19 марта 2024, вторник, 14:15
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

Лекции
хронология темы лекторы

Российский крупный бизнес в период кризиса

Мы публикуем полную стенограмму лекции, прочитанной доктором экономических наук, главным научным сотрудником Института народно-хозяйственного прогнозирования, наиболее значительным специалистом по крупному бизнесу новой России Яковом Паппэ 4 июня 2009 года в клубе – литературном кафе Bilingua в рамках проекта «Публичные лекции Полит.ру». Лекция является своего рода послесловием к книге  Якова Паппэ и Яны Галухиной "Российский крупный бизнес: первые 15 лет. Экономические хроники 1993–2008 гг." (М.: ГУ-ВШЭ, 2009), в которой изложение доведено до середины 2008 года.

См. также:

Текст и видеозапись лекции

Яков Паппэ (фото Наташи Четвериковой)
Яков Паппэ (фото Наташи Четвериковой)

Добрый вечер, господа, товарищи, коллеги, братцы кролики, кому как удобно. Повод для сегодняшней лекции – это выход моей с Яной Сергеевной Галухиной книги под длинным названием «Российский крупный бизнес, первые пятнадцать лет. Экономические хроники: 1993-2008 гг.». Книга издана Издательским домом Высшей Школы Экономики. Ее можно купить и прямо сейчас, и, к моему большому удовольствию (и удивлению), продавать ее будет сам издатель - директор Издательского дома ВШЭ Елена Анатольевна Иванова.

Одно предварительное замечание. По ходу лекции я не буду приводить много цифр, названий фирм, имен и фамилий. Это не значит, что я не хочу об этом говорить. Просто сейчас мне интереснее рассказывать о тенденциях, механизмах и принципах. А во время ответов на вопросы и обмена комментариями я готов сколь угодно подробно обсуждать, кто, кого, почем и за сколько, кто самый богатый и кто с кем во власти дружит. На мой взгляд, в открытых источниках есть уже достаточно много информации (правда, совершенно разной достоверности и качества) для непублицистического обсуждения этой тематики.

Начну с определения того, что такое для меня российский крупный бизнес. В принципе, можно использовать самые разные критерии – качественные и количественные. А в последнем случае - выбирать различные показатели и различные их пороговые значения.  Я пошел по пути, который мне кажется наиболее простым в реализации. В качестве показателя был выбран объем продаж (он же объем производства, он же оборот) предприятия, компании или группы, являющейся самостоятельным и полноценным экономическим агентом. В качестве порога была выбрана сумма $500 млн. в год. Сегодня эта цифра выглядит, вообще говоря, слишком маленькой. Если бы я исследовал только 2000-е гг., то наверняка поднял бы порог как минимум вдвое. Сегодня отрасли, в которых компании, относимые к числу лидеров, имеют годовой объем продаж меньше миллиарда долларов, весьма редки. С ходу назову лишь сектор информационных технологий и отдельные подотрасли пищевой промышленности. Но в 90-е гг. в интервал от $500 млн. до $1 млрд. попадали крупнейшие производители в таких базовых отраслях, как машиностроение (кроме автомобилестроения), химия, целлюлозно-бумажная промышленность. И поскольку мне нужен сквозной критерий для всего постсоветского периода, я выбираю консервативный вариант - $500 млн. годового объема продаж.

Книга посвящена пятнадцатилетней истории развития  российского крупного бизнеса. Пересказать ее, конечно, невозможно, но резюмировать в нескольких кратких тезисах придется, поскольку без этого, на мой взгляд, невозможно понять нынешнюю ситуацию. Итак: какой путь прошел крупный бизнес с момента своего появления в 1993 г.? Во-первых, он освоил все отрасли российской экономики. Как те, которые базируются на советских производственных мощностях, так и созданные с нуля. (Я знаю только две отрасли, где его сегодня нет, - легкая и парфюмерно-косметическая промышленность. И перспективы обеих не считаю радужными). Из новых отраслей следует выделить сотовую связь, девелоперский и риэлтерский бизнес, современный сетевой ритейл и фондовый рынок с его инфраструктурой.

Во-вторых, изменилась доминирующая форма существования отечественного крупного бизнеса. В 90-е гг. основным субъектом крупного бизнеса был конгломерат из не связанных между собой предприятий различных отраслей, который я со своими коллегами назвал  интегрированной бизнес-группой (ИБГ). В такую группу могли входить, например, нефтедобывающее объединение,  кондитерская фабрика, военный завод (уже приватизированный и имеющий экспортные заказы), банк, торговый дом и т. д. Все это управлялось из одного центра по воле одного хозяина. И общая цель была простой: собрать максимальное количество недооцененных активов, которые можно купить по дешевке, сесть на финансовые потоки и с их помощью покупать еще, а если что-то сильно подорожает, то продать. Но конкретный смысл формирования именно такого набора предприятий в рамках данной ИБГ и возникающие при этом возможности извлечения дополнительных доходов (так называемые синергетические эффекты) понимал только хозяин. Или не понимал – тогда разорялся.

Основной субъект крупного бизнеса сейчас совсем другой. Это компания, которая имеет четкую специализацию, то есть понятно, что она делает: добывает нефть, варит пиво, производит программное обеспечение или торгует автомобилями. У нее есть регулярное профессиональное управление, построенное на принципах рыночной экономики (потом я это объясню подробнее). И смысл существования компании не в том, чтобы по дешевке скупать предприятия и дорого их продавать. Ее цель другая – либо захватить максимально возможную долю рынка, либо увеличивать прибыль, либо наращивать капитализацию, то есть суммарную стоимость своих акций.

А что сталось с интегрированными бизнес-группами? Они никуда не делись. Главные герои 90-х - «Альфа» и «Ренова», «Интеррос» и  АФК «Система» - существуют и играют важную роль и по сей день. Но сейчас они  занимают «второй этаж» сложившейся экономической системы, надстраиваясь над компаниями, производящими товары и услуги. По сути ИБГ ушли из пространства конкретного бизнеса в пространство капитала. Они чаще всего не участвуют в управлении компаниями, а работают с их акциями,  иногда получают дивиденды и организуют финансирование конкретных крупномасштабных проектов, проводят слияния и поглощения и т.д. То есть занимаются тем, что на Западе делают инвестиционные фонды и инвестбанки. А по сути, и являются частными инвестиционными фондами.

И наконец, в-третьих, радикально изменились политическое поведение крупного бизнеса и его отношения с государством. Я называю это превращением из «олигархов» в «челобитчиков». Хозяева крупного бизнеса 90-х – это люди, способные вести торг с государством и активно его ведущие - торг административный, лоббистский, денежный. Или если не с государством в целом, то с отдельными его структурами. На них можно было даже давить и продавливать нужные решения. Теперь ничего подобного нет. Есть тесное взаимодействие бизнеса и государства, есть лоббизм в разрешенных формах, есть поддержка, оказываемая государством избранным бизнес-структурам, есть репрессии против неугодных. Но теперь бизнес только просит, а государство решает, отвечать ли ему на эти просьбы. И, вообще говоря, эта ситуация, даже с учетом «дела ЮКОСа» и нескольких ему подобных, ближе к нормам, принятым в развитых странах, чем та, что была в 90-е.

Вот вкратце и все про то, какой путь прошел крупный российский бизнес с момента своего возникновения и каким стал примерно к середине текущего десятилетия. 2000-е гг., как известно, были для нашей страны временем великолепной внешнеэкономической конъюнктуры, поэтому и экономика в целом, и большинство ведущих компаний демонстрировали отличные результаты по обобщающим количественным показателям роста и неплохие – по  многим качественным. Последнее хочу подчеркнуть особо. Я согласен с теми, кто считает, что 2000-е гг. были в основном потеряны для структурных реформ и развития в строгом смысле этого слова. Но все-таки мы в это время не только нефть качали из земли, а еще и SSJ сконстралябили, пару АЭС в других странах построили и проникновение мобильной связи в стране до 100% довели.

Теперь перехожу непосредственно к кризису. Я изначально назвал свою лекцию «Как российский крупный бизнес переживет немаленький кризис» Как видите, название нагло-оптимистичное. Подробно расскажу, что заставляет меня верить именно в такое развитие событий.

