19 марта 2024, вторник, 08:00
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

27 июля 2013, 17:45

«Между делом сквернодействия» Григория Теплова

Опись дела Теплова
Опись дела Теплова

Статс-секретарь Екатерины II Григорий Николаевич Теплов (20 XI 1716 или 1717 – 30 III 1779) оставил по себе память в самых разных сферах – музыке (он выпустил первый русский сборник романсов с нотами «Между делом безделье или Собрание разных песен» на собственную музыку), философии («Знания касающияся вообще до философии», 1751), натуральных науках и сельском хозяйстве («Инструкция, как производить засевы разных табаков чужестранных в Малой России», 1763), историографии («История Малороссии», неизд.), дидактике («Наставление сыну», 1763), птицеводстве («Птичий двор», 1774), медицине («Разсуждения о врачебной науке, которую называют докторством», 1774), не говоря уже о политике. Став асессором Академии, Теплов вошел в ее историю враждой с Ломоносовым, Миллером и другими академиками, особенно иностранными.

Именно Теплов развязал знаменитую «литературную войну», заставив Тредиаковского сочинить «Письмо... от приятеля к приятелю» (1750) с разгромом сочинений Сумарокова (до этого были карикатуры и вялотекущая перебранка)[i], а спустя пять лет обвинил «приятеля» в написании подкинутого Ломоносову подметного письма –

«Въ таковой силѣ на г. полковника Сумарокова писалъ критику и подалъ въ синодъ доношенiе, а въ Академiю извѣтъ. Въ той же силѣ изблевалъ свой ядъ и въ сей скаредной подметной тетрадкѣ не однократно»[ii], –

растоптав академическую карьеру Тредиаковского и едва не доведя его до самоубийства:

«Сiе подозрѣнiе толь мнѣ дорого стало, что едва я себя съ отчаянiя добровольной не предалъ смерти. Да и какъ было терпѣть! Г<оспо>д<и>нъ Тепловъ, призваннаго меня въ домъ Его Графскаго Сiятельства [Кирилла Разумовского. – М.О.], не обличивъ, и не доказавъ ничемъ, да и не чемъ пустымъ, ругалъ какъ хотѣл м<атерно>, и грозилъ шпагою заколоть»[iii].

В биографии Теплова много темных мест, начиная хотя бы с вопроса о происхождении. По одной версии, он был сыном жены истопника в псковском архиерейском доме или в Александро-Невском монастыре в Петербурге[iv], по другой, – внебрачным сыном архиепископа Феофана Прокоповича[v], который выдавал его за сына истопника. Сам Теплов глуховскому протопопу Корнилию Иозефовичу (Ieзефовичу), к которому он иногда «прихаживалъ прiятельски посидѣть», говорил, что отец был солдатом, который отдал его Феофану в архиерейский пансион[vi].

Из деятельности Теплова на благо государства достаточно упомянуть, что он был одним из главных екатерининских идеологов закрепощения крестьян, и общую, по выражению саксонского дипломата Гельбига, «вредность его характера», позволившую ему умереть тайным советником, сенатором и кавалером разных орденов.

Теплов, сумевший в 1762 году в пожарном порядке сочинить тексты отречения от престола Петра III, манифест о вступлении на престол Екатерины и текст присяги, в апреле 1763 года получил очередное назначение – статс-секретаря императрицы: 1 апреля был разослан указ Екатерины «быть при ее императорском величестве у отправляемых ее величеством собственных дел»[vii].

Спустя три месяца разгорелся сексуальный скандал, подготавливавшийся не менее шести лет – с 1757 года. Несколько крепостных обвинили Теплова в том, что он заставлял их «над собой учинять мужеложество», столь настойчиво, что, когда сил их уже больше не стало терпеть, они решили пожаловаться на то самой императрице.

Это одно из первых дел Тайной экспедиции, от 3 июля – 10 октября 1763 года, в архивной описи называется «О дѣйствительномъ Статскомъ совѣтнике Григорьѣ Тепловѣ, обвиненномъ его крѣпостными людьми въ мужеложествѣ и содомiи» (РГАДА. Ф. 7. Оп. 2. Ед. хр. 2126).

Судя по листу о выдаче, с 1990 года, когда такие вещи уже могли быть опубликованы, с документом ознакомились как минимум 7 человек[viii], но почему-то об этом эпизоде биографии Теплова до сих пор не напечатано ничего[ix], а в новейшей биографической компиляции, написанной для «Словаря русских писателей XVIII века»[x], – нет о том ни слова (благодарим А.Б. Каменского за указание на то, что эпизод упоминается в его книге "Под сению Екатерины… Вторая половина XVIII века" (СПб, 1992) - "Полит.ру").

Всего в деле фигурируют 9 мужиков, служивших у Теплова на разных должностях, – семеро крепостных и двое бывших у него в услужении малороссов (которые тогда еще не были крепостными, они будут закрепощены в 1783 г.).

Слово «мужеложество» почасту употребляется в связке со словом «сквернодействие»[xi], как на языке тайной экспедиции XVIII века назывался оральный секс (минет), иногда с пояснением – «делать скверность за щеку».

Неоднократно упоминаемый в тексте граф Кирилл Григорьевич Разумовский, в доме которого в основном происходили «изнасилования», в 1750 году стал гетманом Малороссиии, и Теплов всегда находился при нем, заведовал его канцелярией и был фактическим правителем Малороссии. Прежде Теплов был наставником при 15-летнем Разумовском, сопровождая его в заграничном путешествии – Кенигсберге, Берлине, Геттингене, во Франции и Италии.

Приводить этот документ целиком бессмысленно, потому что показания прислуги Теплова будут повторяться практически дословно, из листа в лист в одних и тех же выражениях. Разница в деталях однако представляет интерес и будет отмечена.

Вот эксцерпт из допроса первого крепостного Власа Кочеева, инициатора донесения, бывшего крепостного графа Разумовского, которого он подарил Теплову в 1754 году.

