28 марта 2024, четверг, 21:24
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

Лекции
хронология темы лекторы
08 декабря 2014, 11:19

#ЗНАТЬ. Древнерусские граффити XI-XII вв

Алексей Гиппиус
Алексей Гиппиус
Фото: Наташа Четверикова/polit.ru

Стенограмма лекции филолога, профессора факультета филологии НИУ-ВШЭ, ведущего научного сотрудника Отдела типологии и сравнительного языкознания Института славяноведения РАН Алексея Гиппиуса, прочитанной 6 декабря 2014 года в рамках Фестиваля публичных лекций #ЗНАТЬ – совместного проекта информационно-аналитического канала «Полит.ру» и Департамента науки, промышленной политики и предпринимательства г. Москвы.

Борис Долгин: Добрый день, коллеги. Мы начинаем вторую из сегодняшних лекций. Это цикл из 20-ти лекций, который называется фестиваль публичных лекций «Знать». Проводит его информационно-аналитический канал Полит.ру и Департамент науки, промышленной политики и предпринимательства Правительства Москвы. Мы постарались сделать так, чтобы лекции были изо всех основных областей знания и представлены максимально заметными фигурами из этих областей. Не в смысле, что у нас только 20 таких представителей, но 20 из очень хорошей когорты. Надеюсь, что когда-нибудь будет у нас продолжение фестиваля. Сегодня у нас остались две лекции. Я сначала представлю третью, собственно, вторую из оставшихся, и затем вернусь к нынешней. Третья - это будет лекция Константина Попадьина из Института проблем передачи информации и Женевского университета о генах. А сейчас мы говорим о древнерусской эпиграфике ХI-ХII века. Наш лектор - Алексей Гиппиус из Высшей школы экономики, из Института славяноведения РАН. Мы придерживаемся традиционной формы: вначале лекционная часть, затем можно будет задавать вопросы. До того есть большая просьба ко всем что-то сделать со своими звуковыми сигналами, чтобы ни в коем случае наша лекция не прерывалась. Так, во второй части вы сможете задавать вопросы, подняв руку и дождавшись микрофона. А до этого говорит только наш лектор. Пожалуйста, Алексей Алексеевич.

Алексей Алексеевич Гиппиус: Спасибо. Я несколько смущен тем обстоятельством, что скромные древнерусские надписи нашли свое место между кометами и генами.

Борис Долгин: Мы не хотим пренебрегать гуманитарной наукой.

Алексей Алексеевич Гиппиус: Надеюсь иметь возможность продемонстрировать, что эта область тоже представляет некоторый интерес. Заниматься ей достаточно увлекательно. Я должен сразу сказать, что тема лекции несколько сужена против первоначально объявленной. Речь пойдет только об одной категории средневековых русских надписей, а именно - о надписях граффити, надписях на стенах храмов. И, кроме того, только о новгородских текстах, а не Древней Руси вообще.

Граффити давно уже заняли сове место среди источников по истории Руси и ее языку. Ну, скажем, надпись о смерти Ярослава Мудрого из киевского Софийского собора. Или надпись о покупке Бояновой земли из того же Софиевского собора в Киеве. Или надпись, представляющая собой замечательный литературный памятник. Это текст, основанный на переводном памятнике – «Разуме» Варнавы. Текст был исследован нашим замечательным эпиграфистом Татьяной Всеволодовной Рождественской.

Как вы видите уже из этих трех слайдов, средневековая эпиграфика имеет отношение к самым разным сферам русской средневековой культуры. И к летописанию, и к правовой сфере - мы находим среди них образцы актовой письменности, - и к сфере литературной. Но эти тексты – это, так сказать, звезды первой величины, генералы древнерусской эпиграфики. А солдатами ее являются скромные надписи типа «Иван писал» или «Господи, помоги рабу Своему Борису». Но, тем не менее, эти тексты представляют интерес хотя бы уже потому, что именно в форме таких надписей до нас дошло подавляющее большинство автографов жителей Древней Руси той эпохи, которая очень слабо представлена письменными памятниками. Конечно, ситуация изменилась 60 лет назад, когда в Новгороде были найдены берестяные грамоты. Надо сказать, что берестяные грамоты и надписи граффити - это два наиболее родственных руг другу типа средневековых источников.

Что сближает эти тексты? Многое, но хочется отметить два главных обстоятельства. Во-первых, надписи и грамоты - это две категории памятников, которые постоянно прибывают, их постоянно находят. Каждый археологический сезон приносит с собой новые берестяные грамоты. И в то же время многие хранилища древнерусской эпиграфики, древнерусские храмы - продолжают обнаруживаться на их стенах все новые и новые надписи. Другое обстоятельство, которое тоже нужно сразу отметить, - средневековые надписи, как правило, сохранились не очень хорошо. Приходится потратить некоторое усилие на то, чтобы просто прочитать эпиграфический текст. То же самое относится и к грамотам. И вот в этом отношении как раз имеются большие неиспользованные ресурсы.