Я не согласен с большей частью трактовок нынешнего мирового кризиса. Говорят, что он сравним с Великой Депрессией 1929-33 гг., что он приведет к смене господствующей экономической модели, что это крах глобализации и т. д. Не хочу ни с кем жестко спорить. Поскольку то, что одни назовут сменой модели и крахом, другие могут воспринимать как тактические или даже косметические подвижки. Однако мне кажется, что радикальные оценки и прогнозы во многом связаны с естественной ограниченностью актуального  временного горизонта людей, их делающих. Молодые ученые, аналитики, эксперты на своем профессиональном веку кризиса такой глубины и широты не видели. А потому сочли его уникальным, рубежным, судьбоносным и прочее, и прочее. 

Но мне-то кажется, что нынешний кризис вполне сопоставим с кризисом 1973-75 гг., который я наблюдал в начале своей научной карьеры. Тогда, как вы знаете, кризис начался с арабского нефтяного эмбарго. И воспринималось это как сокрушительный удар по сложившемуся порядку вещей: «шейхи схватили мир за горло», «соотношение сил радикально меняется», «западному империализму конец». А оказалось все куда прозаичнее. Спад был достаточно глубоким и действительно привел к серьезным сдвигам в структуре мировой экономики (которые сейчас оцениваются как весьма прогрессивные). В частности, изменилось соотношение между ценами сырья и готовой продукции, появились очень большие арабские деньги, начался первый этап ресурсосбережения, в общественном сознании утвердилась идея об ограниченности мира и взаимозависимости развитых и развивающихся стран (пресловутые доклады Римского клуба). Но и все. Не произошло радикальных изменений ни в капиталистическом механизме хозяйствования, ни в соотношении сил между странами и группами стран. (Не отрицаю, впрочем, что для социолога или культуролога период конца 1960-х – середины 1970-х может представляться действительно этапным или рубежным. Но я экономист и говорю об экономике).

Мне кажется, что-то подобное будет и сейчас. Кризис достаточно тяжелый, и его последствия будут весьма серьезными, если говорить об отдельных аспектах или секторах экономики. Уже практически нет независимых глобальных инвестбанков – символов мощи прогресса последнего десятилетия.  Обанкротилась General Motors (вспомним знаменитое: «что хорошо для GM, то хорошо для Америки»). Но я не ожидаю ни мировых потрясений, ни краха глобализации, ни смены лидеров. До последнего часть присутствующих, возможно, доживет, но пока и Китай, и Индия из сугубо прагматических соображений согласны на вторые роли.

Для тех, кого интересуют подробности, скажу так. Нынешний кризис вполне классический. Это сочетание обычного циклического спада, который никто не отменял, и сдувания отраслевого пузыря. Я имею в виду сектор инвестбанков или, иначе говоря, рынок деривативов. Пузырь там был большой, надувался долго и формальные потери огромны. Но эти потери в основном бумажные и в одном секторе. Вы помните, как в начале 2000-х сдулся пузырь в секторе интернет-компаний, которые перед этим привлекли гигантские инвестиции и набрали огромную капитализацию. Но тогда это происходило на фоне циклического подъема и не привело к тяжелым последствиям нигде, кроме Калифорнии. Сейчас сдувание пузыря совпало со спадом, и потери понесло большинство. Однако полагаю, что от нового подъема мировой экономики нас отделяют не годы, а кварталы или месяцы.

Вернемся к России. Здесь наиболее важным поводом для оптимизма является приближение крупных российских бизнес-структур к мировым стандартам. Точнее говоря, российские компании стали похожи на то, что называется современной публичной компанией (на английском widely held corporation). Что это такое? Прежде всего, это открытое акционерное общество, акции которого котируются на биржах, то есть ликвидны. Собственников-акционеров у него очень много: десятки, сотни тысяч, иногда миллионы. Их, как правило, больше чем работников (то есть, в марксистских терминах, эксплуататоров больше, чем эксплуатируемых), и ни один из них не владеет таким пакетом акций, который позволяет в одиночку влиять на принятие решений. Управляется компания наемным менеджментом, а интересы собственников представляют так называемые институциональные инвесторы: пенсионные фонды, инвестфонды, страховые компании и т. д.

Такое построение бизнеса имеет очень много недостатков, но тем не менее является огромным достижением современного капитализма. Почему? Потому что публичная компания - модульная. В ней жестко разделены функции: производство, текущее экономическое управление (то есть выбор ассортимента, маркетинг, реклама, снижение издержек) и управление стратегическое. Их осуществляют разные люди, использующие разные принципы и технологии. И что это дает? А то, что, например, можно сменить неэффективное руководство завода и найти на рынке новых производственных менеджеров. Или наоборот, ничего не меняя на производстве, заменить второй уровень, то есть нанять новых финансистов и маркетологов. Более того, у публичной компании могут смениться и собственники так, что это не будет заметно на втором и на третьем уровне. Основная часть старых собственников продаст свои акции на бирже. Кто-то их купит. У них наверняка есть представление, зачем они это сделали и какие изменения намерены провести. Но пока они разбираются с делами, компания и ее менеджмент будут работать в обычном режиме, не слишком волнуясь по поводу того, кто именно их хозяин. И, наконец, публичную компанию можно относительно просто не только продать и купить, но и с кем-то объединить или, напротив, разделить на части. 

Резюмируя, скажем, что модульная структура позволяет публичной компании безболезненно перенести многие изменения, которые были бы катастрофическими для частной. Безболезненно в данном случае означает: без разрушения производства и даже без существенного снижения эффективности. И, на мой взгляд, это особенно важно в периоды кризисов.

Рискну утверждать, что за 2000-е гг. большинство ведущих российских компаний стали почти публичными. Почему почти? Чем отличается, например, наш Лукойл от американской ExxonMobil? Во-первых, тем, что доля акций, торгуемых на биржах, у ExxonMobil составляет почти 100%, а у Лукойла - формально около 50%, фактически, я думаю, меньше. Во-вторых, уже никто кроме историков не помнит, кто и зачем создавал ExxonMobil, а Лукойлом по-прежнему управляет его основатель и главный акционер Вагит Алекперов. То есть отличие российских компаний в том, что у них пока меньше доля свободно торгуемых акций (free-float), и одно и то же лицо часто является основателем, ключевым акционером и главным менеджером.  Отличие большое, но не принципиальное. Отечественные компании уже могут использовать основные преимущества модульности. Это один из серьезных аргументов, почему я оптимист по поводу кризиса. У нас есть мощные структуры, способные его пережить и даже использовать для развития.

Теперь я хочу подробно поговорить об одной особенности нашего крупного бизнеса, которая вроде бы непонятно почему появилась и была допущена государством, и которая сейчас принесла всем определенные неприятности. Я имею в виду огромную задолженность, накопленную нашим частным сектором. На конец 2008 г. это, по разным оценкам, $500-800 млрд., из которых основная часть приходится на крупный бизнес. Как могла накопиться такая сумма в период экономического подъема при сверхблагоприятных ценах на российские экспортные товары? При том, что прибыли отечественных компаний (и не только сырьевых) были по всем критериям очень высоки, а их собственники получали миллиардные долларовые дивиденды. Откуда тогда взялась корпоративная задолженность, значительно превышающая пиковую величину внешнего государственного долга (и старого – советского, и нового – российского) в 1990-е гг.? На что шли заемные средства?

Это опять-таки вытекает из фундаментальных свойств современного капитализма. Чем определяется богатство предпринимателя – владельца некоторого бизнеса? Дивидендами, которые выплачиваются из прибыли. Да, но только во вторую очередь. А в первую – из стоимости самого бизнеса. Если бизнес существует в форме открытого акционерного общества (для «крупняка» иное – исключение), то стоимость бизнеса сводится к его капитализации, то есть цене акции, умноженной на их количество. А цена акции определяется на фондовом рынке.

Фондовые рынки существуют не одну сотню лет и ведут себя по своим законам, правилам, традициям и, если хотите, понятиям. Которые нам должно знать, можно пытаться понять, но не дано изменить. И по этим законам и правилам высоко оцениваются акции компании, которая и прибыльна, и имеет кредитную историю. Поэтому успешные компании во всем мире  одновременно и дивиденды акционерам платят, и деньги занимают. Кроме того, в современных условиях наиболее высоко ценятся транснациональные компании, словом, те, которые работают не в одной стране (говоря по-умному, хеджируют страновые риски). Это значит, что российский бизнес должен был покупать иностранные активы. Желательно, не в Румынии и Казахстане, а в Италии, США, Южной Африке. Даже если они очень дороги.

И так действовала только логика рынка? Нет, по-видимому, значимой была еще и логика нашего государства. Когда я где-то в первой половине 2000-х гг. начал говорить: «Смотрите, коллеги, российский бизнес переходит к капитализации как основному критерию успеха!» - одна моя молодая коллега сказала: «По-моему, они там тоже подсели на капитализацию», имея в виду власть. И, по-видимому, она права.

