Адрес: https://polit.ru/article/2009/03/13/golod1933/


13 марта 2009, 09:00

«…Наша деревня опустошена до последнего семенного зернышка»

Отечественные архивы

История голода, охватившего в 1932-1933 годах многие регионы Советского Союза, в последнее время стала объектом пристального внимания не только исследователей, но и политиков. Выйдя за рамки исключительно исторической проблемы, эта тема сегодня вносит немало напряженности в общественно-политические отношения России и Украины и даже служит основной для национальной самоидентификации последней. «Полит.ру» публикует новые архивные материалы по теме – информационные сводки ОГПУ и записи литературного критика Корнелия Зелинского (1896-1970), пережившего голод начала 1930-х и описавшего истинное положение дел для потомков. Материал опубликован в журнале «Отечественные архивы» (2009. № 1).

См. также: Россия-Украина: как пишется история

Голод в СССР 1932–1933 гг., охвативший Дон, Кубань, Поволжье, Центрально-Черноземный район, Южный Урал, Западную Сибирь, Украину и Казахстан, – величайшая трагедия в советской истории. Ее исследование в настоящее время из чисто научной сферы перешло в общественно-политическую. И все же тема имеет богатую историографию, базирующуюся на широкой источниковой базе, значительная часть которой опубликована в многотомных сборниках «Трагедия советской деревни: Коллективизация и раскулачивание. 1927–1939», «Советская деревня глазами ВЧК–ОГПУ–НКВД. 1918–1939». Готовится очередная публикация документов «Голод в СССР. 1932–1933 гг.» федеральных и региональных архивов России с участием архивных учреждений ряда стран СНГ. Как показывают документы, трагедия 1932–1933 гг. – результат осуществления в СССР сталинской модели форсированной индустриализации, обусловившей насильственную коллективизацию и принудительные заготовки сельхозпродукции, прежде всего хлеба, ради увеличения размеров хлебного экспорта и удовлетворения потребностей растущей промышленности.

В РГАЛИ в личном фонде советского критика, литературоведа, доктора филологических наук, старшего научного сотрудника ИМЛИ им. А.М. Горького АН СССР Корнелия Люциановича Зелинского (1896–1970)[1] среди его рукописей и материалов о работе в Комиссии по литературному наследию С.А. Есенина, писем и докладных записок в СП СССР, ИМЛИ им. А.М. Горького АН СССР о подготовке к изданию пятитомного собрания сочинений поэта, а также сборника воспоминаний о нем, писем деятелей искусства и писателей Б.Н. Агапова, И.Л. Сельвинского, А.А. Фадеева, И.Г. Эренбурга и др., находятся записные книжки и дневники за 1930–1950-е гг. Последние нельзя назвать таковыми в полном смысле слова. Это отдельные листы или начатые, но неоконченные тетради, написанные быстрым, неразборчивым почерком или напечатанные на машинке. Некоторые записи уже опубликованы[2]. Свои документы, общим объемом 1423 единицы, критик сам передал в архив в 1965 и 1968 гг.

Для публикации предлагаются записи о голоде, который явился предметом обсуждения критика с писателями П.И. Замойским[3] и М.С. Шагинян[4] 2 января 1933 г. Они, хотя и напечатаны на машинке, плохо сохранились, текст угасает и нуждается в реставрации. Создается впечатление, что он не имеет конца, так как не подписан.

Видимо, тяжелое положение в стране волновало писателей, поскольку в предыдущей записи Зелинский описал разговор с Вс. Ивановым на эту же тему. Вс. Иванов спросил критика: «Слыхал о забастовке в Иваново-Вознесенске? Мне-то рассказал один человек, чужой нам. Но это факт. Приезжал Каганович. Арестовали зачинщиков. Будто не работали фабрики 48 часов. А все дело в продовольствии и только. И просили-то всего уравнять в снабжении с Москвой»[5]. В этой цитате очень наглядно отразилось настроение людей так называемых не голодающих губерний: они не понимали еще, что в стране голод, и требовали лишь уравнять их в снабжении с Москвой. Во всех несчастьях винили плохо работавшие органы снабжения и торговлю; директоров, задерживавших зарплату; спецов, получавших на порядок выше.

Видимо, автор записей хорошо знал, что если они попадут в чужие руки, то ему несдобровать. На всякий случай он в конце повествования Замойского об ужасах голодающей пензенской деревни написал, что разъяснил писателю нетипичность происходящего в этом крае.

