19 марта 2024, вторник, 13:36
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

14 декабря 2011, 10:56

Революция горизонтали

Иллюстрация Сергея Елкина
Иллюстрация Сергея Елкина

С момента воскресных «выборов» и события, и настроения в обществе развивались столь стремительно, что фиксировать свое понимание ситуации казалось абсолютно лишним — счет шел на часы, а не на цикл подготовки материала. Необычайно много было и простой журналистской работы, отвлекаться на колонки было просто некогда. Но ни митинги 5-го и 6-го декабря, ни массовые задержания и суровая расправа с участниками этих акций, ни вполне неожиданная для, скажем, ожиданий недельной давности многолюдность митинга 10-го декабря мои впечатления от происходящего не изменили. Теперь, дождавшись информационной паузы в событиях, я хочу поделиться своими достаточно банальными соображениями. Заранее прошу прощения у читателей за определенную сбивчивость — текущая пауза похожа на временное замедление, и возможности произвести спокойный анализ происходящего пока еще, как минимум у меня, не существует.

Появление игрока

Суть происшедшего 4 декабря большинством аналитиков видится так: произошла значимая фальсификация выборов - это стало известно - люди в отдельных городах начали проявлять недовольство. Но это — не новость. Еще летом 2011 года опросы «Левада-центра» показали, что подавляющее большинство граждан авансом считают выборы сфальсифицированными — 54% ожидали, что выборы будут «грязными», а 49% ожидали фальсификаций. Новизна событий в другом: о фальсификациях стало известно не сверху, не сбоку, а снизу - ее увидели простые люди своими глазами, зафиксировали это на свои телефоны и камеры, рассказали об этом своими словами. Только в Москве и только из числа участников проекта «Гражданин наблюдатель» на избирательных участках присутствовало несколько сот независимых наблюдателей, а помимо этого существуют люди, которые записались в наблюдатели от партий «Яблоко», КПРФ, СР и ЛДПР — среди них тоже было много людей, которые выполняли не партийное задание, а потратили собственное драгоценное время на регистрацию, тренинги и сам процесс наблюдения.

Именно этот феномен — достаточно массированное участие обычных, зачастую аполитичных людей в прямом гражданском и политическом действии — самое значимое на сегодняшний момент.

Сегодня происходит то, чего в России не происходило никогда, за исключением эпохи Перестройки и последовавшей за ней кратковременной эпохи — это политизация общества.

Рассказы наблюдателей и очевидцев нарушений, написанные ими самими и выложенные в их собственные блоги и аккаунты в социальных сетях — тот элемент информационной картины прошлой недели, который довел ситуацию до закипания.

Для понимания этого нового феномена, который я называю революцией горизонтали, важны не только и не столько зафиксированные наблюдателями факты фальсификаций и то, что эти факты стали широко известны. Важно, прежде всего, то, как именно наблюдатели проводили свое время 4 декабря и в ночь с 4 на 5 декабря. Я работал в мобильной бригаде журналистов (проще говоря — мы ездили по наиболее проблемным участкам и брали там интервью у очевидцев) со своим другом Дмитрием Голубовским, главным редактором журнала Esquire, и — без иронии — имел честь поговорить со многими людьми, решившимися быть наблюдателями. В течение воскресенья и последующей недели мне также удалось поговорить со многими людьми, причастными к ходу выборов, — с членами УИКов и ТИКов. Не могу похвастаться, что вижу картину совсем четко, но некоторые значимые нюансы свершившегося я опишу.

Общество — от слова общение

Наблюдатель находится на участке с раннего утра — он регистрируется до начала выборов, т. е. раньше 8 утра — и до поздней ночи, когда заканчивается подсчет голосов и оформление протокола. Некоторым из моих респондентов выдали копии протоколов позже трех часов ночи.

Все это время наблюдатель — наблюдает. Согласно планам организаторов «выборов» 4 декабря, наблюдатели должны были сидеть на стульях в отдалении от урн, которые на всех видимых мною участках были еще и чем-нибудь от наблюдателей заслонены (на участке №1 в Москве – новогодней елкой, на другом участке — видимости препятствовала колонна, на третьем — поток избирателей, на четвертом урны стояли в отдельном закутке, имеющем дополнительную служебную дверь). Наблюдателям также пытались запретить ходить по залу голосования, вести фото- и видеосъемку и всячески пытались их выдворить (на многих участках - успешно) при попытке обращать внимание членов УИКа на нарушения и писать официальные заявления.

Большинство независимых наблюдателей не согласились с отведенной им ролью и свою работу выполняли добросовестно и по букве закона. Это было воспринято в штыки членами УИКов и их председателями — как выразился председатель участка №1 Борис Бобрович, который поставил рекорд, выдворив наблюдателя от ЛДПР Александра Кондрашева (см. интервью с Кондрашевым) через полчаса после начала голосования, «молодой человек, наверное, первый раз участвует в выборах, и он не совсем знает свои права и свои действия. То, что он начал с самого утра — это немножко некорректно. Он стал снимать книги (имеются в виду книги избирателей, съемка которых действительно запрещена. Кондрашев отрицает, что это делал, и после того, как ТИК не стал принимать ни заявление председателя, ни апелляцию Кондрашева, этот наблюдатель был удален с участка №1 с помощью полиции — Г.О.). Я не знаю, кто его там накачивал, кто им там проводит какие инструктажи, моя задача — главная: чтобы на участках было спокойно, комфортно гражданам голосовать».  Само по себе символично. По моим личным наблюдениям (6 участков), примерно с 10 утра и до конца голосования обстановка на участках действительно была неспокойной и не комфортной для избирателей, но создавали ее крайне нервничающие члены избирательной комиссии, которые пытались препятствовать работе наблюдателей и прикрывали, иногда, как рассказывали наблюдатели, - буквально своим телом, происходящие вбросы бюллетеней и другие нарушения. Но сейчас мне важней другое:

наблюдатели были поставлены в такие условия, что их работа превратилась в сплошное общение. Вместо глаз им приходилось в основном использовать язык.

