19 марта 2024, вторник, 05:57
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

24 января 2012, 09:51

Вектор консолидации

Сергей Удальцов. Фото Наталья Еремина
Сергей Удальцов. Фото Наталья Еремина

Мы публикуем вторую часть интервью с одним из лидеров протестного движения Сергеем Удальцовым о его видении текущего политического момента и актуальных политических задач (см. первую часть). Беседовал Григорий Охотин.

Вы фанатик или политик?

Я человек и гражданин, я бы с этого начал, звучит банально, но это так. Я не фанатик, я нормальный человек и считаю, что своей деятельностью приношу пользу. Политикой я стал заниматься волею судьбы, не то, что я с детства мечтал стать политиком. В детстве были разные стремления, прозаические стандартные мечты, когда ты хотел полететь в космос, стать военным или пожарником. По натуре я очень люблю, чтобы везде было чисто, был порядок, у меня присутствует некая педантичность. Не то чтобы я хотел быть дворником, но что-то, связанное с благоустройством городов, конкретных районов, чтобы сделать жизнь людей красивой, приятной — такие идеи в детстве были. Потом я пошел в юридический вуз, у меня и сейчас стоит в планах получить адвокатскую лицензию.

Думаете, вам дадут такую возможность?

Конечно, могут возникнуть сложности, но у меня есть такая задача. Даже моя практика - не сугубо политическая, она во многом и правозащитная, мы много занимаемся городскими проблемами. Движение «Моссовет», созданное 2 года назад, занимается помощью людям в решении проблем местного уровня, у нас ведь очень слабо развито самоуправление, в Москве, в частности, много проблем разных - незаконное строительство, аферы в сфере ЖКХ и т.д. Политикой я стал заниматься по объективным причинам. Я работал по профессии не один год в разных фирмах и госучреждениях, видел бесправие, беззаконие, видел, что в стране многое делается не так, и потихоньку складывалось понимание, мировоззрение. Сегодня любой активный и прогрессивно мыслящий человек должен уделять внимание политике, не обязательно ей полноценно заниматься, но как минимум не быть равнодушным.

Имидж фанатика, отрешенного от любых мирских слабостей и радостей, - это не про меня, хотя я действительно достаточно аскетичен. Но этот аскетизм гармоничный, он мне просто свойствен - у меня нет тяги к излишеству, обогащению, накопительству. У меня когда-то была мысль создать партию аскетов, партию скромных граждан, образно выражаясь. Это сегодня проблема для всего мира – культ потребительства ведет в тупик, он истощает ресурсы нашей планеты, ресурсы конкретных стран и ни к чему хорошему это не приведет.

Личных сугубо карьерных устремлений - прорваться во власть, стать депутатом, президентом — у меня нет. Я считаю, что на данном этапе, если я своей деятельностью как-то помогу изменить Россию к лучшему, это будет очень хорошо, а дальше, может, я отойду от политической активности, займусь более прозаическими вещами.

А вы вообще не пьете и не курите?

Очень умеренно, и в последнее время сознательно себя ограничиваю. У меня склонности к пьянству никогда не было, генетика, видимо, хорошая и воспитание нормальное, но в последнее время прием алкоголя стараюсь минимизировать, то же самое и с курением. В таких местах, как изолятор, тюрьма, такие вредные привычки усиливаются, там куришь больше: 90% курят, поэтому волей-неволей, даже если ты не будешь курить, ты будешь этим дышать, и по эффекту это не сильно отличается, поэтому там начинаешь курить. Но у меня, наверное, такие особенности организма, я не втягиваюсь, могу курить месяц, потом довольно быстро бросить, зависимости не возникает. Надо тренировать силу воли и не попадать под воздействие вредных привычек, поэтому я могу иногда позволить себе выкурить одну-две сигареты в день, но регулярно не курю и никому не рекомендую.

Я вообще поддерживаю лозунг русских националистов, хотя сам не националист: «Русский, хватит бухать!»

