19 марта 2024, вторник, 11:02
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

16 ноября 2010, 09:02

Прошлое и настоящее российской лингвистики

Мы публикуем стенограмму передачи «Наука 2.0» – совместного проекта информационно-аналитического канала «Полит.ру» и радиостанции «Вести FM». Гость передачи – доктор филологических наук, зам. директора, зав. отделом современного русского языка Института русского языка Российской Академии Наук Леонид Крысин. Услышать нас можно каждую субботу после 23:00 на волне 97,6 FM..

См. также часть 1

Анатолий Кузичев: В эфире «Наука 2.0» - совместный проект портала «Полит.ру» и радиостанции «Вести FM». Вторую программу подряд у нас Леонид Петрович Крысин, доктор филологических наук, замдиректора и главный научный сотрудник, заведующий отделом современного русского языка Института русского языка Академии наук. Ведут программу Борис Долгин, Дмитрий Ицкович и Анатолий Кузичев.

Леонид Петрович, здравствуйте!

Леонид Крысин: Добрый день.

Дмитрий Ицкович: Пока мы готовились к передаче, начали спорить, какой науке пришлось тяжелее. Боря утверждал, что физикам полегче, а лингвистам тяжелее. Я в этом сомневаюсь, но история российской лингвистики так же драматична, как история любой науки в России: со своими кульминациями, падениями и взлётами. Леонид Петрович работает в Институте русского языка, а у нас ведь уже были гости из этого института.

Борис Долгин: Да, Владимир Плунгян.

А.К.: Который про корпус русского языка рассказывал? Да, это интересно.

Д.И.: Леонид Петрович, расскажите, пожалуйста, про историю российской лингвистики и про историю Института русского языка.

Л.К.: История российской лингвистики, может быть, менее драматична, чем история российской генетики, как и биологии в целом – там было много трагического…

Б.Д.: Но над лингвистикой стали издеваться чуть раньше.

Л.К.: Но и в истории лингвистики было тоже много такого, что определялось не научными фактами: людей сажали, людей расстреливали. Был такой замечательный лингвист Евгений Дмитриевич Поливанов, который почти в одиночку боролся с марризмом (это конец 20-х – начало 30-х гг.), не боялся выступать в одиночку против, хотя улюлюкающая орава сторонников Марра называла его кулаком…

А.К.: А что такое марризм?

Б.Д.: Учение Николая Яковлевича Марра, известного кавказоведа.

Л.К.: Он считал, что все языки произошли от четырех элементов.

Д.И.: Как обычно: огонь, воздух, земля  и вода. [Смеются]

Б.Д.: От четырёх слов.

Л.К.: Зло было даже не в самом Марре, а в свите, адептах Марра, которые считали, что должна существовать только наука, освящаемая именем Марра.

Б.Д.: Новая наука о языке.

Л.К.: Да, а все остальные – это ересь. Поливанова называли кулацким подпевалой - терминология была соответствующая, в духе времени. В 1937-м году его посадили, обвинив в том, что он японский шпион, и в январе 1938-го расстреляли. Был востоковед Самойлович, который примерно такую же судьбу разделил. Были посадки: например, Виктор Владимирович Виноградов, очень известный учёный, сейчас есть институт его имени, дважды побывал в ссылке: в начале 30-х гг. и позднее - в Кирове, т.е. в Вятке и в Тобольске.

Д.И.: По легенде, он потом помогал Сталину писать известную статью.

Л.К.: Нет, там действительно кто-то помогал, но не Виноградов. Виноградов замечателен тем, что в 1965-м году, когда судили Синявского и Даниэля, его попросили дать экспертизу их текстов, чтобы, основываясь на экспертизе, обвинить их с большим основанием в антисоветской пропаганде.

Д.И.: Надо уточнить, что тексты были под псевдонимами Терц и Аржак.

Л.К.: Да. И Виноградов имел мужество отказаться. Тогда экспертизу сделал один из учеников Виноградова, я не буду называть его имени.

А.К.: Правильную сделал экспертизу?

Л.К.: Такую, какую требовали.