«А въ допросе камардинеръ Влас Качеевъ сказалъ, напрежъ сего былъ онъ крепостной дворовой человекъ графа Кирилы Григорьевича Разумовского, и в 754мъ году подаренъ и крепость на него дана статскому действителному советнику Григорью Теплову, хъ коему онъ во услуженïе достался отъ рождения своего на осмнадцатом году и определенъ имъ въ каморъ динеры, и до 757 года оной Тепловъ содержалъ ево порядочно, – а в томъ годе когда уже онъ былъ 20ти лѣтъ въ лѣтнѣе время въ бытность того Теплова, а при немъ и ево, Качѣева, въ Малороссïи въ доме графа Кириллы Григорьевича Разумовского въ то самое [л.7 / л. 7об.] время, когда онъ с нимъ, Тепловымъ, въ спалне спалъ. Призвавъ ево къ своей постеле, сперва лаская и обнадеживая награждением, а напоследокъ и уграживая побоями, заставилъ онъ ево надъ собой учинить мужеложество, что онъ тогда и после того въ разные времена и въ посты, и когда оной Тепловъ приобщался святыхъ тайнъ, то и въ те дни до приобщения святыхъ тайнъ, и после приобщения, въ разныъ мѣстах из-за принуждения ево и, убоясь побой, за всегда то мужеложество съ нимъ учин[я]лъ. И сверхъ того оной Тепловъ заставлялъ такую скверность делать и зáщеку себе, что онъ и чинить принужденъ былъ потому жъ боясъ побой, и за то оной Тепловъ награждалъ ево, Качѣева, денгами и платьемъ. А когда онъ того мужеложества и сквернодействия чинить отговаривался, то, хотя тогда онъ ево и не бивалъ, но послѣ придрався къ чему-нибудь другому, за то ево бивалъ по щеками и диралъ за волосы. И при техъ о чинимыхъ мужеложестве и сквернодействии запрещалъ ему, Качѣеву, чтобъ онъ не только другимъ кому, и священникамъ бы на исповѣди о томъ отнюдь не сказывалъ. Увѣряя при томъ что въ томъ будто бы никакова греха нѣтъ, и это-де одни дураки-попы [л.7об./8] уставили для своей корысти. Однако онъ, Качѣевъ, поставлялъ и поставляетъ то быть грехомъ немалымъ. Чего ради всегда былъ онъ въ раскаянïи и чувствуя таковое беззаконие на исповѣди въ вѣликие посты по долгу христианскому священникамъ въ Малой Россiи домовой графа Кирилы Григорьевича церкви по прозванию копеляну, а в Москвѣ придворному Степану (а отечества и прозвания ево незнаетъ) о томъ о всемъ объявилъ онъ имянно. И за то малороссiйской къ причастïю ево не допустилъ, а придворной наложилъ на него за то Эпетимию и велелъ роздавать нищимъ милостину. Но только и послѣ того, по принужденю ево, оное жъ мужеложество и сквернодействие онъ, Качеевъ, <…> съ нимъ, Тепловымъ, чинил<ъ>»[xii].

Характерно отличие в регламентах исповедания – провинциальный малороссийский капеллан почитает содомию тяжким грехом и запрещает в причастии, московский придворный священник, по видимости, привычен к подобным признаниям. Епитемья варьировалась в зависимости от обстоятельств:

«При назначении епитемий за гомосексуальные отношения священники наставлялись в необходимости определить возраст нарушителя, число раз, когда он участвовал в такого рода сношениях, его семейное положение, добровольность участия и роль, которую он при этом исполнял»[xiii].

Священнику, следовательно, по правилам, надлежало произвести сложную калькуляцию греха: сделать скидку на возраст и на принуждение и накинуть за неоднократность и за измену супруге (Качеев, например, был женат). Кроме того, за сношения во время поста епитемья должна была ужесточаться.

Качеев настаивал, что «когда объявленной Теплов сперва к мужеложеству ево принуждал, тогда онъ от того неотговорился, потом на него не донесъ, и то мужеложество и сквернодействиемъ съ нимъ, Тепловымъ чинилъ страха ради дабы ему познатности ево, Теплова, не учинено было какого напрасного истязания» (12 об.)

Дальше (л. 13 – 16) в материалах дела содержится история Алексея Семенова, крепостного дворового овдовевшей генеральши Феклы Протасьевой, от которой шесть лет назад он был отпущен на волю. Вскоре на 15-м году жизни он пошел в услужение к Теплову и, попав к нему, был у него в лакеях. До сентября 1761 года Теплов «содержалъ ево порядочно», а затем в сентябре, когда ему уже было 17 лет, в доме графа Кирилы Разумовского призвал его «къ своей постеле»...

Рассказ повторяется слово в слово, в тех же самых выражениях, с той только разницей, что Семенов, в отличие от Качеева, согласился не сразу:

«...заставлялъ ево надъ собой учинить мужеложество, но онъ, Семеновъ, тогда отговаривался и зато спустя дни два оной Тепловъ билъ ево по щекамъ» (л. 13).

То, что сексуальные практики описываются теми же самыми словами, – это стиль тайной экспедиции, однако ритуал совращения, видимо, в самом деле был универсальным. То, как образованный Теплов относится к примитивным крепостным, напоминает дрессировку: придирки по посторонним поводам, за которым следует избиение, и так пока крепостной не усваивает, что от него хочет хозяин. После этого оставалось поощрять-стимулировать желаемое сексуальное поведение (Семенов вспоминал, что Теплов награждал его деньгами, л. 13об.).

 
Григорий Николаевич Теплов

Большую изобретательность Теплов проявляет в увещеваниях. Неизменным остается запрет говорить об этом со священниками, причем, со слов Семенова видно, что его Теплов пытался запугивать: «въ томъ будто бы никакова греха нѣтъ и это де дураки попы уставили для своей корысти, а естли хотя онъ и скажетъ, то ему не поверятъ, и я де скажу, что ты взбесился или съ ума сошелъ» (л. 13об.)

Крепостной хочет исповедоваться своему духовному в 1762 году в Великий пост (первая неделя поста в 1762 начиналась 24 февраля): «но только темъ Тепловымъ до исповеди затемъ, что якобы онъ не постился, не допущенъ и послѣ того по принуждению ево оное жъ мужеложество и сквернодействие онъ, Cеменовъ, <…> чинил[ъ]».

Семенов рассказывает «об ономъ мужеложестве» придворному священнику Степану в Москве:

«и за то оной священникъ не хотелъ ево допустить до святаго причастия, выговаривая при томъ, что оной Тепловъ всѣхъ васъ пересквернилъ, однако, по усилной ево просьбе, и, боясь Теплова, что онъ, за то, что тотъ священник до святаго причастия допустить не хотелъ, не сталъ ево, Семенова, бить, святыхъ таинъ приобщилъ, о чемъ и Теплову сказалъ <…> И послѣ того оной Тепловъ съ нимъ, Семеновымъ, объявленного мужеложество и сквернодействия уже не чинилъ. А сверхъ ихъ еще лакей же того Теплова Яковъ Базаровъ оное только защеку да и то одинъ разъ сквернодействие с нимъ, Тепловымъ, чинилъ, о чемъ тотъ Базаровъ самъ ему сказывалъ (л. 15).

Алексей Янов – дворовой в доме покойного генерал-майора Ивана Ивановича Головина, в 1757 отпущенный на волю (л. 21). До смерти вдовы Головина жил при ней, в 1761 году пошел «въ вечное услужение» к Теплову. 22-летний  Янов сначала стал лакеем, потом дворецким в Петербурге в доме графа Разумовского. Воспроизводится тот же ритуал совращения – в спальне:

«И тогда тотъ Тепловъ призвавъ ево к своей постеле сперва лаская и обнадеживая ево награждениемъ, а наконецъ и угроживая побоями заставлялъ ево надъ собою учинить мужеложество, что онъ в то время и послѣ того въ ранѣе времена и в разныхъ мѣстахъ <…> учинялъ».

Тайную экспедицию особенно интересовали не сексуальные практики, а совершалось ли мужеложество в пост и кто об этом знал, включая священников, исповедовавших крепостных.

Запрет рассказывать о том священнику в случае с Яновым сопровождался предупреждениями: «хотя де онъ священнику о томъ и скажетъ, такъ на него жъ, Янова,  эпетемию наложитъ, а мне де в томъ стыда никакова не будетъ, тебя жъ де въ монастырь пошлютъ» (л. 21 об.) Янов все же исповедовался московскому священнику Ивану, живущему при церкви Николая Чудотворца, «на что тотъ попъ сказалъ ему, чтобы онъ отъ того какъ можно отсталъ» (Л. 21об). Кроме того, Янов показал, что в нынешнем 1763 году Теплов «не приказал» поститься и исповедоваться.