Это относится не только к русским, ведь мы с вами во многом убиваем себя, свою нацию и народ в целом, это недопустимо, поэтому я стараюсь не курить и не пить.

Ваша биография в Википедии — насколько она реальна?

Я ее читал из любопытства, но я даже не знаю, кто это писал. В целом все соответствует реальности.

Вы действительно баллотировались в Госдуму от «Сталинского блока — за СССР» в 1999 году?

Да. У меня левые взгляды, у меня в семье, у родителей, такие же взгляды и генетически, мой прадед был старый большевик, как принято говорить, «Ленина видел». В КПСС не все 19 миллионов были карьеристы и беспринципные люди, там было много честных коммунистов, которые считали коммунизм прогрессивной идеологией. При всех издержках, ошибках и недочетах, которые, конечно, были - я далек от идеализации советского прошлого, — я и сейчас считаю эту философию прогрессивной. Вот в таких условиях шло у меня формирование мировоззрения, наложил отпечаток и обвал 1991-1992 годов.

Я вырос в интеллигентной семье, мои отец и мать - историки, ученые, отец – доктор наук, профессор, по тем временам это было что-то вроде «среднего класса». Т.е. получали нормальную зарплату - тогда наука поддерживалась государством, мы жили вполне достойно. Без излишеств, без каких-то привилегий - мои родители люди не номенклатурные, они не были партаппаратчиками, госчиновниками, но жили вполне достойно. У меня было вполне благополучное детство - поесть, одеться, съездить отдохнуть, тогда за границу не ездили, на юг съездить или в Прибалтику – это все мы могли себе позволить. И вот в этот резкий обвал 1991-1992 годов - гайдаровская реформа, когда особенно бюджетная сфера, наука впали в нищету - реально вставал вопрос, что до следующей зарплаты не хватает средств, у кого-то занимали, возникли проблемы с питанием, ели очень скромно, не всегда могли себе позволить мясо, ели макароны, картошку, был скудный рацион. Были проблемы с одеждой, я был в подростковом возрасте, хотел нормально одеваться, приходилось брать у знакомых старые вещи, перешивать их, потом ситуация чуть-чуть наладилась, но этот период - бытие определяет сознание - вынудил серьезно задуматься о том, что происходит в стране. Я стал интересоваться политикой, я видел, что происходит несправедливость, и в том возрасте это происходило эмоционально.

В 1999 году вам было 20 лет?

Интересоваться политикой я начал раньше, но в реальный политический процесс пришел где-то в 19-20 лет. Тогда наиболее радикальной и, с моей точки зрения, принципиальной была позиция «Трудовой России» Виктора Анпилова. В начале 90-х это был лидер левого движения, тогда еще не было в нынешнем своем статусе КПРФ и Зюганова. То, что я начал политическую карьеру с «Трудовой России», я считаю нормальным, мне ни в коей мере не стыдно, я с уважением отношусь к Анпилову. Ему создали имидж фанатика, неадекватного человека, сторонника массовых репрессий, но это, мягко говоря, не соответствует реальности. Потом я отошел от «Трудовой России» - мы стали действовать самостоятельно - как Авангард красной молодежи, потом как «Левый фронт» - потому что

излишнюю идеализацию советского прошлого и культ Сталина я считаю ошибкой.

Я не сторонник лепить из Сталина абсолютного монстра, это была в истории черно-белая фигура, но «Сталинским блоком» я бы свою организацию сегодня не назвал. Тогда, в 1999 году, я был практически рядовым активистом, хотя входил в избирательный список «Сталинского блока». Это было решение создателей блока, довольно ошибочное, потому что ставка на явную пропаганду образа Сталина и только на это не принесла плоды, блок набрал менее 1%. Даже если делать скидку на фальсификации, которые были и в то время, он все равно не преодолел бы 5%-й барьер.

