Адрес: https://polit.ru/article/2010/08/26/unia/


26 августа 2010, 10:00

Уния или раскол


1 июня 1595 г. несколько епископов и архимандритов Киевской митрополии во главе с митрополитом Михаилом Рогозой составили для передачи королю Сигизмунду III и папе Клименту VIII акт, содержащий условия вступления православных епархий Речи Посполитой в унию с Римско-Католической церковью. Вот некоторые из них, касающиеся основных (весьма немногих) догматических расхождений католицизма и православия – об исхождении Св. Духа от Сына Божьего, о Чистилище, о Св. Причастии и т.д.

1.      "о Св. Духе исповедуем, что он исходит не от двух начал, не двояким исхождением, но исходит из одного начала, как источника – от Отца через Сына;

2.      все наши литургии – Василия Великого, Златоуста и Епифания или преждеосвященных даров, все наши молитвы и все вообще обряды и церемонии Восточной церкви желаем сохранить в совершенной неизменности и совершать на нашем языке;

3.      таинство Евхаристии, как было у нас всегда, да преподается под двумя видами, равно и таинство крещения и его форма да остаются у нас, как было до сих пор без всякой перемены и прибавления;

4.      о чистилище не возбуждаем спора, но желаем следовать учению церкви. И новый календарь, если нельзя удержать старого, примем, но с условием, чтобы порядок и образ празднования нами Пасхи и все прочие наши праздники, в том числе и праздник Богоявления 6-го января, несуществующий в римской церкви, остались неприкосновенными и неизменными;

5.      не принуждать нас к крестному ходу в праздник Тела Христова, у нас несуществующий, и ко всем другим римским праздникам и церемониям, каких нет в нашей церкви;

6.      супружество священников наших должно оставаться неизменным;

7.      митрополия, епископии и другие духовные должности у нас отдаются людям не иной нации и веры, как только русской и греческой. И мы просим короля, чтобы он по нашим канонам оставил за нами – духовными – право избирать на вакантные кафедры, митрополитанскую и епископские, по четыре кандидата, из которых одного он будет утверждать сам;

8.      епископы нашего обряда не должны ездить в Рим за получением хиротонии и ставленных грамот, а по прежнему пусть посвящаются нашим митрополитом. И сам митрополит, хотя и будет обязан ездить в Рим за ставленой грамотой, но должен посвящаться по возвращении из Рима нашими епископами здесь на месте;

9.      просим, чтобы митрополиты и епископы нашего обряда имели место в сенате наравне с римскими епископами;

10.  указы об открытии генеральных сеймов и провинциальных сеймиков должны быть адресуемы и к нам;

11.  просим, чтобы распоряжения из Греции с прещениями против нас не допускались сюда и не имели никакой силы; чтобы духовные лица нашего обряда, которые не захотят нам повиноваться, лишались бы права священнодействовать; чтобы епископы и монахи из Греции не совершали в наших епархиях никаких треб в подрыв унии;

12.  если бы впоследствии кто-нибудь из людей нашего обряда захотел принять обряд римский, это не должно допускаться, ибо мы будем в одной церкви под властью одного папы

...

19. да не возбраняется нам звонить в колокола в наши праздники, носить к больным св. Тайны открыто по нашему обычаю и совершать торжественные крестные ходы;

20. монастыри и храмы нашего обряда да не обращаются в римские церкви; а если кто из католиков опустошит их, то должен исправить и вновь выстроить;

21. коллегии или духовные братства, недавно учрежденные патриархами и утвержденные королем в Вильне, Львове, Бресте и др. местах, если они согласятся принять унию, пусть останутся в целости, но только в подчинении митрополиту или епископу той епархии, в которой находятся;

 22. да позволено будет нам иметь семинарии и школы греческого и славянского языка, также типографии для печатания книг, под надзором митрополита и епископов, без разрешения которых ничего не должно издаваться

При том, что принявшее акт собрание не являлось собором митрополии, ему придали статус Соборного послания:

"Поручаем эти артикулы нашим уважаемым собратьям – епископам: Владимирскому Ипатию Потею и Луцкому Кириллу Терлецкому, чтобы они испросили на них, от нашего и своего имени, утверждение у верховного первосвященника и короля. И тогда мы, успокоенные касательно нашей веры, таинств и обрядов, тем смелее и без всякого стеснения совести приступим к соединению с римской церковью, чтобы и другие, видя, как все наше остается в целости, охотно следовали за нами".

