Адрес: https://polit.ru/article/2009/07/30/russia/


30 июля 2009, 09:39

Россия: бюро находок

I Ложная беременность

Январь 1993 г. Город Маркс.

Когда начались мои поездки, коммунистический режим только закончился. Главной целью правительства президента Ельцина было уничтожить разросшуюся советскую плановую экономику. Ельцин тогда запретил компартию и ввел программу «шоковой терапии»: контроль над ценами ослаб, валютный курс колебался, началась масштабная программа по приватизации.

В один год цены увеличились в 26 раз. Российские колонии получали независимость, так что к тому моменту старая экономика была уже развалена. Экономическая активность снизилась вдвое, инфляция усиливалась. Центробанк продолжал печатать деньги и выдавать производителям дешевые кредиты; инфляция вскоре достигла 2 000%, и рубль совершенно обесценился.

Россию окутало уныние. Я пыталась найти места, где бы люди уже начали строить новую Россию, в которой бы хорошо жилось. Я думала, что смогу найти их в Поволжье – на российских территориях, которые в довоенные времена были населены многочисленным немецким меньшинством. В 1988 г. правительство Горбачева решило вернуть эту территорию в качестве компенсации советским немцам, высланным с нее в июне 1941 г., после вторжения вермахта. Канцлер Германии Коль выразил намерение поддержать этот проект, и я надеялась, что паралич, охвативший Россию, не коснулся этого района.

Невзирая на все попытки разубедить меня, я направилась в главный город этой исторической автономии немцев Поволжья.

Над городом висели снежные облака. Заледеневшая улица была пуста, стояла тишина. Высокие заборы ограждали дома, и с улицы нельзя было заглянуть во двор. Дверь открылась быстро, и я увидела маленькую курчавую женщину. «Входите, вы, наверно, замерзли».

Наташа свободно говорила по-английски. В то время люди, хорошо знающие иностранный язык, в провинциях были редкостью. Снимая пальто, я похвалила ее английский. «Спасибо, но здесь из-за этого к человеку начинают относиться с подозрением».

В практически пустой кухне на деревянном чурбане сидела, вылизываясь, трехногая рыжая кошка.

«Вы, наверно, голодны, раз вы жили у Анны», - сказала она. У Наташи было живое лицо с вздернутым носом и высокими славянскими скулами. При этом она была смертельно бледна. Пока я ела, она рассказала мне, как со своим мужем оказалась в Марксе. «Мы жили на Кавказе. Когда Горбачев объявил план восстановления немецкой автономии, мы подумали, что всё это будет происходить здесь». Она вздохнула, взяла новую сигарету и раскурила окурком предыдущей. «Мы тогда только поженились. Были влюбленными мечтателями. Я увидела в газете объявление. “Прекрасный особняк на берегу Волги”. Я его купила, даже не посмотрев. “Не беда, если он окажется не совсем таким, какой мы хотим, - говорили мы. – Раз за дело возьмутся немцы, мы сделаем всё, как нам нравится – восстановим этот, построим новый”.

Все нас предостерегали. Отец просто умолял меня. Мой двоюродный брат Боря, генерал КГБ, приехал через всю Россию, чтобы переубедить меня: “Не делай глупостей, так никогда не будет!” – говорил он. Конечно, он знал что-то такое, чего не знали мы. Но мы и слушать не хотели. Понимаете, это была новая жизнь, которой мы так ждали».

Наташа вздохнула и налила нам чаю. «Подумать только: я бросила свой домик на Кавказе ради этого барака! Там был сад весь в цветах… Когда мы приехали, я спросила шофера, почему он остановился. “Приехали”, – сказал он. “Вы шутите!” – сказала я.

А теперь мы не можем уехать. Кто сейчас купит дом в Марксе? Мы даже работу не можем найти. Игорь – замечательный инженер, он прекрасно разбирается в компьютерах, но он уже много месяцев не работал. А я – журналист, и у меня степень по математике, и я знаю английский, но я не могу даже устроиться преподавателем!»

«Как же вы живете?»

«У меня несколько частных учеников. Но в основном мы просто продаем вещи. У нас были картины, хрусталь, мебель…» Теперь в доме не было ничего, кроме кроватей, стола, нескольких стульев и книг.