Я не могу сказать, что мне за это стыдно: был факт, мы учимся, постепенно эволюционируем, в то время на эмоциях я тоже идеализировал Сталина, сейчас, лучше во всем разобравшись, я отошел от этого. Это нормальный процесс политического взросления, становления личности.

В Википедии написано, что ваш отец — Станислав Тютюкин. Как вы стали Удальцовым?

Я свою фамилию не менял. Тютюкин - это фамилия отца, и его отец, мой дед, родом из деревни Дмитровского района Московской области. Там у многих такая фамилия, это коренное население и никаких «нерусских» корней я не наблюдал, но мои родители, когда я только родился, дали с самого начала фамилию Удальцов. Наверное, они просто посчитали, что эта фамилия более благородная, благозвучная, хотя если бы у меня была фамилия Тютюкин, я бы ее не стеснялся. Фамилия Удальцов мне тоже нравится, это фамилия по матери, мой прадед - старый большевик, Удальцов Иван Дмитриевич, в честь которого названа улица Удальцова в Москве, он развивал Московский университет после 1917-го года.

Движение «Моссовет» - как вы к этому пришли?

Все происходило объективно, мы в тот момент отошли от «Трудовой России» и искали свой путь. Многие политики чураются малых дел, что называется, они как небожители где-то наверху сидят и тупо предсказывают судьбы России, всем указывают, как надо себя вести и что делать на глобальном уровне, а ведь есть масса маленьких дел, маленьких проблем на городском, районном уровне, которыми мало кто занимается. Люди справедливо порой не доверяют политикам и считают, что они преследуют свои корыстные цели, а о простых людях вспоминают в предвыборный период. Эту практику надо менять, и мы решили, что нашему движению максимально надо заниматься взаимодействием с низовыми, социальными группами, инициативными группами.

К тому же, волна протеста на фоне монетизации льгот тоже нас убедила, что наш народ довольно неплохо способен к самоорганизации, есть тяга к развитию самоуправления. Мы постепенно, сначала в Москве, стали участвовать в советах инициативных групп. Тогда был период беспредела в градостроительной сфере, так называемая «точечная застройка». Мы просто стали помогать конкретным инициативным группам. Политическая организация чем может помочь? Информационной поддержкой, людьми, приехать поддержать, повоевать, что называется, со строителями, которые незаконно себя ведут, оказать юридическую помощь. У нас небольшая юридическая группа была, потом мы ее расширяли. Понятно, у нас нет больших денег, чтобы как-то все решать и лоббировать интересы наверху, но чем могли - помогали.

Есть какие-то успехи?

Из Совета инициативных групп вырос «Моссовет» – гражданское движение федеративного типа, куда входят разные инициативные группы, не только по незаконной застройке, но и по экологическим проблемам, проблемам ЖКХ, транспортным проблемам, коммунальным проблемам и так далее, их в каждом городе немало. Не буду хвастаться, мы кардинально ситуацию не изменили, но локальных успехов было немало. С нашим участием не одна незаконная стройка была остановлена или приостановлена, был предотвращен снос ряда памятников архитектуры, были решены важные экологические проблемы. Такая работа очень важна, такой работой мы завоевываем доверие граждан.

У нас даже записан девиз в Уставе: «Помогаешь ты, помогают тебе».

В нашем обществе сейчас, к сожалению, сильно развиты индивидуализм, эгоизм, пассивность.

Конечно, люди рады, когда им кто-то пришел и помог, но вытащить их на ответную помощь, то есть не лично Сергею Удальцову, а помочь своим соседям, выехать в другой район, поделиться опытом и так далее - это всегда идет с большим трудом. Но это залог формирования гражданского общества, когда люди живут не только своими проблемами, но думают и об общих интересах. Это получается нелегко, и нередко нас постигает разочарование, но в целом вектор движения правильный и чем дальше, тем больше людей к этому присоединяется.

«Архнадзор» входит в «Моссовет»?

