28 марта 2024, четверг, 12:23
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

03 июля 2009, 15:56

ЕГЭ – первые итоги

С одной стороны, несколько экзаменов в новом формате с тем или иным успехом сдали миллионы школьников. С другой, экзамен сдавала (единая, как все у нас теперь) государственная система. Кому – вопрос. Здесь полагается пассаж о недоразвитости нашего гражданского общества, но я его (пассаж) опущу.

Потому что волна протеста против ЕГЭ была очень мощной. В цивилизованной форме мощнее некуда – дальше только стекла бить. Властные структуры этот протест с удовольствием проигнорировали, обозначив место гражданского общества (хоть бы оно и было) в обществе вообще. То есть собаки лаяли – караван шел.

И вот караван прошел. Что остается – лаять вслед? Ничего не удалось изменить, когда казалось, что это возможно. Теперь нет иллюзий. ЕГЭ – такая же реальность, как болезни, например, или смерть. Бороться с ним бессмысленно, надо как-то уживаться.

Я все подвожу читателя к мысли, что, может быть, кому-то понадобится правда о ЕГЭ. Тем более что кусочки этой правды видели многие выпускники, родители, учителя; они, что называется, не дадут соврать. Впрочем, правда не нуждается в практическом применении. Она самоценна.

Значительная часть экспертного сообщества всегда считала, что ЕГЭ – это плохо. Вблизи это и оказалось плохо; возможно, даже хуже, чем представлялось издали. А если конкретно, мероприятие выявило несколько проблем, которые в разной степени решаемы.

Сканер-конфликт

На первый взгляд, проблема чисто техническая и вполне проходимая. По непонятной причине система просто «не видит» некоторые ответы, и вместо них компьютер подставляет в ответ пустое место. При этом, возможно, экзаменующийся (дальше для краткости «школьник», потому что других школьников в этой статье не будет) теряет баллы. Возможно – потому что его ответ может быть и неверен, тогда видеть его или не видеть – с точки зрения оценки все равно.

Если школьник подает на апелляцию, то проблема снимается автоматически. Ошибки сканирования замечаются и исправляются комиссией еще до встречи со школьником. Пикантный момент – если школьник не подает на апелляцию, то ошибка не замечается и не исправляется. Так как апелляция – мероприятие конфликтное, вроде бы требующее веского повода, далеко не все апеллировали. Народ у нас не склонен к конфликтам. Оценочная шкала мелко градуирована. Допустим, Света знает биологию на 70-80 баллов. Ее оценка – 73. С чего бы ей ходить на апелляцию? А на самом деле, возможно, ее оценка 74 или 75 только из-за ошибок сканирования. И ей в пиковый момент может не хватить именно этих пары баллов.

Насколько часты ошибки сканера? По статистике одноклассников моей дочери, они есть в 1 из 3 просмотренных работ. По нашей личной статистике, вообще в 2 из 3. Так или иначе, это массовая проблема.

Несмотря на примитивность, проблема не имеет очевидного решения. Давайте исходить из того, что других сканеров у нас нет. Более того, если так часты ошибки в центре Москвы, думаю, в Магадане сканеры еще хуже. Приставить к сканеру людей, чтобы они сличали два листа (как, собственно, и делают эксперты на апелляции), - противоречит генеральному курсу ЕГЭ на исключение человеческого фактора.

Наверное, оптимально было бы назвать апелляцию просмотром работ (исключив из формулировки конфликтный момент) и сделать этот просмотр обязательным, без предварительной записи. Например, 8 июня, 10.00 – ЕГЭ. 12 июня, 14.00 – просмотр работ. И уж если остались вопросы – запись на настоящую апелляцию.

А так вынуждены обобщить – оценка за любую не просмотренную Вами работу занижена в среднем на полбалла просто из-за ошибок сканирования.

Проблема экспертов

Очень странно, но ни на первую апелляцию, ни на конфликтную комиссию не пускают людей, способных профессионально отстоять интересы школьника. Например, репетитора или школьного учителя. Пускают только папу или маму. Возникают вопросы.

Неужели эксперты ЕГЭ настолько в себе не уверены? Я как преподаватель вуза многократно был «по ту сторону барьера» - принимал апелляции, причем – так уж сложилось – и по математике, и по литературе. Конечно же, нормальный эксперт в состоянии ответить на вопросы хотя бы и академика. Особенно если вспомнить – эксперт на апелляции обязан не отстаивать во что бы то ни стало выставленные баллы, а выявлять истину. И эксперт, защищающий интересы школьника, может только помочь.

Если честно, мне даже сложно представить себе корни этого предубеждения против экспертов. Может показаться, что дилетанту легче навязать свою позицию. Но, во-первых (см. выше), это не главная задача. Во-вторых, склочному дилетанту ничего не докажешь. В отличие, кстати, от эксперта.

