Ценность социального качества

Продолжается обсуждение системы защиты диссертаций. Об этом и об итоговом докладе Комиссии при Минобрнауки по экспертной оценке диссертаций, защищенных в одном из диссертационных советов МПГУ, мы побеседовали с Павлом Уваровым, доктором исторических наук, завотделом Западноевропейского Средневековья и раннего Нового времени Института всеобщей истории РАН, заведующим кафедрой социальной истории НИУ-ВШЭ, членом-корреспондент РАН. Беседовала Наталия Демина.

К выводам комиссии и к результатам их работы у меня нет никаких претензий. Могли сделать больше, но не успели. Они об этом прямо и говорят. В целом же говоря об этом эпизоде, я бы процитировал Порфирия Петровича: «нашего времени случай-с». Думаю, что все с этим согласятся.

Люди, упомянутые в этом документе, вероятно, понесут какое-то наказание. Попались именно они, причем, во многом случайно. Да, концентрация нарушений несколько удивляет, удивляет некое простодушие, с которым нарушались даже те максимально эластичные нормы, которые камуфлировали вещи, давно ставшие обыденными. Но подобная практика в той или иной степени присутствует во многих диссертационных советах, если не в большинстве.

И это очень обидно, потому что ученая степень – это самое главное, что есть в университетской и академической среде. Я немного знаком с историей средневековых университетов, и вполне авторитетно могу сказать, что защита степеней играла и играет роль такой оси, вокруг которой складывается и затем функционирует вся университетская система. Когда Ломоносова спросили, есть ли в России университет (еще до основания университета в Москве), он дал отрицательный ответ. И обосновывая его среди прочих признаков, особо выделил отсутствие «практики присвоения ученых градусов», т.е. ученых степеней.

Почему это важно? На этом держалось вся, «социальная магия» как называл ее Пьер Бурдье. Был один человек, он прошел через то, что Наталия Демина когда-то вслед за этнологами сравнила с «ритуалом перехода» и – стал другим, обретя новое социальное качество. Фома Аквинский – сын графа, Жан Жерсон – сын крестьянина, а Эразм Роттердамский – незаконнорожденный сын священника. Кто хоть раз упомянул об этом в средневековом обществе, где происхождение человека так много значило? Никто, потому что это было совсем не важно, раз они стали «людьми знания».

Степень присваивалась корпорацией равных людей, путем свободного обсуждения результатов испытаний (диспута, тезисов, пробной лекции), в результате чего выносилось решение – достоин ли соискатель войти в ее ряды, или нет. Университет, конечно всегда, когда больше, когда меньше зависел от властей, но вопрос о присуждении степени не решался ни папой, ни королем, ни императором, никто не мог дать приказ о положительной аттестации ученого. Делом правителей было гарантировать своим авторитетом новое социальное качество, и только санкция властей делала степень законной. И именно такая процедура стала залогом успешного развития европейской университетской системы, а в , конечном счете – всей университетской науки.

Поэтому все разговоры о том, что нужно вообще отменить ученую степень, отменить саму процедуру защиты, заменив ее, например, рейтингами, мне кажутся несерьезными. Пока есть университеты, пока есть ученые, будут и степени, но надо, чтобы система «присуждения ученых градусов» функционировала нормально. А она сегодня функционирует ненормально.

Не стоит идеализировать советский опыт. В одних областях знания откровенно слабых работ было меньше, в других больше. Не люблю, когда сегодняшние снобы кривятся, заслышав об «историках КПСС» или профессорах «Научного коммунизма». Многие интересные мыслители вышли из этой среды. Но, обратим внимание – помнят не их, а халтурщиков: клеймо «ненастоящего ученого» трудно смыть даже вполне добросовестным коллегам. И все же в советское время эта система более-менее нормально работала, о чем косвенно свидетельствуют памятные поговорки: «полчаса позора и ты – кандидат наук» или «ученым можешь ты не быть, но кандидатом быть обязан». Степень получить было все-таки нелегко, зато она давала достаточно высокий статус. Ценность социального качества обеспечивалось его относительной редкостью. Нарушения старались камуфлировать, важно было держаться в рамках определенных и всем известных правил игры, соблюдать формальности и ритуалы. Присвоение степеней, кстати всегда и везде – процедура в большой степени ритуализированная , как и всякий «обряд перехода».