С кем общались наблюдатели? Тут важна процедура. Для того чтобы подать заявление о нарушениях, наблюдатель должен подписать его у очевидцев — избирателей  или других наблюдателей. Затем надо, чтобы избирательная комиссия приняла заявление — т. е. тоже подписалась. В свою очередь, чтобы подать жалобу на наблюдателей, и уж тем более отстранить наблюдателя, участковой избирательной комиссии также нужно несколько подписей членов УИКа, в которой обычно есть представители от различных партий. Кроме того, на участке в обязательном порядке дежурят сотрудники полиции, зачастую — участковый, и течение дня на участок должны заезжать члены ТИКа. Таков и был круг живого, очного общения наблюдателей 4 декабря.

Почти всем опрошенным мною наблюдателям приходилось бороться за каждое свое действие - начиная от передвижения по залу, ведения видеосъемки и общения с членами УИКа, заканчивая контролем за ходом подсчета голосов и получения копии протокола. Эта борьба вызвала необходимость тем или иным путем найти общий язык со всеми участниками представления и каким-то образом утвердить свой авторитет. Наблюдатели на участковых избирательных участках — это было что-то вроде ролевой игры, русское общество в миниатюре.

Давление вертикали — в данном случае членов УИКов и его председателей — привело к удивительному результату. Раздробленное, атомизированное русское общество начало склеиваться. Наблюдатели от совершенно разных партий и независимые наблюдатели, объединенные общей целью не допустить фальсификаций, смогли найти общий язык. Непредставимая картина, когда московский пост-интеллигент или хипстер на равных и уважительно общается с коммунистами или лдпровцами, 4 декабря стала реальностью. Что еще удивительней, многим наиболее хладнокровным и разумным наблюдателям удалось создать доверительные отношения и с членами УИКа, и абсолютно поразительный результат — это благодарности сотрудникам полиции, которые я услышал сразу от нескольких наблюдателей с различных участков.

Приведу несколько характерных комментариев наблюдателей: «К середине дня ситуация стала меняться. Председатель заявил, что хочет, чтобы все было честно, и что для этого мы должны работать вместе. С этого момента стало легче. Члены комиссии и даже наблюдатели от ЕР стали с нами консультироваться, спрашивать, как мы считаем, сколько было голосовавших», - рассказывает Дарья Романова. «К концу дня отношения с комиссией стали очень напряженными, но ей приходилось с нами считаться», - говорит Анна Марголис. «Мы добились на своем участке того уровня авторитета, без которого невозможно работать. В частности, некоторые члены избирательной комиссии в конце концов стали советоваться по процедурным вопросам с наблюдателями», - утверждает Яков Борзенко. Кроме этих комментариев, включенных мною в материал для «Большого города», наблюдатели отмечали: «Отличные были полицейские. Участковый и мальчик лет двадцати. К концу дня только с ними и можно было нормально общаться», - сказала мне Марголис. «Мне кажется, члены комиссии поняли, что мы серьезно подошли к делу, реально наблюдаем и, что важно, что мы им не враги», - отметила Романова. «Что удивительно — абсолютно корректно работала полиция», - подчеркнула Волина.  

Неумение найти общий язык друг с другом, а тем более — с полицией, представителями власти и людьми другой политической ориентации до 4 декабря считалось характерной чертой русского общества. Наблюдатели делом доказали, что сегодня это уже не так. «Я нахожусь под большим впечатлением от того, что произошло и происходит в обществе. Вчера на участке я пообщался даже с единороссом — интересно было понять, что это за люди вообще», - сказал мне наблюдатель Антон Польский, в свободное от выборов время занимающийся искусством.

Люди вертикали

Почему появление нескольких сот независимых наблюдателей и их общение друг с другом и представителями власти я считаю столь значимым событием, что готов называть уже только этот феномен революцией горизонтали? Современная Россия характеризуется крайне низким уровнем социального доверия. Именно доверие, как показал Фрэнсис Фукуяма в книге «Доверие. Социальные добродетели и путь к процветанию» (М.: АСТ, 2004), и является тем фундаментом, на котором строится гражданское общество с его ассоциациями, негосударственными организациями и другими институтами развитой демократии. Общество и общение невозможно без той или иной степени доверия, и на избирательных участках 4 декабря самым важным были не фальсификации, не зарождение «революции» с ее митингами и требованиями политических изменений, а появление доверия и нащупывание общего языка между расколотыми частями общества.

Почему в России столь низкий уровень, и является ли сильная и централизованная верховная власть следствием дефицита доверия или его причиной — не тема этой статьи. Но сам факт того, что вертикаль власти существует в условиях низкого уровня социального доверия, т. е. когда люди слабо доверяют друг другу, крайне важен для понимания ситуации. Власть и укрепляется за счет дефицита доверия, и этот дефицит создает. Более того, низкий уровень социального доверия давно убедил власть в том, что общества как значимой составляющей политической игры не существует вообще. То, что можно было наблюдать на выборах и на последовавших за ним событиях, хорошо показывает, что власть и бюрократия были абсолютно не готовы к появлению нового игрока.

Стоит понимать, что и общество, и многие эксперты не до конца осознают, что такое российская власть, и как она устроена. Преимущественно это информация для служебного пользования, и по открытым источникам — публичным заявлениям политиков и чиновников — составить приближенное к реальности понимание устройства российской системы управления практически невозможно. Между тем, и у чиновников, и у властвующих политиков совершенно иная ментальность и иное представление о стране и ее жителях, чем у самих граждан России.

Столкновение этих двух мировоззренческих подходов и произошло 4 декабря: горизонталь уперлась в вертикаль - или вертикаль надломилась под напором горизонтали.

Вертикаль власти — это, конечно, абстракция. Она состоит из людей, которых я предлагаю называть людьми вертикали. У меня и ранее был опыт общения и взаимодействия с людьми вертикали — я почти год работал во ФГУПе, а также два года проводил книжный фестиваль на бюджетные деньги - но только 4 декабря наблюдения стали достаточными для каких-либо обобщений. Так вот: люди вертикали мыслят вообще другим языком, другими категориями, и с людьми горизонтали — обществом — их понятия практически не пересекаются, если вынести за скобки общее недовольство пробками и инфляцией. Их статус и карьера связаны не с эффективностью выполнения тех обязанностей, которые на них возлагает государство и качественного исполнения которых от них ждет население. Они не боятся жалоб, критики и недовольства извне — их волнует только положение внутри системы, и, в действительности, даже уже — они полностью зависят от своего положения внутри «команды», т. е. первичной ячейки неформальной системы российской бюрократии.

Представление об устройстве современной российской власти и бюрократии выпукло дает книга социолога Антона Олейника «Рынок и власть: система социально-экономического господства в России «нулевых» годов» (М.: РОССПЭН, 2011), которая основана на 116 глубинных интервью с «высокопоставленными чиновниками, экспертами и бизнесменами». Всем, пытающимся понять современную Россию, стоит ее прочесть — при всей научной фундаментальности монографии, Олейнику пишет ее языком, доступным любому грамотному человеку. Суть сложившийся в России системы вполне будет понятна, если я просто приведу некоторые слова и понятия из «Книги кодов», которая построена на этих 116 интервью. Про чиновников: «команда, другие команды, круг общения, неформальные связи, обойма». Вертикаль власти описывается такими словами: «исполнительная дисциплина, механизмы контроля, проверяющие, завязано на личность, нет рычагов, саботаж». Или вот слова из раздела «Принуждение»: «боится, давление, чтобы другим неповадно было, страх увольнения, компромат». Позитивные стимулы: «бизнес-мотивация, дать денег, премии, бабло, пряник, получить квартиру». Самоцель: «власть-собственность, держаться за кресло, выживание структуры, преемственность власти».

Существует распространенное мнение, что члены участковых комиссий в основном формируются из бюджетников — скажем, из тех же учителей школ, в которых проходит голосование. Это все еще частично верно, но уже лишь частично: среди членов УИКов и, тем более, председателей комиссий все большую долю занимают люди вертикали. Снова достаточно взглянуть на процедуру: члены УИКа назначаются ТИКом, который в свою очередь формируется главой управы района. Член одного из ТИКов Леонид Константинов заявил мне в интервью, что члены ТИКов подбираются исключительно по принципу «лояльности власти». ТИК — ключевое звено выборной процедуры: эта комиссия не только утверждает состав УИКа, но также принимает или отклоняет заявления и жалобы на членов УИКа и заверяет протоколы результатов голосования прежде, чем направить их в ЦИК.

Вот с такими людьми вертикали, а вовсе не с учителями и пожарниками, и встретились лицом к лицу независимые наблюдатели в день голосования, и с ними они боролись и у них утверждали свои заявления по нарушениям и фальсификациям.

Каков результат? Попробую сформулировать на языке людей вертикали:  исполнительная дисциплина команды из-за чрезмерного давления, отсутствия рычагов и неформальных связей с наблюдателями, а также в силу отсутствия механизмов контроля над наблюдателями, отсутствия у наблюдателей страха увольнения, отсутствия компромата на наблюдателей и непродуманной политикой позитивных стимулов — не были заготовлены пряники и бабло для наблюдателей — дала сбой, в результате чего отдельные представители команд позволили себе прибегнуть к саботажу, что в целом по городу Москва поставило выживание структуры под угрозу, а преемственность власти — под большой вопрос. В совокупности это привело к реальной возможности - как минимум, для некоторых членов системы - потерять власть-собственность, обладание которой крепко завязано на личностях и креслах.

Если такой язык вам не вполне понятен, переведу на свой собственный:

4 декабря горизонталь начала плющить вертикаль, и плющит ее уже более недели. Вертикаль прогнулась и начала приближаться к горизонтальному положению,

а отдельные члены вертикали — смотрите хоть мое интервью с членом ТИКа Леонидом Константиновым, но таких свидетельств становится все больше — стали покидать систему, почувствовав себя в рядах горизонтали в большей безопасности и комфорте.

Горизонталь выходит на улицу

Уже днем 5-го декабря, когда интернет и социальные сети заполнились рассказами наблюдателей, стало понятно, что общественно-политическая ситуация в России стала иной. Ближе к пяти вечера, когда в группе на Facebook несколько тысяч человек заявили о своих планах выйти на митинг против нечестных выборов на Чистопрудный бульвар, слово «революция» все чаще стало появляться в статусах пользователей этой соцсети и в комментариях экспертов. В 17:30 редакторы «Большого города» прозорливо отменили большой репортаж про наблюдателей и фальсификации на выборах, который я только начал писать, — ситуация изменилась так сильно, что воскресные выборы, закончившиеся лишь менее суток назад, были уже не актуальным, а историческим событием.

Атмосфера понедельничного митинга и непредсказуемая его многочисленность хорошо задокументирована прессой. Еще в воскресенье, при общении с наблюдателями на участках, мне пришла в голову аналогия текущей общественной ситуации с Facebook'ом, но на митинге 5 декабря эта метафора выкристаллизовалась окончательно: происходящее не только по участвующим в мероприятиях людям, но и по манерам их общения, взаимной поддержки и передачи информации из уст в уста (выступающих со сцены большинству людей было просто не слышно) напоминало русский сегмент Facebook'а, вдруг оказавшегося в одно и то же время в одном и том же месте, причем — оффлайн.

Природу горизонтальной культуры ярче показывает то, что произошло после митинга на Чистопрудном бульваре. Не буду в данной статье вдаваться в то, почему, зачем и правильно ли люди двинулись на Лубянку. Лично мне передали впереди стоящие, что предложено мирно расходиться в сторону метро через Лубянскую площадь. С целью миновать затор в метро «Чистые пруды» это было и разумно, а как журналисту мне было интересно, чем это расхождение по домам закончится. Мы с друзьями и коллегами беспрепятственно добрались до Лубянки по Маросейке, где были практически единственными, если не учитывать массу сотрудников внутренних войск, полицейских и огромного количества автобусов и машин, приближенных по своим свойствам к БТРам. Приметив за собой пристальную слежку сотрудников полиции, которые в буквальном смысле следовали за нами по пятам и переговаривались о нас по рации, мы решили отправиться в клуб «Мастерская» и там дождаться развития событий. В 50 метрах от  клуба события изменились:  прямо на нас — и на Охотный ряд — выбежала толпа очень молодых людей, которые что-то выкрикивали и махали руками. Через тридцать секунд их появление получило объяснение: за ними молча бежали по проезжей части несколько десятков закамуфлированных людей с дубинками и в шлемах. Внутренние войска — если это были они — довольно долго играли с протестантами не вполне понятной политической ориентации в салки, выдавливая их на проезжую часть, затем - к Госдуме, а потом заперев их на какое-то время в мекке роскоши и бутиков — Театральном проезде. Мы сами оказались в окружении, или, как говорят на улицах революции, в «коробочке», и после того, как одного из нас, корреспондента «Эха Москвы» Александра Борзенко сотрудники силовых ведомств задержали и бросили в автобус, невзирая на его пресс-карту, а другой журналист, его брат Андрей Борзенко заскочил в автобус самостоятельно и, размахивая журналистским удостоверением, все-таки освободил брата из рук вертикали, отправились в клуб, благо прямо во дворе клуба мы и были заперты внутренними войсками.

Довольно быстро мне стали поступать звонки и смски от друзей с сообщениями о том, что их задержали на Мясницкой улице. Отогреваться и пить коньяк в «Мастерской» стало морально невыносимо, и в голову пришло единственное возможное решение: продолжать свою журналистскую работу, в данном случае — выяснить у сотрудников московской полиции, за что задержаны мои друзья и где их содержат. В конечном итоге мы выясняли информацию по разным задержанным, но первичной мотивацией было именно спасти друзей. Редактор «Ленты.ру» Александр Поливанов хорошо описал подобную ситуацию в статье «Революция друзей».

Все дальнейшее — уже не мой личный опыт, а продолжение революции горизонтали. Мой друг Митя Тарновский, который к журналистике не имеет никакого отношения, тут же вызвался меня сопровождать на автомобиле и вместе с другими журналистами мы сходу организовали «мобильную группу журналистов», которая устроила «карусель» по ОВД, где содержались задержанные. С профессиональной точки зрения это была интересная ночь, но для данной статьи важно иное: во-первых, подавляющее количество задержанных — а в тот день задержано было около 300 человек — не являлись политическими активистами, привычными к митингам и задержаниям. Это были обычные москвичи, у которых воскресное шоу вызвало рвотный рефлекс. Во-вторых, огромное количество людей вызвалось помогать задержанным — по сути, за пару часов нам удалось организовать три мобильных группы — и еще больше людей делали это без всякой связи с нами: названивали в ОВД, ездили к задержанным, устраивали у стен ОВД пикеты — глубокой ночью.

Поразительная активность граждан получила свое яркое продолжение днем 6-го декабря, когда задержанным стали привозить еду, теплую одежду и прочие необходимые в тюремном быту вещи. Тем же вечером на не согласованный с городскими властями митинг на Триумфальной площади вышло неизвестное, но более чем внушительное количество людей, и, как рассказали мне завсегдатаи триумфальных акций протеста по 31-м числам месяца, это были люди, непривычные к задержаниям и митингам вообще. В тот вечер было задержано еще около 5-6 сотен людей, и проявление гражданской поддержки в ОВД продолжалось. Результат был налицо: если задержанным 5-го декабря инкриминировали статью 19.3 ч.1 КоАП и затем по ней и присудили от 2 до 15 суток заключения, то в большинстве ОВД ночью 6 декабря задержанным уже инкриминировали более мягкую статью 20.2 и только штрафовали на 500 – 1000 рублей, отпуская многих той же ночью домой (интересное исключение — Даниловское ОВД, где сидел известный журналист Аркадий Бабченко.

Общество — никогда не абстракция, а конкретно-историческая общность. Наблюдая за развитием настроений 5-6 декабря, отмечая, какие люди стали выходить на улицу и затем помогать задержанным, я утвердился в своих выводах, сделанных после наблюдения за воскресными тенденциями на избирательных участках. Как минимум, в Москве внезапно началось формирование общества — путем общения, знакомства, координации своих действий и противостояния людям вертикали. И отдельное наблюдение:

сообщество московской пост-интеллигенции начало выходить из гетто, которое оно создало своими руками, и спокойно начало общаться и взаимодействовать с другими стратами общества. 

Всплеск в политическом болоте

События 4, 5 и 6 декабря подготовили почву для массового митинга протеста 10 декабря. Я далек от революционной эйфории, и митинг на Болотной не кажется мне ни победой, ни даже фиксацией достигнутого. Важным для анализа фактом является то, что люди не только восприняли этот митинг как свой, но и устроили его сами — самодеятельность как началась 4 декабря, так и не закончилась: люди самостоятельно сочиняли и распространяли листовки, обсуждали в Facebook’е требования, состав выступающих и стратегию дальнейших действий.

Все отметили, что оппозиции удалось чуть ли не первый раз в новейшей истории России все-таки удалось не перессориться и договориться о едином месте проведения митинга — Болотной площади. Но важным мне представляется не сам этот факт, а то, что оппозиционные лидеры договорились под слишком ощутимым давлением горизонтали, которая активно манифестировала в соцсетях готовность выйти на любую площадь и с любыми спикерами, обоснованно считая этот митинг не закрепленным ни за кем, кроме как за самими протестующими.

По сути, это был первый массовый митинг за последние 20 лет, подготовленный не квази-вертикалью — лидерами и функционерами политических организаций — а непосредственно людьми горизонтали. И это — важнейшая веха в общественно-политической истории России. Еще 40 лет назад в своей беседе Мишель Фуко и Жиль Делез (Интеллектуалы и власть. М.: Праксис, 2002) сформулировали, что политические лидеры новой формации должны не представительствовать, а непосредственно представлять собственный интерес. Митинг 10 декабря — митинг тех, кто представляет свой интерес, а не представительствующих.

Те политические лидеры, которые согласовывали этот митинг, и те лидеры мнений, которые выступали с трибуны, сейчас стоят перед выбором: или исчезнуть с политической карты, или измениться под давлением горизонтали

(к чести и организаторов, и выступавших — многие из них уже изменились). Но, так или иначе, не они сегодня соль момента — о том, что не их послушать пришли люди на площадь, а друг друга увидеть и свою силу показать властвующим, не высказался еще только ленивый. Да и, как говорят очевидцы, слышно выступающих было плохо — не на то количество людей настроены микрофоны лидеров.

Добавлю ложку дегтя к красивой картине: в состоявшемся на Болотной площади митинге крайне существенным является момент поражения. Этот митинг во многом олицетворяет старую кремлевскую политику селекции оппозиции. Если Эдуард Лимонов, принципиально оставшийся с малочисленной группой поддержки на площади Революции, — сам кузнец своего несчастья, то ситуация с Алексеем Навальным и Сергеем Удальцовым, которые находятся на пороге того, чтобы возглавить левое крыло появляющейся оппозиции, просто физически были не допущены к участию в митинге. Навальный, как известно, получил 15 суток при задержании на митинге 5 декабря, и мотивы дать ему столь длительный срок могут быть разные — в частности, помешать пройти процедуру выдвижения в президенты, поскольку сделать это можно только до 15 декабря. С Удальцовым, лидером движения «Левый фронт», ситуация совсем ясная: его задержали еще 4 декабря при попытке пройти на организованный им «гражданский сход» на Красной площади, 10 декабря принудительно увезли в больницу, где снова задержали и отвезли на суд — меняю на «10 декабря снова задержали непосредственно в больнице, в которой он оказался из-за объявленной им в связи с собственным задержанием голодовкой, и, отвезя в суд, приговорили к 15 суткам. Подобная селекция — крайне важный фактор, позволяющий точнее понять суть происшедшего 10 декабря. Власть увидела горизонталь, но всеми силами хочет ее не замечать и пытается наиболее опасные для нее элементы горизонтали снова выключить из политического расклада, заигрывая с наиболее спокойной и легкой в управлении частью московского общества — пост-интеллигенцией и хипстерами.

