Адрес: https://polit.ru/article/2014/03/31/autism/


31 марта 2014, 17:28

Экологические факторы детского аутизма

13 марта в журнале PLOS «Вычислительная биология» была опубликована статья, в которой были представлены результаты исследования группы исследователей, из которых следует, что рост детского аутизма напрямую связан с ухудшением характеристик экологии. Количество откликов на появление материала позволяет предположить, что речь идет о сенсационных результатах. Директор АНО «Центр проблем аутизма» Екатерина Мень побеседовала об этом с лидером этой группы исследователей – профессором генетической медицины и генетики человека в Чикагском университете, директором Центра Вычислительной геномики заболеваний развития нервной системы имени Сильвио О. Конте Андреем Ржецким.

Как вас, математика и генетика, занесло в тему детского развития и его нарушений?

У задач, как и у людей, бывает своя траектория. Когда я работал в Колумбийском университете (в Нью-Йорке), мой непосредственный начальник, директор Геномного Центра, профессор Конрад Гильям, организовал несколько встреч с детьми-аутистами и родителями этих детей.  Таково было моё личное соприкосновение с проблемой (и загадкой) аутизма, а также с влиянием аутизма на семью и общество.  Позже мои коллеги и я предприняли несколько очень разных по подходам исследований  - от чистой генетики до чистой эпидемиологии, - фокусирующихся на аутизме и нескольких других заболеваниях нервной системы.

А что вы тогда, когда впервые познакомились с аутичными людьми, почувствовали  и подумали? Вам было жалко, или страшно, или удивительно? С какого чувства у серьезного ученого начинается исследование?

Более всего меня впечатлили родители аутичных детей, которые, как правило, переживали личный и семейный кризис, связанный с перестройкой жизни вокруг ухода за больным ребёнком. Многие из них (родителей) вышли из кризиса с новой жизненной миссией -- расследование истоков заболевания. Среди мам и пап аутистов были сценаристы, профессура, инженеры, программисты, врачи.  У каждой семьи – своя драматическая последовательность событий в жизни, свои догадки по поводу ключевого момента в болезни ребёнка. Дети не вызывали страха и удивления.  Детей, очевидно, очень любили и опекали их семьи. А аутистическое поведения весьма нередко среди взрослых людей в академической среде.  Недаром Ганс Аспергер называл аутистов "маленькими профессорами".

Получается, что этот частный поиск причин и эти частные расследования родителей слились в такой масштабный вопрос, на который вы решили тоже поискать ответ. Как изначально вы формулировали задачу? Ведь на момент начала вашей работы уже существовал довольно большой и убедительный массив исследований, говоривших, что аутизм - это чистая генетика.

На самом деле, было относительно давно известно из исследования однояйцевых близнецов, что аутизм имеет высокую наследуемость.  Изначальное направление анализа было генетическим просто потому, что генетические методы анализа хорошо развиты  - по крайней мере для "простых" редких заболеваний, как, например, болезнь Вилсона, или серповидно-клеточная анемия. Ещё пару десятилетий назад казалось вероятным, что и аутизм окажется коллекцией разных, но простых (одно-локусовых, моногенных) заболеваний.  Когда простейшие генетические подходы не увенчались успехом - для аутизма и многих других "сложных" заболеваний, таких как биполярное расстройство или диабет второго типа - пришло время более сложных генетических и эпидемиологических моделей.

Но, в общем, довольно много обсуждался и экологический фактор. Правда, он как бы, простите за каламбур, летал в воздухе.  Долгое время эта позиция считалась уделом медицинских "фриков". Насколько я знаю, Бернард Римланд, основатель ARI (Autism Research Institute), еще в начале 90-х собрал группу врачей, которые интуитивно или на основе частных клинических наблюдений подозревали существенное влияние внешних факторов на развитие аутизма. Но, насколько я понимаю, доказать эту связь было довольно сложно. Расскажите, как вы придумали такое изящное решение - увязать наблюдения с пороками развития в половой сфере?

Очень много завязано на социологию научных сообществ.  Ученые ужасно территориальны: как правило, каждое научное сообщество (генетики, эпидемиологи, врачи) имеет своё идейное пространство с неписанными границами, выходить за пределы которых не принято. Это имеет положительную сторону: статьи "внутри" области проходят тщательную проверку рецензентами-специалистами, обеспечивая качество опубликованных выводов. На обратной стороне медали -- сложность анализа проблем, таких как аутизм, пересекающих несколько областей науки.  Разные научные сообщества оперируют отличающимися символами, описывающими теоретическую реальность, как следствие, говорят на разных языках и используют пересекающуюся, но отличную методологию. Более того, данные, необходимые для анализа, например, аутизма, разбросаны географически и дисциплинарно. Другими словами, многие проблемы были бы проанализированы давно и успешно, если бы не было дисциплинарных и культурных барьеров.  В случае нашего исследования, существует всего несколько ключевых идей. Во-первых, эпидемиологи (можно, например, посмотреть материалы Агентства по Защите Окружающей Среды, США) давно знали, что есть вещества, негативно влияющие на развития человеческого эмбриона. Известен довольно длинный список веществ (свинец, аналоги гормона эстрогена, компоненты пластмассы, пестициды и гербициды, а также многие лекарства) которые, при воздействии на беременную женщину и плод,  приводят к физическим дефектам новорожденного. Подкласс таких врожденных дефектов, затрагивающих мочеполовую систему новорожденных мальчиков, особенно тесно связан с загрязнением среды. Таким образом, идея нашего исследования состояла в использовании уровня именно таких врожденных дефектов в каждом из 3 144 графств США в качестве индикатора состояния среды в графстве (графство по размеру приблизительно соответствует району в России).  Во-вторых, мы получили доступ к огромному набору страховых данных, описывающих приблизительно треть населения США (100 млн человек), которые были привязаны к географической и временной информации о каждом из описанных людей.  В третьих, государственная перепись населения США обеспечила нас социо-демографической информацией о каждом из графств (распределение доходов, этнический состав, городская или сельская местность, доступ к медицинскому обслуживанию).  В четвертых, работая с замечательным статистиком (профессором Робертом Гиббонсом) мы разработали математическую модель. Она принадлежит к классу  моделей Пуассоновской регрессии со смешанными эффектами. В пятых, мы собрали данные о законах, касающихся аутизма в разных штатах США.  Все эти компоненты оказались принципиальными для нашего анализа.

Сколько времени заняло это исследование и каким был бюджет?

Около года, основное время ушло на продумывание деталей. Затраты, в основном, связаны с заработной платой участников проекта и лицензией на анализ страховых данных.  Плюс стоимость электроэнергии, затраченной компьютером. (смеется)

То есть, фактически вы в исследовании прорвали эти культурные, концептуальные границы, "смешали" разноформатные данные и выдали системный взгляд. Как вы думаете, будет ли это способствовать развитию какой-то конвенции в среде разных "аутистических" научных и медицинских кругов? И возможно ли все-таки в такой сложной  области некое более-менее мировоззренческое единство?

Как сказали – независимо друг от друга - несколько умных людей, "предсказывать -- сложно. Особенно -- будущее."  Будем надеяться, наша работа стимулирует плодотворное мышление у каких-то специалистов и не-специалистов. Насчет прорывания границ -- кто знает? Мы получили шквал откликов на статью, из разных слоёв американской и британской публики. Не все эти отклики положительны.  Например, американский эпидемиолог французского происхождения Эрик Фамбон в разговоре с репортёром Newsweek о нашей статье раздраженно указал на "экологическое заблуждение" авторов нашей работы.  Он справедливо заметил, что корреляция между величинами не есть доказательство их причинно-следственной связи. Эта критика была бы разрушительной для нашей работы, кабы мы не понимали и не сформулировали ровно те же предостережения в нашей статье.  Были и откровенно сумасшедшие отклики на работу (с конкретной гипотезой, объясняющей всё), были замечания специалистов, например, наблюдающих катастрофическое увеличение числа врожденных дефектов у диких животных в Монтане, были трогательные личные семейные истории, и просто благодарности.

Есть научное сообщество. Есть медицинское. Это все-таки немножко разные вещи. И вероятно реакции на эти данные будут тоже разные. Условно – ученые будут рады появлению новых данных, углубляющих этиологическое и каузальное понимание. (За редкими исключениями указанного вами француза, чья аргументация стара как мир и почти универсальна, когда хочется к чему-то придраться). А будут ли рады врачи? Когда-то аутизм был чисто психиатрическим состоянием, и все с ним было «просто». Год за годом биологическое понимание усложнялось. Когда закопались в генетику – предлагали разные одиночные гены-кандидаты, потом комплекс, потом дошли до числа вариантов копий. Потом добрались до эпигенетики. Были и социально-экономические объяснения. Были какие-то факторы образа жизни – возраст отца, вес матери, интеллигентность семьи.  Было все. Лечение от этого не менялось. Аргументированное дополнение новых факторов не деморализует ли тех, кто, собственно, должен как-то помогать этим людям?