К сожалению, правда оказалась страшнее рассказа П.И Замойского. Свидетельство этому – официальные документы – сводки по Нижне-Волжскому и Средне-Волжскому краям (современная Пензенская область[6]) ОГПУ и политотделов МТС.

Вступительная статья, подготовка текста к публикации и комментарии З.К. ВОДОПЬЯНОВОЙ, В.В. КОНДРАШИНА.

 


№ 1

Из дневника К.Л. Зелинского

2 января 1933 г.

Так давно я не прикасался к дневнику, что он мне кажется воспоминанием о перенесенной болезни. Действительно, он по стечению обстоятельств становится повестью уродств, проходящих мимо, оставляющих след на бумаге. Это своеобразный «портрет Дориана Грея»[7], стареющий вместо оригинала, может быть застрахованного молодостью. Как часто замечаешь, что люди искусственной улыбкой стремятся разгладить морщины раздумий и сомнений, набегающие на лоб. И сами эти сомнения, и поводы их вызывающие не всегда бывают ясны для вас, а еще реже они облекаются в признания или даже вопросы к собеседнику.

Несомненно, положение сейчас в стране напряженное и классовая борьба в иных местах (как на Сев[ерном] Кавказе[8]) приобрела самый острый характер. Но круг впечатлений разный, но социальная настроенность сознаний разная и в зависимости от этих обстоятельств – выводы часто[9] различны и противоречивы.

Встречаю Замойского. «Ну, как?»

– Плохо. Плохо живу.

– Почему так?

– Да, вот уже четыре месяца не прикасаюсь к бумаге. Не могу писать. И сна нет.

И вот без всяких[10] вызовов с моей стороны льются сразу жалобы и сомнения:

– Что же это делается? Ничего не понимаю. Все берут. Все под метелку. Вот новый закон о молоке. С коровы 170 литров. Да ведь это надо подумать. Разве корова даст столько? Даром, по пятиалтынному[11]. Сейчас два моих брата – они теперь работают в Москве ломовыми извозчиками – бежали из колхоза. Скопили в Москве по полтораста рублей, приехали к себе в деревню. Думали детишкам что-нибудь сделают, помогут – ведь, голые, босые все сидят. Приехали, а тут подоспел сбор. По 32 пуда картошки с дыма – да ведь с дыма, а не работника или с едока, не учитывая там сколько детей, семьи, вообще ничего не считаясь; потом – по три с половиной пудов мяса. Если нет у тебя – купи на рынке по рыночной цене, а сдай по заготовительной. Загнали мои братья свои деньги на это дело. Наложили на них еще. А они ведь не единоличники, а колхозники. Видят ребята – туго. А тут председатель колхоза пригрозил им: «Не дадите к утру – арестуем». Ну, и дали они тягу ночью. Не знаю, как с детьми, с женами. Бросили на произвол судьбы голодных. Дома, хоть шаром покати. Ни овцы, ни кошки.

Я ведь сам этот колхоз организовывал. Мне теперь стыдно и домой показываться. Письмами вся деревня завалила. Теперь у нас уж такой порядок. Назначают председателей из других, дальних деревень. Тут уж о выборном начале и не поминают. Вот приезжает такой новенький. Ему что – чужой. Голосует, клянется – сдам. Начинает сдавать. Потом видит парень – не хватит на семена, не хватит на корм. От мужиков уж таится. По ночам дома пересчитывает. Парень-то честный – видно ему: запорет колхоз. А выхода нет: не сдашь цифру – в тюрьму и сдашь, колхоз запорешь – все равно в тюрьму. У меня мои товарищи, с которыми я коров пас, бедняки горькие, первыми в партию пошли, на фронтах были, ведь все уже по тюрьмам. Тот не сдал, тот пересдал. Которые уже отсидели по два года, домой[12] вернулись. Теперь тише воды, ниже травы. Теперь активистов в нашей деревне не найдешь. Ну их, жизнь дороже. У всех наших активистов хозяйства поразорены, дети поумирали. И ведь не один это год. Уже третий год. И все год от года хуже. В прошлом году уже взяли из колхоза все под метелку. Просто стон пошел. Письмами меня забросали. А приехал ко мне в то время мой старый друг, тоже пастух, потом партизан, а теперь председатель краевого исполкома. Я ему рассказал, что у него с колхозами делается. Не поверил. Пошлю, говорит, проверить. Действительно, послал своего человека в нашу деревню. Тот установил, что все это правда. Тогда в наш колхоз было ввезено сначала 1000 пудов муки, затем круп, сена. Зачем же, спрашивается, все надо было забирать под метелку? А в этом году повторилось точь-в-точь то же самое. Сейчас наша деревня опустошена до последнего семенного зернышка. Край зато план выполнил. Что будет весной, не знаю. В новые постановления не верю. Да и никто в деревне не верит. Кто может, бежит из нее, а кто не может, молчит.