Малороссиянин Иван Тихановичь из города Почепа[xiv] Cтародубского полку[xv] находился в услужении у Теплова с 22 лет, в доме того же графа Разумовского. В 1762, когда Тихановичу было 24 года, Теплов, «заставил над собою учинить мужеложество» «в спалне» в Петербурге в доме графа Разумовского, действуя то угрозами, то уговорами. Тиханович пересказал эти уговоры:

«И ты де человекъ молодой можешь и мнением господу богу покаяние принести, и сие де равно что девку ублудить, то и между мущинами, а въ доме графа Кирилы Григорьевича много певчихъ и музыкантовъ, да где же имъ всем девок для себя сыскать я де думаю, что и они другъ друга блудятъ, да не одинъ де я это делаю, и другия де (а кто имянно не выговорил) тожъ делаютъ, толко де ты о томъ молчи» (л. 28).

Тиханович, как и остальные, счел это грехом и попытался исповедоваться «отцу своему духовному» в 1762 году в Великий пост, но Тепловъ поститца и исповѣдатца ему неприказалъ» (л. 29).

Если истории Янова и Тихановича стереотипны, то история развращения Василия Лобанова разнообразнее в смысле сексуальных практик: его Теплов совратил за столом, когда ему случилось подавать чай.

Василий Лобанов был дворовым крепостным графа Федора Ивановича Головина Кромского уезда села Молодового (в этом селе находилось имение Теплова, в первой половине XVIII в. оно принадлежало к Кромскому уезду, а затем было приписано к Карачевскому и досталось по завещанию сыну Теплова). Село вместе с крестьянами было продано Головиным Теплову в 1755 году, и он 15-ти лет достался ему в услужение, а потом отдан от него для обучения парикмахерскому мастерству, которому обучался три года. В конце 1758 или начале 1759 года Теплов поехал в Малороссию и взял его с собою.

«...будучи въ Малороссiии въ 759м году оноемъ онъ былъ лѣтъ девятнадцати, какъ онъ въ домѣ того Теплова подавалъ ему чай. Тогда наодинѣ онъ, Тепловъ, вынявъ у него тайной удъ, учинилъ малакию, что и продолжалось ему месяца съ три, а потомъ, когда онъ при немъ спал, въ спалнѣ тогда оной Теплова лаская и обнадеживая ево награждениемъ, заставлялъ ево надъ собою учинить мужеложество, которое онъ, Лобановъ, въ то время и послѣ того въ разные времена въ посты въ Малой Россiи, въ Москвѣ и въ Петербурге из-за принуждения ево и, боясь побой, завсегда то мужеложество съ нимъ чинилъ, и сверъ того въ Москвѣ с того времяни когда Ея ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО в Головинской домъ перейти изволила [л. 17/17об.] объявленной Теплов заставлялъ такую скверность дѣлать и защеку себѣ что потому жъ боясь побои он и чинилъ же и за то награждалъ онъ ево, Лобанова, денгами и платьемъ...»

За уклонение от мужеложеских обязанностей Теплов драл крепостного за уши, а, запрещая исповедоваться, говорил ему: «самъ лучше поповъ знаю, что грехъ, что нетъ» (л. 17 об.).

Лобанов тоже нарушает запрет и исповедуется капеллану малоросской домовой церкви графа Разумовского, Петру Тимофееву, а в Москве – придворному священнику Степану (фамилия не указывается, но видимо тот же, что исповедовал Семенова и Качеева).

«и зато малороссiйской велелъ ему почасту [л. 17об./18] ходить въ церковь божию, и о томъ согрешенiи просить бога отпущания, а притомъ и нищимъ милостину раздавать: а придворной каждую суботу читать акафисты богоматере»

Однако и после этого «мужеложество и сквернодействие» продолжились.

Итак, Качеева Теплов развращает с 1757 (с 20 лет), Василия Лобанова с 1759 (с 19 лет), Алексея Янова с 1761 (с 22-х лет), Алексея Семенова также с 1761 (с 17-ти лет), Тихановича с 1762 (с 24 лет)[xvi], причем к каждому ищет свой подход и понятные аргументы: на Лобанова давит ученостью, Янову сулит епитемью и монастырь, Семенову – обвинение в сумасшествии, а Тихановича пытается убедить, что в графском доме так принято. Упоминания в каждой проповеди о корыстных «дураках-попах» – попытка сыграть на народном антиклерикализме.

Сам Теплов, как видно, между либертинажем и религиозностью не разрывался, от чего помогло образование[xvii], хотя придворного попа остергся (см. случай Семенова). Крепостным было много хуже: с одной стороны, их насиловал хозяин, с другой – церковь, вменяющая им в грех то, что они вынужденно исполняли его прихоти. Тогда они, объединившись, подают челобитную Ивану Перфильевичу Елагину. Перед этим, прежде чем выехать из Петербурга, они обмениваются друг с другом записками, если они соберутся донести на Теплова, чтобы подтвердить на следствии.

Кроме упомянутых крепостных, были те, которых по разным причинам допросить не удалось. Это «оставленной въ Петербурге въ доме ево, Теплова, въ должности дворецкого Степанъ Медведевъ», «малороссiанецъ Осипъ Пачековъ», «да жившей у него во услуженiи малороссiанецъ Григорей Роговъ», которые «мужеложество и сквѣрнодействiе в Малой Россiи, в Петербурге и въ Москве кому где и какъ случилось с нимъ тепловымъ чинили» (л. 8 – 8об.). Был еще лакей Яков Базаров, который о сговоре знал, но не участвовал, отговорившись неграмотностью: «и хотя они все ево, Базарова, къ тому доносу склоняли, но онъ, только темъ что грамоте и писать онъ не умѣетъ, отрекся» (л. 15).

Елагин, прочтя челобитную, обещает сделать доклад Екатерине, но не доносит и, судя по всему, пытается замять дело. И тут начинается драматургическая часть истории.

О гомосексуальной барщине Теплова узнает его супруга, которой жена Качеева показывает секретные записки крепостных. Речь здесь идет о второй супруге Теплова. Первая, Елизавета Марковна, умерла в 1752 году в Глухове[xviii].

 
Жан-Франсуа де Самсуа. Портрет М.Г. Тепловой. 1756 г.

Вторая супруга, Матрена Герасимовна (Стрешенцова), дочь казака Герасима Демьяновича Демешко (в 1742 году принявшего фамилию Стрешенцов), была двоюродной племянницей Кирилла Разумовского – ее отец был братом Н.Д. Разумовской, матери Кирилла. Замуж за Теплова Матрена вышла не позднее 1754 года[xix], а в 1756 – 1757, по свидетельству Екатерины, стала любовницей великого князя Петра Федоровича. Отношения, как видно, были относительно свободные, но до известных пределов.  

Канцелярист со слов крепостных как умеет описывает семейную обиду («была въ немалой горести, плакала», «негодуя... на мужа своего»). Крепостной вызывается на допрос, и Матрена приказывает сообщить графу Разумовскому обо всем, что происходит в его доме.