Пока Наташа говорила, в дверях появился человек и остановился, глядя на меня с неодобрением. Он был поразительно красив: оливковая кожа, аккуратные усы окаймляющие рот, и доходящие до подбородка. Черные глаза с темными кругами были печальными. «А, Игорь».

«Так почему же вы не можете найти работу?» - спросила я его.

«Потому что я не местный, - ответил он. – Это город холопов. Тут, кроме нас, людей с образованием больше нет», - отвечая, он смотрел на Наташу своими пронзительными глазами.

«Я их вначале жалел, - продолжал он. – Потом я понял, что так нельзя – к ним приходится относиться критически. Сейчас приведу пример». Он подошел к раковине и открыл кран. «Вот кран, скажем, - казалось бы, простая вещь. Открывается, закрывается. А у наших соседей нет водоснабжения».  Я пробормотала что-то сочувственное. «Что-что? Вы, кажется, сказали “бедные”? – Игорь закатил глаза. – Они давно уже могли себе провести – бесплатно. Только знаете что?» Он намылил руки. «Не знаете, вы с Запада. Эти ваши “бедные” предпочитают жить, как живут. Да! Их пугает сама идея перемен – любых перемен. Они упиваются своей отсталостью. На Кавказе, откуда я родом, человек хотя бы притворяется смелым. В Сибири – Наташа из Сибири – свои представления о храбрости. Но не в Марксе. Вот где настоящая Россия!»

Наташу это забавляло.

«Я не могу передать, как тут одиноко. И уродливо! Вы глаза себе испортите! Слушайте, когда им понадобились строители, чтобы построить новый католический храм, пришлось ехать в Саратов – здесь все разучились класть кирпичи ровно!»

Поток Игоревых язвительных замечаний и жалоб всё продолжался, сопровождаемый неумеренно театральной жестикуляцией. Он достал бутылку. «На Кавказе мы бы это и напитком не считали. Но сейчас не приходится быть особенно разборчивым. Только это и можно пить спокойно. Остальное всё разбавленное». Бутылка, содержащая напиток 96-процентной крепости, была якобы французского происхождения. Пара принялась учить меня, как пить чистый спирт, слегка разбавляя его фруктовым соком. После нескольких стаканов Игорь придвинул чурбан ближе к столу и посмотрел мне в лицо. «Слушайте, ну нам-то вы можете рассказать, - сказал он вкрадчиво. – Зачем вы приехали?» Я объяснила, уже далеко не в первый раз.

«Не надо мне этой брехни, - он начал грубить. – Кто вас прислал?»

«В смысле? Никто!»

«А на кого, вы сказали, вы работаете?»

«Я ни на кого не работаю».

Наташа сидела откинувшись на стуле, с удовольствием наблюдая, как ее муж меня изводит. Он не отступал.

«Кто вам заплатил, чтобы вы сюда приехали?»

«Всё не совсем так. Видите ли, я…»

«Да перестаньте вы, - перебил он, исходя сарказмом. – Вот сидите вы себе в своем замечательном Лондоне со своими милыми детками и любящим мужем. И в один прекрасный день вы вдруг решаете съездить посмотреть, как живут люди в городе Марксе. Думаете, я в это поверю? Не поверю».

«Я тут ни при чем».

«А, понял! – перебил Игорь. – Вы приехали дикарей посмотреть! Приедете домой и будете направо и налево рассказывать о своем храбром путешествии в самое сердце варварской России».

«Я приехала, потому что я хочу понять».

«Понять? Эта женщина хочет понять! – завопил Игорь, закатывая свои темные глаза. – Когда это Запад вдруг захотел понять Россию?»

«Я не могу отвечать за весь Запад».

«Да вы, по-моему, и за себя-то не в состоянии отвечать».

«А вы, по-моему, не в состоянии слушать».

Ближе к рассвету мне, наконец, надоели эти нападки. Я вышла из себя. «Слушайте, может, конечно, и глупо с моей стороны пытаться прямо сейчас писать книгу о России. И уж точно глупостью было приезжать сюда. А вы-то сами? Я могу уехать – а вы тут застряли. И вообще, разве кто-нибудь будет посылать шпионов в такую дыру?» Повисла долгая пауза. Потом Игорь разразился смехом, а Наташа обняла меня за шею и стала целовать: «Милая, милая, посмотри на меня… я тебя так давно жду», - в речи появились ошибки, ее безупречный английский был уничтожен алкоголем. «Ты замечательная, замечательная…» В ужасе я вырвалась и заперлась в комнате, где Наташа приготовила мне раскладушку.

