Снег на пути расстрельной команды
В советское время люди редко располагали не только фактами, но и документами. Кухонные разговоры недовольных ползли шепотками, оформлялись в городские легенды. Люди старого поколения подозрительны и доверчивы: по отношению к слухам они отличаются сниженной критикой. Документальные подтверждения они воспринимают скептически, но есть самые удивительные вещи, которым они готовы верить безоговорочно и повторять, передавая друг другу.
В то время, если не считать литературы по точным наукам, информация могла передаваться только в легендах и анекдотах. Фактологическая сторона дела терялась при этом, зато общая атмосфера, человеческие и гражданские ожидания, рельефы коллективного бессознательного фиксировались аккуратно.
Рассказ про физика Ю. Б. Румера я слышала в детстве, и это была легенда из легенд. Личность героя, конечно, располагала. Румер — двоюродный брат О. Брика. Он знал где-то тринадцать языков, а его родной брат О. Б. Румер, филолог и переводчик — двадцать шесть. О.Б. Румер переводил Омара Хайяма, среди физиков были в ходу такие высказывания (рубайи):
Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало,
Два важных правила запомни для начала:
Ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.
Румер учился в Геттингене у Борна и получал там Лоренцевскую стипендию по рекомендации Эйнштейна и Эренфеста. В соавторстве с Ландау он написал популярную книгу "Что такое теория относительности" — ввиду обстоятельств, о которых речь пойдет ниже, книга вышла в свет через 25 лет после ее написания, но не утратила актуальности; опоздания читатели не заметили. Ю. Б. Румер относится к числу отцов-основателей квантовой химии. Это он придумал, что у молекул, обладающих симметрией, пространство состояний устроено иначе — а из этого следуют замечательно осязаемые результаты, например, у газа симметричных двухатомных молекул и молекул, составленных из двух неодинаковых, но очень похожих атомов, будет разная теплоемкость. Студенты МФТИ знают Ю. Б. Румера не позднее, чем со второго курса, по известному учебнику термодинамики Румера, Рывкина.
Городская легенда о Румере, ходившая между физиками одним-двумя поколениями его младше, звучала так. Арестованный по тому же делу, что и Ландау, враг народа Румер отбывал наказание далеко на севере. За нарушение режима (опоздание или что-то около) его приговорили к расстрелу и отправили в одиночную камеру ждать исполнения. В зимние сезоны расстрельная команда разъезжала между лагерями на санях с собаками, им открывали ворота, они отогревались, пили чай, делали свою работу по спискам, представленным администрацией, и ехали дальше. Но в то время, когда в списки попал Румер, дороги занесло, и сани не могли проехать. Почти месяц прошел в ожидании смерти. Заставлял вздрагивать каждый неурочный шорох. Однажды вслед за шорохом пришел грохот, подошвы стучали, как подковы — надсмотрщики забегали туда и обратно по коридору. Румер понял, что это конец, и попрощался со странно милой жизнью в грязной холодной камере. За ним пришли. Его вывели, и он пошел по коридору.
Привели в кабинет, а не наружу. В кабинете начальник лагеря стоял навытяжку и по знаку человека, занявшего его кресло, взял под козырек и вышел. Румер остался наедине с Михаилом Андреевичем Сусловым, тот молча обнял его, а после кивнул на кресло напротив.
У Румера (продолжает легенда) была жена-красавица, и была она так собой хороша, что до шестидесяти лет имела любовников. А Суслов был ее братом. Он занимал высокую партийную должность и летал как раз на вертолете, совершая инспекцию социалистическому хозяйству. Пришлось ему пролетать неподалеку, вот и надумал навестить родственника.
Стал расспрашивать, как мол и что. Румер и рассказал ему, дескать, еще немного, и не застал бы ты меня, брат. Как станут проезжими дороги, навестит меня вслед за тобою расстрельная команда.
Суслов будто бы выслушал его и сказал: "Вот тебе чернильница, вот бумага. Садись за стол. Пиши письмо Сталину." Румер рассмеялся: шутишь, мол, небось все пишут. Суслов сказал: "Все пишут, да не всем я диктую."
И продиктовал ему Суслов письмо, да такое, что ни убавить, ни прибавить. Не было в этом письме ни слова про провинность Румера, про расстрельную команду, про недостаток еды и курева, про тяжкий труд и про грязную камеру. А говорилось так. Вот, живет в лагере великий ученый, физик Юрий Борисович Румер. Живет и работает, слава Сталину, всем доволен. И только одна мысль не дает ему покоя. Ведь он физик, он мог бы приносить пользу Стране Советов и в таком качестве — а эта возможность пропадает зря, и народное хозяйство терпит ущерб. Казалось бы — что же ему мешает приносить своими научными исследованиями пользу Родине? А все дело в том, что здесь, в лагере, ему не хватает научной литературы. Он, Румер, не станет утруждать товарища Сталина чтением списка специальных книг — ему ли не понимать, как занят вождь советского народа. Но вот его друг, Ландау, он в курсе, и нельзя ли попросить его просто привезти ему, Румеру, в лагерь нужные книги. Благодарность. Изъявления. Число. Подпись.
Суслов уехал с письмом, а Румера вернули в барак. Расстрельная команда, может, и приезжала, но его никто не хватился: каким-то образом он исчез из списка. Вскоре его перевели из лагеря в шарашку, в город Енисейск, и туда же на спецплощадку прилетел вертолет. За Румером пришли и вывели его к трапу. И вот он видит, как по трапу спускается его друг Ландау, в двух руках держит по связке книг, а в глазах его стоят слезы.