«А сверхъ того и привезенные ныне съ нимъ ево, Теплова, люди Алексѣй Семеновъ, Василей Лобановъ, Алексѣй Янов, малороссiанецъ Иванъ Тихановичь, оставленной в Петербурге въ доме ево, Теплова, в должности дворецкого Степанъ Медведевъ, отправившейся въ прошедшей сего года вѣликой постъ зъ женой Теплова малороссiанецъ Осипъ Пачековъ, да жившей у него во услуженiи малороссiанецъ Григорей Рогов (которой какимъ случаемъ отъ Теплова отлучился [л.8/8об.] покажет ниже сего) то жъ мужеложество и сквѣрнодействiе въ Малой Россiи, въ Петербурге и въ Москве, кому где и какъ случилось с нимъ, Тепловымъ, чинили. Которые обо всемъ томъ сами неоднократно ему наодине и обще сказывали. А из нихъ Медведевъ, Лобанов, Семеновъ при отъезде исъ Петербурга въ случае... на Теплова о томъ доносу и записки своей руки ему, Качѣеву, а на против того и онъ, Качѣевъ, имъ, а они другъ другу такия жъ записки дали, что впредь естьли дойдетъ до следствия оттого не отпиратца. Но Качѣевъ по приезде исъ Петербурга въ Москву оной Тепловъ попеременкамъ ево, Качѣева, Лобанова, Семенова, Янова и малороссiанцовъ Тихановича и Пачекова, то мужеложество и сквернодействие чинить над собой заставливал. То они потомъ из-за пристрастия побои и чинить принуждены были. То видя они, что такого мужеложества и скверндействия чинить онъ, Тепловъ, не престаетъ и, убегая за нечинение того происходимыхъ от него побой, а паче и поставляя то быть великимъ грехом, и желая отъ того удалитца, стали между собой, а съ ними и Тихановичь, и Пачекову совѣтывать, какимъ бы образомъ и кому о томъ донесть, и присовѣтывались, [л. 8об./9] написавъ о томъ челобитную, подать Иван Перфильевичу Елагину: и сперва написали они челобитную начерно, а потомъ оную набело переписалъ показанного Алексѣя Cеменова братъ родной, находящейся во услуженiи у жены ево, Теплова, лакѣемъ Иванъ Семеновъ. И къ той челобитной все они (кроме Рогова и Медведева) приложили руки. И оную челобитную на первой неделе вѣликаго поста сего году (т.е., 9 – 15 февраля 1763. – М.О.) одинъ онъ, Качѣевъ, тому Елагину въ доме ево и подалъ, которую Елагинъ, принявъ, хотелъ о томъ доложить ЕЯ IМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ. А послѣ того въ достовѣрность и упомянутого Рогова о томъ мужеложестве и сквернодействiи записку ево руки онъ, Качѣевъ, взялъ и подалъ Елагину. А потомъ вскорѣ оной Роговъ отъ Теплова посланъ курьеромъ въ Малороссiю въ табашную кантору[xx] и возвратился въ Москву въ скоромъ времяни и жилъ на особливой квартире, и о той поданной ихъ челобитной онъ зналъ и имелъ у себя со оной копию. А означенныхъ Медведева, Лобанова и Семенова записки, думая, что уже в нихъ, затемъ что они къ челобитной руки приложили, нужды нѣтъ, отъдалъ онъ для сохранения жене своей. И послѣ отъ жены своей слышалъ онъ, что те записки отдала она жене помянутого Теплова, котораго руку [л. 9/9об.] прочтя, то была въ немалой горести и плакала, а потомъ оная Теплова жена, призвавъ ево, Качѣева, къ себе, плача и негодуя о томъ на мужа своего, те записки отдала ему, Качѣеву, и велела оные отдать графъ Кириле Григорьевичу Разумовскому, которому те записки онъ и подалъ, а притомъ и о подаче объявленной челобитной ЕГО сиятельству объявилъ. А междъ тѣмъ помянутого Елагина завсегда онъ просилъ, чтобъ онъ по той челобитной доложилъ ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ. И онъ обнадеживалъ, что онъ о томъ доложилъ. Но только не докладывалъ, а Тепловъ, не зная еще о той ихъ челобитной ево, Качѣева, и Лобанова, то же мужеложество и сквернодействие из-за великова пристрастия чинить съ собой неоднократно принуждалъ, что они, боясь побой, и чинили. СВЕРХЪЖЕ ТОГО и еще лакей же того Теплова, Яковъ Базаровъ, такое съ Тепловымъ мужеложество чинилъ, о чемъ онъ, Базаровъ, самъ ему сказывалъ. Когда они показанную челобитную писали то онъ зналъ и виделъ. Хотя они все ево, Базарова, къ тому доносу и приглашали, но отъ того только затемъ, что грамоте и писать онъ не умѣетъ, отрекся. А притомъ они ему говорили, чтобъ он ни Теплову и никому о томъ [л. 9об/10] не сказывалъ, что онъ и содержать тайно обещался. А вовремя ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА отсудствiя въ Ростовъ в маие месяце и незадолго до прибытия в Москву (т.е. в две примерно недели между 23 мая и 9 июня 1763. – М.О.), оной Базаровъ с нимъ, Качѣевымъ, поссорился и тогда могъ онъ, Качѣевъ, изъ него приметить, что тотъ Базаровъ о томъ по той ссоре рассказалъ Теплову. В то жъ время упомянутой Тихановичь сказывалъ ему, что Базаровъ Теплову сказывается у означенного Рогова и копия съ показанной поданной ихъ челобитной есть. И для того Теплов приказалъ ему, Тихановичу, взявъ ту у Рогова копию, отдать ему, Теплову, которую онъ взявъ у Рогова Теплову и отдалъ, а Теплов, увидя Рогова въ доме Петра Спиридоновича Суморокова[xxi], и выспрося о томъ ихъ доносе, далъ ему за то империалами пятьдесятъ рублевъ и по почте, чтобъ онъ здесь не былъ, отправилъ ево въ Малороссiю, а ныне где оной находится неизвѣстно».

11 февраля 1763 года Екатерина поручила Теплову «главное правление» табачному промыслу. В том же году он выпустит книгу о «О засеве разных табаков чужестранных в Малороссии» и напишет утвержденный Екатериной проект усовершенствования  промысла. 14 марта того же года вышел указ об основании в Малороссии новых плантаций для разведения лучших сортов табака. Комбинатор Теплов изящно вплетает личное дело в государственное: он назначает еще одного «жившего у него во услужениiи малороссiанца», который помог ему раскрыть заговор дворовых, курьером по табачным делам, когда тот возвращается, поселяет его на особой квартире, и затем усылает обратно в Малороссию (хотя о том, что вторая командировка тоже была деловая, в допросе не указано), чтобы тот избежал наказания. Рогова, который «тожъ мужеложество и защеку сквернодействие съ нимъ, Тепловымъ, въ Малой Россiи, въ Петербурге, и въ Москвѣ» чинил (Л. 14), так и не нашли и задачи такой не ставили.

Узнав о сговоре служителей и о челобитной, он вызвает Качеева, Янова, Лобанова, Семенова и Тихановича на разговор по одиночке и пытается увещевать: он объяснял, что при его влиятельности ему ничего не будет, а пострадают они, у которых нет никаких прав.