 

Хипстеры welcome

Селекционный момент митинга 10 декабря уместно поместить в общегородской контекст последнего года. Снятие Юрия Лужкова с поста мэра Москвы произошло вслед за не вполне массовыми, но очень активными и поддержанными самыми разными экономическими и политическими агентами протестами против лужковского плана преобразования Москвы — т. н. Генплана-2025. Пришедший на смену Лужкову новый мэр, Сергей Собянин, практически сходу начал включать молодых и активных москвичей — т. н. «хипстеров» - в поле своего внимания и попечения. Например, главой департамента культуры столицы был назначен молодой, профессиональный и симпатизирующий условной аудитории «Красного Октября» Сергей Капков, который по совместительству входит в генеральный совет партии «Единая Россия», а ранее работал технологом у Романа Абрамовича. До этого назначения Капков успел завоевать симпатии москвичей быстрыми и радикальными преобразованиями в ЦПКиО им. Горького, который недолгое время возглавлял и действительно сделал местом, приятным для прогулок и пикников.

Подобное включение пост-интеллигенции и хипстеров в сферу внимания и попечения государства — грамотная политика власти по снижению накала недовольства, но, кажется, она была предпринята поздно. Впрочем, эта попытка выглядит серьезной и продуманной, и связана она не только с политическим моментом, сколько и с изменениями в элите. Само смещение Лужкова и последовавший пресмотр инвестконтрактов в Москве, по моему мнению, связаны с тем, что старая лужковская гвардия столичных бюрократов не допускала к московским стройкам капитал федерального значения, позволяя в Москве строить практически только своим, московским компаниям. Приход в столицу после отставки Лужкова капитала людей из первой сотни списка Forbes говорит в пользу такой версии. Есть и другой момент — капитал федерального масштаба привык к навязанной властями социальной ответственности бизнеса и легко может включить в свои инвестиции расходы на удовлетворение общественного запроса хипстеров. Не является секретом, что и в разработке стратегии реновации Парка Горького, и в дальнейших начинаниях Капкова значительный интеллектуальный вклад вносит Институт медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка», созданный здравомыслящим миллиардером Александром Мамутом и основателем журнала «Афиша», не менее разумным прародителем социальной прослойки хипстеров Ильей Осколковым-Цинципером.

Почему стоит так подробно рассмотреть эту страту московского общества в этой статье? Хипстеры — та часть московской горизонтали, которая уже заставила людей вертикали учитывать свои интересы. Это вызывает уважение. Сегодня хипстеры отстаивают общие интересы горизонтали, но момент селекции оппозиции на митинге 10 декабря и невнимание к этой ситуации со стороны лидеров мнений среди хипстеров дает некоторый сигнал о том, что уже допущенные к игре не совсем готовы способствовать включению в нее новых игроков.

Наброски будущего

Кто стоит за революцией горизонтали? Я уверен, что в происходящих событиях участвует как само общество вместе с внесистемной оппозицией, так и те или иные «команды», вполне комфортно чувствующие себя в системе, — т.е. элита. Впрочем, в данной статье меня не интересует непосредственно политическое развитие событий — будут ли перевыборы депутатов, перенесут ли выборы президента, и кто в итоге займет властные кресла. Меня интересует общественная суть происходящих событий и проявившиеся механизмы институциональных изменений.

За две недели до 4 декабря редактор отдела комментариев газеты «Ведомости» Максим Трудолюбов презентовал среди журналистов, экспертов и политиков свою книгу «Я и моя страна: общее дело» (М.: Московская школа политических исследований, 2011). Трудолюбов пишет о том, как выстраиваются «механизмы гражданского участия, солидарности и ответственности» за страну — т. е. об институтах общественных, политических и экономических, от дефицита и некачественности которых задыхается сегодня Россия. На вопрос из зала, как, на его взгляд, будут происходить изменения в России, Трудолюбов отвечал, что, по его мнению, революционный путь не приведет к позитивным результатам, а реальные изменения возможны только через воспитание ответственных элит, т. е. через ментальные изменения у тех, кто властвует, или у их детей и тех, кто властвующим преемствует.

Как и Трудолюбов, я придерживаюсь скорее эволюционных, чем радикальных взглядов на будущее России, а в целом — скорее либертарианских, а не левых воззрений, но позволю себе не согласиться с этой довольно распространенной, из-за привитого 1917-м и 1991-1993 гг. отторжением революций, позицией. Наблюдая за событиями последних недель, я только убедился в старом мнении, что без давления снизу элиты не меняются. Для того чтобы изменить русскую институциональную структуру, складывавшуюся еще во времена царской России и Советского Союза, стране нужна не столько сама революция, сколько постоянная угроза революции, причем именно левой революции.

Надежда на элиту смущает меня еще тем, что современная теория элит еще слабо осмыслила те изменения, которые произошли во всем мире за последние десять лет, и не вполне объясняет механизмы зарождения новой элиты и лидеров мнения в информационную эпоху. Репутации, влияние и социальные статусы аккаунтов в соцсетях и мире горизонтали строятся быстрей и иначе, чем в иерархическом мире офлайна.

Основная проблема и сетевых элит, и их аналитиков из офлайновых think-tank'ов — это механизм конвертации сетевой репутации в реальную. Последние недели показывают, что интернет — вовсе не параллельная реальность, и обменный курс при конвертации статусов из онлайна в офлайн более чем приемлемый.

Еще десять лет назад мой вузовский преподаватель информатики говорил студентам на лекциях, что если у тебя нет своей странички в интернете (тогда это называлось «хомяк», от англ. Home page), то тебя не существует вообще. Сколь полно сегодняшние элиты, обладающие власть-собственностью, осознают реальный, а не пропагандистско-медийный смысл этих слов?

Сила Интернета — не в Интернете

Чуть более года назад, в марте 2010 года, еще один крестный отец хипстерского движения, чуткий наблюдатель за действительностью и яркий интеллектуал Юрий Сапрыкин, на тот момент редакционный директор ИД «Афиша», написал нашумевшую колонку «Великий перепост». В ней он писал о том, что кухонный протест сегодня сводится к расстановке «like'ов» в Facebook’е и не выходит за рамки виртуальной действительности. «Протест сводится к нажатию кнопки на клавиатуре и дальше никуда не ведет», - писал Сапрыкин, и заключал, что «если вся протестная энергия тратится на перекидывание друг другу смелых честных роликов, то беспокоиться, в общем, не о чем».

При глубочайшем уважении к Сапрыкину, мне в этих словах видится определенное непонимание сути масс-медиа и некоторое пренебрежение к слову как таковому, не восприятие информации как набора слов и смыслов, а отношение к информации как к «контенту».

Создание и распространение информации — это деятельность, которая на протяжение всей истории западного мира имела и продолжает иметь колоссальное общественно-политическое значение. Это работа со словом, или, как любят говорить технологи, маркетологи и прочие любители французской философии — «работа со смыслами». Что в политическом плане важнее — 60-150 тысяч москвичей, вышедших 10 декабря на Болотную площадь (прямое политическое действие), или несколько сот тысяч людей с кругом друзей в 60-150 человек в социальных сетях, которые рассказывают о происходящем своими словами, тем самым создавая новую смысловую и медийную реальность, не могу с уверенностью утверждать. Но думаю, что митинг 10 декабря без таких кухонных протестантов попросту не состоялся бы. Две тысячи лет назад было сказано: «В начале было слово». Верно и сегодня.

Зарождение нового мира

После Арабской весны многим наблюдателям — и в России, и в других странах — стало казаться, что роль интернета и соцсетей в политической жизни серьезна, и эта роль ими понята верно. Отечественные технологи даже уверены, что они с этой новой реальностью научились работать — посмотрите, например, письмо членам «Наших», ставшее достоянием гласности незадолго до выборов, или вспомните про DDoS-атаки на Livejournal.сom и ряд критически настроенных интернет-медиа в день выборов и накануне его.

Но я бы не спешил с выводами и прогнозами. Интернет сегодня находится в самой зачаточной стадии своего развития, и я думаю, что если спросить, как видит будущее интернета создатель Facebook'а Марк Цукерберг, он вряд ли выдаст готовый и правильный ответ. Я слежу за развитием Facebook'а c 2007 года, и более динамично развивающегося сервиса я не видел. По моему мнению, разработчики Facebook'а свои идеи черпают из общества и общественных наук, а не предлагают пользователям какие-то новые социальные идеи. К примеру, самый знаменитый функционал Facebook'a – кнопка “like” - это практически точное воспроизведение модели «социального поглаживания», разработанной Эриком Берном в книге «Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры» (М.: Эксмо, 2008). Интернет вообще и Facebook в частности развивается вслед за обществом, а не провоцирует изменения в обществе. Однако то, что сложившаяся в Москве ситуация была бы невозможна, если бы на смену ЖЖ, крайне неудобного с точки зрения быстрого общения, распространения информации и координации действий, не пришли бы Facebook и Twitter, - очевидно, и далеко не случайно, что незадолго до выборов Facebook стал более популярным среди русскоязычных пользователей, чем Livejournal. Значимо также и то, что Livejournal подконтролен российскому капиталу —и этот ресурс легко поддается DDoS-атакам, а Facebook не подконтролен российской вертикали вообще, и его защита не допускает DDoS-атак.

Но для того, чтобы нащупать образ будущего, я бы обратился не к Facebook'у и другим соцсетям, а к гораздо менее известному среди широкой публики проекту — к Linux'у. Создатель этой операционной системы Линус Торвальдс не обладает таким признанием широких благодарных масс, как покойный Стив Джобс или Марк Цукерберг, но именно он — родоначальник движения «открытого кода», когда программисты пишут код и ищут ошибки в чужом коде бесплатно, оставляя возможность любому программисту улучшить программу и использовать уже написанное.

Торвалдс, в отличие от Цукерберга, создал действительно иную реальность, в своих основах отличную от доминирующей в обществе. Это не еще один сервис (yet another service) с инновационным набором инструментов — это еще одна реальность (yet another society), реально функционирующая модель общества, построенная на иных, внеэкономических мотивациях и моделях поведения.

Открытый код и добровольная деятельность на благо всех — пустые слова для людей вертикали, которые, впрочем, предпочитают использовать именно Linux для своих правительственных серверов. Для горизонтально-ориентированных людей Linux-модель уже становится каждодневной реальностью, без которой невозможно обходиться.

Есть и гораздо более известный пример новой реальности — это Wikipedia, которой ежедневно пользуются как справочным аппаратом люди во всем мире. Она бесплатна для пользователей, создается также бесплатно и при помощи взаимодействия всех пользователей этого ресурса. Я бы рискнул заявить, что если французская революция наследовала эпохе энциклопедии, то назревающие в мире изменения будут впоследствии названы эпохой Wikipedia.

Конец стабильности

Перечисленные мною изменения пугают многих. Не только властвующую элиту, не только консерваторов и охранителей. Пугают и вполне аполитичных людей. Боязнь перемен, потеря стабильности и непредсказуемость, которая свойственна истории вообще, была выражена членом «Единой России» и талантливым актером Федором Бондарчуком еще перед «выборами» 2007 года одной емкой фразой: «Ребята, так хочется еще этой стабильности

Этот страх перед неизбежным вовсю эксплуатируют люди вертикали. Тут я хочу привести длинную цитату из интервью с одним из наблюдателей, художником Антоном Польским. На избирательном участке он довольно долго общался с представителем «Единой России», и вот как отозвался об этой беседе мне в интервью: «Я ему рассказывал, что прямо сейчас идет формирование гражданского общества. Дело ведь не только в таком массовом добровольческом движении, как наблюдатели на этих выборах. Были же еще истории с лесными пожарами, вовсю идет тема раздельного сбора мусора, люди вообще начинают что-то делать — тут и теория малых дел, и вообще желание глобальных перемен. И неважно, против кого, — важно само действие. Я это все постоянно всем рассказываю, а вчера вот — единороcсу. Он в ответ пытался меня убедить, что если то, что есть, разрушить, будет хаос, а я его — что общество само приспособится к изменениям». Тут важно каждое слово, но в данном случае меня интересуют слова «общество само приспособится к изменениям». Консервативный взгляд, страх быстрых перемен — это охранительная позиция и попытка навязать несмышленому обществу свое видение будущего.

Общество в России — осмысленное, и все без исключения мировые межстрановые рейтинги и доклады отмечают крайне высокую степень человеческого капитала в России — в частности, уровня образования. Да, массовое высшее образование в России — феномен во многом искусственный, и студентов скорее не учат, а формально аттестуют, о чем много говорит идеолог реформы образования и ректор Высшей школы экономики Ярослав Кузьминов. Но мне не кажется, что массовое образование на Западе значительно лучшего качества, и что уровень российского человеческого капитала – накрученная величина. Так или иначе, лозунг «Россия, ты одурела!» уже не актуален, и крайне жалко, что его создатель, Юрий Карякин, который сказал это в телеэфире по случаю сокрушительной победы ЛДПР на выборах в 1993 году,  не дожил до 4-го декабря, когда данные с «чистых» участков показали столь же сокрушительный провал партии ультрапатриотов — ЛДПР набрало в Москве 12,6%, меньше всех из пяти партий, прошедших 7% барьер (хотя даже и данные с "чистых" участков, т. е. участков, где наблюдателям удалось в той или иной мере осуществить свою работу, с трудом можно считать действительно отражающими волю граждан: соизмеримая с фальсификационными технологиями, или большая часть, «результатов» выборов формируется с помощью контроля за самими партиями и за СМИ; мои собственные разговоры с наблюдателями и членами УИКов и ТИКов внушают мне мысль, что и эти «чистые» результаты весьма далеки от истинной картины — наблюдателям удалось отловить лишь не самую существенную часть фальсификаций; то, что происходило при составлении протоколов, работе с избирательными книгами и при оформлении протоколов в ТИКах осталось практически за рамками внимания наблюдателей и мало известно обществу).

Общество в России способно само разобраться и с революцией, и с изменениями, и если оно вообще нуждается в экспертах, то едва ли в тех, которые сами боятся и всячески отстраняются от собственного народа. Это я пишу не в упрек крайне ценимому мною Трудолюбову, чья светлая голова ежедневно спасает нас всех от дефицита грамотного анализа российской действительности и которого выше я успел походя причислить к консерваторам, а по адресу тех диковинных ультраконсерваторов, которые готовы чуть ли не защищать цензуру и фальсификации, замирая в страхе перед людьми, которые продают нам еду в магазинах или готовят ее в ресторанах, толкаются вместе с нами в метро или стоят в пробках, вместе с нами ходят или не ходят на выборы и, в конечном итоге, оплачивают нашу работу посредством налогов или чтения наших текстов.

Завидная возможность России

Ход истории невозможно предсказать, но его можно изменить. Какой будет непосредственный политический результат происходящих в России событий, к чему приведут ментальные изменения в головах граждан страны и ее элиты, как изменится институциональная структура общества, государства и экономики — рано судить. Более того, опыт наблюдения за Украиной подсказывает, что обладающие власть-собственностью не исчезнут в никуда — они останутся при своих активах, лишь сменив место дислокации — свои кресла.

Но та же новейшая украинская история показывает, что главный результат Оранжевой революции не удалось отнять даже новому президенту Виктору Януковичу —

украинцы изменились и стали гражданами, которые готовы отстаивать и защищать собственные интересы.

Я ясно вижу будущее, в котором граждане России не только смогут изменить собственную страну и ее институты, но и смогут затем предложить всему миру новую модель устройства общества.

Арабская весна, популярность и механизмы организации движения Occupy Wall Street и кризис евробюрократии со всей определенностью показывают, что мир сегодня нуждается в радикальных общественно-политических преобразованиях. Накануне столетия революций 1917 года Россия, по моему убеждению, будет способна показать миру новый и на этот раз достойный того пример для подражания.

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.