Эта система начала разваливаться в 1990-е годы. Никто специально ее не разрушал. Ее просто перестали поддерживать, все меньше следили за соблюдением правил. В лучшем случае, контролировали формальную сторону. Фактический уход государства из образования привел катастрофическому росту «университетов», что, хотя и доказывало привлекательность университетской идеи, не только не имело практического смысла для государства и общества, но и подрывало то самый принцип «сравнительной редкости социального качества».

Впрочем, стоит ли ругать людей, создававших эти вузы и преподававших в них? Для «настоящего» университета, и «настоящих профессоров» нужен диссертационный совет, аспирантура, и защиты. И они росли как опята на гнилом пне. И это еще одно доказательство того, что получение степеней было главным элементом всей университетской системы. Качество защит сперва снизилось на самую малость, потом еще на самую малость, потом еще…

Материалы комиссии хорошо показывают механизмы саморазрушения науки. Люди, защитившие диссертации «второй свежести», становятся излюбленными оппонентами на других защитах, плодят своих учеников, уверенных в том, что спокойно защитятся в том де совете. Да, фиктивные публикации – это что-то новое. Но ведь расчет был точен и красив. Можно ведь было заказывать за деньги какие-никакие имитационные публикации или публиковать просто не очень связанный набор слов. Но здесь возникал риск столкнуться с программой «Корчеватель», попасть под действие программы «Антиплагиат». А если текста совсем нет, но есть лишь его библиографическое описание, то какие могут быть претензии? Быстро, экономно, безопасно. И кто из гуманитариев по своей воле полез бы искать эти статьи? Если бы не въедливые математики, «Троицкий вариант» и другие издания, то система бы мирно функционировала еще долгое время.

Но ведь дело не в злоумышленниках, то ли обманувших беспечный Совет, то ли действовавших с его ведома, а в другом. Вообще-то каждый ученый понимает, что своей репутацией надо дорожить, плохие работы отвергать. Но это не очень востребованный стимул. Ну, допустим, ты проявишь принципиальность , напишешь отрицательный отзыв, выступишь на Совете, называя вещи своими именами. И что? Защита, скорее всего, все равно состоится, тебя не будут больше приглашать в оппоненты (что создаст трудности твоим же ученикам), не переизберут в совет.

Зато сколько важных мотивов диктует временно поступиться этими принципами. И не надо обязательно искать здесь коррупцию. Есть убийственная, но эффективная логика: «диссертация слабая, но защищают ведь и много худшие». Есть гуманные аргументы: «проголосуем против – и мальчика заберут в армию», « надо помочь диссертанту, у него трудное семейное положение, а человек он хороший», или: « диссертация слабая, но научный руководитель уважаемый человек – это уже двадцатый его аспирант, который защищается в нашем Совете, неудобно обижать коллегу».

Есть масса других соображений . Но главное в том, что провал на защите – это скандал, нарушение равновесия, удар по престижу корпорации. Сколько есть вариантов помощи «своим»! Самый невинный: либо вообще не зачитывать резко критические отзывы на автореферат, либо сказать, что «отзыв в целом положительный, есть небольшие замечания технического характера». Но это в крайнем случае, поскольку на внешний отзыв диссертация отдается в «хорошие руки», оппоненты же тем более – люди свои, проверенные.

Согласно знаменитому закону Грешема «Плохая монета вытесняет из обращения хорошую монету». Плохие диссертации рано или поздно вытеснят хорошие. Это столь же неумолимый закон. Для того и придумывает университетская система столько барьеров и контролирующих механизмов (как мелочно на Западе стремятся избежать всякого «конфликта интересов» и как мы смеемся над слишком педантичными немцами за это), но главным из них является репутация. Репутацию не определяет министерство или какой-либо контролирующий орган. Она или есть, или ее нет, а решает это профессиональное сообщество. Так сложилось исторически.

