Что после разгрома?

Продолжают поступать отклики на события вокруг законопроекта о реформировании РАН. Публикуем мнение главного научного сотрудника Петербургского отделения Математического института РАН, профессора Санкт-Петербургского университета Анатолия Моисеевича Вершика:

Реакцию сервильной части масс-медиа на разгром Академии можно назвать пляской на костях, это очень популярный жанр и в советское время, и сейчас: дается разрешение и даже команда «фас», и тут же молчавшие раньше злорадно вспоминают грехи (они есть, их много), вытаскивается компромат (он тоже был, и все о нем знали) и т.д. Журналисты, считающие себя компетентными и слишком интеллигентными для таких плясок, пишут в жанре, остроумно названным «прощальный донос на панихиде», когда с некоторым сожалением говорится о сделанных ошибках, например о том, что члены Академии в свое время осудили поведение А.Д. Сахарова и что поэтому всё идет закономерно и правильно.

Но и то, что пишет «обиженная» сторона не вызывает особого уважения. Это либо гневные (я бы сказал: трусливые) крики в адрес Ливанова и некоторых отдельных членов правительства, либо торопливые благодарности «самому», что «нашел время встретиться, и понял необходимость диалога» и т.д. Ливанов и иже с ним несут ответственность за происходящее в той же мере, в какой барометр отвечает за состояние погоды. А на самом деле, как и в сказке Андерсена, все без исключения понимают, кто дал команду, как и зачем провести очередную спецоперацию, и одобрил невиданное унижение Академии, — чего стоят обещания (это просто прямой подкуп) поднять зарплату, сделать членкоров академиками, да еще вместе с членами других академий. Оскорбительный характер операции — в ее закрытости, в полной некомпетентность ее разработчиков. Академии терять уже нечего и от твердости ее позиции очень многое зависит. Важно понять, что же надо отстаивать до конца.

Отстаивать надо не собственность — это то, что только и интересует верхи разбухающего чиновничества и связанный с ними бизнес. И не административное единоначалие над наукой стоит оспаривать — оно уже ускользнуло. И не саму по себе структуру «Императорской академии», которая с небольшими изменениями дошла сквозь все века до нашего времени и, действительно, похоже, устарела. И не устройство скороспелых новых академий с неизбежными проблемами, кто главнее и кто достоин туда попасть, а кто нет, — это тоже лишнее сейчас.

Мне кажется, не о «достойным статусе клуба ученых» надо думать, — такой клуб и без разрешения появится и даже фактически есть как аналог гамбургского счета, вовсе не тождественного Академии.

Защищать надо то, что составляет гордость российской науки и чему действительно грозит смерть, — надо спасти ее научные институты. Необходимо немедленно создать Ассоциацию Научных Институтов, которая объединит эти структуры (может быть, и не только большой Академии и необязательно академические) и будет представлять их интересы и защищать их. Здесь имеющиеся академические структуры могли бы, отбросив все остальные задачи, сыграть неоценимую роль. Но смогут ли?

Широкая публика мало что знает об институтах Академии, об их работе и уровне, и эта неинформированность эксплуатируется в корыстных целях. Например, за средними характеристиками уровня российских университетов — места во второй и третьей сотне — скрывается тот факт, что такие научные институты, как (я говорю о математике и физике, о том, что хорошо знаю) МИАН, ПОМИ, ИППИ, Институт Ландау, ФИАН, Физтех, ПИЯФ, ИТЭФ (последние два недавно перешли в другое ведомство, что грозит их научному исчезновению), математические институты Урала, Новосибирска и других городов по своему научному уровню и сейчас находятся в числе лучших мировых центров. Проверьте!

Если всерьез рассматривать «реформу», то ясно, что идея передачи институтов в университеты, которую «реформаторы» с оглядкой на Соединенные Штаты и другие страны рекламируют, безумна. Наши лучшие университеты не достигли и не скоро достигнут современного административного уровня, который позволял бы безболезненно совмещать образование и науку, как это водится в США. Научные институты при советских и российских университетах за редкими исключениями не могли конкурировать с институтами Академии, так уж сложилось. Может быть, объединение — дело далекого будущего?

Более всего наша ситуация напоминает французскую систему CNRS (Centre national de la recherche scientifique — Национальный центр научных исследований). Он независим, имеет свое отдельное государственное финансирование, но формально связан с университетами, хотя его члены могут курсировать из одного университета в другой. Между прочим, за последние 20 лет членами CNRS стали десятки (если не сотни) наших ученых, уехавших совсем или на время во Францию. Возможно, эта модель подойдет и нам, со временем, если академические институты не будут до этого совсем угроблены.

Ассоциация Институтов, о которой идет речь, не должна быть похожа на нынешнюю Академию — ни по кругу задач, ни по роду деятельности. Она должна управляться представителями, выбранными сотрудниками самих институтов, которые могут быть администраторами или даже менеджерами и заниматься только делами институтов и взаимодействием между ними. Независимость институтов в их научной и другой деятельности должна быть полностью гарантирована. Надстроечная часть администрации должна быть минимальной и всецело зависящей от ученых советов институтов.

Разработка деталей конструкции Ассоциации может занять какое-то время, но в этом должна решающую роль играть научная общественность, а не чиновничество. Боюсь, что если движения в этом направлении не будет, а верхушка Академии, занятая своими проблемами, поверит обещаниям властей, что институты не почувствуют никаких изменений, или разойдется во мнениях, то институты и российскую науку ожидает незавидное будущее.

Кажется, что эта идея Ассоциации уже нащупывается движением в институтах: у нас, в Питере, создается Сеть координации институтов (пока для обмена информации). Мне представляется, что Ассоциация будет гарантированно поддержана и международным научным сообществом (сужу по математическому сообществу); серьезная международная поддержка Академии — как существующей (или существовавшей) институции кажется мне маловероятной. Я думаю, что создание такой Ассоциации поможет решить и другие проблемы, которые, увы, не были решены Академией, хотя об этом было много разговоров. Это создание большого числа временных мест для молодежи, учреждение, наконец, позиций постдоков и, что особенно важно, установление прочных связей с российской научной диаспорой.

Несколько лет назад мы проводили конференцию «Российская научная диаспора и будущее российской науки» в Европейский университете в Санкт-Петербурге. К сожалению, представители Академии демонстративно игнорировали ее. Еще ранее я говорил о том, что связь с диаспорой могла бы быть королевской идеей президента — и не только Академии. В результате эта идея была частично и не вполне удачно реализована министерством в виде мегагрантов с университетами. По моим наблюдениями, деятельность выигравших мегагранты ученых была тем удачней, чем более независимыми они были от университетских структур.

Кажется, что такие мегагранты были бы очень уместными в рамках Ассоциации Институтов, с возможным сотрудничеством с университетами. Более того, связь научных исследований с образовательным процессом в рамках институтов выглядит даже более естественно, если институты ведут независимую образовательную деятельность (тому примеры — МИАН и ПОМИ).

В рамках такой Ассоциации можно было бы естественным образом решить и многие другие задачи научного внутрироссийского и международного сотрудничества. Вспомним, например, что поверженная Германия сразу после войны (с помощью плана Маршалла) организовала так называемый фонд Гумбольдта — фонд, который 60 лет приглашает сотни молодых и известных ученых в Германию для проведения научных исследований или для образования и оказывает им всяческую поддержку. Не пора ли то же самое сделать победившей и богатеющей России?

Полтора года назад я дал интервью «Полит.ру» («Ученые, Академия, Власть»), в котором высказал ряд критических замечаний и предложений, негативно оцененных рядом представителей Академии. Мне кажется, что самоуспокоенность, о которой я писал тогда, сыграла злую шутку с академическим миром, считавшим, по-видимому, что сложившемуся состоянию ничто не угрожает. Они недооценили содержание висящего повсюду слогана: «Россия — страна возможностей». Эти «возможности» можно и должно предвидеть. Более всего нынешней Российской академии недоставало разумной оппозиционности ко многим действиям власти. В идеале, она должна была бы быть коллективным Сахаровым.

Не желая здесь говорить о политике, ограничусь лишь недавним разговором с одним американским коллегой, интересующимся делами в России. Он спросил меня: «А как можно охарактеризовать современный политический строй в России — ведь он кажется новым? Есть парламент…» Я ответил: «Ничего нового, мы живем при неограниченной монархии, которая с теми или иными изменениями всегда была в России. Она не нравится очень небольшому (но расширяющемуся) кругу людей и с энтузиазмом воспринимается большей частью населения».