О чем говорится в этой легенде? Любой фольклорист легко разъяснит. Во-первых, обычный романтический след — исключительный герой в исключительных обстоятельствах, и во-вторых, мотив переживания им неминуемой смерти, только что сошедший в нижние жанры, ср.:
Таракан сидит в стакане,
Ножку рыжую сосет.
Он попался, он в капкане,
И теперь он казни ждет. —
то есть, и в детскую литературу, и в городскую легенду. Здесь же следы культа вирильности, неизбежного в среде физиков: жена-красавица, востребованная мужчинами, ждет, однако же, именно героя, и прислала брата ему на выручку. Культуролог укажет явственный признак вытеснения литературных приемов в массовом сознании приемами кинематографическими. Раньше как делали. Вот герой Платонова смотрит на своего палача, здоровенного мясного человека, и спрашивает — где же твой топор? А тот ухмыляется: я-де с тобою и так управлюсь. В этот момент перед читательским оком раскрывается бездна; ход зрелищный, но все это делают слова. А тут в изложении заметна операторская работа, легко указать, где сменяются кадры, да и последняя картина — Ландау спускается по трапу, у него в руках книги, камера движется, крупным планом — лицо и слезы.
Все это хорошо, но а все-таки, на самом деле, о чем эта легенда?
А она о том, что на ровном месте загрести может каждого. Но шансы спастись, если попался, есть только у тех, кто в родстве с властью. Во многих версиях "Золушки" она в конце концов оказывается принцессой (ср. старинную драму "Собака на сене"), да и в самой общеупотребительной Золушка всего лишь жертва дауншифтинга, и у нее, как у Румера из легенды, есть фея — могучий посредник. Именно так проходил в этом месте рельеф коллективного бессознательного. По-видимому, проходит и сейчас.
Казус Навального, которому, как и всем, ни за что, дали, однако, пять настоящих лет, взяли под стражу из зала суда, но по заявлению прокурора освободили — порождает мысли конспирологического свойства. Многие открыто объявляют, что мы наблюдаем операцию "преемник"; другие просто говорят, что флюгера, которым известно больше, чем нам, еще не поняли, куда поворачивать нос. Кто-то сильный стоит за Навальным, такой, какого не было у Ходорковского.
Какой же из этого вывод для простого человека? Агент или не агент Навальный? Да пускай агент — а какая, в сущности, разница? К этому надо бы относиться спокойнее. Русский поэт в эмиграции А. Храбров однажды выступил в Сети с какой-то сложной притчей о "бл$%дях" — в ней действовали одни "бл$%ди", и разные вещи с ними там приключались. На упреки в мрачности декларируемой в тексте жизненной позиции он отвечал с недоумением. Он сказал, что ведь это всего лишь термин, и ему показалось удобным обозначить так среднестатистического жителя Пенсильвании.
Что есть предвыборная стратегия Навального — обман ли, и повелись ли на нее "миллионы"? Странный вопрос, за миллионы не очень-то и ответишь. Вроде как люди, которые шли на Манежку, протестуют не за Навального, а против беспредела. А беспредел — это как раз когда нехорошего человека, обманщика, который оскорбил тебя в лучших чувствах, сажаешь на пять лет по ложному обвинению, что он-де распилил и вырубил весь Кировлес. Гражданское общество, оно ведь возникает как раз тогда, когда неподготовленные люди, тушующиеся при насилии, преодолевают свой маленький страх перед беспределом, перед ОМОНом в скафандрах, и выходят на улицы. Этот локальный подвиг и делает гражданина. "Те, кто готов променять значительную свободу на крошечную временную безопасность, не заслуживают ни свободы, ни безопасности." Это шаг к самостоятельности, а самостоятельность перед лицом государства — единственное, чему по-настоящему стоит научиться. Если люди это хорошо умеют, даже рептилии из космоса и их агент, скажем, Навальный, ужасным обманом придя к власти, ничего им не сделает.
И это не настоящие революционные действия, конечно. Как в шестнадцатом году революционеры разваливали армию и флот, двух союзников государя императора, так сейчас в порядке истинно мятежной и в то же время безрассудно героической активности следовало бы саботировать работу Газпрома. Вести пропаганду среди офисных клерков, портить оборудование. Но как-то сейчас не то время; делать черную работу, ворошить внутренности союзников императора людям кажется скучно.
А что касается Румера, то история его жизни более или менее известна. Здесь лежит подробный биографический очерк. Вкратце — непохоже, чтобы Румер был когда-либо приговорен к смерти; арестован он был и правда вместе с Ландау в тридцать восьмом году, но весь свой срок проработал в шарашке. В Енисейск был сослан на пять лет после освобождения. Жена его, Ольга Кузьминична Михайлова, работала под его руководством в ЦКБ-29 (считала на арифмометре; так и познакомились) и в ссылку тоже его сопровождала. А история с письмом действительно имела место. Только в ней участвовал не Суслов, а геолог Г. Л. Поспелов. Он, по-видимому, ни к начальству, ни к госбезопасности не имел никакого отношения. Но он действительно сам подготовил очень хорошее письмо к Сталину, которое и вытащило Румера из ссылки и помогло ездить на конференции.
Обсудите в соцсетях