Так был сделан решающий шаг в направлении Унии, окончательно установленной Собором в Бресте 9 октября 1596 г. на основании папской буллы от 23 февраля 1596 г.

Данный сюжет до сих пор является в известном смысле болевой точкой исторического сознания множества людей – и не только глубоко православных или глубоко католиков, для которых он связан с вероотступничеством / борьбой с вероотступничеством. Не менее остро его воспринимают и, казалось бы, далекие от религиозной озабоченности люди – русские, украинцы, белорусы. Для кого-то это – печальный пример тактической победы злобного Запада, не смыкающего глаз в мыслях об уничтожении русского народа. Для кого-то – пример попытки прорыва украинского/белорусского национального чувства к эмансипации от Москвы, так сказать, шаг "евроинтеграции". Кто-то же назовет данное событие началом внутреннего, религиозного раскола народа Украины…

Мы же все-таки попытаемся, избегнув партийности, дать здесь краткие соображения по поводу столь чувствительного предмета – не претендуя ни на богословские глубины, ни на полноту исторического изложения истины в последней инстанции.

Прежде всего, стоит сказать несколько слов вообще о религиозной жизни западнорусских земель, то есть той части Киевской Руси, что оказалась в ХV-ХVII веках под властью Литвы и Польши, а с 1569 г. – объединившей их Речи Посполитой.

Напомним, что до избрания Москвой собственного, автокефального митрополита в 1448 г., все русские земли в религиозном отношении представляли собой одну митрополию – Киевскую, подчинявшуюся Константинопольскому (Вселенскому) патриарху. Затем Москва отложилась от Царьграда (еще не завоеванного турками!), что почти автоматически привело к расколу: на территории Литвы появился свой Киевский митрополит, по-прежнему подвластный Костантинопольскому патриарху. Также напомним, что поводом для всего этого послужила Флорентийская уния, принятая Константинопольским патриархом в 1439 г. и отчасти дезавуированная Византийским императором лишь в 1451 г. – когда московская церковь уже окончательно "ушла".

Итак, с 1448 г. западнорусские земли зажили отдельной от Москвы религиозной жизнью – довольно специфической и неоднозначной. Первым делом отметим, что это было православие во многоконфессиональном государстве: помимо доминирующего католицизма и еврейских общин, в Литве и Польше с ХVI века появляются мощные и деятельные протестантские общины, причем разного толка: лютеране, кальвинисты, анабаптисты, меннониты, так называемые ариане… При этом Польша в плане веротерпимости была тогда едва ли не самым либеральным государством Европы: в ней, в отличие от Московии, допускался сравнительно свободный добровольный переход из одной конфессии в другую – во всяком случае, из православия можно было выйти, не боясь, что тебя сожгут за это на костре. В ХVI веке Реформация в Европе породила резкую интенсификацию интеллектуальной жизни вообще и богословия в частности. И протестанты, и католики организовывали новые университеты, писали и печатали невиданными доселе тиражами полемические сочинения, оттачивали приемы диспутов и старались повысить привлекательность своих институций для светской публики. В шестидесятые годы ХVI века в Польшу и Литву пришел орден Иезуитов со своими обширными образовательными программами и новаторскими технологиями обучения – все это привело к тому, что и православные активизировали духовно-просветительскую деятельность. Кульминацией этого процесса станет создание в 1634 г. митрополитом Петром Могилой Коллегии в Киеве – первого высшего учебного заведения в православных славянских странах – унаследованного затем Москвой и сыгравшего важную роль в интеллектуальной истории России ХVII – ХVIII веков.

