Адрес: https://polit.ru/article/2012/07/06/margo/


06 июля 2012, 10:56

Историк на обочине

В кабинете директора головного исторического института Академии наук в 2002 году зазвонил телефон. На проводе – Администрация. Организуется конференция о том, что Калининград – русский город. Надо бы подготовить доклад с опровержением западнической точки зрения: доказать, что никаких варягов у нас в истории не было. Занавес.

В чем дело? Начальство не разобралось? Изъян исторического образования? Академик Андрей Зализняк постоянно объясняет, какой вред бывает от любительской лингвистики и отчасти от любительской истории. Единственное, чего он не объясняет, – что же такое произошло в исторической науке, что вполне серьезные ученые и выпускники университетов пишут книги про древних русичей на Мадагаскаре и русские письмена на «Фестском диске». И главное – кто потребитель всего этого и зачем это потребление происходит.

Профессионалы и дилетанты

Наука сама по себе довольно самодостаточна. Ученые получают результаты или формулируют идеи и концепции в зависимости от логики развития научной дисциплины, из научной соревновательности и в силу собственного таланта к научным изысканиям. Это в идеале.

Современные ученые – это целый класс, который для воспроизводства нуждается в заказе услуг и финансировании. Из этого много чего следует, но прежде всего остального - капсулирование науки в рамках социальных заповедников, «выдыхание» ее, и как результат – появление околонаучных харизматиков. Обычно они работают за идею, хотя в итоге проект может получиться очень прибыльным (см. разнообразных «новых хронологов»).

«Объяснители» и «развенчатели» – это два главных дилетантских типа, живущих на обочине науки и искренне ненавидящих ее главную дорогу. Конечно, на обочине есть и чистые ловкачи, продающие воздух, вроде «русского Леонардо» или настройщиков «торсионных полей», но этот цирк страстей мы для вящей ясности опустим. Дилетанты (dilétant - это фр. «любитель») любят не научное знание, а именно его обочину.

Чаще всего на обочину (лат. margo, отсюда маргинальность) ведет междисциплинарная деятельность и вообще выход ученых за пределы своей компетенции без согласования узких рамок этого выхода с контролерами пограничных областей. Пример – Фоменко или инженеры-апологеты «Влесовой книги». Дилетантизм есть несистемная попытка применить обобщенную исследовательскую методу вне домена и со сверхзадачей. Сверхзадача тут – развенчание традиции.

А бывает еще и так. Вполне нормальная начальная неразработанность дисциплины, неясная методология, деструктивный конфликт научных парадигм или переходная стадия развития науки неизбежно ставят ученого в положение дилетанта. Куда ни направь усилие, – везде белые пятна и сомнительные гипотезы. Вспомним Ломоносова, который породил множество дилетантских конструкций в истории, филологии, физике и астрономии. А ведь его главной областью было военно-инженерное дело, пороховая химия. Но, будучи человеком возрожденческого типа, эрудитом и всезнайкой, Михайло Васильевич занимался всем сразу. Но если в физике он понимал ограниченность теорий теплорода и флогистона, то, ругаясь с Байером, Шлецером и Миллером, заявлял, что этруски – это русские, а россияне так называются оттого, что рассеяны по миру.

Профессионалы, конечно, сопротивляются. Защищают дисциплинарные нормы. Но, как показывает борьба с фоменковщиной, дилетантизм твердо держится на занятых позициях. Потребители маргинальных исследований, образующих целые цепочки и традиции, не читают герметичных исследований, опровергающих методы их кумиров. Потому что у псевдонауки, или точнее – маргинальной, обочной науки – другие основания. Две идеи – «объяснение» и «развенчание» – это идеи из религиозного репертуара.

Корчи самосознания

Кто же зовет на обочину ученых? Тут есть две возможности: внутренний голос и те, кто кормит и поит. Оба драматичны донельзя и связаны с конфликтом внутри нашего общества, с несоответствием матрице.

Голос совести зовет ученого «послужить правде», но не научной, а идейной. Ученый – он тоже гражданин и сын своего народа. И страдает вместе с народом от общей недоделанности. С православием – кризис, с правосудием – тоже, по телевизору даже программу завели «Кто мы?». А в результате, например, профессор математики Шафаревич начинает писать свою версию национальных взаимоотношений, а другой математик и вовсе отменяет половину всей истории как недоказанную научно. Филологи бросаются на защиту Библии от Дарвина. Чувствуя слабеющую стихию национального и размывающуюся – государственного, систематический мыслитель хочет выстроить идеологию исторически. И выстраивает как может.

Но самый скверный вызов на обочину – это госзаказ. Иначе говоря, это когда та или иная научная формулировка или гипотеза прямо или косвенно заказываются государством. Например, нужно, чтобы наука доказала преимущество одного народа или одного класса перед другим. Или требуется обосновать исконную принадлежность каких-то городов или территорий. Очевидно, что доказать это, не выйдя с дороги на обочину, не встав на рельсы дилетантизма, нельзя. Приходится вставать.

Естественные науки несколько более защищены от этого последнего сползания. Хотя казусы Трофима Лысенко или борьбы с кибернетикой или новой физикой показывают, что возможны запросы в этих областях, но все же главной мишенью становятся гуманитарные дисциплины. Тут, конечно, и их внутренняя слабая встроенность в научную методологическую парадигму, и традиция формулирования разных идеологий именно на языке гуманитарных дисциплин. Но факт таков, что мифологизаторы буквально обсидели обочину именно исторической науки, всюду наложив своих выкладок и окаменевших выделений, так что историки и филологи должны тратить большие силы и время на их отскребывание. Ведь любой дорожный инженер вам скажет, что разбитая и загаженная обочина распространяется на дорогу и поглощает ее. Бездорожье начинается с обочины.

Для расползания обочины причин много. От доступности языка до массовости производства историков. В Европе так просто в университеты не попадешь, а защита кандидатской диссертации по истории – это серьезное научное событие с бурной дискуссией. Вдобавок некоторые современные методологические направления исторической науки ввергают интеллектуально слабые умы во искушение релятивизмом без берегов. Да и общий информационный поток переформатирует историческую память слишком уж часто. Даже компьютер долго не устоит, если слишком часто переформатировать его диски!

Кризис национального самосознания, кризис самоидентификации вызывает спрос на альтернативные объяснения, фолк-хистори, теории заговоров и редукционизм.

Случай антинорманизма

Возьмем, к примеру, упомянутый звонок из Администрации. Это был запрос на любезный сердцу Ломоносова и творцов нашей великой русской идентичности антинорманизм, то есть стремление доказать, что в начальные времена Древней Руси скандинавы-викинги никакого отношения к ней не имели, слово «варяги» – славянское, а слово «русь» относится к южнорусскому ареалу (то ли от «роксоланов», то ли еще от какого-то иранского корня). В донаучный период две линии уживались между собой: идущая от «Повести временных лет» история с призванием варягов – Рюрика, Синеуса и Трувора - и возникшая в XV - XVI вв. идеологизированная польская теория «августова родства», тянувшая начало государственности от Рима через прибалтов-пруссов.

Когда немецкие историки, работавшие в России в XVIII веке воспроизвели версию «Повести временных лет», это возмутило Ломоносова. Он бросился доказывать, что никаких варягов на Руси не было и в помине. Налицо выход профессионального инженера в чуждую область и общая неразработанность темы. Впоследствии, когда тему уже разработали, антинорманизм нашел прибежище у славянофилов, страдающих уязвленным национальным самосознанием. Их выразителем стал директор Эрмитажа С. А. Гедеонов, который, мучимый чувством уязвленной национальной гордости, закупая в Италии статуи архаических муз, подхватил польский миф о русах-пруссах и начал размахивать им как жупелом, теша свое чувство национальной гордости.

Через сто лет созрела идея укрепления за счет «русского проекта» зашатавшегося в ходе войны идейного единства советского государства. Тут и возрождение византинистики, и латинский язык в школах, и раздельное обучение, и создание в Москве «анти-Ватикана» из РПЦ…

Тогда же вспомнили о норманнах, Ломоносове и Гедеонове. Вот же она русская идея: изгнать надо варягов из нашей истории. Никаких немцев нам не надо! То есть, антинорманизм выступил как банальная ксенофобия. А.В. Арциховский откопал было в один из археологических сезонов викинга в полном облачении на нашей русской земле, но испугался. Время такое, велели закопать обратно - от греха подальше. Здесь уже на обочину попадает вполне кондиционная наука, которую туда выносит госзаказ.

Новый всплеск антинорманизма был связан с перестроечным возрождением радикального патриотизма, в котором в ответ на туманный запрос власти на «русскую идеологию» множество дилетантов бросились гадить на бесхозном историческом поле. Понятно, что профессионалы-историки, как, например, Е. А. Мельникова или И. Н. Данилевский на заказ не ответили. А вот бывший директор Института российской истории А. Н. Сахаров – ответил. Правда, следует отметить, что тот был пленен гедеоновскими рассуждениями несколько раньше.

Тут более сказались рамки компетенции А.Н. Сахарова: не будучи ни византинистом (тексты Константина Багрянородного тут важнее прочих), ни скандинавистом, он взялся со своими соратниками за очередное изгнание варягов по зову национальной совести и в ответ на запрос свыше. Им немало помог и другой персонаж недавних споров – профессор А. Г. Кузьмин, об идеях которого мы уже писали (см.: 1 и 2). Так вновь запустилась дилетантская дискуссия.

История с антинорманизмом наглядно показывает, как устроено выталкивание на обочину. Ущемленное национальное сознание формирует ложный запрос, власти транслируют его в науку, в которой существует свои кризисные явления. В результате размываются и научная дисциплина, и репутации. Для того, чтобы этого не происходило, нужно укреплять дорогу и чистить обочину, как это делает академик Зализняк, например. Если исследователи научатся хранить свое научное дело в строгости и сами начнут создавать поле качественного научпопа, в котором не будет герметичности, а будет понятность, все выиграют.

Ну, а власти, конечно, надо отучаться задавать науке маргинальные задачи – иначе и себе не поможет, и науку убьет.

См. также: