Боливарианский лидер

В ночь с 5 на 6 марта 2013 года было объявлено о смерти президента Венесуэлы Уго Чавеса. Чавес умер молодым по сравнению со многими из тех лидеров, чьи имена СМИ и не только они часто упоминают в одном контексте с ним. Ему было 58 лет. Муамар Каддафи и Саддам Хусейн были значительно старше. Фидель Кастро продолжает оставаться существенно старше. Моложе Чавеса сейчас разве что иранский лидер Махмуд Ахмадинежад, но он пока вполне жив. Умер президент Венесуэлы, в отличие от его почивших уже соседей по спискам диктаторов (преимущественно левых) после продолжительной болезни, а не от старости, смертной казни или в ходе вооруженного конфликта. Да и в образе авторитарного лидера успел пробыть сравнительно недолго: он стал президентом только в 1999 году.

Тем не менее, Чавес успел весьма основательно занять позицию в ассоциативном ряду международной мифологии. Здесь важен ряд признаков, которые в сочетании создают соответствующий и зачастую культовый типаж. Как и прочие ассоциирующиеся с ним фигуры, он относится к числу лидеров, находящихся в хроническом конфликте с лидерами США. Со стороны лидеров этот конфликт, как и в случае Чавеса, выражается антиимпериалистической освободительной риторикой; со стороны США – риторикой антидиктаторской. На уровне экономики зачастую конфликт разворачивается вокруг распределения какого-нибудь ценного ресурса – в большинстве случаев нефти.

Помимо этого, важно наличие заявленной левой повестки и попытки её фактического воплощения. В случае с Чавесом речь идет о создании авторизованной концепции государственного устройства, которую он сам назвал боливарианизмом (её конкретный продукт – Боливарианская республика Венесуэла), апеллируя к идеям Симона Боливара, латиноамериканского деятеля, борца за независимость испанских колоний и национального героя Венесуэлы. Параллельно с этим появился неофициальный синонимичный термин «чавизм», против которого сам Чавес, впрочем, не возражал. Он также признавал, что на формирование этого политического строя важное влияние оказали идеи Че Гевары, Фиделя Кастро и Муамара Каддафи.

В частности, важным пунктом боливарианизма представляется устранение представительской и продвижение прямой демократии. На этом же принципе, например, Каддафи строил свою Джамахирию: он был большим сторонником идеи о том, что представительская демократия по своей сути противоположна настоящей демократии, так как по факту право принимать решения есть только у незначительного числа людей, тем или иным образом добравшихся до власти и преследующих свои личные цели, выдавая их за интересы большинства. Еще один важный момент боливарианизма – это достижение экономической самодостаточности и, как следствие, подлинной политической суверенности.

Левыми идеями Чавес увлекался с юности. Избрав военную карьеру, он много внимания уделял изучению истории и, в первую очередь, истории освободительных движений, и постепенно собирал вокруг себя единомышленников, каковых в военной латиноамериканской среде было много. Следует отметить, что в случае с Латинской Америкой в целом и с Чавесом в частности, левое движение интегрирует в себя религиозность, то есть освободительная деятельность мотивируется через христианские принципы, а не противопоставляется им как церковному инструменту манипулирования. Что характерно, на военном поприще, будучи левым, он участвовал в подавлении деятельности марксистской партии Bandera Roja (красный флаг). После того, как он стал президентом, противостояние сохранилось, причем идеология этой партии стала смещаться вправо, так как её деятели стали солидаризироваться с правой оппозицией Чавеса.

До прихода к власти Чавес долгое время высказывал мнение, что подлинная смена строя возможна только в случае военного переворота – при условии, что армия будет осознанно действовать в интересах народа, то есть выполнять свою прямую обязанность. В действенность легитимных избирательных механизмов он не верил, считая подобные демократические процедуры удобной средой для фальсификаций. В феврале 1992 г. Чавес со своими войсками попытался устроить государственный переворот и захватить столицу Каракас. Всё это происходило на фоне ухудшающегося благосостояния в стране, что, по мнению многих, было вызвано правительственными попытками взять неолиберальный экономический курс, поощряемый МВФ и США. Попытка провалилась, Чавес сдался властям и был посажен в тюрьму, что вызвало в Каракасе волну демонстраций, требующих его освобождения. В 1994 г. проамериканского президента Переса сменил центрист Рафаэль Кальдера, который во время предвыборной кампании пообещал в случае прихода к власти освободить Чавеса, - что он в итоге и сделал. В армию Чавес вернуться уже не мог, поэтому занимался тем, что объезжал страну и распространял свои взгляды.

В 1997 г. Чавес всё-таки решил попробовать прийти к власти законным путем и развернул прицельную агитацию в поддержку своей кандидатуры, опираясь, в первую очередь, на симпатии малоимущих слоев населения. Исследовавший биографию Чавеса Барт Джонс (Bart Jones) в своей книге “Hugo!” рассказывал о том, что олигархи, дабы очернить Чавеса в глазах симпатизировавшей ему общественности, пустили, в числе прочего, слух о том, что он каннибал и ест детей. Тем не менее, на выборах 1998 г. Чавес одержал убедительную победу на выборах и стал президентом.

После прихода к власти он сохранил радикальную риторику и действительно занялся перераспределением благ и национализацией предприятий, хотя многие упрекали его в непоследовательности. Например, в первом составе его правительства на ключевых позициях остались многие деятели предыдущего центристского руководства. Его также часто упрекали в непотизме и расточительстве государственных ресурсов в личных интересах. Сомнительным моментом представлялись и изменения в законодательстве, благодаря которым он получил право избираться на пост президента без ограничений по числу сроков. Введенный им институт боливарианских «кругов» (в сущности, профсоюзов), позиционируемых как органы самоорганизации, способствующий установлению прямой демократии, критиковали за то, что, при всей децентрализованности, их деятельность в значительной мере спонсировалась Чавесом, в результате чего они оказались инструментом авторитаризма, а не демократии. Для многих Уго Чавес в итоге оказался неоднозначной фигурой – лидером, который при всех типичных для такого рода правителей издержках, всё же добился декларируемой цели и действительно поднял уровень жизни у нуждающейся части своих сограждан.