Но это будет потом – почти через сто лет. Пока же, как ни странно, в наметившимся православном просвещении заметное участие приняли выходцы из… Московии. Причем, чаще всего – выходцы вынужденные. Такие, как бывший троицкий игумен Артемий, осужденный на московском Соборе 1554 г., бежавший в 1564 г. в Литву князь Андрей Курбский или первопечатник Иван Федоров со своими помощниками, чья московская типография была разгромлена. Эти люди вместе с крупными православными магнатами Литвы – кн. К. Острожским, Г. Ходкевичем и др. – занимались приобретением рукописей, организацией переводов, создавали школы.

Так, Курбский, будучи уже немолодым человеком, изучил латынь, риторику и диалектику. Причем более молодого своего родственника – кн. М. Оболенского – убедил получить образование правильным образом: тот три года учился в Краковском университете, после чего еще два года доучивался в Италии. По возвращении именно он вместе с игуменом Артемием составили костяк переводческой группы князя Курбского.

Так, Иван Федоров, бежав из Москвы, обосновался в Заблудове – имении Ходкевича. Здесь в 1569 г. он напечатал по рукописи ХIV века "Евангелие Учительное", затем, годом позже, Псалтырь и Часослов. Когда Ходкевич умер, печатник вместе с типографией перебирается во Львов, где в 1574 г. печатает Апостол. Еще одна русская типография возникает в Вильне – она принадлежит Козьме и Луке Мамоничам, богатым виленским купцам, членам городского совета. Туда переезжает из Заблудова Петр Мстиславец, помощник Ивана Федорова. (Впрочем, настоящим русским первопечатником был, по-видимому, Франциск Скорина, напечатавший в Праге в 1517-1520 г. 23 книги из библейского свода, переведенные им с церковнославянского на старобелорусский.) В 1579 г. типография Федорова обанкротилась. Но Константин Острожский вызывает Федорова к себе в Острог, где ставит его во главе своей, специально заведенной типографии. Именно здесь сформировался тогда главный, по сути дела, центр русского просвещения – а одним из важнейших продуктов его деятельности стала знаменитая Острожская Библия.

Это было первое печатное издание полного собрания библейских книг православного канона, изданное типографским способом. За основу была взята рукописная так называемая Геннадиева библия – свод, выполненный в 1490 г. по указанию новгородского архиепископа Геннадия, – первая, в свою очередь, практически полная библия на церковнославянском языке. Тогда, в 1490 г., часть библейских книг, отсутствовавших в славянском переводе, переводили с греческого, с т.н. "Библии семидесяти толковников". Однако, некоторые книги (и не так уж мало), не найденные в греческом переводе, переводили с латинской Вульгаты Св. Иеронима. И совсем небольшую часть переводили по первоисточнику – т.е. с древнееврейского. Для издания Острожской библии 1580-1581 г. князь Константин сумел добыть не только Геннадиеву, но и ряд других рукописных библий, присланных отовсюду – из Москвы, Греции, с о-ва Крит, из Константинополя и т.д. Греческий текст брался из двух французских изданий. В итоге, следование Вульгате в Острожской библии заметно меньше, чем в Геннадиевой, однако оно все равно довольно ощутимо. Как бы то ни было, именно это издание было перепечатано в Москве в 1663 г. – впервые в юрисдикции московского царя. И только лишь в 1751 г. т.н. Елизаветинская библия пришла на смену Острожской как результат многолетней работы синодальных переводчиков.

Побочным результатом издательского проекта стала организация Острожской школы – среднего православного учебного заведения, созданного по типу иезуитских коллегий. В самом деле, съехавшиеся в Острог ученые люди как нельзя лучше подходили для преподавания в таком заведении. Первым ректором школы, кстати сказать, был отец Мелетия Смотрицкого – знаменитого автора первой научной грамматики церковнославянского языка, по которой потом учился Ломоносов. Он же, само собой, принимал активнейшее участие в редакторской работе при издании Библии.

Характерно, что Острожская школа была не единственным заведением подобного рода в Речи Посполитой. Еще одну аналогичную школу основал и финансировал Курбский в Ковеле, еще одну – князь Слуцкий в Слуцке, были и другие. А вот с восточной стороны русско-польской границы в этом отношении была тишь да гладь: никаких результативных попыток создать хотя б среднее учебное заведение не предпринималось там едва ли не до конца первой трети ХVII века.

См. также: