конвенции. В общем-то, технологически надо сделать довольно простую вещь: найти специалистов, которые довольно внятно оценивают сегодняшнюю действительность в стране с точки зрения борьбы с коррупцией - специалистов этих в стране достаточно. А все, что надо сделать, прописано в этих международных документах. И не надо, как это любят делать некоторые национально озабоченные, кричать, что у нас особый путь, и западные инструменты нам не указ. Вполне даже указ. Там ничего такого страшного, неприменимого нет. Нет никакой национальной специфики в нашей коррупции. Она ровно такая же, как в Штатах, в Зимбабве, в Японии или где-нибудь еще.

А еще есть идеологический ландшафт. Если вы посмотрите внимательно на перечень проблем, стоящих перед страной, которые ставил перед собой «начинающий» тогда ещё президент Путин в начале 2000-го года, вы обнаружите, что практически все задачи, о которых говорил он публично и о которых даже публично не говорил, но по действиям было понятно, что он их перед собой ставит, выполнены. Он хотел какого-никакого умиротворения Чечни – именно какое-никакое имеет место быть. Он хотел победить олигархов - вполне определенных олигархов победил. Величие России обеспечил. Можно спорить, это его личная заслуга или заслуга возросших цен на нефть и газ. Просто люди часто забывают, что в 1999-м, когда произошел переход власти из рук в руки, нефть была 17 долларов за баррель, а сейчас - 130. Очень многие достижения, в том числе экономическая и социальная стабильность, к действиям нашей власти имеют весьма косвенное отношение. Они больше связаны с благоприятной мировой экономической конъюнктурой. Но так или иначе, некая социальная стабильность имеет место быть.

Итак, вы обнаружите, что он решил все проблемы, кроме одной. Он собирался побороть коррупцию, и ничего из этого не получилось. Вместо этого были традиционные мероприятия декоративного образца, с посадкой «оборотней» летом 2003-го, с кучей каких-то конференций, симпозиумов и семинаров, с публикациями, указами и.д.

Теперь это все перешло к Медведеву. Который прекрасно понимает: чтобы стать сильным политиком, равным по величию в глазах страны тому человеку, которого он сменил на этом славном, скорбном посту, ему надо совершить что-то похожее по масштабам воздействия на страну, на расклад ситуации в стране на то, что совершил Путин.

Борьба с коррупцией может развиваться по двум направлениям: собственно борьба с коррупцией и борьба с коррупционерами. Если упростить, то есть борьба с причинами, системой, и есть борьба со следствиями или борьба с конкретными людьми. Если кому-то хочется рассматривать борьбу со старой олигархией как борьбу с коррупцией, надо помнить, что на смену старой олигархии в силу того, что не поменяли систему, пришла новая. Какая разница для простого человека: руководит Ходорковский или люди, сидящие во власти?

Возвращаясь к теме, зачем Дмитрию Анатольевичу это нужно. А затем, что если он хотя бы немного попытается потрясти эту систему, то в глазах простых людей он сравняется с Путиным. То есть он станет самостоятельной политической единицей. И без того, чтобы совершить свой собственный подвиг Геракла, ему это вряд ли удастся. Он себе нашел вполне подходящую тему. Так происходит во многих странах. Полистайте предвыборные программы кандидатов, побеждавших в последние десятилетия во Франции, Италии, Испании, Великобритании. Нет ничего более удобного, чем въехать на новый политический трон в виде принца на белом коне в сияющих доспехах антикоррупции. Посмотрите, что делал Рузвельт. Посмотрите, что делали многие после него, тот же де Голль. Если ты сделаешь себе на этом имя, а по ходу еще и подожмешь коррумпированные элиты, тогда ты остаешься в истории. Думаю, что Дмитрий Анатольевич хочет остаться в истории.

Если для реальной антикоррупционной кампании нужна цель, то какая у нас сейчас цель?

У нас цель – застраховаться от коллапса. Мы же все прекрасно понимаем, что сидим на очень жидкой подушке из нефтегазовых денег и балансируем на очень шаткой жердочке неоконченных социальных реформ. Если говорить серьезно, то, в общем, цель не так сильно отличается от целей, которые были у Штатов при Рузвельте. Только они кинулись решать, когда все уже рухнуло. Мы сейчас имеем шанс решить ну хотя бы чуть-чуть, заранее, прежде, чем оно все рухнет.

Представьте себе любое изменение экономической конъюнктуры в ситуации, когда половина прав собственности, половина экономических контрактов основана не на чем-то, что можно пощупать, а на всяких неформальных договоренностях - это очень шаткая и очень уязвимая система. Если вдруг какие-то враги задумают нас уронить, им совершенно не нужно будет, не дай Бог, устраивать никаких «оранжевых» революций или кидаться в нас какими-то военными штуками. Достаточно зайти со стороны коррупции и взглянуть на суть очень многих крупных государственных контрактов. И даже негосударственных, и не очень крупных. Здесь все начнет падать, как карточный домик. Мы пытаемся застраховаться от того, чтобы, скажем, через лет 5 – 7 – 10 с нами не случилось то же самое, что с нами уже случалось в 90-е.

Цемент взаимного компромата

Когда начинается антикоррупционная борьба, сразу следуют посадки в регионах. Какие регионы - лидеры посадок? И связано ли вообще это как-то с коррупцией?