Добавим к этому такую деталь. ЕГЭ вроде бы нацелен на создание равных условий для школьников. Но в формате «родители only» сын учителя истории и учительницы математики получает ощутимую фору перед сыном слесаря и маляра.

Маленькая проблема подписи

Дважды моей дочери на вид поставили какую-то подпись, которую она перед ЕГЭ поставила на какой-то инструкции. Я, конечно, не специалист в юриспруденции, но, по-моему, правовое значение этой подписи близко к нулю.

Во-первых, экзамен в формате ЕГЭ безальтернативен. Не поставив подпись на соответствующей бумаге, сдавать его нельзя. То есть это классический пример действия, которое школьник вынужден сделать под давлением.

Во-вторых, школьнику нет 18 лет. Ни один серьезный вопрос в его судьбе не решается без опекунов, как правило – родителей.

Впрочем, эта подпись никогда не всплывает всерьез. Так, второстепенная фигура речи. Зачем только о ней говорить…

Проблема А22 – А28

Моя дочь хорошо знает английский язык. На ЕГЭ она получила, вообще говоря, неплохие баллы, но ниже, чем рассчитывала. И 7 минусов подряд с А22 по А28. Как это произошло, она и представить себе не могла.

Подозрение, что здесь что-то не так, что налицо системный сбой, а не необъяснимый провал одного человека, усилилось, когда школьники начали обмениваться информацией. 7 минусов подряд в пунктах с А22 по А28 оказались довольно частым явлением. Статистически не объяснимым, поскольку задания не хитрее соседних.

Я было подумал, что здесь ошибка в ключе одного из вариантов. Это бы всё объяснило. Для любителей сенсаций сразу забегу вперед и скажу, что ошибки в ключе нет.

Это – цитирую специалистов из конфликтной комиссии – неудачно сформулированное задание ЕГЭ. То есть сами задания А22 – А28: вставить слова из предложенных вариантов в текст. А потом чуть ли не на следующей странице идет отдельная фраза: перенесите результаты (то есть номера верных вариантов) в бланк ответов. И многие школьники сделали задание, а ответы не перенесли. И получили 7 минусов подряд, вне зависимости от реально выполненного задания.

Согласен, с формальной точки зрения дети сами виноваты. Но:

  • виноваты-то они 1 раз в невнимании, а теряют 5-7 баллов по английскому языку;

  • десятилетний опыт учебы в школе никак не воспитывал в них внимание этого рода. Всегда было достаточно поставить нужное слово на нужное место. В спорных ситуациях учитель смотрел на чистовик и на черновик и решал ситуацию в пользу ученика. Здесь же школьник вынужден переносить данные – эту работу всегда делал учитель;

Далее. Экзамен в формате ЕГЭ проводят живые люди. Давайте подумаем, будет ли нарушением инструкции, если они десять раз настойчиво скажут: обязательно перенесите ответы в бланк, особенно с А22 по А28! Если посмотрят на сданный бланк и уточнят: а почему у тебя здесь пусто? Не сделал или забыл перенести?

По-моему, это нормально. Повторить инструкцию десять раз и донести до школьников – не нарушение инструкции.

А если наоборот – один раз пробурчать: внимательно, мол, прочитайте все внутри и делайте, как сказано – это нарушение или нет? Думаю, тоже нет.

То есть там, где конкретным исполнителям было не все равно, как (чужие) дети напишут ЕГЭ, там, вероятно, было меньше досадных осечек. А там, где все равно, - больше.

А между тем пресловутое небезразличие (или, на худой конец, единообразное безразличие) трудно прописать в инструкции.

Вероятно, надо яснее и настойчивее формулировать задания, чтобы впредь такого было поменьше.

Проблема открытости

Увидеть свой бланк ответов и часть С – не проблема. Поясняю для тех, кто не в теме: часть С – это не ЕГЭ в полном смысле слова. Это в основном небольшие эссе, которые по стилю, смыслу и форме оценивают люди. То есть обычный письменный экзамен.

Чтобы просто увидеть задания частей А и В, а также верные ответы, например, в своей собственной работе, надо буквально вылезти из кожи. Пока я не понял, в чем суть вопроса А22-А28, я считал, что вопрос в ключе, и сделал несколько первых шагов по пути к просмотру работы моей дочери – или хотя бы экзаменационного варианта.

Вот они.

Представитель конфликтной комиссии отсылает в Рособрнадзор. Адрес советует найти в Интернете.

В Интернете 2 адреса; один из них – Шаболовка, 33. Адрес конфликтной комиссии – Шаболовка, 39. Стоило ли приплетать Интернет?

Рособрнадзор – необыкновенно пафосная организация с карикатурной табличкой на входе: вход разрешен только ректорам и проректорам. Деканы отдыхают. С Шаболовки нас посылают на Сухаревскую, с Сухаревской – на Семеновскую, в Московский Департамент Образования.

В Департамент человек с улицы тоже войти не может. Городские номера заблокированы с пятой цифры. Внутренние в основном одноразовые – секретарша отсылает на другой номер, на другом номере никого нет, звонишь по первому – там тоже никого нет. Потом нам сказали, что секретарша спустится и выпишет нам пропуск. Через двадцать минут мы позвонили еще раз другой секретарше и спросили, сколько, по ее мнению, занимает времени дойти от кабинета до вахты. Она ответила, что по-разному, когда и двадцать минут.

Моя дочь наблюдала этот фарс - и мне было немножко стыдно за свою страну.

Потом к нам спустился грамотный специалист и очень внятно и доброжелательно все объяснил. Кроме шуток. Разговор занял порядка 8 минут. Ожидание его – 1 час 40 минут.

Корень проблем оказался все же в конфликтной комиссии (Шаболовка, 39). Если бы понадобилось рыть глубже, ехать надо было бы не на Сухаревскую и даже не на Семеновскую. Кому нужен этот футбол – тем более, во время проведения ЕГЭ и апелляций, непонятно. А я ведь не выдумал эти адреса…

Еще одна примечательная фраза: чтобы увидеть вашу работу, необходим запрос исполнительных властных структур.

Вывод:

Ничего в моей жизни так не засекречено, как части А и В ЕГЭ моей дочери. Причем, заметим, не мной, а от меня.

Проблема возможной коррупции

Как известно, одним из поводов введения ЕГЭ была борьба с коррупцией. Наш президент постоянно анонсирует борьбу с коррупцией. В этой маленькой главке я не буду писать о подозрительных конкретных случаях, которых несколько мимо меня просвистело. Это тема журналистского расследования, а не аналитической статьи.

Меня интересует иное – представленный нам формат содержит внутри себя какие-то системные блоки против коррупции или нет?

Отвечу максимально корректно: я их не вижу. То есть совсем.

Допустим, среди тысяч субъектов, проводящих ЕГЭ, есть корыстные и беспринципные люди. Надеюсь, я никого конкретно этим предположением не обижаю. Но если этот корпус по каким-то неведомым мне причинам совершенно не подвержен коррупции, лучше было бы укомплектовать им высшие эшелоны власти. Так что все же допустим.

Верные ответы на вопросы частей А и В (собственно ЕГЭ, его ноу-хау, машинная часть) можно сообщить проплатившему школьнику заранее. Можно послать в виде SMS на мобильник по ходу экзамена. Можно заменить бланк ответа на верный в фотошопе. Можно проставить верные ответы в сданный пустой бланк. Можно, наконец, просто выкинуть все эти бумажки и проставить 100 баллов в электронную форму.

Посудите сами – если практически невозможно увидеть подлинник своей работы, что же говорить о чужой?! В этой (см. выше) обстановке закрытости, достойной ЦРУ, наши подозрения о легитимности чужих 100 баллов обречены оставаться подозрениями.

Впрочем, это не удивительно. С системной точки зрения, одна из главных антикоррупционных мер – прозрачность. ЕГЭ абсолютно непрозрачен. Старый добрый устный экзамен предполагал множество случайных (и нежелательных) свидетелей. И надо было исхитриться, чтобы поставить двоечнику неправедную пятерку. Конечно, это не исключало коррупцию – но хотя бы затрудняло ее.

Другая системная антикоррупционная мера – локализация, создание отсеков персональной ответственности. Вроде карантинных мероприятий при эпидемии.

Пусть в старой реальности (раздельные выпускные и вступительные экзамены) из 10 школ 2 подвержены коррупции. Из 10 вузов – аналогично. Отлично. Две нечестные школы торгуют аттестатами с отличием и золотыми медалями. Не подтвержденные знаниями, эти атрибуты не помогают их обладателям поступить ни в честные, ни даже в коррумпированные вузы. Приходится либо сдавать, либо платить. Серьезной проблемой становятся ровно два вуза из десяти. Ее решение не входит в компетенцию данной статьи.

Теперь пропустим через мясорубку той же статистики 10 аттестационных центров ЕГЭ. Допустим, 2 из них нечестны и цинично торгуют 100-балльными свидетельствами.

Эти два нечистых источника через систему сообщающихся сосудов отравляют все вузы (уравнивая по ходу дела честные с нечестными) и частично обессмысливают титанический труд честных центров. Школьник, честно сдавший ЕГЭ в Саратове, недобирает баллы в московский вуз, потому что из Энска приехала сотня школьников с зашкаливающими купленными результатами ЕГЭ. Хорошо ли это? Нет.

Я бы сказал так: нынешний формат ЕГЭ действительно на системном уровне противостоит субъективизму школьного учителя и приемной комиссии вуза. А настоящей преступной коррупции скорее способствует. За это ли боролись сторонники ЕГЭ?

Вопрос открытый.

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.