Я лежала без сна. Меня поразили обвинения Игоря, будто я либо шпионка, либо охотница за острыми ощущениями.

Как это было непохоже на то время, когда я только начала свои поездки в последние годы существования советской державы, собирая материал для «Эпопеи повседневной жизни» (1). Потом мне захотелось узнать, как обычные люди справляются с открытием, что их всю жизнь обманывали. Зачастую бывало так, что до меня они никогда не видели людей с Запада. Больше всего в тех людях меня поражала их гибкость и стойкость. Где же это теперь?

На следующее утро я проснулась рано под завывания кошки. Я плохо спала. Меня мучила собственная наивность: как я могла подумать, что в этом болоте может появиться какой-то островок благополучия… Я отперла дверь и увидела тощую кошку на сносях. Разбудить Наташу и Игоря мне не удалось. Завернувшись в одеяло, я наблюдала за кошачьими родами. На стене висела фотография. На ней была Наташа в полосатой куртке и в сложенной из газеты шапке, на которой было написано слово «МАРКСЛАГ». Изображение пересекала полоса колючей проволоки.

Когда Наташа и Игорь проснулись, кошачья драма уже завершилась. Кошкины конвульсии разрешились кровью и последом, но котят не было. Это оказалось ложной беременностью – так же, как Немецкая автономия на Волге.

II Построить небеса или преисподнюю

В следующем отрывке из книги Сьюзан Ричардс «Россия: Бюро находок» всё те же герои, Наташа и Игорь, находятся уже в Сибири, четыре года спустя, то есть в 1997 г. В Наташином прошлом есть нечто, преследующее ее по всей России. Что это? Возникают странные догадки.

1997 г. Новосибирск, Сибирь

Ред.: Когда проект восстановления немецкой автономии провалился, Наташа и Игорь застряли в волжском городке Марксе и жили там до 1995 г., потому что не могли продать свой дом. Наконец им удалось обменять его на квартиру в находящемся неподалеку Саратове. В условиях только начавшейся приватизации, с криминализованными схемами и еще не выработанными нормами, продажа этой квартиры оказалось исключительно опасным мероприятием. Они утешались надеждой переехать в Новосибирск, откуда Наташа была родом, и где ее отец был большим начальником. Но переездом все проблемы тоже не решились. Приехав в Сибирь, они первую зиму жили в каком-то подвале, служившем пристанищем для алкоголиков и проституток. При всей их образованности им не хватало навыков, чтобы найти работу в новой России.

Наташин отец отмечал день рождения. За эти годы я много о нем слышала: обаятельный человек, прекрасный строитель, член новосибирской партийной элиты. Наташа никогда не упоминала свою мать, и почему-то это умалчивание не располагало к расспросам. Воспитал ее именно отец, и о нем она говорила с любовью и гордостью. Конечно, и он в ней души не чаял. Но я никак не могла понять, почему она сбежала от него и ото всех сопутствующих привилегий. Отказываться от таких преимуществ в России тогда было гораздо опаснее, чем на Западе. Что заставило ее отказаться от ее первого счастливого брака, метаться туда-сюда по России, меняя мужей, и в результате вернуться в родной город, чтобы поселиться в подвале с алкоголиками и отбросами общества?

Наташины отец и мачеха жили в квартире в центре города. Мы поехали туда на трамвае. Несмотря на бедность, Наташа и Игорь принарядились в секонд-хенде, торгующем западной одеждой.

Дверь открыл энергичный человек с буйной гривой каштановых курчавых волос – дочь оказалась вылитой копией своего отца. Галантно поцеловал мне руку. Квартира была светлая и просторная, но при этом удивительно просто обставленная. Интересно, - думала я, - это инфляция посткоммунистических лет съела его сбережения? Или то изобилие, которое живописала Наташа в своих рассказах о детстве, было относительным?

У него был рак голосовых связок, но, тем не менее, он усадил меня рядом с собой и весь долгий летний вечер потчевал меня шутками и историями, рассказывая их шепотом. Несмотря на все его усилия и любезность, атмосфера была унылая. Его жена, намного моложе его, кукла с круглым раскрашенным лицом и широкими бедрами, приготовила роскошный праздничный ужин. Почти весь вечер она молчала и вымученно улыбалась. «А как же я», - казалось, говорила ее улыбка. Она, конечно, окрутила своего большого начальника, но он неизбежно превращался в больного старика.