«А послѣ того вскорѣ оной Тепловъ потому обозначенной поданной ихъ челобитной свѣдениѣ, призвавъ его къ себе въ спалну, и на одине говорилъ ему, Качѣеву, какъ-де вы осмелились на меня Елагину [л. 10/10об.] подать челобитную, вы-де знаете, что меня ГОСУДАРЫНЯ жалуетъ, и я-де человекъ делной, и меня же ГОСУДАРЫНЯ за людей своихъ потерять не захочетъ и мне-де всегда могут болше повѣрить, нежели слугамъ, на что и указъ писменной ему показывалъ и читалъ, что людемъ ни въ чемъ нагл[ых]ъ своихъ вѣрить невелено, и я-де тотъ указъ теперво и къ подписанию ГОСУДАРЫНЕ понесу. Знаете-де вы, что ГОСУДАРЫНЯ и Куракина[xxii] президентомъ здѣлала по моему совѣту. Да и ...камиссия [Комиссия о вольности дворянской. – М.О.][xxiii] на меня положена, и что ГОСУДАРЫНЕ-де я ложу, то так и дѣлает, а васъ-де, какъ скоро возмутъ въ допрос, то и станут мучить, а меня же, хотя и спросят, такъ я только скажу что вы напрасно на меня взвели и такъ васъ замучаютъ до смерти: а ежели вы скажите, что вы якобы видели меня зъ девкой въ беззаконiи, тоже вас слехка высекутъ (за ложный донос. – М.О.) и выпустятъ, и я же васъ при себе держать буду: а кто хочетъ, того на волю отпущу. И для того и другихъ вышеозначенныхъ лакей велелъ ему въ томъ уговаривать, на что сказалъ, что я все то буду делать, как вы приказали, съ чемъ отъ него и вышелъ. А и послѣ того [л. 10об./л. 11] о томъ страннимъ устрастиемъ ему подътверждалъ, такъ же и означеннымъ: Янову, Лобанову, Семенову, и Тихановичу, по одиночке призывая ихъ къ себе, то жъ, чтобъ они на него о показанномъ мужеложестве и сквернодействiи, где хотя и спрашивать ихъ будутъ, не показывали. А говорили только то, что якобы они видели ево въ беззаконiи съ дѣвкой подтверждалъ о чемъ они сами ему сказывали».

Теплов не запугивал крепостных, а, скорее, предупреждал. Это больше походит на отеческие уроки здравого смысла – что-то вроде его «Наставлений сыну»: все, что он им говорит о своем влиянии при дворе и об их дальнейшей судьбе, – справедливо. Крепостные, напоминает он, беседуют с законодателем, который только что изложил императрице разницу между худородными и благороднорожденными. В поданном Екатерине 18 марта 1763 года докладе Теплова есть, например, статья 16-я:

«Против дворянина за криминальные дѣла и смертныя убiйства доказательства требуются вящшiя, нежели противу недворянина»[xxiv]

с изъяснением:

«Благорожденнаго (благородно рожденнаго) преступленiе больше сумнѣнiю подвержено нежели худороднаго. Первый, имѣючи воспитанiе, не столь скоро злое дѣло предпрiемлетъ, какъ послѣднiй, который и на зло такъ, какъ на настоящее свое добро, часто взираетъ. А потому что положено для вкорененiя честолюбiя въ дворянина, не прикасаться къ нему никакимъ тѣлеснымъ истязанiемъ, то и доказательства противъ дворянина вящшiя требуются, нежели противу худороднаго»[xxv].

Это документ, не имевший, впрочем, движения до октября, был переписан собственною рукою императрицы, отсюда тепловское – «что ГОСУДАРЫНЕ... я ложу, то такъ и дѣлаетъ».

Словом, Теплов здесь не угрожает дворовым, но и скандала все же не хочет, поэтому советует им всем показывать, будто они видели его «съ девкой» (л. 11, л. 16, л. 31). Забавно, что увещеваниями он занимается тоже в спальне:

«А послѣ того скоре оной Тепловъ потому обозначенной повинной ихъ челобитной сведенихъ неоднократно призывая ево, Семенова, и объявленныхъ Качеева, Лобанова, Янова, и Тихановича по одиночке къ себе, въ спалне приказывалъ: «подтверждай имъ, что они на него о вышеписанномъ мужеложестве и сквернодействiи, где, хотя ихъ и спрашивать будутъ, не показывали, а говорили только то: что якобы [л. 15 об. / л. 16] они видели его въ беззаконiи зъ девкой, на что они ему сказали, что они, по тому ево приказу то исполнятъ, и за то хотелъ онъ ево, Семенова, определить вмѣсто Качѣева каморъ динеромъ, о чем и тому Качѣеву они сказывали».

Упрямые дворовые делают вид, что подчинились и обещают делать как приказано, а сами, «видя всѣ то и опасаясь того что объявленная ихъ челобитная втуне неосталась», решают подать вторую челобитную самой императрице. После этого делом занялся генерал-прокурор Александр Иванович Глебов, руководивший Тайной экспедицией.

«Поутру прислана к нему Теплову от генерала прокурора Александръ Ивановича Глебова записка что ево, Качѣева, и прочихъ объявленныхъ людей, которые по вышеобъявленной первой челобитной писались, прислать к нему въ домъ».

Перед отправкой в дом Глебова Теплов еще раз вызвал поодиночке дворовых и напомнил:

«Чтобъ они въ показанном мужеложестве и сквернодействiи на него не сказывали, а оные хотя о томъ и будут ево спрашивать никогда не скажет и меня пытать не будут, а пытать будутъ васъ».

«Но какъ оной Тепловъ вскоре во дворецъ возвратился, то оной Cеменовъ сказывал ему, что были мы въ доме у графа Романа Ларионовича Воронцова, где и Глебовъ былъ <…> сидели они все вместѣ и челобитную ихъ читали».

Рассмотрев челобитную, Глебов опросил дворовых порознь, и они ему еще раз подтвердили то, что написано выше. 

Собственно развязка содержалась в начале документа, но, по логике, ее следовало приберечь. После допроса крепостных оставили под караулом, под страхом смертной казни обязав держать дело это в секрете:

«1763 годъ июля [сего] дня содержащимся въ селе Преображенском штатскаго действителного советника Теплова крепостнымъ его людямъ Власу Качѣеву, Василью Лабанову, Алексею Янову, Алексею Семенову, малоросиянцу Ивану <Ти>хановячу[xxvi] сказанъ ея jмператорскаго величества указъ, о чемъ они роспрашиваны и что въ роспросехъ своихъ показали о томъ имъ нигде ни съ кемъ разговоровъ отнюдь ни для чего не иметь, и никому ни черезъ что ни под какимъ видомъ не разглашать, а содержать то въ вышшемъ секрете до кончины живота своего. А ежели они объ ономъ съ кемъ будутъ имѣть разговоры или черезъ что ни есть кому о томъ станутъ розглашать, а в томъ отъ оного изобличены они будутъ, и за то имъ учинена будетъ смертная казнь».

Ниже следуют пометы о том, что каждый из перечисленных крепостных «таковъ указъ... слышелъ и во исполнении подписуетъ» (л. 6).

Позже Екатерина «высочайше указать соизволила арестантовъ отдать въ вѣдомство его сиятельству генералу фелтьмаршалу и кавалеру графу Петру Семеновичу Салтыкову» (Приказ 31, л. 3), который в 1763 году был главнокомандующим Москвы.

Приказ же № 34, датированный 3 июля того же года, был «о написанïи содержащихся въ селе Преображенскомъ[xxvii] статскаго действительного советника Теплова людей и одного малороссиянца въ сибирской гарнизонъ въ салдаты» (л. 1). Судя по всему, дворовые были записаны в Тобольский гарнизонный полк (бывший Сибирского Гарнизона Санкт-Петербургский полк и 2-й Сибирский гарнизонный полк)[xxviii].

