28 марта 2024, четверг, 18:09
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

30 июня 2013, 19:03

Петербург как зримый принцип «новой территории»

Дмитрий и Ирина Гузевич
Дмитрий и Ирина Гузевич

Перед вами доклад, прочитанный год назад, 8 июня 2012 года, в зале Эрмитажного театра на пленарном заседании IV Конгресса Петровских городов. Едва ли необходимо представлять авторов читателям «Полит.ру» – специалисты по истории российско-западноевропейских научно-технических связей, они были гостями нашего издания не однажды – рассказывали о своих изысканиях, связанных с Великим Посольством Петра 1697-1698 гг., а также об исследованиях деятельности выдающегося испано-франко-российского инженера Августина Бетанкура (1, 2).Что же касается данного текста, то он, на наш взгляд, интересен в первую очередь отнюдь не тем, что обогатит знатоков петровской эпохи какими-то новыми сведениями (хотя и этого здесь многие найдут немало), а, скорее, как пища для методологических размышлений – о том, каким образом можно и каким нельзя изменить что-либо серьезное в России.

Лев Усыскин

Вопросы, которые уже почти три столетия задает себе Россия:

Что из себя представляли петровские преобразования? Как их назвать/обозвать, чтобы попало в точку? Ну, а если, по-научному, то какой термин надо подобрать, чтобы он отражал реалии?

Если резюмировать в современной терминологии дискуссии за последние 300 лет, то получится триада: «Революция – Реформа – Эволюция». Это, одновременно, и описание трех сценариев действа под общим названием «Петр I и Россия», правда, сильно осложненным попытками этических оценок этих действий, по принципу: «хорошо – плохо», «полезно – вредно» и т.п. Оставив в стороне этику, попробуем разобраться с базовой проблемой, на который она опирается.

Первый, революционный сценарий, по определению, подразумевает коренную ломку, а то и уничтожение, старого здания и возведение на этом месте нового: «... мы разрушим до основанья, а, затем, мы наш, мы новый мир построим». Это универсальная поэтическая формула революции. Причем до воплощения второй части формулы в ходе революций добирались не всегда, но первую, как правило, осуществлять успевали. Именно поэтому в первую группу сценариев войдут не только те, в которых с восторгом описывается петровская революцию, но и те, в которых она описывается в терминологии катастроф, начиная с почтенного П. Н. Милюкова, который, не будучи ни демографом, ни экономистом, допустил грубейшие ошибки при подсчете численности населения России, и пришел к выводу, что за петровскую эпоху оно сократилось на 20%, а налоговое бремя выросло в 3 раза. В результате, несмотря на очевидный непрофессионализм подсчетов, полученные цифры повторяются уже целое столетие. Ну, а исследования, которые их опровергают (начиная с работ М. Клочкова 1911 г., выявившего, что население не уменьшилось, а выросло на эти 20%, а также С. Г. Струмилина 1959 г., показавшего, что тяжесть обложения снизилась на 15% и объяснившего, как это произошло), сторонники катастрофического сценария стараются не замечать. На IV Конгрессе Петровских Городов прозвучал доклад Екатерины Андреевой «Цена Петербурга: развенчание мифа о “городе на костях”», где будет рассматриваться версия этого же мифа на пространстве Петербурга. Заметим, что почти полвека назад к выводу о крайне низкой смертности рабочих на петербургских заводах артиллерийского ведомства (литейных и пороховых) в петровскую эпоху (и это несмотря на тяжелые условия труда) пришла Л. Н. Семенова.

К революционному сценарию относятся все определения, данные Петру, из «крайних» и эпатажных групп: тут и бердяевский «большевик на троне», он же волошинский «первый большевик», и «царь – революционер», и «Антихрист», вплоть до антитезы «Пётр Великий – “чудо” или “чудовище”». Из самих действий: «петровская революция», «Великий Петровский перелом» и т.п.

В целом, группа сторонников революционного сценария хотя и достаточно шумна (особенно ныне в Интернете), но и по численности, и по глубине проработки значительно уступает сторонникам более спокойного сценария реформ. Пусть кардинальных, но реформ. Само слово определяет действо по перестройке уже существующего здания. Не слом, а именно перестройку, реконструкцию, придание ему другой формы. К этой группе относится большинство исследователей, публицистов, писателей, занимающихся петровской эпохой. И, тем не менее, эту позицию постоянно атакуют как слева, так и справа, что говорит о неполноте предлагаемой «реформистами» картины.

Ну, и, наконец, третий сценарий, который лишь условно можно назвать «эволюционным». Но другие термины в применении к нему будут еще хуже. Его разрабатывает достаточно малочисленная группа, чьими героями являются царь Федор Алексеевич, царевна Софья, князь Василий Голицын, братья Лихуды или их оппонент Сильвестр Медведев и другие деятели конца 1670-х и 1680-х гг. Они в разной степени, но отказывают Петру в оригинальности, утверждая, что он просто все запорол и испортил, а все изменения – медленные, эволюционные, органичные для России, были начаты правительством Софьи Алексевны, если еще не Федора Алексеевича, и многие из них продолжались всю петровскую эпоху.

Конечно, деление на эти три группы очень условное и грубое. К тому же на них накладывается решетка этических оценок, о которых мы уже говорили. Тем не менее, оно дает общее представление о ситуации бесконечных и не имеющих решения дискуссий. С этой точки зрения крайне удручающее впечатление производит чтение книги «Петр Великий: Pro et contra»: собранные под одной обложкой аргументы сторонников и противников Петра создают впечатление дурной бесконечности или полного тупика, что, впрочем, одно и тоже.

Дискуссия, то бишь, в данном случае, концептуальная история, оказались в тупике. Подчеркиваем: аргументы каждой группы в целом обоснованы, отражают реалии, но не опровергают аргументов других групп.

Вспоминается притча: Два еврея заспорили и обратились к рабби бен Лазару. Тот выслушал одного и объявил «Ты прав», выслушал второго и говорит ему: «Ты прав». Тогда его ученик спрашивает: «Как же так, рабби, и один прав, и другой прав. Такого, ведь, не должно быть». «Ты прав, ученик», – ответил рабби. Анекдот кажется абсурдным, но ведь перед нами аналогичная ситуация в историографии, длящаяся уже третье столетие.

Есть ли в истории аналоги, которые могли бы объяснить причину подобной

ситуации? Есть. Всем известные со школьной скамьи апории Зенона, выдвинутые 2,5 тысячи лет назад. Среди тех из них, которые касаются движения, наиболее знаменита «Ахиллес и черепаха», гласящая: «Быстроногий Ахиллес никогда не догонит неторопливую черепаху, если в начале движения черепаха находится впереди Ахиллеса». Вроде, всë верно, все правы, а решения нет – логика не работает. И только с появлением исчисления бесконечно малых, т.е. с XVII – XVIII вв. стало понятно, что эта апория показывает принципиальную невозможность описать движение методами элементарной математики и терминами элементарной математики. То есть, не подходил язык, ибо математика – это язык. Требовались иные термины, отражающие

иные реалии. А что, если в петровской историографии мы имеем дело с такой же ситуацией?

Давайте попробуем, не используя термины революции и реформ, рассмотреть

механизмы петровских действий.

Для начала определимся: никто из спорящих не отрицает, что в эпоху Петра в стране произошли некоторые изменения. Вот и будем их называть «петровскими изменениями». Из других наибольшей нейтральностью обладает термин «преобразования». Тоже используем его, но будем помнить, что это все-таки паллиатив, ибо представляет русскую кальку с термина «реформа», просто не очень идеологически нагруженный.

Рассмотрим для примера несколько главных изменений.

Вот символ «большевика на троне»: «Утро стрелецкой казни» В. И. Сурикова. Петр рубит головы участникам мятежа (на картине он, правда, целомудренно показан на коне) и уничтожает стрелецкое войско. Н.Н. Молчанов в своих книгах договорился даже до того, что когда в 1699 г. принималось решение о войне со Швецией, «Россия <...> вообще практически не имела армии, поскольку Петру пришлось ликвидировать стрелецкие полки». В действительности же из 20 полков московских стрельцов были «скасованы» лишь те, которые находились в самой Москве. Остальные же, хотя и назывались московскими, квартировали в других городах и репрессиями затронуты не были, не говоря еще о 29 полках «немосковских» стрельцов и множества мелких гарнизонов из городовых стрельцов. К тому же стрельцы составляли лишь часть пехоты. Первый набор 1699 года для ее пополнения составил 32 тыс. чел., а только 4

полка новой организации, которые не переформировывались: Преображенский, Семеновский, Первомосковский и Бутырский имели общую численность в 28 тыс. чел. Стрелецкие полки на окраинах были сохранены, и численность их даже увеличилась за счет части бывших «москвичей», ибо последние направлялись отнюдь не в солдаты, а оставались стрельцами. Солдатские же полки формировались на новом месте из новых людей и существовали параллельно со стрелецкими.

Вот у нас и вырвалось: «новое место».

Более того, Петр и в дальнейшем продолжал формировать стрелецкое войско. Так, только в 1701-03 гг. было сформировано вновь и переформировано 6 московских и 6 псковских стрелецких полков, а также 5 новых полков в Курске; они принимали участие в боевых действиях, несли гарнизонную службу. Стрельцы участвовали в Прутском походе 1711 г. Большинство московских полков просуществовало до 1713 г. Окончательно процесс ликвидации самого войска завершился лишь в середине 1720-х гг., к моменту смерти Петра I, чего не скажешь про городовых стрельцов, которые просуществовали до 1727-28 гг., где несли не только сторожевую, но и полицейскую службу, до появления полиции как таковой, а в ряде мест в качестве «служилых людей старых служб» сохранялись еще в эпоху Елизаветы Петровны.

Просто стрельцы после бунта 1698 года перестали быть основой армии. Они, собственно, и не могли ею быть. Петр создавал регулярную армию. А стрельцы представляли собой постоянное, но не регулярное войско. Ну, так в российской армии иррегулярные части существовали в течение двух столетий, и были упразднены лишь в советское время после Гражданской войны (хотя и возродились в Великую отечественную войну ввиде партизан и ополчения).

Ну, так что, уничтожил Петр стрелецкое войско, создав на его месте регулярную армию? Нет. Реформировал стрелецкие полки в регулярную армию? Нет. Медленно их развивал и улучшал с тем, чтобы они со временем безболезненно вошли в эту армию? Тоже нет. Он их просто магинализировал, создав на новом месте, параллельно им

полки регулярной армии и экипажи регулярного флота, сохранив за стрельцами вспомогательные, сторожевые и полицейские функции, которые они выполняли и ранее.

Возьмем другую реформу – алфавита. В московском государстве практически не публиковалось светской литературы. Почти за полтора столетия допетровского книгопечатанья было опубликовано лишь две таковые книги. В 1647-49 гг. – воинский устав на основе книги Иоганна Якоби фон Вальхаузена: «Учение и хитрость ратного строения пехотных людей» (да и то часть книги печаталась в Голландии), и в 1650 г. – основной закон Московского государства – Соборное уложение 1649 года. Старая кириллица в глазах русского человека обладала сакральным значением. «Лишь слово Божие достойно тиснения». А Петру была необходима светская (в терминологии тех лет – «гражданская») литература – поначалу, техническая, военная, публицистическая, учебная. Но при ее печати он столкнулся с огромным внутренним сопротивлением, которое поначалу пытался обойти печатанием с 1698 г. книг за рубежом (знаменитые привилегии Тессингу и Избранту, и деятельность Ильи Копиевича). Но эффект был очень слабым: такая работа оказалась не под силу нескольким людям, не обладавшим ни властью, ни деньгами. И тогда в 1707-1708 гг. был создан гражданский алфавит. Первой книгой, им набранной, была «Геометриа славенски землемерие». Была при этом отменена старая азбука, как то, произошло, например, в Турции в 1928 г., когда при переходе на латиницу арабский алфавит был вычеркнут из употребления? Или в ряде постсоветских республик, когда переход на латиницу, фактически, либо уничтожил предыдущую графическую память языка (Молдавия – в 1989, Азербайджан – в 1991), либо еще уничтожит, если старые указы (Туркмения – 1992, Узбекистан в 1993) окончательно войдут в жизнь? Отнюдь нет. Пространство духовных текстов, для которых использовалась старая кириллица, осталось тем же. Более того, этой литературы в петровскую эпоху было отпечатано много больше, чем в допетровскую. К тому же, вытеснение кириллицы из светской печати произошло не сразу. Она применялась еще в конце царствования Анны Иоанновны. А уж о ее запрещении и речи не было. И там память старославянского языка сохранилась, как и корни современного. А на основе новой графики стал развиваться новый собственно русский литературный язык, которого раньше не было.

И, тем не менее, кириллица все-таки была маргинализирована, ибо основной (причем, не по количеству, а по значению) литературой, публиковавшейся государством в петровскую эпоху, была светская. И территория «гражданской» или светской литературы была новой по отношению к территории богослужебной и богословской литературы. Так и сохранилось параллельное существование этих миров на столетия.

И последний знаковый пример: смена высшего органа власти. Была Боярская дума. Стал Правительствующий Сенат. Что, Боярская дума была уничтожена или реформирована (преобразована) в Сенат, как то пишут в литературе? Да ни то, ни другое – нет таких петровских указов. А может она медленно эволюционировала в сторону Сената? Отнюдь. Просто с рубежа веков перестали раздаваться думские чины и перестала собираться Боярская дума, хотя ее никто не отменял, и Петр продолжал советоваться с теми же боярами в узком формате Ближней канцелярии, упоминаемой в 1704 г. Ну и за 10 с лишним лет Дума просто тихо скончалась путем естественной убыли – люди-то там были все немолодые. С начала XVIII века зафиксировано лишь 4 случая пожалования боярского звания. Петр наградил им П. М. Апраксина, Ю. Ф. Шаховского и П. И. Бутурлина. Последним русским боярином стал С. П. Нелединский-Мелецкий, пожалованный в 1725 году Екатериной I. А последним долгожителем, обладавшим боярским званием, был И. Ю. Трубецкой, который умер 27 января 1750 года.

Ну, а Сенат был создан указом от 22 февраля 1711 г. не вместо Думы (ее имя даже не упоминается в указе), а на новой территории. В принципе, даже географически. Хотя до 1714 г. он, в основном заседал в Москве (хотя, с 1712 г., иногда и в Петербурге), то с 1714 г. окончательно перебрался на новую территорию. И вообще принцип «непроизводства в старые чины», которые при этом никто не отменял, привел к тому, что когда в 1722 г. вводилась Табель о рангах, официально даже не вставал вопрос о соответствии старых московских чинов новым рангам, ибо носители их за два десятилетия после последних производств или вымерли, или получили новые, или были переименованы по должности (что характерно для низших, канцелярских чинов). Последний носитель этого звания стольника – Василий Фёдорович Салтыков, брат царицы Прасковьи Фёдоровны. Долгое время предпочитал это звание петровским чинам, но согласился на них при возвращении на службу при Анне Иоанновне. Но и в дальнейшем с гордостью именовал себя «стольником». Умер он в 1751 г., т.е. при Елизавете Петровне, которую и помог возвести на престол. По этой же модели шло и реформирование приказов. Во всяком случае, вначале. Первая перестройка, выполненная по этой схеме, на которую мало кто обращает внимание, была трансформация Посольского приказа весной 1699 г. Ввиду того, что приказ во главе с боярином Л.К. Нарышкиным и думным дьяком Е.И. Украинцевым, оказался не в состоянии решать встававшие вопросы, Украинцева после трех недель опалы назначили послом в Константинополь, de jure не отставляя с поста. Нарышкин тихо исчез, а все дела, под предлогом отъезда Петра в Воронеж, передали новой структуре – походной канцелярии, которой в тот момент заведовал Н.М. Зотов. Не будем углубляться в эту реформу, которая описана в нашей книге о Великом посольстве. Для нас сейчас главное, что она была едва ли не первой, проведенной по принципу «новой территории»: никто не отменял никаких чинов и никаких структур, просто параллельно была создана новая, которая взяла на себя часть их функций. Итак, принцип изменений ясен. И уже на данном этапе объяснений очевидна принципиальная нерешаемость споров, с описания которых мы и начали наш доклад. Ибо в состоянии российского социума, государственной машины, градостроительства, искусства каждый может найти аргументы, удобные для своей точки зрения. Но они не опровергают другую сторону, а сосуществуют с ней. Когда на протяжении одного-двух десятилетий (как со стрельцами), когда на протяжении целого поколения (как с чинами), а когда и на протяжении столетий, как с алфавитом. Другой не менее «зрительный» пример – введение европейского костюма для одних сословий, и сохранение традиционного костюма – для других. Это параллельное существование просто раскололо нацию, по форме приблизив сосуществование двух групп сословий, одетых в разные костюмы, к сосуществованию двух субэтносов. Сходство увеличивает даже различие в языке – франко-русская диглоссия высших слоев общества. К сожалению, принцип «новой территории» никогда не рассматривался как основа отдельного типа изменений.