Я смотрю на будущее с оптимизмом.  Лучшие врачи и психиатры в первую очередь помнят о клятве Гиппократа, заботятся о пациентах и истине, какой бы она ни была.  Я думаю, если какое-то направление -- научное или терапевтическое -- начнет приносить реальные результаты, произойдёт Куновская научная революция.

Безусловно, существует огромная пропасть между гипотезой и работающим лекарством.  Возможна и деморализация медицинских работников перед лицом слишком большой неопределённости и разнообразия догадок.  Для не-медиков такая ситуация нормальна, врачи же часто вынуждены функционировать, как солдаты в условиях боя, где немедленные, почти рефлекторные решения могут спасти человеческую жизнь, а колебания и промедление могут убить.

 

Знаете, Куновская революция – это, конечно, прекрасно, но я бы очень хотела поговорить о психологических последствиях этого исследования. Вы начали с того, что вас впечатлили семьи детей с аутизмом. Для вас не секрет, что как бы ни была развенчана теория «матери-холодильника», осколки психоаналитической монополии на поляне аутизма нет-нет да ранят вступающих на нее родителей.  Да и без нее … чувство вины – это самый сильный плен, в который попадают родители аутистов. Ваше исследование подтверждает, что гены генами, но ситуация, между тем, фифти-фифти, и для многих, если бы не «выстрелило» извне, болезнь могла бы и не состояться (по крайней мере, в какой-то особо глубокой форме). Как это подействует на поведение и оценку родителей своей судьбы? Им станет проще или, наоборот, тяжелее?

Насчет последствий, честно не знаю.  С одной стороны, я надеюсь, что в бóльших знаниях бóльшее благо. И, как результат, исцеление также ближе. Работа мотивирована сочувствием и попыткой разобраться, но она может быть не очень практически полезной в ближайшее время.

Вы знаете, в отношении лечения аутизма у родителей довольно много ловушек. Из того, что соответствует принципам доказательной медицины, в арсенале лечения, по сути, только метод прикладного поведенческого анализа. Сейчас появляются и нейробиологические обоснования бихевиористских терапевтических подходов, и они, бесспорно, прекрасны. Но если мы приходим к тому, что аутизм, грубо говоря, «сидит» не только в мозге и поведении, а является первазивным расстройством, всепроникающим, затрагивающим все тело до «каждой клеточки», то тут клиническую практику можно описать фразой «твори, выдумывай, пробуй». Родители, да и многие врачи, готовы следовать за Маяковским. Но на другом конце оппоненты – «не прошло доказательных процедур!». Как вы сами относитесь к тому, что доказательную медицину превращают в жупел? Очень важный принцип доказательной медицины доводят до догматического статуса. А данным исследований, не прошедшим через эту процедуру, вообще отказывают в научности? Грубо говоря - если кто-то из врачей найдет таки в ваших данных практическую пользу, это будет научно или ненаучно?

Догматизм, конечно, плох в любом виде. Однако у медиков есть жесткие правила по очень серьёзной причине: многие из их правил-догм подобны правилам парашютистов -- каждое правило связано с чьей-то трагедией, которую пытаются предотвратить в будущем.  Скорее, более справедливо говорить не о медицинском догматизме, а консерватизме: медиков необходимо вначале убедить в том, что новые процедуры, первое,  не вредят, и, второе,  приносят результаты.  Я знаю массу врачей с открытым подходом к гипотезам и новшествам; причины их относительного консерватизма имеют уважаемые основания.

Я все же еще уточню. Скажем так,  есть научные свидетельства, которые не подтверждают практику, но - подтверждают логику. Ту логику, на основе которой строится вмешательство, которое может помочь. Приведу пример. Не так давно вышел хороший обзор, вполне себе evidence-based, относительно того, что гастроэнтеральные проблемы при аутизме - сплошь да рядом. Один врач из этого делает вывод, что классические подходы, используемые при любых проблемах ЖКТ (типа, диеты),  могут облегчить и состояние аутиста. Другой врач говорит - нет, должна быть доказана именно диета и именно при аутизме. Какого врача предпочли бы вы сами?