Я не знаю, где больше сажают. Я знаю, что сажают. Более того, если писать какой-то большой, развернутый труд про коррупцию, везде надо делать такие вставочки: помним, что борьба с коррупцией - идеальное средство политической борьбы. И если кого-то сажают за коррупцию, это не значит, что обязательно в данном конкретном регионе развернулась борьба с коррупцией. Вполне может быть, что там у них острая политическая борьба. А лучший способ «замочить» конкурента или избавиться от него - это обвинение в коррупции, которое даже доказывать не обязательно. Даже если потом выяснится, что ничего не было и близко, то с репутацией всё равно случается беда. Где-то это сведение счетов местных бандитов. Где-то это действительно политическая борьба, и надо внимательно проверить, когда ближайшие выборы. А где-то это может быть реальная борьба с коррупцией. Может, там по случаю пришел приличный человек во власть, и он действительно пытается навести, как может, порядок в своем регионе.

А не может ли тогда масштабная антикоррупционная кампания использоваться исключительно в таких целях?

Может - чтобы сажать и губернаторов, и мэров. Несколько таких у нас уже в федеральном розыске где-то бегают.

Чем хороши мэры и губернаторы для показательных кампаний? Тем, что на каждого найдется. Тут ведь даже искать не надо. Подходишь к карте, наугад тычешь в эту карту. Мэры и чиновники городских администраций – это то, что по-английски называется easy meat, то есть легкая добыча, очень легкая. Правоохранителям даже напрягаться не надо, чтобы найти неправомерные решения, неправомерные землеотводы, неправомерное разрешение на развитие бизнеса, недолжное использование бюджетных ресурсов, волокиту и хамство в отношении простых граждан, да еще плюс личное богатство в виде особнячка и машины, которая совершенно никак не вяжется с зарплатой.

Вся эта система, вся наша вертикаль, выстроенная за последние годы, и политически, и экономически держится на коррупционной вертикали, которая, в свою очередь, зацементирована взаимным компроматом. Взаимная лояльность, с одной стороны, сдерживает масштабные разборки – ты молчишь, и про тебя молчат. А с другой стороны, когда вдруг внезапно материализуется «политическая воля» (сказали сажать коррупционеров), тут же начинают периодически открываться дела. И дальше побежали по мэрам. С равным успехом можно не по мэрам, а по кому-нибудь ещё. Но таким образом ничего не изменится.

Да, борьба с коррупцией абсолютно легко может превратиться в преследование инакомыслящих, в распределение ресурсов или перераспределение ресурсов, в охоту на ведьм. Но это зависит от того, какие цели ставит власть. Безусловно, шансов на то, что все пойдет не очень хорошо, значительно больше, чем шансов, что пойдет все правильно и в нужном направлении. Желающих использовать «декоративный» вариант борьбы с коррупционерами или прикрыть борьбой с коррупцией борьбу за политические или экономические интересы – вагон и маленькая тележка.

Меня сейчас те, кто говорят от власти, убеждают: «Вы не понимаете, сейчас это серьезно». А в предыдущие разы - это что было, несерьезно?

Кому нужны «антикоррупционные расследования» журналистов?

Если сейчас начнется зачистка рядов, то каким образом будут разъясняться успехи и неудачи кампании?

Публичный институт, объясняющий и разъясняющий обществу действия власти и причины таких действий - это средства массовой информации. Он один, другого нет.

То есть отсутствие понимания между гражданами и властью - это все наша вина?

Нет, общество и граждане – это разные вещи. Отдельные граждане в виде своих организаций могут взаимодействовать с властью. Но это не взаимодействие власти и общества. Представители общества - все избиратели, все налогоплательщики - не состоят в общественных организациях, и никак взаимодействовать в плане подготовки реформ не могут. И узнавать, что они про это думают по всей России, а не только в Москве, смотреть, как все это идет, информировать - это задача только средств массовой информации.

Может быть, вы слышали о такой точке зрения: средства массовой информации являются основным двигателем противодействия коррупции. У меня даже книжка на эту тему есть. Журналистика - это же не только такой вариант, когда, узнав, что что-то было сделано, вы проинформировали как журналистка общество, а потом узнали, что общество хочет, и написали об этом. Есть же еще такая вещь, как журналистские расследования. «Письмо позвало в дорогу», как было в советское время. У нас же это все вымерло, как класс. Вымерло в физическом смысле этого слова – вслед за Щекочихиным и Политковской. А, с другой стороны, вымерло, потому что на это нет спроса.

Я знаю массу журналистов-расследователей, точнее тех, кто этим занимался раньше, начиная с АЖУРа Константинова в Санкт-Петербурге, которое во многом занимается чем-то другим, до ребят, москвичей, которые переквалифицировались кто в «культурных» журналистов, кто еще во что-то.

Ты рискуешь своей жизнью, собираешь информацию, публикуешь два разворота про коррупционеров, про всякие схемы, пишешь, как граждан обидели. Думаешь, сейчас общество скажет: а-а-а! И давай все это расследовать. А власть скажет: ой-ой-ой, давайте виновных накажем. Но ни первого, ни второго у нас уже давно не происходит.