Само собой, на карьере Теплова это мелкое, тут же засекреченное дело не сказалось – случилось ровно то, что он пытался втолковать дворовым, когда отговаривал их доносить. «Въ 1765 г. сентября 22 пожалованъ орденомъ святыя Анны, а въ нынѣшнемъ 1767 г. сентября 22 дня пожалованъ въ тайные совѣтники»[xxix], – скажет Теплов 22 декабря 1767 года о своей службе в поданной в Герольдию записке для изготовления герба и диплома на дворянство.

При этом занятий он своих не бросил, а только шире распространил. Джакомо Казанова в «Мемуарах» вспоминал о Теплове, «чьим пороком было то, что он любил мальчиков, а добродетелью – то, что он удавил Петра III»[xxx], – что к 1765 году тот окружил себя молодыми секретарями с известными склонностями. Как известно, к сентябрю 1763 он получил себе в секретари 16-летнего сироту Федора Ушакова (того самого, из «Жития Федора Ушакова» Радищева). Из любовников Теплова Казанова называет только лейтенанта Лунина, на соблазнения которого мемуарист, как он пишет, «к моему стыду», почти было поддался:

«Я встретил двух путешественников и братьев Луниных, тогда лейтенантов, а ныне генералов. Младший был учтив и миловиден, совсем, как девица. Он был любовником министра Теплова и, как парень остроумный, не только не стыдился этого, но даже открыто хвастался, что у него в обычае искать расположения, ласкаясь ко всем мужчинам. Он вообразил, что богатый господин из Гамбурга тех же вкусов, что и Теплов, и не ошибся; и меня он унизил тем же предположением. С этой мыслью он подсел ко мне за стол и вел себя за обедом так, что я начал уже верить, будто он девица в мужской одежде».

Братьев Луниных, сыновей Михаила Киприяновича (1712 – 1776), было пятеро, и неясно, кого именно имеет в виду Казанова (судя по тексту XX главы, он познакомился только с двоими), очевидно, однако, что это не Петр Лунин, как пишут некоторые[xxxi]. Петру Михайловичу (1759 – 1822) на момент встречи в 1765 должно было быть 6 лет. «Старшим» и в упомянутой дальше оргии не участвовавшим, в самом деле мог быть 20-летний Александр (15 XI 1745, Петербург – 15 VII 1816, Москва), ставший впоследствии генерал-майором, затем генерал-поручиком, наместником Полоцкого наместничества (1784 – 1792), действительным тайным советником и сенатором. «Младшим» Казанова мог звать либо Ивана (ум. 1787), либо Николая (ум. 1789); чтобы прокомментировать этот фрагмент, нужны их годы рождения, которых нет в печатных источниках, и это может говорить о том, что серьезной карьеры описанным выше способом «младшему» сделать не удалось (если только не выяснится, что «младшим» был Александр).

Случай с крепостными разладил на время отношения с супругой: она не поехала вслед за мужем в Петербург в 1763 году, хотя такое предложение, ей было сделано[xxxii], а оставалась на родине, в Малороссии, по меньшей мере до января 1765 года[xxxiii]. Потом состоялось примирение, во всяком случае,  после 1765 года Матрена не гнушалась рожать от Теплова: их дочери Наталья и Мария «остались по смерти отца малолѣтними и опекуномъ надъ ними по завѣщанію назначался братъ»[xxxiv].

От Теплова она ушла только в 1776 году, когда муж окончательно предал Кирилла Разумовского, родство с которым, видимо, скрепляло полный разладов брак[xxxv]. Как напишет Теплов в завещании 8 октября 1778 года, – 

«она... въ 1776 году оставила меня и дѣтей своихъ въ домѣ моемъ, по несогласію со мною, забравъ съ собою все то имѣніе и вещи, которыми отъ меня награждена была, послѣ прожитія своихъ собственныхъ, и по смерть мою больше уже жить со мною не восхотѣла, не взирая ни на какое мое приглашеніе», и жила «на чужомъ содержанiи»[xxxvi], –

 
Надгробие Григория Теплова в Лазаревской усыпальнице

однако, прожив вещи, которыми он ее «наградил», пользовалась от него пособием по 1000 рублей в год, хотя у нее было свое, доставшееся от отца, имение в местечке Басани возле селения Пески. Теплов, несмотря на все, отпишет ей значительное наследство, видимо, в качестве своеобразного извинения.

***

Историки музыки отмечали, что в отличие от рукописных сборников песен XVIII века, в сборник, составленный Тепловым «Между делом безделье или собрание разных песен» (1759)[xxxvii], включены исключительно унылые и скорбные романсы о неразделенной любви, разлуке, изменах, с жалобами и страданиями (типа «Сокрылись те часы, как ты меня искала <...> Я вижу, что ты мне неверна ныне стала», и т.п.)[xxxviii]. Все 17 песен об этом, других в книжке нет. Теперь, если спроецировать на них биографию составителя, этому можно найти нетривиальное объяснение.

 

Примечания



[i] «Сочинилъ я критику по приказу бывшаго академическаго ассессора Григорья Теплова на некоторыя сочинения господина Александра Петрова сына Сумарокова» (Доношенiе В. Тредiаковскаго, поданное Президенту Академiи Наукъ Графу Разумовскому // Москвитянинъ, на 1842 годъ. № 1. Москва. Въ Университетской Типографiи. С. 124).  Теплов же, как полагают, был адресатом «Письма... от приятеля к приятелю».

[ii] Извлеченiе изъ протоколовъ Отдѣленiя русскаго языка и словесности. – Записка о Тредiаковскомъ // Сборникъ статей, читанныхъ въ отдѣленiи русскаго языка и словесности Императорской Академiи наукъ. Томъ седьмой. Санктпетербургъ. Типографiя Императорской Академiи наукъ. 1870. С. XXXI. Теплов, впрочем, верно отгадал автора. «Записка Г.Н.Теплова с обвинением В.К.Тредиаковского в авторстве подметного письма, подкинутого М.В.Ломоносову в октябре 1755» хранится в Санкт-Петербургcком филиале архива РАН (Р. I. Оп. 064. Д. 12).

[iii] Матерiалы для бiографiи В.К. Тредiаковскаго. Сообщ. Академикомъ П. Пекарскимъ // Сборникъ статей, читаемыхъ въ отдѣленiи русскаго языка и словесности Императорской Академiи наукъ. Томъ первый. Санктпетербургъ. Въ типографiи Императорской академiи наукъ. 1867. С. XVI). Из 11 донесения Тредиаковского, сохранившегося в делах архива академической канцелярии 1758 года.