Я написал обо всех этих делах Калинину и Молотову. А сказать ничего нельзя: сейчас на тебя накинутся – оппортунист, подкулачник, пособник кулаков, долой, в тюрьму. Что самому делать, тоже не знаю. Я коммунист, организатор колхоза, писатель – сам о колхозе же и писал – теперь всех спрашиваю: «Что делать?» Приходи, почитай письма – сам увидишь. Пишут мне люди из самых разных деревень, все то же – ни с чем не считаются: все берут. Семенной запас берут, фураж у скота отнимают. О личных запасах и говорить не приходится. Два года назад было у нас 360 лошадей. Нынешней весной вышло в поле 120. Последние месяцы на веревках уж висели. Стоять не могли. Ничем не кормили. Такую цифру сена нам на колхоз дали. Сейчас одно могу сказать – будут резать скот опять. Поживем – увидим. Не знаю, как в других местах, но в нашей местности колхозы разорены, доведены до полного упадка, и выполнение планов идет за счет основных капиталов, изъятия всего, что можно.

Замойский прощается взволнованный и расстроенный. Я стремлюсь объяснить ему, как умею – самое рискованное «теоретизировать» на базе одного колхоза.

Глубоко обеспокоена и Шагинян, эта всегдашняя оптимистка. Но круг впечатлений иной.

– Объясните, спрашивает она Серебрянского и Ермилова (мы все сидим вместе), почему на шестнадцатый год революции мы пришли к такому положению? Вы не знаете жизни, не знаете, как живут люди. Вы обеспечены пайками и гонорарами. Я сейчас была в Ленинграде. Вы знаете, что там начался сыпняк, голодный тиф, как в 20-м году? Я была в Доме ученых в Детском Селе. Мы просто недоедали там. Ученые с мировым именем питались только пшенной кашей. Я согласна питаться ей, но я должна видеть просвет, перспективу. Я всегда ее умела видеть, в самые тяжелые годы революции. Я всегда умела из каждого эмпирического факта извлечь его принципиальное зерно, увидеть во всем новое, движение вперед, к социализму. Сейчас я потеряла это. Мы объелись идеологией. Мы так все привыкли лакировать и объяснять, что потеряли чувство живых фактов жизни. А факты таковы, что ко мне приходят сейчас мои давние приятельницы, здесь, в Москве. Они некрасивы, они старые девы. Они служащие обе. Я вижу, как они начали пухнуть от голоду. И вот они иногда приходят ко мне. Я знаю, что они пришли немного подкормиться, потому что у них нет никаких закрытых распределителей. Они обе такие грузные. Им надо есть просто по их комплекции много. И вот они стесняются у меня попросить. Я знаю это. И мне так же совестно их обидеть тем, что показать, что я знаю, что они голодны, и сразу начать их угощать. И вот эти сестры совершенно серьезно готовятся к самоубийству. Им нечем жить. Никакого просвета у них нет. Они получают грошовое жалованье жалких совслужей[13]. Я их все время утешала. Теперь и у меня не поворачивается язык сказать им, что хорошо. «Известия» заказали мне победную статью к Новому году. Я не буду, я не могу ее написать. Я не могу лгать и лакировать действительность. Я не могу миллионам усталых голодных людей говорить, что все прекрасно и мы победили. Или я напишу о чем-нибудь нейтральном. Я хотела даже отказаться от ордена Красного Знамени, который мне дали. Получился громадный разрыв между уровнем жизни большинства народа и обеспеченной верхушки инженеров, писателей, директоров, крупных управителей. Я понимаю, конечно, что надо сохранять кадры и все прочее, но под этим предлогом на почве закры[того] [сна]бжения может вырастать черт знает что. Мне противны ваши Цыпин…[14] [пис]ательские[15] обжорства, когда кругом форменный голод.

РГАЛИ. Ф. 1604. Оп. 1. Д. 183. Л. 8–10. Копия. Машинопись.