Власть рациональна, она понимает, что отечественный бизнес нуждается в поддержке, и готова ее оказывать. Но поддерживать хочет только по-настоящему успешные структуры. А как их найти и отобрать? Доверить чиновникам или «независимым экспертам» со всеми вытекающими отсюда рисками? В какой-то момент политическое руководство решило, что внутренних критериев не будет вообще. Поддерживаться будут те, кто признан успешным в мире, то есть имеют высокую капитализацию и иностранные активы в Европе, США и т. д. Таким образом, к активной заемной политике российский бизнес одновременно подталкивали и логика мирового фондового рынка, и логика государства.

И еще одно обстоятельство. Наш крупный бизнес – молодой, и нынешний кризис – первый, с которым он столкнулся во «взрослом» состоянии. Теоретически он знал, что его активы, заложенные под кредиты, могут резко обесцениться, а немедленно погасить их будет невозможно. Теоретически знал, но психологически рассчитывал на лояльность кредиторов, на возможность перекредитоваться, на то, что залоги высоконадежны, а их стоимость намного выше объема полученных кредитов. Но осенью 2008 г. началось незнамо что: кредиторы «подвисли» (хотя это сплошь ведущие финансовые структуры мира), залоги обесценились в разы и десятки раз, срочно увеличить их или вернуть кредиты не из чего. И возникает угроза насильственной продажи залогов спекулянтам по бросовым ценам, которая невыгодна ни кредитору, ни заемщику, но происходит на автомате (то, что на языке экономистов описывается двумя грозными словами: margin calls). Повторим: это в теории знали все, а на практике никто готов к этому не был.

Тем не менее, с проблемой высокой задолженности и вытекающих из нее margin calls на сегодня удалось справиться. Прежде всего, благодаря действиям государства. И вообще, российское государство с начала острой фазы кризиса (то есть последние 8-9 месяцев), на мой взгляд, проявило себя очень неплохо. Его меры были не всегда своевременными, почти всегда неуклюжими и, конечно же, неоптимальными, но при этом достаточно адекватными. Когда я впервые сделал такой вывод, я сам себе удивился. Потому что как либерал я весьма критически отношусь к той власти, которая установилась в 2000-е гг. Но из песни слова не выкинешь. А опоздания, неоптимальность и отсутствие элегантности – не слишком тяжелые претензии.

Увидев первые margin calls и оценив возможность их лавинообразного разрастания, власть среагировала быстро и резко. Стопроцентно государственный ВЭБ поддержал самых крупных отечественных должников. «Базовый элемент» получил заем в $4,3 млрд., «Альфа-групп» - более $2 млрд. Они немедленно расплатились с иностранными кредиторами, а залоги по этим кредитам – 25% ГМК «Норильский никель» и около 40% «Вымпелкома» перешли в залог к ВЭБу. Формально такие действия – поддержка казенными деньгами излюбленных олигархов на фоне бедствия народа. И надо это заклеймить по полной программе. Однако присмотримся повнимательнее к результатам.

Во-первых, западные кредиторы поняли, что Россия не собирается гробить свой крупный бизнес, он остается важным для государства, остается крупным и сильным. А значит, с российскими компаниями можно вести себя так же, как с их аналогами из других приличных стран. Банкам меньше всего нужно забирать дома, станки и даже акции. Они ими не торгуют. Банки гораздо охотнее будут без лишнего шума пролонгировать, рефинансировать и даже частично списывать кредиты, если полагают, что заемщик серьезный, и сами не находятся на грани банкротства. Российское государство дало им понять, что к нашим компаниям следует относиться серьезно. И одновременно прошел первый кризисный шок у мировой финансовой системы. В результате осенью 2008 г. было лишь несколько небольших насильственных продаж иностранных активов российских компаний, а затем margin calls прекратились вовсе. 

Одновременно теми же действиями государство сохранило российский суверенитет над Норникелем и Вымпелкомом. На мой взгляд, это правильно. К иностранным собственникам и инвесторам, тем более стратегическим, можно относиться по-разному. В том числе, очень положительно. Но те собственники, которые могли бы прийти осенью 2008 г., нам очевидно не нужны ни с каких позиций. В том числе, с самых либеральных.

И в дальнейшем четыре крупнейших государственных банка  – ВЭБ, ВТБ, Сбербанк и Газпромбанк – в достаточно больших масштабах перекредитовывали российские компании для расплаты с иностранцами и переводили на себя соответствующие залоги. Вероятно, на это потрачено от $10 до 20 млрд. Этот процесс продолжается и теперь. Он идет рутинно и на почти рыночных условиях.

Специально остановлюсь еще на одной акции государства. Это предпринятая в последние месяцы 2008 г. попытка поддержать отечественный фондовый рынок за счет покупок, совершаемых государственными банками. Эти действия вызвали почти однозначную отрицательную реакцию и недавно были официально оценены президентом Д. Медведевым как неэффективные и не достигшие цели. Вливанием государственных денег падения рынка остановить не удалось, а основная их часть, вероятно, досталась уходящим с него иностранным портфельным инвесторам. Надо понимать, однако, что в результате у этих портфельных инвесторов (в просторечии, спекулянтов), хорошо запомнивших, что из России можно выходить без больших потерь, появились серьезные дополнительные стимулы вернуться к нам, как только начнется рост.

А какие антикризисные меры принимает государство, если говорить не об отдельных представителях «крупняка», а об экономике в целом? Во-первых, оно спасает банковскую систему, в разных формах вливая туда большое количество денег. И, по крайней мере, на сегодня, она спасена. Плата за это немалая – «похудел» резервный фонд, возникли проблемы с бюджетом.  Но платежи проходят, бартер не вернулся, проблемы обманов вкладчиков не возникло. То есть денежная система страны – основа капиталистической экономики – не просто сохранилась, а обошлась без жестоких потрясений. Во-вторых, поддержку получают сотни предприятий реального сектора, объявленные стратегическими, системообразующими, градообразующими и пр. Основные ее формы: государственные кредиты, гарантии по частным займам, госзакупки. Частично это уже сделано, и еще больше дано обещаний.

За это государство критикуют с двух сторон. Одни (условно, либералы) справедливо напоминают о том, что кризис – хорошее время для структурных изменений, что банковский сектор давно нуждается в санации, что по науке, если уж поддерживать, то не предложение, а платежеспособный спрос. Другие (условно, дирижисты) возмущены тем, что объемы поддержки обещаны достаточно большие, но выполнять свои обещания власть не торопится.

Рискуя прослыть апологетом, отвечу и тем, и другим. Друзья либералы! Конечно, же, самая эффективная политика в циклический  кризис – дать выжить сильнейшим предприятиям, спокойно умереть слабейшим, а поддерживать только людей, причем только социально слабых. Но все это – только тогда, когда кризис воспринимается всеми как нормальный элемент функционирования системы, а не как угроза самому ее существованию. Иначе говоря, когда этот кризис n-ый. Но для России в 2008 г. начался первый в ее постсоветской истории циклический кризис (кризис 1998-99 гг. был совсем другой, обосновывать нету времени – просто поверьте на слово). Господа дирижисты! Хорошо известно, что сам факт обещания государственных дотаций, кредитов или гарантий резко повышает возможности предприятий по урегулированию отношений со своими контрагентами. А реальную помощь следует выделять в зависимости от того, как они этими возможностями воспользуются. 

Перехожу к популярному сюжету о переделе собственности в период кризиса. Разочарую тех, для кого любимая тема - «кто кого почем и за сколько» в крупном бизнесе. Государство кое-что прихватило из частного сектора, но по необходимости и без удовольствия. В рядах так называемых олигархов никаких существенных изменений пока также нет. Усилили позиции Р. Абрамович, С. Керимов и Г. Тимченко. Они купили активы у других крупных предпринимателей. Похоже, существенно ослаб В. Потанин, продавший часть акций «Норникеля», «Полюс-Золота», «Росбанка». Все остальные на месте и работают как лошади над выводом своих структур из кризиса. Часть из них даже вернулась на позиции топ-менеджеров в своих компаниях, заменив наемных управляющих. Например, О. Дерипаска встал  во главе «Русского алюминия», а М. Фридман – «ТНК-BP». Всего в отечественном крупном бизнесе таких случаев уже не один десяток. И, на мой взгляд, это не акт отчаяния или самопожертвования, а вполне рациональное решение, которое будет по большей части эффективным.