[iv] «...сынъ жены истопника въ Псковском архiерейскомъ домѣ, отъ чего и получилъ онъ фамилiю Теплова и воспитанникъ знаменитаго Феофана Прокоповича» (Семейство Разумовскихъ. // Осмнадцатый вѣкъ. Историческiй сборникъ издаваемый Петромъ Бартеневымъ. Книга вторая (Вторымъ тисненiемъ). Москва, 1869. С. 272), со ссылкой на Гельбига, у которого: «...Teplow war der Sohn eines Einheizers im Alexander-Newskj'-Kloster. Da er keinen Familiennamen hatte, so gab ihm der Archireji, oder Erzbischof, um ihn immer an seinen Ursprung zu erinnern, den Namen Teplow; ein Wort, das im Russischen, Warm, bedeutet» (Russische Günstlinge. Von G. Ad. W. v. Helbig. Wortgetreuer Abdruck der Originalausgabe Tübingen in der J. G. Cotta'schen Buchhandlung. Stuttgart: J. Scheible, 1809. S. 212) – ср.: «Григорий Теплов был сын истопника в Александро-Невском монастыре. Так как у него не было фамилии, то архиерей или архиепископ назвал его Тепловым, что должно было всегда напоминать ему его происхождение от отца, разливавшего тепло по зданию» (Гельбиг Г. фон. Русские избранники [Пер. с немецк. и примеч. В.А. Бильбасова, 1900]. М.: Военная книга, 1999. С. 199). Как видно, перевод насчет монастыря точный, но переводчик наделал собственных ошибок. (Например, он неверно называет Василия Егоровича Теплова, переводчика «Жиль Блаза» Лесажа и «Комического романа» Скаррона, – «Григорьевичем» и сыном Теплова. Переводчик в самом деле был его родственником, что помогло ему в Академической гимназии, но не сыном). Васильчиков же, возможно, без оговорок согласовал детали с местом рождения Теплова (Псков).

[v] См. Каманинъ И. Къ біографіи Г. Н. Теплова // Кiевская старина. Ежемѣсячный историческiй журналъ. Годъ седьмой. Томъ XXIII. ноябрь. 1888 г. С. 84 (со ссылкой «какъ предполагаютъ многіе»);  Pierling Paul. La Russie et le Saint-Siège, études diplomatiques. Vol. 5. Paris: Plon-Nourrit, 1912. P. 45, и мн. др., эта глухая версия преобладает. Еще одна версия была дана в романе Е.А. Салиаса «Петербургское дѣйство», печатавшимся в «Русской мысли» (1880): «былъ сынъ жены истопника и монаха.... Истопникъ отказался отъ него, но Феофанъ Прокоповичь призрелъ его. Фамилiя была дана подходящая къ занятиямъ мужа наложницы».

[vii] Указ ея императорскаго величества самодержицы всероссийской: [О рассылке указа о повелении действительному статскому советнику Григорию Теплову быть при ее императорском величестве у отправляемых ее величеством собственных дел]: Правительствующаго Сената из Канторы. [Б.м., апр. 1763]. [1] л.

[viii]  В том числе, известный историк екатерининской эпохи А.Б. Каменский (16.03.1990), кандидат исторических наук и главный специалист аналитической службы «Яблока» А.В.Космынин (20.03.1997) и историк-источниковед П.А. Дружинин (07.11.2005).

[ix] Одну работу, в которой очень кратко упомянуто об этом деле с предложением «см. РГАДА», я все же нашел – это англоязычная статья в сборнике нынешнего года по гендерной истории: Muravyeva G. Marianna. Personalizing Homosexuality and Masculinity in Early Modern Russia // Gender in Late Medieval and Early Modern Europe. Ed. by Marianna G. Muravyeva and Raisa Maria Roivo. New York: Taylor & Francis, 2013. P. 216, 222 (note 46, 47). Муравьевой при этом в архивном листе о выдаче не значится.

[x] Кочеткова Н.Д. Теплов Григорий Николаевич // Словарь русских писателей XVIII века. Выпуск 3 (Р – Я). СПб.: Наука, 2010. С. 230 – 235.

[xi] Слово из церковного языка. Оно встречается, например, в «Руке риторической» (1705) митрополита Стефана Яворского, переведенной с латыни Федором Поликарповым.

[xii] Здесь и далее расшифровывается скоропись: раскрываются сокращения, в именах собственных и в начале предложений восстановлены прописные буквы, возвращены на места еры, упразднены слитное написание предлогов с существительными и другие особенности скорописного шрифта и выправлена вся пунктуация; особенности орфографии, а также пренебрежение ятями и десятеричными и, сохранены.

[xiii] Левина Ева. Секс и общество в мире православных славян, 900 – 1700 / Перевод с английского В.В. Львова // «А се грехи злые, смертные...» Любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России (X – первая половина XIX в.). Тексты. Исследования. Издание подготовила Н.Л. Пушкарева. М.: Ладомир, 1999. С. 340. В одной из рукописей XVIII века, «согрешившему блудно мужеложнику» полагалась 20-летняя епитемья и бить поклоны 300 дней, без всяких оговорок (Канонические церковные памятники [по истории сексуальной этики и эротики в России] XIII – XVIII в. Вопросы из сборной рукописи XVIII в. // Там же. С. 108).

[xiv] Город на реке Судость (ныне в Брянской области), пожалованный в 1750 году гетману Разумовскому императрицей Елизаветой.

[xv] Стародубский полк – самый крупный малороссийский полк (во времена гетманщины административно-территориальная единица Малороссии). После разделения на наместничества в 1781 году вошел в состав Мглинского уезда Новгород-Северского наместничества.

[xvi] На лл. 25 – 28 приводится «Краткая записка изъ допросовъ», в которой суммируются показания, и годы, с которых начинались совращения.

[xvii] В «безбожии» обвинял Теплова в упомянутом пасквиле Тредиаковский, определивший это сложными софистическими выводами из его «Знаний, касающихся вообще до философии»; еще в этом отношении показателен мемуар Фонвизина о Теплове, рассказывавшем ему про обер-прокурора Сената Чебышева и его проповеди атеизма в Гостином дворе (Фонвизин Д.И. Собрание сочинений. Т. 2. М.-Л., 1959. С. 100 – 105). О философских сочинениях Теплова вообще см.: Артемьева Т.В. Черный ферзь // Ее же. От славного прошлого к светлому будущему. Философия истории и утопия в России эпохи Просвещения. СПб.: Алетейя, 2005. С. 90 – 115.

[xviii] Логинов почему-то считал первую жену Теплова «шведкой», имени которой он не знал. От этого брака остались две дочери: старшая Анна (17 VIII 1750 – 26 IV 1823) была замужем за полковником Семеном Александровичем Неплюевым, младшая Елизавета – за Иваном Ивановичем Демидовым.

[xix] От второго брака у Теплова были две дочери – Наталья (вышла замуж за поляка –  лобачевского каштеляна Ледуховского) и Мария – и сын Алексей (1762 – 1826), см.: Каманинъ И. Къ біографіи Г. Н. Теплова..., с. 89 (Каманин тут подцепляет ошибку Бильбасова, переводчика Гельбига, и приписывает Алексею Теплову переводы Василия Теплова.) Алексей Григорьевич с 1765 г. учился за границей, слушал лекции в Лейпцигском университете. Это для него перед его отъездом Григорий Теплов напишет свои «Наставления сыну», среди которых, между прочим, попадается «не будь безумен в страсти любовной». Позже – действительный статский советник и харьковский губернатор (1798 – 1800). Умер тайным советником и сенатором.

[xx] Контору директора для личного надзора за табачным промыслом Теплову было поручено учредить в Ромнах.

[xxi] Обер-шталмейстер Петр Спиридонович Сумароков (1709-1780), кузен поэта А.П. Сумарокова, в это время был сенатором и имел винный откуп в Бахмутской провинции. Интересно, что 3 марта 1763 в Сенате разбиралось «дело Крылова» о злоупотреблении винными откупами, к слушанию которого Сумарокова не допустили из-за конфликта интересов, он написал Екатерине, которая он решила дело не в его пользу, причем высочайший рескрипт на жалобу подготовил Теплов (см. Жалоба сенатора Петра Сумарокова, занимавшегося откупами, на отстраненiе его въ Сенатѣ отъ сужденiя дѣла объ иркутскомъ откупѣ и слѣдователѣ Крыловѣ, и собственноручное рѣшенiе Екатерины II, подтвердившей это отстраненiе Сумарокова 4 марта 1763 года // Сборникъ русскаго историческаго общества. Томъ седьмой. С.-Петербургъ: Типографiя Императорской Академiи Наукъ, 1871. С. 235 – 237).