Целиком «Архнадзор» не входит в «Моссовет», отдельные участники - да. У нас дружеские, нормальные взаимоотношения.

На почве реальных дел вопросы идеологии отступают?

«Моссовет» входит в такую сеть, которая действует по всей России, - Союз координационных советов, люди занимаются текущими локальными вопросами, а не глобальной политикой. И у нас главный принцип: «Вне всех идеологий, вне политики», иначе говоря - мы не занимаемся агитацией «Левого фронта», у нас задача - решать конкретные проблемы, поэтому разногласий не возникает. В «Моссовете» люди не только из «Левого Фронта», есть сторонники «Яблока», «Солидарности», КПРФ.

«Моссовет» - это стратегия врастания политической организации вниз, про решение низовых проблем сверху. Вам не кажется, что текущий момент характерен как раз обратным — ростом низовых инициатив, которые, объединяясь, сами становятся основными игроками и на политическом поле?

Мы следим за теми процессами, которые происходят, и, конечно, общественное пространство трансформируется в политическое пространство. В декабрьских выступлениях велик процент стихийности, и кто бы ни пытался себе присвоить какие-то лавры, говорить: «Мы людей вывели», - это не правильно. Конечно, политики вообще и мы какой-то вклад внесли, унавозили почву, что называется — и я со своими арестами унавозил почву, в целом создали определенное общественное мнение, что выборы бесчестные, власть завралась, обнаглела. Но

люди вышли стихийно, они вышли не за Удальцова, не за Немцова, Навального и так далее.

Это естественно после 10-летней общественной спячки. Говорить, что сейчас сразу, с ходу, в один день все структурируется, — неверно, тем более, сейчас велика роль Интернета, есть сетевые структуры, которые имеют большое влияние. Но надо умело сочетать низовые инициативы, сетевые структуры и какие-то традиционно-организационные формы, например, партии, движения. Не надо отбрасывать все - так взять и сказать, что партии нам вообще не нужны, движения не нужны, а только через сеть. В каждой форме есть свои плюсы и минусы, и если мы сейчас наиболее эффективно синтезируем эти формы, тем больше шансов, что протест не уйдет в никуда.

Понимаете ли вы, что в декабре вас массово поддержали люди — в частности, и в уличной активности, — крайне далекие и от «Левого фронта», и от его идеологии?

Да, и я считаю, что в нормальном обществе так и должно быть. Когда кого-то власть пытается уничтожить, а в моем случае это было близко к этому - если не физически, так морально, заставить меня отказаться от своих принципов, - то надо забывать обо всех политических разногласиях и спасать конкретного человека. Завтра это будет не Удальцов, а человек с другой фамилией, и я сам первый выйду на улицу. Условно говоря, если незаконно арестуют Новодворскую и будут ее там морить и уничтожать, я тоже пойду на какие-то акции в ее поддержку или подпишу петицию. Слова благодарности и теплые слова людям, которые меня поддержали, я уже неоднократно высказывал, но еще раз подчеркну, что

без этой поддержки далеко не факт, что я вышел бы на свободу 4 января.

Если бы всем было наплевать, могли бы придумать еще какой-нибудь повод, чтобы меня и дальше держать, хоть до 4 марта. Был бы человек, а статья найдется - это известная формулировка.

Я все это понимаю и никаких иллюзий не питаю, но в то же время хорошо, что люди стали больше интересоваться «Левым фронтом», у многих меняется позиция, и я думаю, что здесь власти, сами того не желая, сделали нам рекламу.

Вы поддержите члена движения «Мемориал», правозащитника Филиппа Костенко?

Не только поддержу, но когда я вышел из больницы, я свою подпись в его поддержку уже поставил. Есть идеи, с которыми я категорически не согласен. Но если они не из разряда человеконенавистнических, я таких преследуемых, безусловно, поддержу, а Костенко - тем более.

Вы пойдете 19 января на антифашистский марш в память убитых журналистки Анастасии Бабуровой и адвоката Станислава Маркелова?