Теперь про тот же передел собственности, но более подробно и академично. Сейчас можно говорить о трех его формах:

·         смена одних частных собственников другими, 

·         выкуп государственными структурами частных активов,

·         переход частных активов в залог к государственным банкам.

В части перехода активов от одного частного собственника к другому, как и в части их скупки государством ни одного события, которое можно было бы считать «знаковым» или «этапным», на сегодня (то есть на июнь 2009 г.) не произошло.

Замеченные нами переходы активов от одного частного собственника к другому, вызванные экономическим кризисом, представлены в таб. 1. Около трети этих активов – иностранные. Большинство из них ранее принадлежали «Базовому элементу» О. Дерипаски и были куплены в связи с его планами в строительстве и автомобилестроении, а потеряны в результате margin calls по кредитам. Еще одному амбициозному игроку – Mirax Group С.Полонского - пришлось расстаться с пятизвездочным отелем в Турции и недостроенным небоскребом в Киеве. А голландский шинный завод  «Vredestein Banden» был продан  в процессе банкротства его материнской компании – российской «Amtel-Vredestein».

Таблица 1. Переход собственности в частном бизнесе в результате кризиса
Актив Старый владелец Новый владелец
25%-1 акция Strabag Базовый элемент Основные совладельцы – иностранные компании
20% Magna Иностранные портфельные инвесторы
9,9% Hoctief Commerzbank
LDV Weststar (Малазия)
Vredestein Banden Amtel-Vredestein Apollo Tyres (Индия)
«Mirax Plaza Украина»* Mirax Group AEON
Sungate Port Royal (Турция)* Mirax Group Турецкий предприниматель Феттах Таминче
20% «Полюс-Золото» Интеррос Нафта-Москва
31% Группы ПИК Физ. лица Нафта-Москва
16% «Снегири девелопмент» Физ. лица Р.Абрамович
83% «Мосинжстроя» Физ. лица Р.Абрамович
«Квазар-микро» (он же «Ситроникс информационные технологии») Ситроникс (АФК «Система») Е.Уткин, основатель и бывший владелец «Квазар-микро»
Евросеть Физ. лица Вымпелком (49,9%), А.Мамут (50,1%)
Телефон.ру Финансовые инвесторы МТС
Салоны связи «Эльдорадо» «Эльдорадо» МТС
50% «Ренессанс Капитал» Физ. лица Группа Онэксим
33%   «Тройки-Диалог» Физ лица Standard Bank
Банк «Нижний Новгород» - Промсвязьбанк
Банк «Северная казна» - Альфа-банк
Башинвестбанк - БИН-банк
Банк «Губернский» - Группа Синара
* Сделка не завершена

Что касается российских активов, то здесь закономерной была смена собственников компаний сотового ритейла. Большинство участников рынка и аналитиков, ориентируясь на мировые тенденции, уже давно ожидало ее перехода под контроль операторов сотовой связи, что в основном и произошло. Столь же естественно выглядит появление новых совладельцев у ведущих отечественных инвестбанков «Ренессанс Капитал» и «Тройка-Диалог». Их основатели «стояли до последнего» в стремлении сохранить полный контроль, и до середины 2008 г. им это удавалось. Однако кризис потребовал срочных вливаний в капитал, и хорошо еще, что инвесторы не потребовали контрольных пакетов.

Наиболее значимые случаи перехода частных активов в собственность государственных, формально или фактически, структур (т.е. национализации) представлены в табл. 2. Их оказалось еще меньше (хотя и ненамного), чем перепродаж внутри частного сектора. Большинство активов национализировано в силу неспособности прежних собственников расплатиться по кредитам государственных банков. Это пока неразрабатываемые месторождения, незавершенные объекты недвижимости и строительные проекты, торговая недвижимость. А также пакеты акций двух девелоперских компаний, одного судостроительного завода и 49% венгерской авиакомпании Malev. Все они сейчас неликвидны и в обозримый период будут для новых владельцев скорее «головной болью». Есть еще пять банков, спасенных, чтобы их крах не привел к «эффекту домино». По-настоящему ценных национализированных активов, на мой взгляд, два. Это нефтяная компания «Sibir Energy», более 75% акций которой перешло под контроль Газпромнефти, а также 40% акций «Ростелекома», которые в течение длительного периода до кризиса были собраны национализированным банком «КИТ Финанс».

Таблица 2. Активы, перешедшие в собственность госструктур в результате кризиса (по строкам старые владельцы, по столбцам новые)
  Сбербанк ВТБ ВЭБ Газпромбанк, Газпромнефть и другие «дочки» Газпрома Другие
«Базовый элемент»       - 75% банка «Союз»  
АФК «Система»   - Система-галс (20% в собственности, опцион на выкуп еще 31%)      
Другие - Дулисьмин-
ское (100%) и Среднебо-
туобинское (35%) нефтегазовые месторождения в Восточной Сибири. Крупно-
масштабной добычи не ведется.
- Амурский судостро-
ительный завод (22%, в перспективе 59%)
- «Красная поляна» (25%)
- «Мосмарт»
- Недвижимость «Алпи»
- «Город столиц» - недостроенный жилой комплекс в Москва-Сити
- Контрольный пакет ФК «Динамо» (вместе с проектами застройки прилегающей к нему территории)
- 5% Группы ПИК
- 20% ФК «Открытие»
- Связь-банк
-Банк Глобэкс
-Недвижимость и строительные проекты банка Глобэкс
- Блокирующий пакет в проекте «Шереметьево-3»
- 49% авиакомпании Malev (Венгрия)
- 10% Ростелеком*
- Собинбанк
- «Sibir Energy»
- КИТ Финанс
- 30% Ростелеком*
* Сделка не завершена
Яков Паппэ (фото Наташи Четвериковой)
Яков Паппэ (фото Наташи Четвериковой)

Совсем по-другому выглядит ситуация, если рассматривать активы, заложенные ведущими компаниями и интегрированными бизнес-группами под кредиты четырех государственных банков – Сбербанка, ВТБ, ВЭБа и Газпромбанка.  Список залогов, ставших широкоизвестными, приведен в табл. 3 и, конечно, он  далеко не полон. Основная часть активов заложена по кредитам, полученным начиная с осени 2008 г. на 1-1,5 года.  Рискнем предположить, что, во-первых, процесс кредитования в госбанках под залог пакетов акций будет продолжаться еще какое-то время. Во-вторых, большинство кредитов по объективным причинам не будет возвращено в срок. (Хотя, например, Альфа-Групп уже начала расплачиваться по кредиту, под который заложены акции Вымпелкома). На мой взгляд, полный возврат станет реальным лишь после того, как мировые цены на основные  товары российского экспорта повысятся до комфортного уровня. 

В результате с осени 2009 г. и примерно до середины 2010 г.  Сбербанку, ВЭБу, ВТБ и Газпромбанку (а фактически – руководству страны) придется решать, что делать с кредитами общим объемом от $10 до 20 млрд., вернуть которые принципиально невозможно, и с активами, под них заложенными.

Из трех теоретически возможных вариантов решения, один является, на мой взгляд, бессмысленным. Это немедленная продажа залогов в счет погашения долгов. Цена при этом будет низкой, покупателями станут спекулятивные портфельные инвесторы. Менеджмент, связанный со старыми собственниками, окажется парализован, кто будет формировать новые управленческие команды - непонятно.

Итак, реально остаются два варианта. Первый – с помощью различных механизмов и инструментов пролонгировать и реструктуризировать кредиты до того времени, когда должники станут вновь платежеспособными. Второй – переход залогов в собственность банков-кредиторов или непосредственно в государственную на неопределенный срок, т.е. национализация. Легко видеть, что изменение структуры собственности в стране при этом окажется достаточно радикальным. В частности, государство будет доминировать в цветной металлургии, увеличит долю в нефтянке примерно до половины или даже чуть больше, масштабно вернется в черную металлургию и машиностроение. И всеми приобретенными активами ему придется управлять, поскольку сам факт национализации будет означать недоверие к старым хозяевам и управленцам.

Однако, власть, насколько можно судить по доступным источникам, не считает собственников и высших менеджеров крупных частных компаний главными виновниками возникших проблем и не оценивает отрицательно их поведение в период кризиса. С другой стороны, отчетливо осознаются крайне ограниченные возможности рекрутирования новых управленцев хотя бы сопоставимого качества. С  третьей – менеджмент ранее огосударствленных структур не демонстрирует чудес героизма и эффективности.

Поэтому есть основания надеяться, что «залоговая бомба» не взорвется, и  государство в большинстве случаев не пойдет на национализацию. А реструктуризацию долгов крупного бизнеса можно (при поддержке ЦБ РФ) осуществить без существенных проблем для банков-залогодержателей, в том числе, не ограничив их возможность выдавать новые кредиты реальному сектору.

В начале июня был дан достаточно ясный и авторитетный сигнал, что события пойдут именно по такому сценарию. Наблюдательный совет ВЭБа одобрил пролонгацию на год кредитов, выданных «Российскому алюминию», Альфа-Групп, одному из лидеров черной металлургии – Группе Евраз и девелоперской компании ПИК. Обсуждению подлежит лишь ставка процентов.

Таблица 3. Активы, оказавшиеся в залоге у госструктур в результате кризиса (по строкам  собственники активов, по столбцам залогодержатели)
  Сбербанк ВТБ ВЭБ Газпромбанк и другие «дочки» Газпрома
«Базовый элемент» - 100% «Русснефти»
- 61% Группы ГАЗ
- Менее контрольного пакета «Главмосстроя»
  - 25% «Норильского никеля»
- Почти 100% всех основных предприятий «Российского алюминия»
- 34% АО «Сити»
АФК «Система»   - 17% МТС
- Акции предприятий БашТЭКа
- 61% «Ситроникса»  
«Интеррос»   - 17% «Норильского никеля»
- 20% «Росбанка»
   
«Альфа групп»     - 44% «Вымпелкома»  
«Группа Евраз»     - Канадские активы IPSCO
- ЗСМК
 
Стальная группа «Мечел»       - Блокпакеты «Южного кузбасса» и «Якутугля»
Трубная металлургическая компанияи ее основной акционер       - Блокпакеты ТМК и Волжского трубного завода
Уралхим - Контрольный пакет Воскресенских минеральных удобрений      
Другие - 47% Sibir Energy
- Осколцемент и другие активы Евроцемента
- Контрольный пакет Ижавто
- Контрольный пакет авиакомпании «Сибирь»
- 99% ООО «Росинтер ресторантс»
- Некоторые проекты и незавершенные объекты недвижимости Дон строя - 25% Группы ПИК  

Я, кажется, слишком увлекся своей любимой темой – крупным бизнесом. А ведь должен еще поговорить о российском кризисе в общеэкономическом плане. Во-первых, он, конечно же, был абсолютно неизбежен. То, что нам рассказывали еще год назад про тихую гавань, про то, что Россия может избежать падения, было либо пропагандой, либо психотерапией, либо непрофессионализмом. Какие были аргументы? У нас нету плохих ипотечных кредитов, у нас профицитный бюджет, положительное сальдо торгового баланса, большой стабилизационный фонд. Все правильно. Однако, как может не быть кризиса в стране, когда цены на ее основные экспортные товары (энергоносители, металлы, лес, удобрения) падают в разы? Когда для нее в силу мировых потрясений закрылся внешний кредитный рынок, который был основным источником финансирования для ее бизнеса? Дело в том, что наши частные банки и другие финансовые структуры слишком маленькие с точки зрения наших ведущих компаний реального сектора. Поэтому последним приходилось кредитоваться в госбанках и по большей части – на внешнем рынке. Кредитоваться в широком смысле: займы, выпуски облигации, эмиссии акций и т. д.

Кроме того, кризис в России должен был, есть и будет более глубоким, чем в развитых странах и в странах БРИК (Бразилия, Индия, Китай). Почему? Преимущество развитых стран в этой аудитории объяснять, надеюсь, не надо. Давайте разберемся с БРИК. Из стран БРИК наша – самая маленькая по населению, то есть имеет самый узкий внутренний рынок. Кроме того она самая открытая (экспортно-ориентированая), и мы имеем меньше рыночного опыта, чем эти страны.

Какова конкретно глубина падения? На сегодня есть более или менее достоверные оценки по первому кварталу и по пяти месяцам 2009 г. Цифры в разных источниках расходятся, но не очень значительно. Округленно падение по сравнению с соответствующим периодом прошлого года составляет по ВВП – 10%, по основным отраслям материального производства – 15%, по обрабатывающей промышленности – 20%. (Тех, кто приводит подобные цифры с точностью до десятых долей процента, вы спросите, как они оценивают точность макроэкономических измерений вообще). Такое мы видели только один раз в начале 90-х.

Падение ВВП за 2009 г., по последним прогнозам Министерства экономического развития и торговли, составит 8-10% (следует, правда, иметь в виду, что эти прогнозы уточняются ежемесячно). Прогнозы международных финансовых организаций и ведущих мировых банков менее пессимистичны, но меньше 6% падения сегодня не прогнозирует никто.  

Если прогнозы МЭРТ сбудутся, это означает, что суммарный объем производства товаров и услуг в стране (иначе говоря, уровень экономической активности) в 2009 г. будет немного ниже, чем в 2008 г., но выше, чем в 2007 г. То есть в кризис мы потеряем 2-2,5 года. Катастрофа ли это и обесценивает ли это достаточно быстрый по всем меркам рост экономики в предыдущие 8 лет (2000-07 гг.) и политику государства, его стимулировавшую? Даже если этот рост в основном был сырьевым и обеспечивался внешним спросом и финансированием. На мой взгляд, ответ очевиден: конечно, нет.  Накопленный в 2000-е гг. экономический потенциал никуда не делся, а из кризиса мы, конечно, выйдем. Сразу возникает вопрос: когда выйдем и куда? Или по-другому: когда возобновится экономический рост, насколько быстрым он будет и за счет каких факторов?

Быть пророком – дело неблагодарное, но попробую. Экономический рост и в России, и в мире, на мой взгляд, начнется самое раннее в четвертом квартале 2009 г., самое позднее – во втором квартале 2010 г. Но следует учесть, что между реальным началом роста (или падения) и общественным осознанием, а также официальной фиксацией этого факта проходит примерно два квартала. Более ранние индикаторы не воспринимаются пока как надежные (может, есть, а может, и нет). Такова система макроэкономических измерений, и тут ничего не поделаешь. С учетом этой задержки рискну утверждать, что самое позднее осенью 2010 г. всем станет ясно, что кризис позади, и что мир и Россия вступили в новый период роста. А может быть, это произойдет уже весной.

Как видите, относительно сроков окончания кризиса я большой оптимист. Но что касается скорости будущего подъема – совсем наоборот. Темпы прироста, которые может генерировать нынешняя российская экономика за счет внутренних факторов при не слишком благоприятной внешней конъюнктуре, я оцениваю в 2-3% в год. Уточню, речь идет о средних темпах за 10-15 лет, а говоря о «нынешней российской экономике», я имею в виду и ее структуру, и принципы управления, и масштаб и формы участия государства. Такие темпы можно назвать гарантированными.

При благоприятной внешнеэкономической конъюнктуре средние темпы нашего роста могут увеличиться до 5-6%. Рост с темпом более 7% можно себе представить лишь при сверхвысоких ценах на все экспортируемые Россией сырьевые товары (а не только на энергоносители) и возвращении эпохи «очень дешевых денег» в мире. Так было в 2005-07 гг., но едва ли будет продолжаться в будущем.

Я выступаю здесь в качестве эксперта и потому не хочу даже пытаться отвечать на вопрос, устраивают ли нас темпы экономического роста в 2-6%  при жесткой зависимости от конъюнктуры внешних сырьевых рынков. Если нет, то совершенно необходимо менять и структуру экономики, и принципы управления, и место и роль в ней государства. То есть страна должна ставить задачу не только роста, но и экономического развития. Со всеми вытекающими отсюда шансами и рисками.

Благодарю за внимание и прошу прощения, если вышел за регламент. Теперь с удовольствием отвечу на вопросы и выслушаю комментарии.