Д.И.: Редкий случай: какую заказали – такую и сделали! Никакого вранья! [Смеются]

Л.К.: Их бы и без экспертизы осудили бы…

Б.Д.: Трижды привлекался по разным делам лингвист и филолог Виктор Максимович Жирмунский, но так и не сел.

Л.К.: Вот его судьбу я не знаю.

Д.И.: Ну, он петербуржский.

Л.К.: Владимир Николаевич Сидоров, работавший в нашем Институте, тоже был в ссылке…

Л.К.: Если говорить о научной стороне, то надо вспоминать историю советской лингвистики, потому что значительную часть времени после 1917-го года, конечно, никуда не денешься, были советские лингвисты. В большей или меньшей степени. Поливанов, о котором я упоминал, был не совсем советский, хотя он выполнял поручения Коминтерна, ездил по делам, не связанным с лингвистикой. Но это отдельный разговор.

А.К.: Извините, а людям, которых вы упоминали, кто в ссылке, кто под расстрел – что им инкриминировалось?

Л.К.: Например, в панславизме их обвиняли. Панславизм – это в определённом смысле национализм славянский. Славянское начало – оно выше всего остального.

Д.И.: Выше классового.

Б.Д.: Виноградов, по-моему, в том числе и в этом обвинялся.

Л.К.: Возможно. Есть замечательная книга В.М.Алпатова и Ф.Д. Ашнина, как раз об истории периода 1920-30-х гг.

А.К.: Извините, а обвинители усматривали и в работах этих учёных проявление панславизма?

Л.К.: Обвинители – от лингвистики, а следователи ничего не усматривали. А обвинители от лингвистики находили там идеализм. Самое прямое обвинение – Поливанова обвиняли в идеализме, и многих других тоже. А идеализм был недопустим. Исторический материализм у нас был единственно верным учением.

Б.Д.: Да, но, по-моему, Поливанов в фактической ссылке и незадолго до того успел поработать над среднеазиатскими языками. Это было в 1920-х – 1930-х годах.

Л.К.: Может быть, но я не помню этого факта. А арестовали его в 37-ом году и довольно быстро расстреляли.

Если говорить обо мне, то я практически всю жизнь в Институте русского языка, хотя и с перерывом. Пришёл туда в 1958-ом году после университета, в 1973-ем году оттуда ушёл, потому что подписывал письма в защиту несправедливо осуждённых, а вернулся в этот институт в 1991-ом году. 17-18 лет я работал в полузакрытом институте «Информэлектро» у Ю.Д. Апресяна.

Д.И.: Совершенно замечательное место российской лингвистики, из которого вышли почти все яндексы, хотя не все это знают.

Л.К.: Да, это было замечательное место, я благодарен судьбе, что мне пришлось туда уйти - меня просто вынудили…

Д.И.: Там занимались машинным переводом, и это было первое место, где занимались современной машинной лингвистикой.

Б.Д.: А период «бури и натиска» в послевоенной советской лингвистике – что это было? Структурная лингвистика.

Л.К.: Это конец 1950 – начало 1960-ых годов.

Д.И.: Это появление новых выдающихся имён в лингвистике: с одной стороны – Иллич-Свитыч с принципиально новой компаративистикой, а с другой – Топоров и Иванов в славяноведении, с третьей – Мельчук и вся его группа.

Л.К.: Там влияние Хомского и американской лингвистики было сильным. Борис упомянул структурную лингвистику – это, конечно, под влиянием работ Хомского и его учеников. Действительно, в 1960-е и даже в начале 1970-х годов был именно бум: много было работ по структурной лингвистике. А сейчас она уже воспринимается как исторический факт.

Д.И.: А что сейчас является мейнстримом?

Л.К.: Если брать работы ведущих учёных, если иметь в виду русистику, то Апресян – он сейчас академик, хотя ранее гонимый. У него одним из ведущих тезисов является совмещение грамматики и словаря, т.е. грамматика и словарь должны писаться, составляться одним языком, чтобы грамматика понимала словарь, а словарь – грамматику.

Б.Д.: А не как две независимые сущности.

Л.К.: Да, раньше считалось, что словарь – это одно, а грамматика - это другое, а надо, чтобы было взаимное соответствие. Тогда язык может быть полностью описан. А если один язык будет существовать как описание для грамматики, а другой – как описание словаря, то эти нестыковки могут привести к противоречию.

Д.И.: А что такое язык-описание?

Л.К.: В частности, терминология.

Д.И.: Т.е. одними терминами надо описать и тезаурус в словаре, и грамматику.

Л.К.: Понимание термина должно быть одним и тем же, применяется ли он в грамматике или словаре. Синонимия, например. Синонимы и синонимия – это термин. Она должна пониматься одним образом и для грамматики, и для словаря. Мы синонимами считаем обычно слова «койка - кровать», «языкознание - лингвистика». А синонимия существует и в синтаксисе. А это же уже грамматика.

Д.И.: А что такое синонимия в синтаксисе?

Л.К.: Если я говорю «Когда переходите улицу, будьте внимательны» и «Переходя улицу, будьте внимательны» - это две синонимические конструкции: «переходя» и «когда переходите». Это регулярное соответствие. Синонимия может быть и в морфологии, когда разные суффиксы одно и то же обозначают. С ходу не смогу привести такой убедительный пример, но вполне себе возможно представить.

Д.И.: «Мальчонка – мальчишка»?

Л.К.: Когда там суффикс -щик-, который присоединяется и образуются слова с названием профессии (каменщик, чистильщик) и какой-нибудь суффикс -тель-, который обозначает то же (строитель, спасатель). Так что синонимия существует не только в лексике, но и в грамматике. Это, может, не самый яркий пример, но такого рода соответствия должны быть между грамматикой и словарём. Там есть гораздо более сложные понятия и термины, которые должны быть истолкованы единым образом, чтобы было полное согласование между грамматическим описанием языка и словарным.

Я только одну из идей мейнстрима назвал, а существует множество других направлений в лингвистике. Лингвистика ведь не ограничивается русистикой. Есть и другие, которые я хуже знаю. Сейчас не бум, но идет активная работа над словарями. Вообще, создание разного рода словарей – это одно из активно развивающихся направлений. В русистике, по крайней мере. Наряду со словарями, которые составлены квалифицированными лексикографами, если говорить о практике продажи словарей, то существует масса словарей пиратских, компилятивных. Словарей, открывая которые, мы не можем найти ни составителя, ни автора, ни редактора. Процветает пиратство.

А.К.: Пиратство всегда там, где повышенный спрос.

Л.К.: Конечно, спрос существует. Но пиратство совершенно бессовестное. Например, сейчас издаётся словарь под названием «Новейший русский орфографический словарь», который под красивой обложкой скрывает орфографический словарь, составленный Академией наук в 1973-ем году. Мало того, в конце предисловия указан старый адрес: «Отзывы присылайте: Волхонка 18/2, Институт языкознания». Действительно, там когда-то был Институт языкознания - до 1958-го года. [Смеются]

Б.Д.: А сами вы себя относите ли к какой-либо конкретной школе языкознания? Где вы на научном дереве?..

Л.К.: С которого не хотелось бы слезать, я понял. Моим научным руководителем по кандидатской диссертации был Виктор Владимирович Виноградов, и я работал всё время в отделе, который раньше назывался сектором русского языка. Занимался я лексикологией, стилистикой, культурой речи, а сейчас в большей степени словарями. Вообще словарь – это такая штука, которой должна быть посвящена жизнь. Да что жизнь, жизни не хватит.

Б.Д.: Как изменилась ваша работа с появлением новой техники? Карточки-то, наверное, уже не используются?

Л.К.: Карточки у нас в институте уже никто не использует, хотя люди в разной степени овладели компьютерами: одни более образованные, другие – менее.

А.К.: Но компьютер же не только инструмент для вас, он является самоценной единицей, влияющей, в том числе, на язык.

