Адрес: https://polit.ru/article/2008/12/05/diewelle/


05 декабря 2008, 19:07

«Эксперимент 2» Денниса Ганзеля: курс фашизма для средней школы

Вчера вечером в Москве открылся Седьмой Фестиваль немецкого кино, который в этом году проводится еще в Петербурге и – впервые – в Новосибирске. Из официальной части ничего интересного, разве что немецкий посол на 7 минут опоздал на открытие (застрял в московских пробках). Но за это извинились в сумме четыре раза, и посол, в общем, был прощен.

Открылся фестиваль фильмом Денниса Ганзеля «Волна» (Die welle, в русском прокате – «Эксперимент 2»), который по Германии держится на третьем месте в рейтингах популярности.

Это очередная сублимация немецких национальных комплексов по поводу нацизма, у Денниса Ганзеля – вторая по счету; предыдущей была «Академия смерти «НаПолА» (NaPolA, 2004). Тинпик Ганзеля о выходящем из-под контроля эксперименте со школьниками, построившими на уроках жизнеспособную и саморазвивающуюся модель нацистского общества, выжат из книги Тодда Страссера «Волна» (The Wave, 1981), которая, в свою очередь, основывалась на опыте Рона Джонса (No Substitute for Madness, 1977). Кинематографическое исследование притягательности фашизма с предсказуемыми результатами варьирует тему феномена «третьей волны», известного по «Стэнфордскому эксперименту» Филиппа Зимбардо (о котором снят «Эксперимент» Оливера Хиршбигеля). Учитель Райнер Вегнер, читающий спецкурс по автократии, для наглядности разыгрывает на уроках механизм возникновения диктатуры. Принципы, в свое время адаптированные для детей Роном Джонсом («Сила в дисциплине», «Сила в общности», «Сила в действии», «Сила в гордости»), задевают глубинные инстинкты и приживаются. Дети не замечают, как тезисы об авторитаризме, знакомые им в чистой схоластике, всплывают из коллективного бессознательного и воплощаются.  

Книга Страссера стала популярным в западных школах пособием по антинацистской пропаганде. Ганзель экранизировал его, слегка склонив на немецкие нравы. Американский «эксперимент» выяснял, возможно ли повторение Освенцима, в немецком фильме прозрачно воспроизводится Третий Рейх: немного модифицированная, но узнаваемая нацистская символика, антураж в виде гомоэротики a la Лени Рифеншталь, трансформированной в сцены вотерпола в бассейне с подкаченными тинейджерами, и т.д.

Есть некоторое число различий (например, в фильме события развиваются неделю, в американском варианте эксперимент насильственно прерван через 5 дней), но в основном отступления диктовались стремлением облегчить сценарий (в американском варианте в школе было создано подобие гестапо – группа стукачей, число которых стихийно возросло за счет доносчиков-волонтеров; в фильме этого нет). В остальном никакой отсебятины в деталях – жест приветствия «волна» перенесен из «жизни» (как сказал режиссер, в фильме он сделан «более волнистым», но никаких дополнительных смыслов в него не вкладывалось и извлекать их бесполезно), униформа – белые рубашки – оттуда же (это явный прокол режиссера, не подумавшего, что на русском фестивале к его фильму будут пришпилены белые же субтитры, которые не дают хорошенько рассмотреть униформу), досконально воссоздана сюжетная линия с учителем (американец консультировал сценаристов, актеров, присутствовал на съемках).

Создатели фильма постоянно упирали на то, что их фильм заставляет задуматься. Это правда. Но задуматься можно хоть над коробком спичек (и долго размышлять, если перед этим накуриться). Если отмести публицистическую рефлексию и не считать формулировок из сочинений, которые пишут в этом фильме школьники (общность, сплоченность, братство и другие банальности, свойственные жанру), сами авторы наиболее отчетливо проводят мысль, что фашизм подпитывается комплексами неполноценности, проще говоря, – лузерством.

Один вариант лузерства репрезентирует герой-идеолог – преподаватель «второстепенных предметов» (физкультуры и политики), который за счет лидерства в созданной организации добивается, помимо любому приятного статуса фюрера,  профессионального педагогического успеха.

Второй вариант – фанатичный подросток (Jacob Matschenz). Раньше он был просто слабаком, бесплатно прикармливавшим травкой сильных одноклассников, и выдавал порнуху, скачанную из интернета, за собственноручно снятый ролик с собственной сестрой. Игра в фашизм для него становится намного более интересной и напряженной реальностью, чем собственная его жизнь лузера, от которой он без сожаления отказался. По законам композиционной симметрии, выработанным немецкой «школой разума», мальчик, весь фильм пробывший персонажем комическим, в финале устраивает трагедию.

И так во всех историях – лузеры ищут самоутверждения и получают возможности для этого. Параллельно развивается love story – сирота-вотерполист Марко (Max Riemelt) разрывается между «Волной», где он «обрел семью», и девушкой Каро (Jennifer Ulrich), которая может позволить себе «инакомыслие» и сопротивление. Разбавляется love story идеей нацистской коммуны, где всегда найдется девушка, готовая подменить собой любую недостающую.

Предельно рационалистичная реализация публицистического замысла определила статус фильма – учебный антифашистский фильм, в финале вовсе сливающийся с видеотренингом. Финальный кадр – единственный момент во всем фильме, когда Юрген Вогель смотрит в камеру; смысл его, как объяснил Ганзель, – обратиться к зрителю. (Кстати, Ганзель вынужден был отвечать на вопрос зрителя: «а что означает…» Обычно режиссеры справедливо ненавидят такие вопросы, но Ганзель охотно разъяснил единственное место, оставшееся неоднозначным, из-за того что Вогель немного пересолил лицом). «Стоп-кадр» пришел из видеотренинга: актер разыгрывает сцену и замирает в ожидании ответа.

Домашним заданием служат вопросы, которые любит задавать на фестивале актриса, исполнившая роль Каро: как бы вы поступили на месте того мальчика? А на месте той девочки? Смысл урока был – показать, что фашизм до добра не доводит.

P.S.

Впрочем, могу припомнить историю о фашизме, который, наоборот, доводит до добра. У меня дома на полке с артефактами – между сектантской брошюрой «архиепископа Иоанна» (Береславского) «Против гомосексуализма» и стихотворной драмой «Борис Ельцин. Фантастическая трагедия» сочинения члена коммунистической партии «Левая Россия» В.И. Родина – хранится ныне запрещенное издание Русского Обще-Национального союза «Белый Рубеж. Выпуск 1» (от 03.11.2005, тираж 990 экз.). Там, рядом с материалами «Русского патриота хотят засудить за удар в челюсть чеченцу», «НАШИсты – псы богоборческого режима», образчиками скинхедовского юмора и «Советами юному партизану», напечатан сентиментальный рассказ «Русский, помоги Русскому!» Сюжет такой. Девушка Марина, провалив экзамены в театральную студию, «шла по тихой улице на окраине Москвы [и] предавалась грустным размышлениям». Рядом с ней остановилась «большая черная иномарка» (символика цвета, помимо прочего, отсылает к пионерским страшилкам). «Приоткрылась дверь и кто-то с сильным кавказским акцентом, коверкая русскую речь произнес: "Эй ты, сюда шагай, да"». Двое кавказцев – один «толстый волосатый», второй «молодой – на вид лет 15, не больше» (по замыслу автора, подписавшегося псевдонимом «Агурец», указание на возраст, видимо, должно выражать идею: такой молодой, а уже кавказец) – поволокли девушку в машину. «"Ограбят, убьют, изнасилуют", – в голове проносились мысли одна страшнее другой» (градация «страшных» мыслей эмпатически продумана с позиций именно русской девушки; у какой-нибудь другой страхи расположились бы в прямо обратной последовательности). «Вдруг ночную тишину прорезал клич: "Слава России! СЛАВА РОССИИ!!!" Из арки метрах в 40 от Маринки выходили молодые, коротко стриженные парни в подвернутых джинсах, высоких ботинках и коротких черных куртках. Увидев их, кавказцы стали быстро о чем-то говорить на своем гавкающем наречии»... Дальше скины спасли Марину, она поехала с ними на базу «Лесной Дозор», напоминающую крепость времен Киевской Руси, – некую скинхедовскую коммуну, где молодежь «обучалась ратному делу и изучала историю России», – и осталась там жить, среди «простых, честных и надежных» людей. Заканчивается рассказ так: «...бритый, на чьей шее висела Маринка в день знакомства, спросил: «Тебя звать то как? А то мы все Красота, да Красота?» «Марина», – ответила она и улыбнулась».

Эта беззащитная графомания целит непосредственно в душу патриота, даже не подозревая об окольных путях. Немецкий режиссер не так примитивен, как русский скинхед-графоман, но его продукт не сильно сложнее. Дело в самом фашизме как теме, которая делает сюжетные ходы предсказуемее самой предсказуемости. И дискурсивно-рефлексивных стратегиях, которые заведомо знамо куда могут завести.

Михаил Осокин

См. также:

«На девятом небе» Андреаса Дрезена: немецкое «nein» кинематографическому эйджизму

О фильме Эмили Атеф «Незнакомец во мне» («Das Fremde in mir»)

Программа седьмого Фестиваля немецкого кино в Москве (4-8 декабря)