Да, обязательно. И все эти годы ходили, я Маркелова знал лично, он в «Левом фронте» не состоял, но мы довольно много общались до его гибели. Я его другом не могу назвать, но хорошим знакомым - да.

Вы придете 29 октября 2012 года на Лубянскую площадь к Соловецкому камню прочесть имена ваших расстрелянных родственников? Это день памяти репрессированных политзаключенных.

На такие акции я никогда не ходил. Мне кажется, что такие акции носят излишне политизированный характер, и на трагедиях, на судьбах людей некоторые политики пиарятся. Я не хожу к Соловецкому камню, я просто вспоминаю тех, кто невинно был убит. Момент истерии в этом процессе присутствует, и все мешается в кучу. Я сталинский период оцениваю очень неоднозначно, апологетом Сталина не являюсь, тем не менее, вопрос был да или нет - и пока я отвечаю – «нет».

У вас очень часто и в риторике, и в программных документах встречается слово «трудящиеся». Вы бы не могли объяснить, что вы имеете в виду под трудящимися?

У нас сейчас словами так играют, что уже некоторые люди совсем запутались. Я недавно был на эфире на каком-то радио, и там мне задали вопрос, в чьих интересах вы действуете? Я ответил, что в первую очередь надо защищать интересы трудящихся. Журналистка вздрогнула и сказала: «А вы что, мои интересы не будете защищать?». «Почему вы так считаете? - спросил я. - Трудящиеся - это не только рабочие на заводе, которые стоят у станка». У людей порой неправильное понимание самого термина пролетарий, трудящийся, думают, что это чисто промышленный, индустриальный рабочий, который стоит у станка или где-то роет яму. Трудящийся - любой, кто не паразитирует, не эксплуатирует других. Журналист, например, разве не трудящийся?

Мы паразитируем, конечно. На вас - в частности.

Это такая риторика, конечно - трудящийся. Мелкий бизнесмен - это пограничное состояние, его в чистом виде трудящимся, пролетарием не назовешь. Но если его бизнес не паразитический, мы всячески выступаем за поддержку созидательного бизнеса, именно такой бизнес полезен государству и обществу, его всячески надо поддерживать, освобождать от излишнего бюрократического гнета. В широком смысле, трудящийся - человек, который живет своим трудом, не занимается паразитическими, спекулятивными операциями, махинациями. Наша программа нацелена на защиту прав подавляющего большинства: и учитель, и врач, и рабочий - трудящиеся.

Сейчас индустриальный век проходит, но в России еще много заводов, промышленных предприятий, где работают миллионы, поэтому списывать их и забывать — рано.

Вы говорите про реальность XXI века словарем 10-х, 20-х, 30-х годов XX века — слово «трудящийся» - только один пример. Для большинства людей это уже пустые слова, марксистско-коммунистический словарь не актуален, не соответствует нашей эмпирии XXI века. Вы готовы говорить про левые проблемы языком современности, или вы такой проблемы сами не ощущаете?

Егор Летов пел: «В начале было слово, а все слова - п***еж». Сейчас ценность слова нивелировалась, и смысл многих слов теряется. На наших дискуссиях порой звучат революционные идеи: давайте мы весь наш лексикон заменим, обойдемся без слов коммунизм, социализм, капитализм, буржуазия, трудящиеся, пролетарий. Я, если честно, пока не готов сказать, что мы это сделаем завтра, но какие-то трансформации будут полезны. К этому нужно подготовить общественное сознание, чтобы это было понятно, иногда «старый друг лучше новых двух». Я не вполне согласен, что для всех этот язык настолько непонятен.

Обновление политического словаря - и левым, и многим другим, - наверное, необходимо, мы над этим думаем.

Но любая политическая программа - это общий документ, и все детали там редко можно прописать, поэтому помимо программ я призываю людей всегда смотреть по делам, что конкретные люди и организации делают. Написать красивые слова несложно, открыл Интернет, понабрал слов — и написал. Дела в сочетание со словами дают более реальное представление.