У нас само существование такого сообщество пока является дискуссионным. Поэтому возлагать на него особые надежды пока преждевременно. Хотя, трудно не признать, что новые информационные технологии, сделавшие процесс защит практически открытым заставляют, по крайней мере, более старательно имитировать игру по правилам. Любой желающий может быстро ознакомиться с авторефератом, посмотреть материалы самой защиты. Результаты не замедлили сказаться уже сейчас – один за другим гремят скандалы, правда , в основном на уровне блогосферы.

Сколь ни ругают ВАК, но предпринимаемые им меры имеют определенный смысл, хотя последствия зачастую противоположны задуманному. Но я не помню, чтобы реформы выносились на широкое обсуждение пресловутого «научного сообщества».

Не первый год я задаю один и тот же вопрос: неужели не понятно, что слабое звено это не небрежное оформление документации и даже не фиктивные публикации. Главным в процедуре защиты является оппонирование. В Европе именно оппоненты (5-6 членов жюри) и решают судьбу соискателя степени. У нас это зависит от голосования членов Совета, которые выслушивают мнения оппонентов (двух на кандидатской, трех на докторской). Но ведь этих оппонентов лишь формально назначает совет. Реально это делает либо сам диссертант, либо его научный руководитель, то есть сторона, сугубо заинтересованная в том, чтобы избежать неожиданностей.

Вообще-то, коль скора наша страна начала движение в сторону Болонского процесса, то, возможно, и стоит задуматься над сближением с европейской процедурой защиты? Но, с другой стороны, национальная академическая традиция – дело святое и, видимо, диссертационные советы будут существовать еще долго. Я даже не призываю увеличить число оппонентов на западный манер (что возможно, было бы не вредно).

Речь о другом. Уж коль скоро сообщество у нас само оказалось не способным контролировать состав оппонентов, руководствуясь при этом репутационными соображениями, то почему бы не назначать оппонентов самому ВАК или какому-то органу, который придет ей на смену? Если сложно назначать оппонентов, то хотя бы контролировать этот процесс на уровне предзащиты. Мы ведь все знаем друг друга и представляем, кто чего стоит. Если эту функцию осуществляла бы комиссия, состоящая из специалистов, тогда она неизбежно поинтересовались, почему это, например, к оппонированию диссертации по исландским сагам, не привлекают ни одного из имеющегося десятка специалистов в этой области, или почему диссертация, посвященная Древней Руси, оппонируется специалистом по творчеству Н.К. Крупской. Конечно, эти вопросы могут задавать и чиновники, но специалистом это значительно легче.

Интересно, к каким последствиям приведет этот скандал. Но если бы его не было, право же, стоило его выдумать. Он дает редкий, может быть, последний шанс что-то исправить в присуждении степеней, а это, будем оптимистами, – со временем приведет к нормализации образования.

Повод для оптимизма может дать удивительная жизнестойкость университета. Не первый раз он сталкивается с такими проблемами. В XVI веке Парижский парламент шумно боролся с «торговлей степенями докторов прав», медики же знали, что в Монпелье лучше учиться, но защищаться надежнее не там, уж больно строги были местные профессора. За степенью ехали в Валанс, где главным было устроить хороший банкет после защиты. В Германии XVIII века, как пишет А. Андреев, в одном из университетов возвели барана в степень доктора, обрядили в мантию и вощили по городу, приветствуя криками «дорогу новому академику», высмеивая девальвацию университетской степени. А в Советской России же в 1918 году вообще отменили все ученые степени, равно, как и сам институт их защиты.

И ничего. Университетская система каждый раз как-то выходила из кризиса, восстанавливала ценность ученой степени. Может восстановить и сейчас. Главное – не пропустить момент, пока это возможно.