Л.К.: Скорее всего, для нас это инструмент. Потому что при составлении словарей мы активно пользуемся национальным корпусом русского языка, который мы упоминали. Мы всё время этот материал имеем в виду. Кроме того, сама работа словарная значительно облегчается с помощью компьютера, потому что если ты хочешь посмотреть какие-то другие источники, делаешь какую-то определённую словарную работу, ты можешь обратиться к другим источникам.

А.К.: Вот вы говорите «инструмент». А мне просто пришла в голову такая мысль: мы же язык всегда полагали и полагаем как средство общения, донесения своей мысли или эмоций от человека к человеку. С появлением и распространением интернета, со всё большим и большим проникновением его в сферы нашей жизни, возможно, язык впоследствии станет не средством общения непосредственно между людьми, а средством общения между людьми опосредованно. Например, через поисковую строку. Слова, фразы, строй фразы – они будут подстраиваться не под ваше ухо, а под его поисковую строку, нет?

Л.К.: В целом такого быть не может, хотя в каких-то ситуациях это вполне возможно. Какая необходимость общаться через компьютер, когда люди видят друг друга, когда контактное общение? Не нужно. А кроме того, к чему исключать телефонное общение?

Д.И.: Я сейчас попробую объяснить, что Толя имел в виду. С одной стороны, есть один из базовых трендов в компьютерной лингвистике – попытка настроить поисковую систему, систему запросов так, чтобы они были на естественном языке. Чтобы компьютер можно было спрашивать в какой-то естественной форме.

Другой тренд – всё чаще обращаясь к поисковым системам и привыкая удовлетворять наши растущие информационные запросы (растёт предложение – растут и запросы), мы перестраиваем свои навыки под возможности компьютера.

Л.К.: Понятно. Вы сейчас упомянули компьютерную лингвистику, и, пожалуй, я понял, что напрасно не упомянул эту отрасль современно языкознания. Это продвинутая область, ею активно занимаются. Есть такой Институт проблем передачи информации, где есть лаборатория компьютерной лингвистики. Раньше её возглавлял Апресян, а сейчас Игорь Михайлович Богуславский. Они как раз занимаются совершенствованием систем машинного перевода, других систем такого рода, разработкой таких систем общения с помощью компьютера, о который Анатолий упомянул. Но на бытовом уровне, не знаю,  может, я недостаточно квалифицирован, чтобы истолковывать общение на бытовом уровне с помощью компьютера. Если вы имеете в виду блоги, чаты, форумы, то это одно…

Б.Д.: Но всё равно при этом происходит общение человека с человеком, а не человека с чем-то ещё.

А.К.: В таком режиме – да.

Л.К.: Но при этом сам язык переживает трансформацию. Иногда идет намеренно небрежное обращение с языком.

Б.Д.: Т.е. происходит возникновение чего-то вроде устно-письменного языка.

Л.К.: Игра со словом. Когда возникают все эти «аффтары» и «падонки» - это намеренная игра со словом и в слово.

Д.И.: Когда у нас Зализняк рассказывал про новгородские берестяные грамоты, то почти чувствуешь, что это язык смс! Очень близко. Доступность новой коммуникации, и ты внутри этой коммуникации начинаешь играть, пробовать новые способы, искать новые оттенки, потому что тебе нужно как-то отмаркировать, что ты находишься в новой среде.

Л.К.: Это верно. Ох, вам бы Зализняка пригласить – это было бы очень здорово.

Б.Д.: Думаю, рано или поздно мы и с ним обязательно поговорим.

Л.К.: Он увлекательно рассказывает о таких вещах, которые непосвящённому читателю кажутся скукой: берестяные грамоты, ещё более древние периоды. Но он так рассказывает, что детектив можно писать!

А.К.: Я попытался проиллюстрировать моё предположение о том, что язык немного меняется. Знаете, когда забиваешь первое слово, допустим, «почему», и показываются все самые популярные запросы с этим словом. Но тут не очень характерно: «Почему я такая дура», «Почему не работает Контакт», «Почему Ленин - гриб»…

Б.Д.: Вполне классические фразы на естественном языке. Никакого принципиального изменения.

Л.К.: Ещё больше будет вариантов, если набрать не «почему», а «где».

А.К.: Давайте попробуем! «Где купить вентилятор», «Путин - краб, Медведев - шмель, а Ленин - гриб».

Д.И.: Ну, про «Ленин – гриб» мы знаем. А про краба и шмеля нет.

А.К.: Ленин – гриб и радиоволна, управляемая из Мексики. [Смеются]

Так, «Где нет дыма в Подмосковье», «где взять денег», «где можно купаться в Москве - 2010», «где ты, мой милый, потеряла силы я»… [Смеются]

Б.Д.: Можно ли прогнозировать развитие а) языка и б) лингвистики? Где вы видите тренды, которые проявятся в будущем в языке, и где вы видите что-то, что наиболее перспективно не сегодня, а завтра в науке?

Л.К.: Прогнозировать развитие языка трудно. Может быть, какие-то самые общие соображении могут быть по этому поводу. Хотя я помню, что в советское время, лет 30-40 назад, Вардуль (был такой учёный, он работал в Институте востоковедения) говорил о всемирном языке, что постепенно языки сольются, и будет один всемирный язык.

Д.И.: О, я помню эту историю, называется «Вавилон», кажется. Там строили башню! [Смеются]

Л.К.: Нет-нет, это прошлое, а это будущее, но сейчас уже эти идеи непопулярны, забыты. Вряд ли будет единый мировой язык. Даже фантазировать на эту тему скучно. А что касается тенденции в развитии лингвистики – конечно, всё больше будут внедряться какие-то методы, связанные с точностью, с компьютеризацией, с интернетом.

Б.Д.: А какие центры лингвистики, центры обучения лингвистики вы могли бы назвать? Вы же  заместитель директора по образовательным программам.

Л.К.: Да, центры традиционные, академические институты – это основное. Академические институты в Москве: Институт языкознания и Институт русского языка, Институт балканистики и славяноведения. Институт востоковедения в меньшей степени, потому что он комплексный, там лингвистика представлена только одним фрагментом. И в Петербурге Институт лингвистических исследований. И университеты. При университетах тоже существуют научные центры в разной степени сильные. Но идея перетащить всю науку в университеты, которая до недавнего времени была очень популярна и, по-моему, даже в верхах: хотели академию как-то немного редуцировать и всё перекачать в университеты, мне кажется  утопической. Потому что в академической науке накоплены определённые научные традиции. Зачем разрушать то, что уже есть? Можно параллельно создавать.

Д.И.: Можно транслировать академические лаборатории и переносить их в рамки учебных заведений

Л.К.: А зачем?

Д.И.: Я могу сказать зачем: чтобы было меньше изоляционизма. Для науки изоляционизм – вещь плохая.

Л.К.: Нет, я думаю, что это просто переносится сюда американская модель.

Д.И.: А европейская какая? Там есть отдельно лаборатории и отдельно институты, но основная наука тоже живёт на кампусе.

Л.К.: Ну да, или европейская модель. Хотя во Франции существуют традиции…

Д.И.: И в Германии существуют, но небольшие лаборатории с большим количеством постдоков, а потом изволь работать в университете.

Л.К.: Да, но у нас пространство научное просто иначе структурировано.

Д.И.: Это же сталинская научная реформа.

Л.К.: Да какая сталинская?

Д.И.: Создание системы научных институтов, оторванных от всего. Они сначала были пришиты к ВПК, а потом более или менее отделились от всего.

Б.Д.: Ну, они иногда были совершенно не пришиты к ВПК…

Л.К.: Как гуманитариев можно пришить к ВПК?

Б.Д.: Ну, не всегда, а с конца 1920-ых гг.

Д.И.: Это советское изобретение.

Л.К.: И в академиях существовали институты.

А.К.: Мы постоянно говорим о несовершенном устройстве российской науки, неважно, в какой период. О том, что она всё больше приходит в противоречие, не угоняется... У нас сейчас модернизация, о которой вроде как объявили и в которой мы как бы все участвуем, мы голосовали за нее, но она в принципе не может получиться, потому что сам механизм этой самой модернизации безнадёжно устарел. Если сравнить ее с автомобилем, то мы на каждом перекрёстке заводим его вручную, когда все уже на автоматической коробке ездят.

Л.К.: Да, но это скорее относится к техническим и естественным наукам. Мы всё-таки не претендуем на то, что можем как-то определять технические параметры прогресса и процесса вообще.

Д.И.: А мы с Борей вот с этим не согласны. Мы считаем, что гуманитарные науки и широко понятый искусствоведческий цикл вообще-то является важнейшим и базовым. Конечно, есть проблемы. И у меня есть простой пример: человек садится в лифт и едет на лифте. И он понимает, что лифт – это технический прогресс. Что он сам по себе в природе не бывает. Он приезжает на лифте домой и слушает по радио Моцарта. Про радио он тоже понимает, что это технический прогресс и вообще прогресс. А то, что он слушает музыку, и музыка ему кажется красивой, – ему кажется естественным, что неправда.

Б.Д.: Когда приходит студент учиться лингвистике, впоследствии возникает вопрос: куда ему идти дальше? Для того чтобы он шёл в науку, необходимо, чтобы было как-то устроено финансирование науки. Какие здесь проблемы и решения? Это касается и гуманитарных наук ничуть не в меньшей степени.

Л.К.: Я приземлю немного эту проблему: к нам после вузов приходят аспиранты; они поступают в аспирантуру, некоторые хорошо её заканчивают, а потом уходят на какую-нибудь фирму, где платят нормальные деньги. Потому что, окончив аспирантуру и даже оставшись у нас в институте, что очень редко бывает, потому что нам никаких ставок не дают, он будет получать 7-12 тысяч, а по современным меркам это нищенское существование. Тем более, если это парень, которому нужно кормить семью, если он женился. Поэтому, к сожалению, многие талантливые аспиранты уходят после окончания аспирантуры. Финансирование науки заслуживает большего.

Б.Д.: Просто большего или оно должно быть как-то иначе устроено?

Л.К.: Может быть, да. Какие-то подпроекты. И сейчас эта идея есть. Допустим, объявляется какой-то проект, который считается продвинутым, вызывающим интерес с научной точки зрения. Под него получаются гранты, и на эти средства можно существовать. Кончается проект – кончается и финансирование.

А.К.: Я пытаюсь себе представить: в вашей науке бывают какие-то открытия или прорывы?

Л.К.: Я не знаю, что считать прорывом.

А.К.: Ну, смотрите, модернизация: вам же придётся, условно говоря, отвечать. Вот вы встанете и будете рапортовать: за отчётный период мы изучили то, изучили это…

Б.Д.: Выпущен такой-то словарь…

А.К.: Лингвисты! Выйдите на два шага вперёд! Что вы сделали в плане модернизации?

Л.К.: Мы выпустили грамматику и словарь – и показываем, допустим, что такие-то грамматика и словарь существует и в виртуальном виде, и в бумажном.

Д.И.: Слабовато, а где же тут нано?

Л.К.: Ну, национальный корпус русского языка – это очень значительная вещь, которой пользуются не только у нас. И зарубежные учёные тоже её используют. Причём он довольно большой, сейчас у нас уже где-то 170-180 миллионов словоупотреблений.

Д.И.: Он третий или четвёртый в мире?

Л.К.: Это Плунгян вам должен был сказать, поскольку руководит этой темой. Они всё время работают, они пополняют корпус всё время. Раньше у них были только художественные тексты, а потом публицистика. Сейчас уже и разговорная речь включена.

Д.И.: А скоро собираются и невербальные тексты туда помещать: подмигивания и прочее.

А.К.: Смайлики. Кстати, смайлики – это часть языка?

Л.К.: Нет, это часть другой знаковой системы, видимо. Язык – тоже знаковая система, но он не включает в себя что-то другое, небуквенное.

Б.Д.: Почему другое, если вопросительный знак – органичная часть языка?