Чуть-чуть еще деталей. Наши данные всё ещё -- косвенные улики, не поимка с поличным, применяя криминалистический жаргон.  Врач обязан не навредить; если безвредные меры (вроде изменения диеты) могут помочь, я думаю, настоящий врач просто обязан попробовать их применить.

Ну, вот и слава Богу.  Андрей, мы знаем, что на одну девочку с аутизмом приходится четыре мальчика-аутиста. Можем ли мы говорить, что эта пропорция связана именно с доказанным теперь экологическим фактором? И можете ли вы рассказать, почему вообще девочки более устойчивы к экологическому неблагополучию, чем мальчики?

Никто точно не знает.  Однако есть огромное количество данных о том, что эмбрионы девочек БОЛЕЕ чувствительны к влиянию среды. В результате удара среды, эмбрион девочки прекращает развитие (выкидыш), а эмбрион мальчика продолжает развитие по измененной траектории. В результате, меняется соотношение новорожденных девочек и мальчиков, оно смещается в сторону мужского пола.  На эту тему мы давеча имели замечательную беседу с Робертом Новие, который выступал на прошлой конференции по аутизму в Москве.

И  что он сказал?

Он поделился массой мыслей и ссылок по поводу смещения отношения числа новорожденных мальчиков и девочек и влияния среды на женские эмбрионы.  Против этой гипотезы работает наблюдение о том, что девочки с аутизмом обычно имеют более тяжелые симптомы, чем мальчики.  Есть и другие теории, конечно.

Я понимаю, что вы, как ответственный специалист, не выйдете за пределы своей компетенции. И все-таки я не могу вас не поманить на соседние поляны и не поговорить о том, что мы вообще наблюдаем в новой популяции детей. Прогнозы серьезных аналитических организаций в здравоохранении говорят о том, что психические заболевания в 21м веке перекроют по масштабам самые большие неприятности века прошлого – инфекции, кардио-, техногенные гибели, рак. Сейчас мы опустим, насколько это связано с экологией. Просто очевидно, что дети – уже другие. И очевидно, что они не психотипически другие, а биологически другие. Что может из этого следовать? В широком культурном смысле.

Существуют надёжные эпидемиологические данные о том, что частота встречаемости многих сложных заболеваний (диабета, ожирения, разнообразных аллергий) возрастают.  Увеличивается ли частота болезней центральной нервной системы -- вопрос противоречивый, всё еще открытый, и эмоционально заряженный. Неудачное сочетание личностей, обсуждающих эту проблему, может запросто закончиться рукопашной.  Я лично убеждён, что заболевания нервной системы действительно учащаются. Если это так, нашим детям предстоит жить в обществе, разительно отличающемся от нашего сегодняшнего. Хочется надеяться, что это будет более терпимое общество, но детали -- прекрасный предмет размышления для футурологов и социальных фантастов.

Но одной терпимостью явно не обойтись. Если взять семью, воспитывающую ребенка с, так скажем, "неврологическим вызовом", и представить, что это микромодель общества, то никто одной терпимостью не обходится. Нужны системные, очень глубокие изменения в образе жизни, во взгляде на ценности и, главное, в технологиях - образовательных, реабилитационных, организационных. Станет ли рост такой популяции "новых" детей запросом не только на новую педагогику и медицину, но и просто на новые критерии нормы?

Некоторые мои коллеги считают, что понятия нормы изменятся. Если процесс учащения заболеваний не удастся остановить и обратить, изменение норм, наверное, неизбежно.  Английский журналист Матт Ридли написал книгу "Разумный оптимист," в которой он излагает полуверу, полувывод, основывающийся на статистике и конкретных данных о том,  что скорость решения проблем увеличивается по мере развития технологий и знаний («Rational Optimist» Matt Ridley). По этой логике, будем надеяться, с должными усилиями, эпидемии хронических заболеваний будут заторможены, и общество будет здоровее, чем оно есть сегодня.  Но тут я уже вступил на зыбкую почву спекуляций.

Насчет изменяющихся критериев нормы: фрагменты таких процессов видны уже сегодня.  Каждое общество расслаивается на почти непересекающиеся группы людей, объединенных профессионально (артистическая среда разительно отличается от академической по нормам и по сопутствующим заболеваниям), по интересам (как, например, виртуальные сообщества игроков в компьютерные «бродилки»), по доходу, по образованию. Уже сегодня существуют во многих странах сообщества людей объединенных, например, синдромом Дауна, которые видят в своём сообществе новую этническую норму (а не общую беду). Мне лично приходилось разговаривать с аутистами (взрослыми, получившими прекрасное образование и работающими в университетской системе США), считающими абсолютно неэтичными разговоры об «излечении аутизма» -- для них это звучит как призыв к геноциду.