Понимаете ли вы, что прямо сейчас, в эти дни, в частности и сегодня в этом интервью, вы стоите перед довольно жестким выбором: или самому значительно измениться, отказаться от каких-то своих лозунгов и радикализма - и обрести бОльшую аудиторию, потеряв многих старых сторонников, или остаться прежним? Как вы эту проблему ощущаете?

Сейчас появляются люди и дают такие советы: «Сергей, надо реально все менять». Грубо говоря, становиться самому и организацию делать популистской, потому что излишний радикализм, излишняя идеологизация «Левого фронта» кого-то отталкивает. Но я не сторонник скатываться в такой примитивный популизм. То, что я сейчас говорю, в данном интервью, если почитать мои интервью полугодовой давности, годичной, двухгодичной давности, - ничего кардинально нового я не говорю. Да, на заре туманной молодости, когда не хватало зрелости, понимания, всегда подмывало завернуть что-нибудь эффектное, радикальное: «Всех буржуев мы посадим, и порядок наведем», - это я образно говорю, давно этого уже нет. Я четко обозначил, что

вижу консолидирующим вектором развития страны на ближайший период времени социал-демократический вектор.

Я сторонник демократии и народовластия, поэтапного перехода к прямой демократии, когда решения принимаются через референдумы, через электронные голосования. Можно и нужно начинать с районного уровня, чтобы не сразу отдавать людям решение глобальных проблем, людей надо тоже к этому готовить, учить демократии.

Сейчас многие говорят: «В 90-е годы на нас обрушилась демократия, и мы с ней не справились». Так и было, и в итоге власть узурпировали люди совсем не демократического склада.

Когда я говорю, что я левый, я имею в виду несколько критериев. Левый — тот, кто демократ, сторонник народовластия и самоуправления. В вопросах межнациональных левый — человек, который всегда выступает с позиции братского, дружеского сосуществования всех народов. В России это сверхактуально, мы многонациональная страна, и здесь сеять межнациональную рознь просто недопустимо. В экономических вопросах левый - сторонник общественных, коллективных форм собственности, начиная с государства: это тоже коллективный собственник, а государство контролируется народом через элементы той самой демократии, кроме того, это кооперативное движение, народные предприятия. Левый за усиление плановости экономики - не в чистом виде, как это было в СССР, но от тотального рыночного хаоса давно отказались сами идеологи рыночного фундаментализма: все должно быть в разумных сочетаниях. И левый — за гуманизм, гуманизм в том плане, что добиваться результатов надо не кровью, не насилием.

Порой кажется проще, быстрее применять насилие: всех посадим, расстреляем, запугаем - и будем строить коммунизм. Но только на основе описанных мною принципов можно двигаться к коммунизму. Это широкий термин, люди его по-разному понимают, так что давайте говорить про максимально прогрессивный уровень развития человеческого общества, который только возможен: это всеобщая справедливость, равенство возможностей, отсутствие дискриминации и эксплуатации.

Про насилие и репрессии. Вы не всегда их отрицаете, скажем, вот этот ваш текст выглядит абсолютно аморально для людей либеральных взглядов — вы рассматриваете сталинскую эпоху с точки зрения прагматики, и репрессии для вас — просто неэффективный инструмент.

От своих слов я не отказываюсь. Все, как всегда, сводится к личности Сталина, он некая грань для многих. Если ты его считаешь убийцей - ты наш человек, а если считаешь личностью многогранной - ты сторонник репрессий. Но я не пойду навстречу этой конъюнктуре в угоду чьим-либо мыслям. Сталинская эпоха противоречивая, многогранная, многоцветная, и я абсолютно не согласен со всеми попытками выкрасить ее в один цвет, как со стороны апологетов - что это было время счастливое и беззаботное для всех, а репрессии - выдумки врагов народа, так и с попыткой тотально черной краской залить Сталина и сталинский период - что это только репрессии, только насилие, только кровь, карточки, голод и так далее.