А.К.: Ну, смотрите: точка с запятой, тире и закрывающая скобка. Это же всё элементы языка!

Л.К.: Мне кажется, что смайл – он неоднозначен как знак.

Б.Д.: Он обычно соответствует той или иной конкретной эмоции.

Д.И.: Междометие! Он близок к междометию по смыслу. Или восклицательной частице. «Ах!» - это же часть языка?

Л.К.: Это, скорее, ближе к светофору, чем к языку.

Д.И.: Нет, это же ближе к «ах!»

Л.К.: «Ах!» - это звуковое или буквенное выражение, а это – изобразительное.

Д.И.: Ну, хорошо, я пишу письмо. Хочу сказать, что я в унынии, и говорю «Ой…» или «Ой-ой-ой», а могу вместо этого поставить несколько открывающих скобок. Это же то же самое.

Л.К.: Ну, такие небуквенные символы, может быть.

Д.И.: Да, которые выражают какую-то эмоцию, находящиеся внутри языковой коммуникации.

Л.К.: Но она не очень определённая, эта эмоция. В отличие от вопросительного знака, например. Вопросительный знак – это вопрос.

Б.Д.: Который, опять же, в сочетании с двумя точками уже чуть-чуть изменит интонацию и смысл. Вообще сочетание знаков препинания даёт такие же интонационные варианты.

Л.К.: Нет, просто это отдельная отрасль. Это можно изучать, как и знаки препинания, которые в сочетании дают какие-то смыслы.

Б.Д.: Мне кажется, что это в некотором роде продолжение системы знаков препинания, но в область междометий.

Д.И.: Это скорее выражение эмоций нетрадиционным способом.

А.К.: А когда лингвист может воскликнуть «эврика!»? Что должно произойти?

Л.К.: Например, в середине ХХ века в английской лингвистике было открыто, что есть такие глаголы, при произнесении которых мы совершаем действие. Все другие глаголы не обладают этим свойством, а они – обладают. Например, человек говорит: «Приглашаю вас в гости». Вот «приглашаю» - это он не просто озвучивает слово, а уже пригласил этим самым. А если он говорит «я пишу письмо» - он может при этом ничего не писать. А «приглашаю», «клянусь», «возражаю», «приветствую» - это глаголы, которые обозначают само действие, они равны самому действию. В первом лице единственного и множественного числа. В других лицах этим свойством глаголы не обладают.

Б.Д.: Ну да, «он приглашает» может не произноситься.

Л.К.: Это открытие сделал Джеймс Остин. Правда и до него были на эту тему размышления, но он первым опубликовал. И в этом случае он должен был сказать «эврика!».

Б.Д.: Видимо, в различных отраслях лингвистики в разных случаях говорят «эврика!».

Л.К.: Когда человек составляет словарь, он вдруг начинает обнаруживать какие-то закономерности в словах, которые раньше казались существующими совершенно разрозненно, никак не связанными. И вдруг он понимает, что, оказывается, для какой-то группы слов есть  определённая закономерность, и в описании этой закономерности лексикограф должен использовать одни и те же средства. Т.е. он должен одинаковым образом описывать, допустим, названия учебных дисциплин: алгебра, арифметика, астрономия, ботаника, география… Сначала описывается, что это наука, потом говорится, что это школьная дисциплина, а потом пишется «в разговорной речи возможно обозначение самого урока: «я опоздал на ботанику». Нужно было сказать «на урок ботаники», но ученик говорит просто «опоздал на ботанику». Это тоже свойство языка, и одинаковым образом должны быть описаны эти слова, обозначающие учебные дисциплины.

А.К.: Интересно. Простите, я сейчас произнесу глагол прямого действия: приглашаю всех на выход. К сожалению, подошла к концу наша беседа с Леонидом Петровичем Крысиным. Я ещё раз представлю его: доктор филологических наук, замдиректора и главный научный сотрудник, заведующий отделом современного русского языка Института русского языка РАН.

Спасибо вам большое! И до встречи.

Л.К.: Спасибо, всего доброго.

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.