[xxii] Имеется в виду князь Борис Леонтий Александрович Куракин (11 VII 1733 – 22 XI 1764), входивший вместе с Тепловым в комиссию по монастырским имениям (1762), а затем по учреждении Коллегии Экономии 12 мая 1763 ставший ее президентом.

[xxiii] Императорское собрание 1763 года, занимавшееся разработкой законов о статусе дворянства, где главная роль в самом деле отводилась Теплову (Омельченко О.А. Императорское Собрание 1763 года (Комиссия о вольности дворянской). Исторический очерк. –  Документы. М.: МГИУ, 2001. С. 47).

[xxiv] Докладъ коммиссiи о правахъ и преимуществахъ русскаго дворянства, сочиненный г. Тепловымъ и переписанный рукою Екатерины II (18 марта 1763) // Сборникъ русскаго историческаго общества. Томъ седьмой. С.-Петербургъ: Типографiя Императорской Академiи Наукъ, 1871. С. 258

[xxv] Докладъ коммиссiи о правахъ..., с. 259.

[xxvi] На этом листе написано «Хановячу», в дальнейшем он повсюду именуется Тиханович.

[xxvii] В селе Преображенском Московской губернии в 1686 году был учрежден Преображенский приказ, которому наследовали Тайная канцелярия (1718 – 1726), Преображенская канцелярия (до 1729) и учрежденная Екатериной Тайная экспедиция при Сенате (1762 –1801), занимавшаяся политическим розыском.

[xxviii] Салтыков еще раз выслушивал дело в октябре, для чего их специально привезли для него из Тобольска: «1763 годъ октября 10 дня въ бывшей тайной канторе привезенные исъ Тобольска Теплова люди и жившей у него во услуженiи малороссiанецъ, въ присутствiи ЕГО сиятельства Генерала фелтъмаршала сенатора и кавалера Графа Петра Семеновича Салтыкова, въ силе высочайшаго ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА имянного указу, спрашиваны секретно позрознь, въ какихъ материяхъ, и на кого имянно доносъ ихъ за которой они въ ссылку посланы были, происходилъ, и притомъ подтверждено имъ чтобъ они о томъ о всемъ показали самую сущую правду безъ всякия утайки, лжи и затевательства» (л. 7).

[xxix] Барсуковъ Александръ. Къ бiографiи Г.Н. Теплова // Кiевская старина. Ежемѣсячный историческiй журналъ. Годъ шестой. Томъ XVII. Январь. 1887. С. 170. 

[xxx] The Memoirs of Jacques Casanova de Seingalt. Vol. 5. Translated by Arthur Machen. London: Aventuros, 1925. P. 522. В самом деле «Тепловъ находился въ Ропшинскомъ дворцѣ 6 iюля 1762, вмѣстѣ съ Алексѣемъ Григорьевичемъ Орловымъ и княземъ Федоромъ Сергѣевичемъ Борятинскомъ, когда произошла кончина Петра III" (Михаилъ Лонгиновъ. Бiографическiя свѣдѣнiя о русскихъ писателяхъ XVIII-го вѣка и библiографическiя указанiя на ихъ сочиненiя. X. Григорiй Николаевич Тепловъ  // Русская старина 1870 года. Томъ второй. С. 195). Роль удушителя приписывалась также Алексею Орлову и гвардейскому офицеру А.М. Шванвичу.

[xxxi] См. в комментарии: Casanova Giacomo. History of my life. Vol. 9 & 10 London, Berlin, Moscow, Petersburg, Warsaw. Translated by Willard R. Trask. Baltimore, Maryland: John Hopkins Univerity Press, 1997. P. 551 (комментатору остался неизвестен год рождения); Ian Kelly. Casanova: Actor Lover Priest Spy. London: Hodder & Stoughton, 2008, Келли Иен. Казанова. М.: АСТ, Астрель, 2011.

[xxxii] Это известно из «Дневных записок малороссийского подскарбия генерального [Гетмановщины] Якова Марковича» (опубл.: 1859).

[xxxiii] Это следует из письма графа Румянцева отъ 4 января 1765 года, выдержку из которого приводит Каманин (Каманинъ И. Къ біографіи Г. Н. Теплова..., с. 91): Теплов попросил графа, чтобы жене его «было дано нѣсколько козаковъ для безопасности въ пути» и о том же «сдѣлалъ распоряженіе графъ К. Г. Разумовскій».

[xxxiv] См., опять же: Каманинъ И. Къ біографіи Г. Н. Теплова..., с. 89.

[xxxv] Компрометировать Разумовского, доверие которого к нему было безграничным, Теплов начал еще в бытность того гетманом, сочинив записку «О непорядках в Малороссии» (1755), затем «сталъ онъ отставать отъ Разумовскаго и хотя продолжалъ давать ему совѣты, но не въ пользу ему. Онъ сдѣлался клевретомъ Орловыхъ» (Михаилъ Лонгиновъ. Бiографическiя свѣдѣнiя..., с. 195). «Он фактически подготовил падение К.Г. Разумовского. При рассмотрении в Сенате его дела об имениях в сентябре 1771 Т. отказался присутствовать на заседании» (РГАДА, ф. 248, Ед. хр. 6300, л. 270, цит.: Кочеткова Н.Д. Теплов Григорий Николаевич..., с. 232).

[xxxvi] Каманинъ И. Къ біографіи Г. Н. Теплова..., с. 91.

[xxxvii] Сборник без даты; возможно, было более раннее издание между 1745 и 1751. См. о нем, например: «Содержание песен этого сборника довольно ограничено: это жалобы влюбленного, который "разлучен страстию презлою", или влюбленной» (Орехова Майя. Русский романс в контексте художественной культуры XX века // Весна романса [сайт], [б.г.]), и др.

[xxxviii] В сборнике были песни на стихи А.П. Сумарокова, напечатанные и без ведома  автора и неисправно. Сумароков, отличавшийся исключительно поганым и склочным характером, откликнулся на книжку Теплова тирадой в ноябрьском номере своего журнала «Трудолюбивая пчела»: «Слѣдующïя пѣсни нашелъ я между протчими напечатанными пѣснями съ приложенными нотами, подъ чуднымъ Титломъ, которыя отъ части были испорчены; чего ради долженъ я ихъ поправивъ, какъ они отъ меня сочинены, выдати въ сихъ изданïяхъ, чтобы чужïя погрѣшности не были почтены моими, при томъ желая, чтобъ сïя дерзость издавати чужïя сочиненïя, безъ воли Авторовъ, не умножилася, а еще меньше то портили, что другïя тщательно сочиняли и меньше еще налагати чужимъ трудамъ непристойныя Титла, чево ни гдѣ не водится; и что ни гдѣ не позволяется» (VI. Пѣсни // Трудолюбивая пчела. Ноябрь 1759 года. С. 678). Этим предуведомлением поэт предварил публикацию авторизованных текстов. Сумароков, как обычно, несправедлив: на самом деле пиратских изданий в XVIII веке во Франции и в Англии «водилось» неисчислимое множество.

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.