№ 2–3

Из спецсообщений секретно-политического отдела ОГПУ

1 – 5 апреля 1933 г.

№ 2

о продзатруднениях в колхозах Нижне-Волжского края

1 апреля 1933 г.

Сов. секретно

Поступающие за последнее время материалы сигнализируют о наличии острых продзатруднений в отдельных колхозах НВК и ЦЧО. В этих колхозах отдельные семьи колхозников за отсутствием хлеба питаются разными суррогатами и мясом павших животных. На этой почве имеются случаи смерти, опухания, заболевания сыпным и брюшным тифом и отдельные случаи людоедства. <…>

НВК. Сердобский р[айо]н. В селе Бутурлинка в семье колхозника Давыдова имеются опухания на почве недоедания. Давыдов имеет 400 трудодней, получил хлеба около 12 пудов, в семье 8 человек, питаются суррогатами. Колхозник Михеев умер от недоедания, жена и сын больны от истощения. Имел около 300 трудодней. В семье колхозника Долина также имеются опухания на почве недоедания. <…>

О всех фактах продзатруднений информированы соответствующие организации. Принимаются меры к заброске продпомощи.

Нач. СПО ОГПУ                        Г.Молчанов

Нач. 2-го отделения СПО ОГПУ                        Лешков

Верно: пом. секретаря СПО ОГПУ[16]

ЦА ФСБ России. Ф. 2. Оп. 11. Д. 42. Л. 101–103. Заверенная копия. Опубл.: http//www.mid.ru/ns-arch.nsf/iddpubl

№ 3

о голоде на предприятиях Средне-Волжского края на 2 апреля

5 апреля 1933 г.

Сов. секретно

<…>

На суконной ф[абри]ке «Коллективное творчество», в Пензенском районе, снабжение рабочих проходит с перебоями. Заработная плата рабочим систематически задерживается, почему многие рабочие, особенно многосемейные (последних до 200 человек), находятся в тяжелом положении.

На ф[абрик]е увеличились случаи обращения рабочих в медпункты. Отдельные рабочие настолько истощены, что фабричный врач, отмечая в больничных листах диагноз «малярия, грипп» и прочее, одновременно сообщает в фабком, что медикаменты бессильны, т.к. рабочие не больны, а истощены от недоедания.

За первую половину марта зарегистрировано 10 случаев опухания, главным образом детей. Отмечены случаи употребления в пищу собак.

На суконной фабрике «Творец – рабочий», в Кузнецком районе, на почве плохого снабжения труддисциплина падает, увеличивается процент прогулов, т.к. рабочие уходят в села нищенствовать.

Зарегистрировано свыше 50 чел., опухших от голода. В отдельных случаях рабочие падают от истощения у своих станков. (Работница Кулемина, Карпова и др.) <…>

Нач. СПО ОГПУ                        Г.Молчанов

Нач. 6-го отделения СПО ОГПУ                        Коркин

Верно: пом. секретаря СПО ОГПУ Светлов

ЦА ФСБ России. Ф. 2. Оп. 11. Д. 42. Л. 118. Заверенная копия[17]. Опубл.: http//www.mid.ru/ns-arch.nsf/iddpubl

№ 4–6

Из спецсводок секретно-политического отдела полномочного представительства ОГПУ по Нижне-Волжскому краю

28 марта – 8 июня 1933 г.

№ 4

о продзатруднениях в крае по данным на 20 марта

28 марта 1933 г.

Сводка фактов

<…> Смертности

<…> Сердобский район. В с. Н. Студеновка умерла от голода колхозница Потапова вместе с двумя детьми. В с. Байка умерло от недоедания двое детей колхозников. В с. Пригор[одная] Слобода умер от голода единоличник. <…>

Нач. СПО ПП ОГПУ НВК                        Якубовский

ЦА ФСБ России. Ф. 2. Оп. 11. Д. 56. Л. 127—135. Подлинник. Опубл.: Советская деревня глазами ВЧК–ОГПУ–НКВД. 1918–1939: Док. и материалы: В 3 т. 4 кн. / Под. ред. А.Бериловича, В.Данилова. М., 2000–2005. Т. 3. Кн. 2. 1932–1934 гг. М., 2005. С. 358.

№ 5

о продзатруднениях в колхозах края

10 мая 1933 г.