Вы рассказали немножко о реакции американского сообщества на вашу работу. Рассказывать о нем вы скоро приедете в Москву на Вторую международную конференцию «Аутизм. Вызовы и решения». Как вы думаете, встретит эти результаты местное научное и медицинское сообщество?

Очень надеюсь, что выслушают -- по возможности, непредвзято.  Со своей стороны, постараюсь изложить соображения ясно и логично. У меня нет установки – убедить аудиторию в своих выводах и подходах, скорее хотелось бы завязать диалог, который мог бы привести к эволюции наших коллективных взглядов на сложный предмет, являющийся фокусом конференции.  Всего остального, как заметил Фёдор Иванович, «нам не дано предугадать».  Я возлагаю особые надежды на «детективную» работу пап и мам детей-аутистов: родители видят зачастую намного больше, чем даже врачи «в траншеях» эпидемии и могут подсказать неожиданные идеи связанные с этиологией и потенциальным лечением болезни.

Да, родительские «детективные» сообщества довольно схожи в своей логике и исследовательских подходах по всему миру. А вот профессиональное сообщество в России, занимающееся проблемой аутизма, ан масс невероятно оторвано от научных и, особенно, практических трендов в этой области за рубежом. Иногда, когда я беседую с какими-то специалистами, занимающимися детьми-аутистами и, шире, детьми с особенностями нейроразвития, у меня создается впечатление, что как им внушили много-много лет назад про лобные доли да зону Вернике-Брока, так они и представляют себе данные о мозге. Вся концепция нейропластичности, все данные нейробиологии как-то прошли мимо. Как так получается, что мозг американского ребенка с аутизмом нейроплатичен, а русского – как будто и нет?

В данном случае Вы затронули тему вне зоны моего комфорта: у меня нет непосредственного опыта сравнения двух сообществ.  Дети, конечно, не должны различаться по нейропластичности, но различие взглядов между разноязычными научными сообществами – нормальная черта нормальной науки.  В идеале, общение, полемика, диалог представителей несогласных научных сообществ приведет к сближению взглядов.  Я подозреваю, что накоплено огромное количество экспериментальных данных пока незнакомых, по крайней мере, части отечественных специалистов.  Опять-таки совершенно предсказуемо, что разные парадигмы заставляют своих «носителей» видеть мир совершенно по-разному.

Видеть мир по-разному – это не то же самое, что считать и даже настаивать, что у человека 35 зубов, так нам рассказали в институте, мы называем это «нашей школой» и от этого не отступим. Я больше имею в виду не теоретический мир, а практический, в который актуальное знание о человеке просачивается именно в российских реалиях почему-то с большим скрипом. При этом понятно, что это не вина носителей этого знания. Это какой системный образовательный сбой, и как с этим быть?

На этот вопрос можно ответить на стольких разных уровнях!  Можно ответить честно – не знаю. Можно отшутиться – как заметил, тот же Федор Иванович, творивший русскую поэзию, работая в русской дипломатической миссии в Германии, «Умом Россию не понять».  Можно подойти с точки зрения системной.  Есть такая замечательная книжка, написанная тройкой профессоров Чикагского университета: «Теория игр и закон» (Baird DG, Gertner RH, Picker RC. Game theory and the law. Cambridge, Mass.: Harvard University Press; 1994.)  Книжка утверждает, что чтобы понять поведения людей в обществе, надо рассмотреть «игру» (в смысле фон Ноймана-Моргенштерна – разработавших  основы теории игр), в которую играют конкретные люди.  Правила общества и писанные и неписанные законы определяют набор стимулов и наказаний, учитывая которые индивидуальный «игрок» прокладывает путь, старательно минимизируя потери и увеличивая выигрыш.  Иными словами, нужно придумать, как сделать тяготы введение новшеств и связанный с этим риск приемлемыми (выгодными) для практиков терапевтического фронта.  Путь изменения наказаний вряд ли продуктивен, а вот стимулы для пассионариев, приносящих конкретную пользу больным детям, могут дать необыкновенные результаты.  Мне бы хотелось смотреть в будущее с оптимизмом, рациональным.