На Новодевичьем кладбище есть памятник Хрущеву в исполнении Неизвестного, он черно-белый. Такой же памятник я сделал бы и Сталину. Это было конкретное время и конкретная историческая ситуация, отрицать, что тем же Сталиным двигала идея, а не интересы личного обогащения, невозможно. Другой вопрос, что, как показала практика, теория строительства социализма в отдельно взятом государстве с опорой на репрессивный аппарат — не эффективна, но к этому пришли вынужденно, потому что, конечно, велика была роль внешнего влияния, агрессии, угрозы интервенции.

Слава Богу, сегодня в XXI веке для России такая угроза сведена к минимуму. По иронии судьбы, за это мы можем сказать спасибо Сталину, Берии и нашим ученым того периода, которые весь этот процесс организовали и смогли в короткий срок добиться появления у СССР ядерного оружия. Без этого, я боюсь, сегодня бы не было России, а был бы у нас югославский или ливийский сценарий - это для меня очевидно. Но нужно четко понимать, что из того периода можно взять, а что брать ни в коем случае нельзя. Какую-то общенациональную идею выработать надо, я примерно озвучил, какая она может быть: социальная справедливость, дружба народов, гуманизм, народовластие. Во многом такой же национальная идея была и при Сталине, по крайней мере, это декларировалось, и были попытки реализации. Попытки зашли в тупик, поэтому

возрождать сегодня сталинскую модель невозможно, но этот посыл надо оттуда взять – служение государственных людей какому-то идеалу, народу, как они это понимали, - это ценность.

В нынешнем элитном классе, среди бюрократии это напрочь отсутствует.

Но мы должны четко понимать, что загонять людей к счастью через насилие и репрессии нельзя. Мобилизационная модель организации государства, сверхцентрализация, вторжение во все сферы частной жизни человека — неэффективны. Краткосрочно это может дать неплохой результат, но огромной ценой, огромной кровью, страданием отдельных людей и в перспективе это неэффективно: постоянно жить в страхе и в сверхмобилизации общество не может, это скатывается к разрухе, что мы видели в 1991 году, и к перерождению элиты.

В то же время, пытаться уравнивать Сталина и Гитлера, Советский Союз с гитлеровской Германией - это просто не любить свою страну и подыгрывать тем, кто хочет уничтожить Россию и заставить нас каяться перед всем миром. Мы вообще спасли мир от коричневой чумы, и это произошло в эпоху, когда у власти, нравится нам это или нет, был Сталин. Понятно, что это заслуга народа на 99%, а не Сталина. Тем не менее, он был во главе страны, и так просто отмахнуться от этого нельзя. Когда пытаются притягивать за уши: «Все было вопреки Сталину и коммунистам, народ их ненавидел», - это выглядит, по меньшей мере, несерьезно. Это была конкретная эпоха, люди видели ситуацию и видели политику руководства, да, многого не знали, был элемент страха, но была и идея. И поэтому главное, что надо взять из того периода, – идею, наполнить ее новым содержанием и не повторять тех ошибок, что были совершены тогда. Не делать ставки на насилие и репрессии - это основной вывод. А заниматься очернительством или апологетикой Сталина считаю неправильным подходом.

Каковы политические перспективы у левых?

Сейчас консолидирующий вектор в обществе, на мой взгляд, на краткосрочную перспективу - это идея социал-демократических преобразований.

В душе я более радикальный левый человек, но искусственно перескакивать какие-то этапы развития возможно только через чрезмерное насилие – мы это уже проходили, и не стоит этим увлекаться.

Если будут нормальные выборы, свободные и подконтрольные гражданам, то у левых есть серьезный шанс победить, прийти к власти и реализовать свою программу - я думаю, это будет во благо России. Это мой прогноз.

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.