Обсуждение лекции

Виталий Лейбин: Спасибо за блестящий доклад. У меня три вопроса, которые связаны с прогнозом. Первый. Он связан с прогнозом мирового кризиса и аналогиями с 70-ми годами. Я был бы рад, чтобы это было так. Но нет уверенности, что пузырь сдулся, а не надулся новый. Все хорошие прогнозы кризиса подразумевают, что пузырь еще какое-то время не сдуется. Я имею в виду пузырь облигаций США, если это пузырь. Могу сказать по-другому. Хороший сценарий – это если пузырь ипотечный перейдет в пузырь пенсионный не сейчас, а через 2-3 года. Ничего еще не сдулось. Если я правильно понимаю ситуацию. Второе. По поводу вашей идеи о нормальности крупных компаний. Это тоже связано с видением общей картины мира. Вы сказали, что наши компании не до конца нормальные, то есть ими управляют физлица, а не пенсионные фонды и инвесткомпании. Я не уверен, что с учетом последнего кризиса не стоит пересмотреть модель нормальности крупной компании. Вроде бы GM погиб именно поэтому. Слишком им зауправляли пенсионные фонды и ипотечные компании и другие субъекты того же рода, которые имеют самые плохие активы в мире сейчас. Может, и неплохо, что у нас Дерипаска и Прохоров встали у руля, а не какая-то пенсионная компания. И главное. Вы не назвали главного признака нормальной западной компании. Их производство, скорее всего, находится в Китае. Может быть, хорошо, что производство у нас пока еще в России. И третий вопрос. По действиям нашего правительства. Я соглашусь, что правильно то, что мы перекупили залоги. Но все-таки это же часть картины. Если посмотреть на то, как сжималась наша денежная масса до апреля (рублевая), это значит, что наша антикризисная помощь была на выкуп залогов, а на поддержку внутреннего спроса ничего не ушло. Я не очень понимаю. Неужели вся антикризисная деятельность правительства в том, чтобы сказать всему миру, что «мы поддерживаем наши компании и выкупили их залоги»?

Яков Паппэ (фото Наташи Четвериковой)
Яков Паппэ (фото Наташи Четвериковой)

Яков Паппэ: Я благодарю вас за ваши вопросы. Отвечу по порядку. Мой сценарий выхода из мирового кризиса оптимистический. Естественно, я могу предположить и другой сценарий. Но пессимистический сценарий, на мой взгляд, в руках Китая. Если там произойдет перестройка, а потом то, что произошло у нас, это будет катастрофой для мировой экономики. Вторая катастрофа для американской экономики – это если Китай начнет сбрасывать свои долларовые активы, если он откажется от варианта роста, ориентированного на американский рынок. Если же этого не произойдет, на мой взгляд, этот самый пузырь американских госфинансов может надуваться и сдуваться еще долго и без катастрофических потерь. С инфляцией, изменением сил в мировой экономике и т. д. Большая часть молодых людей жила при профицитном американском бюджете. А я помню девятилетие дефицитного бюджета. Я помню слова о том, что «арабы спасают Америку, Китай спасает Америку». Для США ситуация жить с видимо плохими госфинансами не новая. Она умеет из этой формально плохой ситуации извлекать выгоды за счет двух вещей. Одну вещь знают все – это резервный статус доллара. Второе – это то, что США – основной поставщик инноваций и образцов. Взаимодействие с Китаем. Китай не готов пока взять на себя определение своего будущего. Он готов пока следовать в фарватере за Западом. Что он думает при этом про бледнолицых и большеносых варваров – это его дело. Но пока он готов пользоваться выгодами. Относительно компаний. Я и не сказал, что плохо то, что Дерипаска управляет. На сегодня это хорошо. Та ситуация, в которой мы еще недосовременные, дает определенные преимущества. Но если мы уже современные – это тоже дает преимущества. Пример – «Норникель». Там сменилось руководство, акционер. «Норникель» перестал быть компанией Потанина и Прохорова. Кто там руководитель? Некий Стржалковский. Кого он набрал в качестве заместителей? Средних менеджеров из вооружений и компаний. Тем не менее, компания работает. Акции его если и упали, то не из-за смены руководства. Есть уже примеры, когда модульность является тоже преимуществом. Относительно государств. Не надо думать, что я государству ставлю «5» и пою ему дифирамбы. Во-первых, я говорил только о том, что касается крупного бизнеса. Во-вторых, я оговорился, что по несвоевременности и неуклюжести у нас все в порядке, как всегда. Но я не сторонник мнения, что надо разбрасывать деньги направо и налево. Заявить, что мы готовы поддержать «АвтоВАЗ», но не дать ему денег сейчас – это проверенная политика. Пусть менеджеры, опираясь на обещания господдержки, сами что-то сделают. Пусть Рено объяснит, зачем оно купило 20% акций. Пусть гениальные финансисты «Тройки-диалога» докажут, что они гениальны. Пусть менеджеры «Русала» докажут, что они могут справиться с коррупцией, бандитами, если еще не справились, и что умеют сокращать издержки. А потом придет помощь. Я много претензий могу предъявить государству. Например, стандартная формулировка: «В кризис надо поддерживать спрос, а не предложение». Против этой теоретической формулы не поспоришь. А мы этого не делаем. Но я здесь говорю о том, что государство сделало. А сделало оно не так мало. Все.

Григорий Чудновский. В рамках сформулированной  лектором доминанты лекции, а именно - крупный бизнес  в условиях текущего кризиса,  я  хотел бы оппонировать неоправданной,  на мой взгляд,  восторженности Виталия Лейбина, который положительно  оценивает роль государства в погашение валютных долгов  ключевых российских корпораций. По его мнению,  государство делает  правильно, что  тратит резервные средства на выкуп залогов под кредиты зарубежным банкам, сохраняет  минимальное присутствие в российских компаниях иностранного присутствия.  Мне представляется, что   такой позитивистский  подход принципиально неверен в условиях кризиса, который возник не без российского вклада, в том числе в надувании ипотечных пузырей, повышении уровня цен на нефть, привлечением зарубежных кредитов и иными  формами участия в мировой экономике. Любой кризис должен  корректировать не только институциональную основу, но и улучшать качество участников. Во всем мире накапливаются персональные ошибки менеджеров,  проявляются преступные  замыслы по обворовывания доверчивых клиентов. Все это делают конкретные люди и созданные ими группы. Российский крупный бизнес вошел в текущий кризис с мышлением, характерным для условий стихийной трансформации страны в  90-х годов прошлого столетия. Рост активов конкретных российских собственников сырьевых и иных ключевых предприятий - не является в полной мере их собственными заслугами. И в прошедшие 90-е годы и в текущем десятилетии российский крупный бизнес неправильно с системной точки зрения выстраивал свои отношения с государством (или наоборот - государство с отечественным бизнесом). Эти отношения формировались и  являются ныне преимущественно как частные между фамильными  игроками, каждый из которых  заботился о себе и приумножал собственное благополучие. Это  происходило  и происходит при полной отстраненности основной массы населения, которая не осуществляет должного общественного контроля за  развитием этих негативных процессов.  Протекающий кризис в России в основном сохраняет   сложившийся тип отношений:  искусственно поддерживаются «тепличные» условия для лично знакомых бизнес-государственных  участников,  ограничивается иностранное воздействие на изменение отечественного бизнес-менталитета, углубляется инфантильность российского общества. По этим причинам, вероятно,  Россия выйдет из кризиса более ослабленной, чем другие страны, которые публично очищают свои «конюшни» от накопившегося «навоза». Это выражается в реальном банкротстве влиятельных ранее предприятий, изменении структуры их собственников, где важная роль принадлежит инвесторам зарубежных государств, судебном преследовании  конкретных виновников предкризисных «пузырей и пирамид».

В подтверждении своих выводов приведу ряд эпизодов деятельности российского бизнеса, почерпнутых из СМИ, которые по меньшей мере показывают странность в решениях и действиях конкретных менеджеров-собственников. Первый пример. Г-н Дерипаска (и не только он) не сходил со страниц газет до кризиса как приобретатель многочисленных активов  российских и иностранных компаний. Маловероятно, что он действовал в этих вопросах самостоятельно, поскольку не имел для этого достаточной собственной финансовой базы. Его стяжательская менеджмент-стратегия оказалась провальной и по возникшим долговым обязательствам он должен был расплатиться в лучшем случае частью личного капитала, переместиться на скромное миллионное место в российской и мировой бизнес-иерархии, а в худшем - должен был объявлен банкротом. Но этого не произошло. Его фамилия продолжает  пользоваться вниманием СМИ, в частности,  при в эпизодах публичного унижения за критические события  в Пикалево.