Наташа суетилась и нянчилась с отцом и со мной. Неудивительно, что она нервничала. Когда мы еще одевались, чтобы ехать на праздник, она затронула рискованную тему. Всю жизнь ее отец строил военные заводы (они виднелись на горизонте). «Один из них производил ядерное оружие», - сказала она испуганным шепотом, поймав мой взгляд в зеркальце, перед которым она красила глаза.

«Мы с сестрой в детстве ничего не знали – думали, он просто строит дома». На самом деле, конечно, большая часть экономики города и 40% экономики советской империи существовали за счет военной промышленности. «Я узнала об этом не от папы, а от Саши» (так звали ее первого мужа). «Он не хотел мне говорить – я его заставила». Она обернулась и посмотрела на меня прямо. «Я так любила папу. Он был моим кумиром – и я почувствовала, что меня предали. Я не могла его простить. Он принадлежал к тому миру, он всё знал о нем, но никогда ничего нам не рассказывал, не подготовил нас. Как я смеялась, когда люди говорили о психотронном оружии! Я думала, это просто паранойя! Они на это и рассчитывали – на то, что мы будем считать это несбыточными сказками! А когда я недавно спросила его об этом, он сказал, что прекрасно знал про такие заводы!» Я хотела расспросить подробнее, но тут нас прервал Игорь: пора было уже выходить. В трамвае Наташа не смотрела на меня, а стояла, уставившись в окно, пугающе бледная и молчаливая.

Наташино беспокойство передалось отцу. Даже сейчас было заметно, насколько они близки. Когда все, кроме нас, ушли на кухню, чтобы накрыть на стол, он вдруг сказал мне хриплым шепотом: «Плохо мы делали», как будто он знал, о чем мне рассказывала его дочь. В этот момент из кухни появилась Наташа с тарелкой дымящегося плова. «Ты был просто строителем – это не твоя вина!» - она бросилась его защищать. «Ну, что сделано, то сделано», - вздохнул старик и потянулся к верхней полке, где стояло его лучшее угощение – бутылка армянского коньяка. «Будем довольствоваться малым – армяне нас всё еще любят», - он ободряюще улыбнулся, наливая мне коньяк.

Плов был великолепным. Мы наелись и сидели, развалившись, за столом. Старик повернулся ко мне: «Я в Бога не верю, мне ничего не будет», - просипел он мне в самое ухо, так чтобы никто больше не слышал. Даже в этих словах мне послышалась неуверенность. Он и тут ошибался? «Выпьем за мир», - сказал старый солдат холодной войны.

***

Наташины откровения об отце были вызваны тем, что она увидела у меня книгу, которую мне дали тем утром. Книга была о психотронном оружии. Раньше я не слышала этого термина.

Очевидно, что это оружие, действующее на большом расстоянии. Оно может незаметно влиять на мысли людей. Боже, - подумала я, услышав это, - вот оно. Мы опять на неизведанной территории среди чудовищ. Дома я бы над этим разве что посмеялась. Но человек, который всучил мне эту книгу – ученый, – утверждал, что чудовища, описанные в ней, вовсе не сказочные. Тому, что в известном мне мире они не появлялись, были свои причины: правительства хорошо их засекретили. Это была темная сторона науки, которой, в частности, занимался он сам.

Наташа всё прекрасно понимала. Увидев у меня эту книгу, она не находила себе места. Ее реакция разожгла мое любопытство. Когда мы вернулись из гостей домой, она легла спать, а я стала читать книгу.

Психотронное оружие, - читала я, - это не фантазия футурологов. Оно уже существует. Оно способно разрушать системы управления с большого расстояния. Транслируемая им информация может убивать армии, а потенциально и целые народы. Оно функционирует посредством воздействия на электромагнитное поле вокруг живых организмов…

Я посмотрела на спящую Наташу. Неужели ее любимый отец, строитель военных заводов, построил завод, производящий психотронное оружие? Стало ли это тем потрясением, которое пошатнуло ее жизнь, заставило маниакально носиться по всей России и избавляться от старинных вещей, хрусталя, мебели – всего, что куплено на деньги ее отца?

