Нет правды на земле, а жить можно
Да… залезешь в Интернет, посмотришь, какие в мире бурлят новости – и спросишь себя: куда катится этот мир? Куда ж нам плыть? Кстати говоря. Я пишу этот текст, лежа у окна в каюте нашего парохода, который идет (мой кузен Ваня, который лет 30 трудится стармехом на судах разных стран, рассказывает как он по всему миру именно ПЛАВАЕТ, но в угоду сухопутным лохам вместо плавания буду вам воспевать ходьбу, хождение) из Днепропетровска, где местная элита, выстроившись у нашего борта, провожала нас под звуки военного оркестра -живьем, никакой фанеры! – в Запорожье.
Только что я поднимался на палубу, привлеченный громкими звуками. Оказалось, что там утренний фуршет с шампанским и иными напитками плавно перешел в обед, и публика поет песни. В том числе украинские, которые лучше всех – я, правда, не музыкальный критик, могу ошибаться – исполнял критик литературный Николай Александров, одетый пусть не совсем во фрак, но в черный нестрогий костюм. У него неплохо поставленный, наверно режиссерами большого ТВ, голос.
- А вот не пели ли вы еще «Из-за острова на стрежень»? – спросил я, косвенно цитируя пассаж из книги русских московских писателей из города Одессы, в который мы прибудем этак через неделю, где речь о писательском не пароходе но поезде.
- Да ни в жизнь! Никогда такого не будет! – заорали писатели, также скрыто цитируя все тех же великих одесситов. Впрочем, дальше они дали опять-таки цитату и «Из-за острова» спели. Ну, молодцы. Я в свою очередь исполнил «Wenn die Soldaten durch die Stadt marschieren», старинную немецкую солдатскую песню, и кто-то из писателей похвалил меня за свободное владение идишем. Гут, и на том спасибо. Выпив бутылку «Боржома», которым украинский санэпиднадзор безнаказанно травит и спаивает свой народ, я вернулся к себе, чтоб продолжить свою летопись.
Медленно сказка сказывается, быстро идет жизнь, особенно культурная. Осмотр достопримечательностей в компании литераторов, например. Слово за слово – а мы уже в Запорожье. Приплыв в которое невозможно не завернуть на славный остров Хортица. База казачества. Казаки – это кроме всего прочего, и как бы пограничный, между русскими и украинцами, этнос. Ни туда, ни сюда, себе на уме. Нашим и вашим. Ни нашим, ни вашим.
Все так удачно складывалось, но вдруг – бац! – а где же казаки? Где их войско, где территория этого Войска, к примеру, Донского? Не говоря уж про запорожское? Ничего нету… Только кой-где мы видим граждан в штанах с лампасами, в фуражках, все сплошь с полковничьими погонами, не меньше. Что за войско такое - сплошь из полковников? Это смутно напоминает толпу парижских таксистов 1920 года, которые закончили смену и разбредаются по своим мансардам…
Казачество – это удивительная тема, и мы к ней еще вернемся в ходе плавания, там куча всего интересного, начиная от недопущения в Сечь женщин – даже Екатерину не пустили переночевать, когда она путешествовала по Югу, проезжая одну потемкинскую деревню за другой! – до переписывания Гоголем «Тараса Бульбы» по просьбе русского царя, уж известно в какую сторону…
Из Сечи мы заехали в университет. На встречу пришли студенты здешнего журфака. Русскую прессу, хотя никто нас не уполномочивал, кроме нашей журналистской совести – представляли Максим Амелин, Николай Александров, писатель и переводчик Игорь Клех и ваш покорный слуга. Украинскую – Юрий Володарский.
- Ну и где ж у вас свобода слова? Можете ли вы писать все, что хотите? – бодро накинулись на нас студенты, ожидая, что мы начнем защищать честь мундира или у нас куратор прессы всея Руси упорно ходит в штатском? Но мы, битые режимами, и советским, и пост-советскими, на провокации не поддавались, неохота было, и пытались помочь молодежи добрыми советами.
Клех, например, исходя из того, что независимой прессы нет и быть не может, предлагал смириться и не наводить тень на плетень. Я кивал на Александрова, который ограничивается описанием культуры и часто – по его признанию – спасается иронией; намекал, что лучше взять свой маленький огород и возделывать его, не отвлекаясь на бури, которые бушуют в большом мире. Не всем же полемизировать с Путиным и учить его жизни.
- Хотя, конечно, все зависит от темперамента. Кому-то хватает заметок фенолога, глянул в окно на птичек, кинулся к клаве и быстро набил лирический шедевр. А кто-то непременно желает глаголом жечь сердца людей. Как, к примеру, моя однокурсница Анна Политковская, которая, впрочем, при всем к ней, погибшей, как солдат, максимальном уважении, была не совсем журналистом, а, скорей, пророком или, как минимум, борцом за правду (мне после Рамзан Кадыров жаловался, что она была с ним слишком строга и отвергала все его попытки объясниться). Чего мы не можем требовать от всех студентов как таковых. Они как-то даже задумались.
Кто-то ожидал, что мы, подобно политикам, начнем собачиться, орать и выяснять, чья страна чище и благородней, а чья вороватей и ваще хуже – но мы же все-таки не тупые бюрократы, а интеллектуалы. Наша, не скажу - дискуссия, но беседа протекала ужасно мирно. Пропасть между нашими государствами, конечно, широка и глубока - а просто не тем людям доверяли заниматься отношениями! Но экспедиция у нас все ж таки не журналистская и не историческая, и литература главней всего. В областной библиотеке наши переводчики с украинского встречались с читателями. Елена Мариничева читала на русском рассказы Евгении Кононенко, которая тут же присутствовала и кивала: все правильно. Дамы бальзаковского возраста, которые как раз любят такие вот библиотечные посиделки, как наша, были в восторге, особенно от текста, где объяснялось, что если мужик – мурло, то бесполезно писать ему письма в стихах. Высокая поэзия, она не для всех же.
Еще Мариничева почитала кое-что из весьма на Украине актуальной Оксаны Забужко, которая, по-любому, если не первый номер, то в двойку-тройку входит уж точно. Забористый у нее выдался стих «Русский мотив», со строками типа «голос не пел а матюкался» и «Мы выпьем водки, Ты меня убьешь». Бодро, бодро! Динамично и так живенько.
Выступил и Максим Амелин, который мне прежде был известен как симпатичный гражданин, главный редактор издательства ОГИ и поэт, но я не знал, что он еще и переводит, как раз с украинского. Смутно слыхал я, что есть такой Васыль Махно, и вот на слух ознакомился я с его стихами. Да, они хороши! И очень удобно для раскрутки, что у парня такая славная фамилия, о которой он написал то ли эссе, то ли белую поэму.
А если я тут еще добавлю, что он из Тернополя переехал в Нью-Йорк, и там творит, то больше и добавлять к сказанному ничего не надо – возьмете да прочтете. Путешествуешь так по Украине, смотришь на ее города, говоришь с людьми, ешь сало и думаешь: что за черт такой придумал разругаться братьям! Ни дна ему, ни покрышки. Чтоб он обосрался, и воды не было, - думал я, глядя на плавное течение Днепра.
Обсудите в соцсетях