За исключением одного единственного случая, который, впрочем, не рассматривался как типичный. Скорее, лишь как символ. Мы имеем ввиду создание новой столицы – Петербурга. Москва – организм, замкнутый на себя. Ее «genius loci» («гений места») не только не помогал движению в Европу, но отчаянно этому сопротивлялся. Для того, что задумал Петр, – точнее, даже не задумал, а еще только чувствовал, – требовалась новая территория, чистая от старых, довлеющих традиций. Нельзя сказать, что место было выбрано сразу. Первоначально примерялись южные земли. И лишь со сменой главного вектора политики с южного на северное встал вопрос Ингерманландии. Да и то не сразу. Окончательно – лишь после Прутского поражения в 1711 г. Петровское изменение под названием «две столицы» можно признать чистым по всем параметрам: это и новая территория, и ее новое наполнение: от строительных объектов до новых государственных институтов, от «больших технических систем» (флот, фортификация, мануфактуры), до самих жителей. И национальная, и социальная, и профессиональная, и демографическая ситуации в Питере той эпохи были не характерны для других российских городов. О семиотике, – костюм, резиденции, водное пространство, – мы уже не говорим. Гений места другой. Тот самый, «genius loci».

 Причем описанное изменение осуществлялось так плавно, что мы до сих пор точно не знаем, когда же вообще Петербург стал столицей. Вот был частный парадиз царя Петра. И вдруг – столица. Не было никакого специального указа Петра. И Москва никуда не делась. Осталась столицей. Первопрестольной. Хотя, и второй по значению. Так и просуществовали параллельно две столицы в государстве в течение всей его истории, иногда меняясь местами. А их непростые взаимоотношения суть иллюстрации отношений между старой, сохраняемой, но маргинализируемой территорией, и новой, чистой от традиций. И в прямом, и в переносном смысле этого слова. И ведь никому не придет в голову сказать, что Москва была реформирована, преобразована или реорганизована в Петербург? И, уж, тем более, разрушена, а на ее месте воздвигнут Петербург. Но вот ЗАМЕНЕНА в качестве первой столицы – да. А ведь в отношении Боярской думы можно прочесть даже в справочниках, что она была преобразована в Сенат. И про стрелецкое войско – что оно было уничтожено, а на его месте создана армия. А ведь перед нами изменения одного и того же типа. Просто в тех случаях, когда маргинализируемая система быстро исчезает или становится неразличимой в туннеле времени, мы склонны признавать изменение сие реформой или революцией. Но Москва – она стоит. Итак, петровские преобразования в своей массе – это не Революция, не Реформы, не эволюция, а изменения 4-го типа по принципу новой территории, при котором старые формы не превращаются в новые, а сосуществуют с ними параллельно еще долгое время, а то и в течение всей видимой истории. Потому-то проблема и не решаема в принципе в используемой ныне терминологии.

Ну, а Петербург является не только символом, но и квинтэссенцией петровских изменений.    

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.