III Россия: Бюро находок 3: Дом моей мечты

Третий отрывок из книги Сьюзан Ричардс повествует о жизни Наташи и Игоря в Крыму, семь лет спустя после того, как автор навещал их в Сибири.

2004 г. Крым, Севастополь

Несколько лет я писала письма в Новосибирск, но мне не отвечали. Наташа с Игорем бесследно исчезли. Я нашла их через Анну. Она совершенно неожиданно получила от Игоря электронное письмо, содержание которого, по мнению Игоря, должно было ее заинтересовать. «И как, заинтересовало?» - «Ха!»

Пара теперь жила где-то в Крыму, на Черном море. Я напросилась пожить у них. Зал вылета в московском аэропорту был набит русскими. Казалось, для них было обычной практикой съездить с семьей в отпуск за границу. Они листали русскоязычные глянцевые журналы «Лимузин», “Property Today”, их дети были одеты в новенькие спортивные костюмы, слушали «айподы». Но эти счастливцы, пожинающие плоды московского коммерческого бума, были на самом деле не так уж богаты. Это были бухгалтера, шоферы, повара. Поездка в Крым не была дорогостоящей, он даже не считался «заграницей». До 1954, когда Хрущев от щедрот завещал Крым своей родной Украине, он действительно принадлежал России. До распада Советского Союза это большого значения не имело. Теперь это стало фантомной болью: кажется, что это часть России, а на самом деле – другая страна.

Во время перелета я всё пыталась себе представить, какими стали Наташа и Игорь. Влились ли они в поток новой экономики подобно моим попутчикам? Когда я последний раз видела их в Сибири, они уже перенесли множество суровых испытаний и приобрели некоторые коммерческие навыки. Я пыталась представить себе, как они живут в довольстве, на море, как представители среднего класса, - но всё это было неправдоподобно. Наташа всё еще пряталась от своего прошлого и от матери, которая преследовала ее во сне.

Наташа встретила меня в симферопольском аэропорту. Ее курносое славянское лицо под копной густых кудрявых волос сияло на солнце, глаза сверкали. Она запрыгала на месте от радости. При ней был хорошо одетый молодой человек, который сильно хромал при ходьбе. Хм, значит, она всё-таки ушла от Игоря. «Нет, нет, это не то, что вы подумали, - быстро сказала она. – Познакомьтесь, это наш замечательный друг и коллега Володя. Он герой афганской войны».

Пока мы ехали на юг от Симферополя, Наташа рассказывала мне Володину историю. Молодого увешанного медалями полковника, едва живого от ранений, привезли сюда из Афганистана прямо с поля боя. Когда он, наконец, поправился, Крым уже стал ему домом. Тогда там располагался российский флот, и многие военнослужащие, выходя в отставку, оставались там жить. После распада Советского Союза российское правительство заключило с Украиной договор, что до 2017 г. Черноморский флот будет арендовать базы в Севастополе.

Мы ехали пологими холмами; краски были такими насыщенными, будто мы оказались внутри пейзажей Дерена или раннего Кандинского: пурпурные поля, покрытые цветущей лавандой, затем золотистые склоны со спелой пшеницей, потом сплетения зеленых виноградников, тянущиеся далеко вперед. Даже неизбежный хлам – ржавые конструкции и столбы, недостроенные бетонные сараи и заборы – тонул в невероятной красоте этих мест.

Когда-то, - сказал Володя, - здесь было хорошее вино, а торговля лавандовым маслом приносила большую прибыль. Но сейчас колхозы, содержавшие базы советского флота, распались. Почва здесь настолько плодородна, что дает по три урожая в год. Фрукты, овощи, хлеб растут и сейчас, но продавать это практически некому. Вдоль дороги стояли мужчины и женщины и за смешные деньги продавали помидоры, малину, черешню, клубнику и овощи.

Наташа заговорила о политике в Севастополе и о каком-то проекте, которым она сейчас занималась вместе с Игорем и Володей. По мере ее рассказа всё становилось на свои места: без сомнения, сюда эту пару привела всё та же тяга к неприятностям, которая в свое время загнала их (через всю Россию) в эпицентр политической бури в Марксе. Крым, за который веками шла борьба, в тот момент находился в состоянии перманентного конфликта, незримого остальному миру. Он стал украинским Гонконгом: российская империя рушилась, но русские продолжали там жить, и их флот тоже стоял там.