Второй показательный пример, странного поведения отечественного менеджмента. Несколько лет назад  экс-президент России и экс премьер Великобритании лично освятили создание ТНК ВР. Казалось бы,  столь высокий уровень гарантирует  рост качества и перспективы отечественного менеджмента. Но кризис «внезапно» вскрыл глубокие противоречия между менеджерами  этой корпорации. Конфликтная инициатива   исходила со стороны г-на Фридмана.Ревизии подверглись не только  сфера финансового обеспечения и уровня бонусов иностранных участников, но, также   миссия и долгосрочная стратегия корпорации. Английская сторона настаивала на сосредоточении на разработке месторождений России, российская - на  экспансии за рубежом. В итоге  внутрикорпоративный конфликт удалось погасить, но осадок от него остался. В этом контексте можно вспомнить и конфликт, также возникший во время кризиса между  Фридманом-банкиром  его  организационным (не личным) должником относительно срочного погашения  более 150 млн. долл. Для урегулирования  этого сугубо  межхозяйственного конфликта  вынужден был вмешаться  действующий президент России, но и после этого  проявлялись публичные метастазы недовольства. Для полноты картины нелишне напомнить, что летом  2004 г. Альфа - банк едва не стал источником российского банковского кризиса, когда незаконно стал ограничивать право своих клиентов на досрочное  прекращение депозитных договоров. Отмеченный публичный «трельяж»,  указывает на не слишком высокий уровень профессионализма в системе корпоративного менеджмента,  проявление рудиментов устаревшего мышления для разрешения противоречий, возникших,  в том числе по вине основного собственника.

Третий публичный эпизод работы менеджмента российских компаний. В октябре или ноябре прошедшего года, т.е. во время кризиса в прессе появилась информация, что компания «Транснефть» направила на благотворительные цели 300 млн. долл. Эта сумма сопоставима с годовыми затратами на функционирование компании. Очевидно,  это решение было принято корпоративным менеджментом до наступления кризиса. Странная сторона этой «благотворительности» состоит в том, что попытки одного миноритарного акционера к руководству компании, а затем в суд   выяснить конкретные направления использования затраченных средств не увенчались успехом - раскрытие этой информации не состоялось. Пошли догадки и домыслы, что деньги ушли в некоторые указанные партийные кассы, на определенные религиозные организации  и т.д. Это что, российская новация, вклад в  развитие современного менеджмента?

Похоже на то, что сегодняшний российский менеджмент (и  крупные отечественные собственники) за редким исключением разучились мыслить стратегически, т.е. учитывать существующие и возникающие системные риски. Иначе как можно объяснить значительные инвестиции, вложенные  главой НРБ Александра Лебедева в гостиничное хозяйство юга Украины, в условиях не проработанности местного законодательства о собственности и нарастающей несбалансированности отношений между руководством России и Украины. Вложенные за  пределами России в рекреационные объекты десятки миллионов долларов оказались в зоне риска невозвратности. Но и на территории страны имеются реальные зоны риска, куда значительный отечественный капитал втягивается государственными структурами. Олимпийские и иные объекты в Сочи, в условиях нарастающей военной конфронтации между Россией и Грузией (а также - Россией и весомой частью мира),  а,  следовательно - долговременной нестабильности на Кавказе, грозят финансовым крахом, как это произошло с бюджетным финансированием московской Олимпиады в  80-м году. Несмотря на многочисленные приглашения российской стороны, иностранные инвесторы не торопятся, ожидая развития событий в этом взрывоопасном регионе. Думаю, что также они относились бы и к вложениям в регионы собственных стран,  если там имеются устойчивые  угрозы терроризма или военного  противостояния. Полагаю, что приведенные примеры должны дать материал для охлаждения избыточной восторженности, связанной с   помощью российским предпринимателям калибра Дерипаски и других, которая,  кстати говоря, осуществляется не из личного кармана президента, премьера или главы Центробанка или иных распорядителей, а из средств, являющихся достоянием всех россиян, правда, не осмысляющих это обстоятельство. Общественные деньги следует вкладывать в новых лиц, новые фамилии, которые смогут отвечать собственными рисками за свои решения и действия.

Благодарю профессора Паппэ, за то, что он своей лекцией  предоставить возможность поднять многие важные вопросы, остающиеся в тени общественного интереса.

Борис Долгин: Что дает вам поводы для оптимизма в части того, что наш крупный бизнес переживет кризис, понятно. Примерный ваш сценарий того, когда может быть выход из кризиса, тоже понятен. Есть вопрос. Что, на ваш взгляд, кризис изменит в российском крупном бизнесе? Каков будет итог? Что получится, включая и шаги по возвращению собственности, организационные изменения. Представьте себе, что через 10 лет вы пишете главу про кризис в такой же книге и подводите некоторые итоги. Какие изменения произойдут?

Яков Паппэ: Я бы не хотел отвечать, потому что прогнозировать всегда опасно. Тем не менее, рискну своей репутацией. Тут все зависит от того, до какой степени восстановится мировая конъюнктура. Если спрос на сырье будет огромен, цены будут благоприятными, я напишу, что российский крупный бизнес отделался легким испугом и не произошло изменений ни в конфигурации компаний, ни в конфигурации их собственников. Ушли те, кто ушел по возрасту или усталости, их доли перешли к тем, кого мы уже знали до этого. Что касается доли государства, то она выросла, но очень ненамного. Если же цены на нефть, металл и т. д. станут низкими, через 3-4 года встанет вопрос о том, что делать с залогами снова. Старые владельцы не смогут их выкупить. Тогда я скажу, что мировая конъюнктура привела к тому, что у хозяев компаний не было денег на их выкуп, их акции перешли к другим, система владения в России демократизировалась, немного увеличилась доля иностранцев, а может, и намного. Но конфигурация компаний как производственных единиц и экономических агентов осталась той же, неизменной. Точнее, она меняется по логике среднесрочного развития нашей экономики.

Владимир Каганский: Я сделаю несколько замечаний, относительно которых Яков Шаевич сам решит, нуждаются ли они в ответе. Замечания будут жесткие хотя бы потому, что я не представляю картины современной России без Яшиных работ. Они будут методологические. Замечание первое. В докладе позиция абсолютно ясно продемонстрирована, но она не названа. Это позиция апологии бизнеса. Я не вижу в этом ничего дурного. Но из этой апологии не сделаны все должные следствия. Например, ни в каком отношении последнее десятилетие не было удачным. С моей точки зрения. Это было десятилетие последних упущенных возможностей. Второе. Оценка государства как относительно эффективного и рационального. Я очень рад, что в нашем государстве есть хоть что-то эффективное и рациональное, потому что в пределах своей компетенции я не вижу ни эффективности, ни рациональности. Нет эффективной региональной политики, вменяемой геополитики, уровень кадровой политики хорошо виден по чиновникам, с которыми общаешься. И т. д. Я бы сформулировал такой вопрос. Хотели бы вы, чтобы вы сидели в зале, а здесь через год-другой выступил бы человек, который не любил бы бизнес, не ненавидел бы его, а просто его изучал, но изучал более спокойно? Мне это представляется чрезвычайно желательным. Боюсь, что в своих работах я допускаю ту же ошибку. Я недавно обнаружил у себя выражение «Что хорошо для культурного ландшафта, то хорошо и для России». А Яша мог бы сказать: «Что хорошо для крупного бизнеса – то хорошо и для России». Еще пару слов. В междусобойчике такая позиция может быть сейчас единственной возможной – наглая, дерзкая экспертиза. Но когда мы с вами выступаем как автор классики, как профессор, мнение которого тиражируется, начинают проявляться все большие издержки. Ведь не может же быть второго Паппэ. А позиция эксперта предполагает, что каждый работает на свой страх и риск. Тут есть проблемы. Я благодарю за это выступление, удачное своей абсолютной открытой обнаженностью, беззащитностью. Можно воткнуть ножи куда угодно. Оно было очень интересным. Но проблема позиции, особенно во время кризиса, является здесь ведущей. Здесь мы постоянно видим проблему позиции. Как только выступает социолог, он говорит от имени большинства. Он выступает как оголтелый, яростный и жестокий социалист. Выступает экономист – говорит от имени экономики, правовед – государства. Когда здесь выступал Зализняк, было понятно, что главное – чтобы русскому языку было хорошо. Я с этим согласен, чтобы русскому языку, ландшафту и экономике было хорошо. Но достаточно ли этого для исследования?

Борис Долгин: Должен заметить, что не все социологи, выступающие здесь, хоть чуть-чуть приближаются к социализму. Скажем, Даниил Александрович Александров рассказывал о школе явно не с социалистических позиций. И с юристами тоже все не так просто. Тамара Георгиевна Морщакова выступала с позиции главенства права как права и как права человека. И отсюда уже иерархия всего остального.