<…> Употребление мяса павших животных

Мало-Сердобинский район. В с. Турзовка колхозниками разобрана туша коровы, павшей от сибирской язвы. Ямы, в которых находились туши сапных лошадей, облитые керосином, разрыты, и туши все разобраны. <…>

Нач. 2-го отделения СПО ПП ОГПУ НВК                        Хандриков

ЦА ФСБ России. Ф. 2. Оп. 1. Д. 880. Л. 47—49. Подлинник. Опубл.: Советская деревня глазами ВЧК–ОГПУ–НКВД… Т. 3. Кн. 2. С. 418.

№ 6

о смертности на почве голода

8 июня 1933 г.

За последнее время в отдельных селах НВК на почве голода увеличились случаи смертности, опухания и употребления в пищу падали — сусликов, собак, кошек, ежей и т.п. <…>

Мало-Сердобинский район. По с. Ст. Славкино смертность от голода усиливается: ежедневно умирают 10–12 чел. Трупы продолжительное время лежат на кладбище незарытыми. <…>

ЦА ФСБ России. Ф. 2. Оп. 11. Д. 56. Л. 140–141. Подлинник. Опубл.: Советская деревня глазами ВЧК–ОГПУ–НКВД… Т. 3. Кн. 2. С. 425.

№ 7

Из донесения начальника политотдела Тамалинской МТС Нижне-Волжского края П.Денисова в политуправлепние Наркомзема СССР

4 июня 1933 г.

<…> Значительная часть колхозников от недостаточного питания сильно ослабла. По неполным данным, в Тамалинском районе на почве недостаточного питания с января по 25 марта текущего года опухло 1028 чел., в том числе колхозников 624. За это же время умерло 725 чел., в том числе колхозников 520 чел. Во втором участке МТС с общим числом населения 2543 чел. в течение этого времени опухло 195 чел., а умерло 253 чел. <…> Умирают не только дети и старики, но колхозники от 20 до 40 лет, ибо взрослые колхозники получаемый в качестве общественного питания хлеб, как правило, отдают своим детям.

Положение с продовольствием становится с каждым днем все труднее и труднее. Району нужна скорейшая продовольственная помощь.

Начальник политотдела                         П.Денисов

РГАСПИ. Ф. 112. Оп. 32. Д. 85. Л. 22–22 об. Подлинник. Опубл.: Трагедия советской деревни: Коллективизация и раскулачивание. 1927–1939: Док. и материалы: В 5 т. / Под ред. В.Данилова, Р.Маннинг, Л.Виолы. Т. 3. Конец 1930-х – 1933. М., 2001. С. 676.

№ 8

Из донесения № 5 начальника политотдела Лопатинской МТС Нижне-Волжского края в политсектор краевого земельного управления

5 августа 1933 г.

<…> В селах Козловка, Суляевка и Пылково во время ожидания нового обмолота хлеба отдельные колхозники с травы, грибов (мухомор) начали объедаться, и в результате значительное количество умерло. За период с 1 января по 1 июля 1933 г. выбыло около 800 чел. возрастом: от детского до 50 лет и старики, преклонные к этому.

Случаи людоедства. В с. Козловке 24 июня у гражданки… 45 лет обнаружено было около 1 кг человечьего мяса в вареном виде. В произведенном расследовании установлено, что 8 июня умер муж вследствие недоедания. Семья, состоящая из 6 чел., в том числе 4 человека детей, оказалась без средств к существованию и без хлеба. 11 июня у нее умер ребенок 11 месяцев, которого на почве голода решила использовать в пищу… На предварительном допросе в людоедстве созналась и заявила: «Я вынуждена была пойти на это преступление в силу совершенного отсутствия средств существования хлебом». <…>

Начальник политотдела                         Пономарев

РГАСПИ. Ф. 112. Оп. 32. Д. 45. Л. 20–20 об. Подлинник. Опубл.: Трагедия советской деревни…Т. 3. С. 677.


[1] К.Л. Зелинский – автор следующих сочинений: Поэзия как смысл. Книга о конструктивизме. М., 1929; Конец конструктивизма // На литературном посту. 1930. № 20. С. 20–31; Процесс против тех, из-за кого болен мир («Жизнь Клима Самгина»). М., 1931; Критические письма: В 2 кн. М., 1932–1934; Джамбул. М., 1955; Дмитрий Гулиа. М., 1956. Совм. с Х.С. Бгажба; Октябрь и национальные литературы. М., 1967; В изменяющемся мире. Портреты, очерки, эссе. М., 1969; и др.

[2] Напр.: Зелинский К.Л. На рубеже двух эпох: Литературные встречи 1917– 1920 гг. М., 1959; Он же. В июне 1954 года (об А.А. Фадееве) / Публ. В.Стрижа // Минувшее. 1991. Вып. 5; Он же. Одна встреча у М.Горького (Запись из дневника) / Публ. А.Зелинского // Вопросы литературы. 1991. № 5. С. 145–170; Он же. Вечер у Горького (26 октября 1932 года) / Публ. Е.Прицкера // Минувшее. 1992. Вып. 10. С. 88–115.

[3] Замойский Петр Иванович (1896– 1958) – писатель. Родился в бедной крестьянской семье в Пензенской губернии. Был пастухом, половым в трактире, писарем. С 1918 г. член ВКП(б). Вел разнообразную партийную и общественную работу (секретарь укома, член уисполкома, заведующий внешкольным отделом, ответственный секретарь Всероссийского общества крестьянских писателей и т.д.). Выступил в литературе с серией миниатюр для детей. Герой этих рассказов – энергичный и живой подросток из бедняцкой семьи, активно участвующий в трудовой жизни своего двора и общественных событиях села («Куделя», «Отцу на рубашку», «За дровами», «Прописали», «Пыль столбом», «Первый сноп», «Сочинительница»). Автор произведений: Лебеда: Повести и рассказы. М., 1928; Канитель: Повести и рассказы. М., 1929; Лапти. М., 1929; Земля распятая. М., 1930; и др.

[4] Шагинян Мариэтта Сергеевна (1888–1982) – писатель. Большую роль в ее формировании сыграло сотрудничество в газетах «Приазовский край», «Кавказское слово», где она регулярно выступала, освещая события литературной и художественной жизни страны. В 1915–1918 гг. жила в Ростове-на-Дону, преподавала в консерватории эстетику и историю искусств. В эти годы написала первый большой роман «Своя судьба». С энтузиазмом приняла Октябрьскую революцию. Автор повестей и романов «Перемена», «Приключение дамы из общества», «Месс-Мэнд», «Кик», «Гидроцентраль» и др.; очерков: «Советское Закавказье», «Путешествие по Советской Армении», «Зарубежные письма» и др. Лауреат Ленинской премии 1972 г.

[5] РГАЛИ. Ф. 1604. Оп. 1. Д. 183. Л. 2–7.

[6] Пензенская губерния существовала до 1928 г. После ликвидации ее территория входила в состав двух регионов – Нижне-Волжского и Средне-Волжского краев. Пензенская область образована в 1939 г. В приведенных ниже документах речь идет о четырех нынешних районах Пензенской области – Сердобском, Мало-Сердобинском, Тамалинском и Лопатинском.

[7] Герой романа Оскара Уайльда «Портрет Дориана Грея», впервые напечатанного в июне 1890 г. в журнале «Lippincott’s Monthly Magazine», а в апреле 1891 г. изданного отдельной книгой.

[8] Так, в феврале 1930 г. были охвачены повстанческим движением Баксанский, Нагорный и Балкарский округ. В заключении Балкарского отдела ОГПУ по обвинению группы граждан с. Актопрак в вооруженном восстании против советской власти в феврале 1930 г. (не ранее 20 февраля 1930 г.) указывалось: «Отличительная черта данного движения – участие в нем значительных кадров середнячества и бедноты. Это объясняется: а) чрезвычайной отсталостью населения и влиянием на него духовенства и контрреволюционных элементов, использовавших религиозный фанатизм масс; б) некоторой засоренностью партийного аппарата на местах чуждым элементом – все это и стало толчком к этим выступлениям». К суду были привлечены 97 обвиняемых, из которых 77 – середняки и бедняки. (ЦГА КБР. Ф. 183. Оп. 1. Д. 298. Л. 148–157; Красовицкая Т.Ю. «Они не понимают и не могут воспринять формулы диктатуры пролетариата»: Документы российских архивов о национально-культурном строительстве на Северном Кавказе в 1920-е годы // Россия. ХХ век: Электронный альманах. Док. № 17.)

[9] Слово впечатано над строкой.

[10] Далее забито слово, возможно: «попыток».

[11] Пятнадцать копеек.

[12] Далее одно слово забито.

[13] Советских служащих.

[14] Далее оторван край документа.

[15] Возможны варианты прочтения.

[16] Подпись неразборчива.

[17] Экз. Г.Г. Ягоды.