Таков был тупик в отношениях между Украиной и Россией, и никто не брал ответственность на себя. «Мы живем в настоящем, а настоящее застряло в прошлом. Ничего нельзя сделать – невозможно даже купить билет на поезд, не говоря уже о том, чтобы получить паспорт или провести себе телефонную линию. Только если есть знакомые или деньги на взятку. Герои Афганистана двенадцать лет ждали, чтобы им провели телефонную линию! Когда мы сюда приехали, нам пришлось тяжело – мы не могли найти работу. И если бы мы не познакомились с Володей, то никогда бы и не нашли». Когда показалось море, Володя свернул на проселочную дорогу, идущую между пышными садами с множеством цветов и фруктовых деревьев. В садах были домишки, наскоро построенные из строительных отходов. Машина остановилась перед двумя бетонными хижинами, крытыми жестью; вокруг были буйные заросли сорняков. За забором прыгали и радостно лаяли две собаки. Там же мы увидели Игоря: он стоял (как всегда, очень прямо) и лучезарно нам улыбался. Он был загорелым и красивым. Усы, окаймлявшие его рот, были, как и прежде, черными и аккуратно подстриженными. Но его волосы теперь были совершенно белыми, а во рту не хватало передних зубов.

Мы сидели и пили фруктовый сок на импровизированной террасе, сделанной из натянутого куска камуфляжа. Когда Володя ушел, я заглянула в дом. Он был просто обставлен. К моему удивлению, книг почти не было. На безупречно чистом столе Игоря стоял компьютер, была даже связь с Интернетом. Улыбаясь, Игорь сказал, что благодаря Володе они снова стали выпускать газету – как и в прошлый раз, они назвали ее «Вестник». Теперь они распространяли ее бесплатно.

«Как видите, всё наше имущество пропало. Видимо, мы и должны были всё потерять. Еще раз. Мы должны были снова научиться жить. У собак мы научились вставать с рассветом и ложиться спать с наступлением темноты. В какой-то момент нам пришлось продать наши книги – даже английские. Просто чтобы выжить. Один раз мы целый месяц жили на гречке. Даже смешно: еду мы всегда воспринимали как нечто само собой разумеющееся. Потом мы поняли, как мало нам нужно для жизни. И как нам от этого хорошо. Чувствуешь себя легким и свободным!» Наташин рассказ рвался наружу, как шампанское из бутылки.

«Если бы мы так и остались в Новосибирске, мы бы ничего этого не узнали. Жизнь была слишком простой. Да, мы зарабатывали неплохие деньги. Мы жили в неплохой квартире. У нас было всё, чего душа ни пожелает. Но там было нечего делать – только пить кефир и слушать шум кондиционера. Кроме того, мы не очень честно зарабатывали те деньги. Помните? Игорь подал блестящую идею, как рекламировать дома, которые строила та компания. Мы еще устроили детский конкурс, где нужно было рисовать “Дом моей мечты”. Но это было нечестно – это выглядело так, как будто компания в самом деле собиралась строить эти “дома мечты”. Что, конечно, было совершенно не так!»

Я ночевала во втором домике, стоящем в другом конце участка. Ложась спать, я заметила ящик непочатых водочных бутылок, спрятанный под столом в углу комнаты. Значит, Наташа всё еще пила. Как же ей тогда удавалось выглядеть такой счастливой и здоровой? Как это они печатали «Вестник», но раздавали его бесплатно? Чем они зарабатывали? Всё как-то не сходилось.

Зато я узнала решение старой загадки. За ужином я спросила Игоря и Наташу о тех слухах, которые ходили по Новосибирску, когда я была там последний раз. Говорили, что на заводе недалеко от места, где они жили, произошла утечка плутония. Это было правдой? Да, была большая утечка, - сказали они. На проспиртованную Наташу это не подействовало, но Игорь, который не пил, сильно пострадал. Вскоре после моего отъезда у него выпали зубы.

Я выключила свет, и вдруг раздался стук лопаты: кто-то рыл землю – совсем недалеко, как будто прямо в саду за дверью. То и дело вспыхивал фонарь. Лопата всё стучала и стучала. Что это они делают? – думала я, засыпая.

(1) Книга Сьюзан Ричардс Epics of Everyday Life: Encounters in a Changing Russia (Viking, 1990).