Яков Паппэ: Я очень благодарен Володе Каганскому. Он действительно сказал только правду. Но не всю правду. Во-первых, я надеюсь, что я не один, а через некоторое время буду не главным специалистом по российскому крупному бизнесу, который будет выступать. Если бы здесь выступала моя соавтор, она была бы значительно более критичной. Она моложе, для нее все хорошее – это нормально, а все ошибки она анализирует и подсчитывает. Кстати, она этот бизнес немного видит изнутри. Далее. Я действительно не могу быть объективным. Я начинал в тот момент, когда вся прогрессивная общественность боролась с олигархами. Продолжал я, когда государство боролось с олигархами. Сейчас вроде бы кризис борется с олигархами. Что касается моей оценки десятилетия, то нет. Я не считаю, что все хорошо. Для экономического развития оно потеряно. Я сказал, что мы уже надежно зависим от мировой конъюнктуры. Я сказал то, что из стран БРИК мы самые слабые. Некоторые мои товарищи считают, что за эти 10 лет мы решили гораздо более важные проблемы, чем перерыв в развитии на десять лет. Как бы я ни относился к этой позиции, я ее учитываю.

Борис Долгин: Я продолжу себе продолжить оспаривание того, что сказал Владимир Леопольдович. Из экономистов у нас выступает регулярно Александр Аузан, который себя четко идентифицирует как анархиста, да и Ростислава Капелюшникова я бы тоже правым не назвал.

Валерий Промысловский: Я регулярно захожу на сайт нашего ЦБ и наблюдаю, что рублевая масса остается почти неизменной. Куда деваются деньги, которые государство вливает в экономику?

Яков Паппэ: Я не могу ответить на этот вопрос – не владею информацией.

Павел: Вы говорили о том общеизвестном факте, когда государство спасало крупный бизнес, выкупая его заложенный пакет, фактически наполняя финансами те компании, которые представляли различные сектора крупного бизнеса. В самом начале своего выступления вы сказали, что российский крупный бизнес охватывает практически все отрасли за редкими исключениями. Например, в строительной отрасли есть крупнейшие компании. Почему государство не помогало рефинансировать долги этих компаний, которые, кстати, в значительной мере были бы ориентированы на внутренний рынок? Ведь нефтедобывающие компании – это, в первую очередь, экспорт ресурсов, цены на которые падают. А строительство – это внутренний рынок.

Яков Паппэ: Почему не помогло вначале – понятно. Долги строительных компаний  - это долги тем же самым российским банкам, а не иностранным. Не было угрозы потери суверенитета. Почему не помогают сейчас? Сейчас надо помогать не решать долговую проблему, а помогать строить, помогать поддерживать производство. Думаю, что была надежда на то, что будут помогать регионы. Что, скажем, для Москвы это так важно, что Лужков развяжет мошну и поможет. Думаю, что сейчас власть находится на некоторой развилке и решает, будет ли оно активно помогать или нет. Вполне возможно, что с первыми признаками этого оно будет помогать строителям. Я бы помогал. Это действительно мощный мультипликатор, направленный на внутренний рынок. Хотя если бы меня спросили, почему не надо делать, я бы тоже нашел причины, почему строителям помогать не надо. Но мое логическое и человеческое мнение таково, что я был бы рад, если бы следующую порцию помощи получили строители.

Борис Долгин: Мне кажется, что еще одна причина, почему им не так рвались помогать, – это их репутация рвачей - не меньшая, но более близкая людям, чем у нефтяников, за счет непомерно высоких цен и ощущения очень большой маржи, которая идет частью строителям, частью госслужащим в частном лице.

Яков Паппэ: Вы хотите сказать, что государство ждет нормализации ценовой ситуации, чтобы начать помогать?

Борис Долгин: Не исключаю.

Яков Паппэ: Я готов поверить и сказать, что было бы хорошо, будь это так.

Сергей Мозговой: Меня интересует прогноз - но не апологета, а исследователя. То, что я услышал, мне показалось похожим на то, что говорят западные экономисты, апологеты той самой капиталистической системы, которая привела нас к сегодняшнему ходу вещей. Меня интересует завтрашний день. Как я понял, речь шла в основном о некотором финансовом кризисе. И вы как-то ушли от того, что это кризис перепроизводства. Меня интересует больше не российская экономика, а мировая. Российскую я рассматриваю как ее часть. И в этом смысле будущее представляется очень трагичным. Товарищ говорил о неких пузырях, которыми пытаются спасти экономику. Но эти попытки приведут цивилизацию к краху. Вы довольно оптимистично смотрите на это все. Невозможно будет примирить овец и волков. А ведь разрыв между ними усиливается.

Яков Паппэ: Кто такие овцы и волки?

Сергей Мозговой: Большинство населения планеты и некая узкая группа, которая надувает пузыри.

Яков Паппэ: Прошу прощения, я съем ваше время. Здесь сидит молодежь, которой нужно кое-что рассказать. В 60-е годы впервые моя родственница попала в Италию. Она приехала и сказала: «Ребята, там бедно живут». В конце 80-х другая моя родственница попала в ту же Италию и сказала: «Ребята – Они и СССР – это день и ночь». День и ночь в другую сторону, как вы понимаете. Если бы кто-то 10-15 лет назад сказал, что Россия уступает Бразилии, я бы сказал, что он не экономист. Я помню книги, в которых объяснялось, что смертельные многомиллионные голодовки в Индии – это нормальный и неизбежный факт. Смертельных и многомиллионных голодовок в Индии я не помню, начиная с 70-х гг. Рывок Китая известен. Рывок Латинской Америки известен. Сейчас по-настоящему бедный регион остался один – это Черная Африка. Дай бог, чтобы через 15-20 лет капитализм справился и с этим. Это к вопросу о том, какова реальная ситуация по поводу волков и овец. Наверное, относительный разрыв возрастет, если мерить количеством денег на счету. Но за время, пока я живу на белом свете, думаю, что разрыв не вырос. Хотя есть люди, которые со мной не согласны. Могу порекомендовать книжку «Как глобализация погубила человечество». О кризисе перепроизводства. По Марксу любой циклический кризис – это кризис перепроизводства. Здесь я спорить не буду. Надувание пузыря – это и есть свидетельство того, что какая-то отрасль переинвестирована и перепроизвела свои товары и услуги.

Борис Долгин: Но это же разные вещи? Одно дело – перепроизводство ожиданий по поводу, другое – сами товары и услуги.

Яков Паппэ: Одно без другого не бывает. В частности, один из спусковых крючков – это перепроизводство домов в США. В этом тоже новости нет. Далее. Таких циклических кризисов за время, когда их считают, было штук 20-30. Как минимум 10 раз ожидали, что этот кризис будет крахом капитализма. Может, в этот раз и будет – все в руках Божьих. Но нет ничего экстраординарного в этом кризисе. И оснований считать, что именно он станет концом мирового порядка, у меня нет. Вот что я могу сказать.

Борис Скляренко: Прежде всего, небольшая реплика. Мне кажется, что постановка проблемы, которая здесь возникла между Григорием и Виталием о том, деньги или люди, была бы перспективна, если бы люди были, что называется, в наличии. Помните известное выражение Сталина: «Ну нету у нас других писателей»? К сожалению, ситуация в экономике очень близка. Так что так быстро, оптимистично сменить что-то, делая упор только на людей или только на деньги, здесь не получится. Вещи это неотделимые. И вопрос. Мне кажется очень продуктивным сравнение нынешнего кризиса и кризиса 70-х годов. Кризис того времени был по существу энергетическим. И одним из последствий была волна смены общественной парадигмы мирового сознания, породившая по существу новый взгляд на энергетику. Кризис породил экологическую проблему. Возникла проблема экономической оценки экологической проблематики, которая тянется до сих пор. Выразить экономическими расчетами экологическую ценность оказывается не так-то просто. Но такой сдвиг имел место. Все 70-е годы, Римский клуб, прогнозы и т. д. были следствием. Как вы думаете, может ли нынешний кризис осуществить подобную подвижку, и в какой области это может быть?

Яков Паппэ: Может. В какую сторону – не знаю. Думаю, что у нас сейчас долгосрочные процессы мощнее, чем этот кризис. И главные изменения и в сознании, и в реальном соотношении сил будут связаны не с кризисом, а с Китаем и Индией. Мир двигается к миру тихоокеанскому. И если развитие Китая и Индии не прервется, через 30 лет лидером будет не Америка. И какую повестку дня мировому сознанию создадут Китай и Индия, я не знаю и не берусь придумывать.

Борис Долгин: И в качестве эксплуататора мы будем иметь, по-видимому, Компартию Китая. Большое спасибо, Яков Шаевич.

Яков Паппэ: Благодарю, особенно тех, кто дослушал. Мне была очень интересна дискуссия. И еще раз напомню, что желающие могут купить книжку.

В цикле «Публичные лекции Полит.ру» выступили:

Подпишитесь
— чтобы вовремя узнавать о новых публичных лекциях и других мероприятиях!

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.