На сегодняшний день берестяные грамоты исследованы уже достаточно хорошо. Можно сказать, что корпус, которым мы располагаем, - это 1050 грамот. В целом, в лингвистическом, филологическом отношении проработан этот корпус уже очень основательно. Об эпиграфических текстах сказать этого пока нельзя. Во-первых, многие из них просто не введены в научный оборот. А те, которые были введены, нуждаются в дополнительном обследовании. Как раз сегодня я бы хотел привести примеры, с одной стороны, тех новых памятников, которые прибывают, и за счет которых постепенно прирастает корпус древнерусской эпиграфики. А с другой стороны - примеры того, как продвигается работа с прочтением, перечитыванием старых, уже хорошо известных текстов.

Начать мне хотелось бы с главного эпиграфического события уходящего года. Он принес с собой действительно большое открытие, которые редко случаются - в нашей области открытия такого масштаба. Я имею в виду события, разворачивающиеся летом в Юрьеве, монастыре в Новгороде. Те, кто как-то следил за новгородскими новостями, наверное, в курсе этих событий. В Георгиевском соборе, который вы видите на экране, архитектурным отрядом новгородской археологической экспедиции производились работы по понижению уровня пола. Нашим архитектурным отрядом руководит Владимир Валентинович Седов. В ходе этих работ был понижен уровень пола в восточной части храма и обнажен первоначальный пол ХII века. Так вот, как оказалось, пространство между древним и новым полом было занято среди прочего строительного мусора фрагментами древних фресок, которые были сбиты со стен в ХIХ веке, но, по счастью, не были никуда вынесены из собора. В этих залежах древних фрагментов было обнаружено довольно значительное количество фрагментов древней живописи, в том числе ликов. К сожалению, я по своей филологической ограниченности забыл включить эти кадры в презентацию. Но кроме того было найдено несколько сот фрагментов с надписями, некоторые из которых я и хотел бы сейчас показать.

 

Начну, опять же, с главной. Вот вы видите то состояние, к которому привели эти работы. Древний, замечательный пол ХII века. И вот за этим столбом, в проходе из алтаря в дъяконник, как раз, в частности, там были найдены фрагменты с надписями. Сразу покажу главный из них. Вы видите большой блок, который сложился из более чем 10 кусков. Надо сказать, то, что он сложился таким образом, - это в некотором роде маленькое чудо. Что мы видим на этом фрагменте? Сначала посмотрим синюю, верхнюю часть.

Здесь читается следующее: «В лето 6740 приставися архиепископ Антоний на светей Пилагии», -  открываем новгородскую летопись, читаем, что в этом году преставился действительно архиепископ Антоний на восьмой день, это действительно память о святой Пелагии. И текст этот замечателен для нас вот чем: архиепископ Антоний - чрезвычайно замечательный персонаж новгородской истории. Это знаменитый Добрыня Едрейкович, автор описания паломничества в Царьград, оставивший подробное описание Константинополя, бесценный источник для византинистов. Его судьба на новгородском столе была чрезвычайно неспокойной, он несколько раз изгонялся из Новгорода, возвращался в него. И вот надпись в Георгиевском соборе зафиксировала факт его смерти.

Но наибольший интерес представляет вот этот текст на зеленом фоне. Что мы читаем здесь? Как видите, он не имеет начала и конца, сохранилась только середина. Но удачным образом практически все оказывается возможным реконструировать. Что мы читаем? «Приставися князь Ростислав. Князя Ярослава, Изяслав приставися в княжении своем на луках» (дальше упоминаются церковь Святого Георгия и Мартирий и Савватий). Этого вполне достаточно, чтобы понять, о чем идет речь. Вот что сообщает нам новгородская летопись по 1198 году: «Той же весне приставистася у Ярослава сына два, Изяслав бяше посаже на луках княжити и от Литвы оплечье Новогороду. И тамо приставися. А Ярослав Новегороде и оба положено у Святаго Георгия в монастыри».

Речь идет о трагическом событии, произошедшем в семье новгородского князя Ярослава Владимировича, который к этому времени занимал новгородский стол уже в общей сложности почти 18 лет, дольше, чем кто-нибудь еще из новгородских князей ХII века. И когда Ярослав находился, можно сказать, в зените своей княжеской карьеры, у него внезапно весной 1198 года умирают два сына. Одному было 6 лет, другому - 8. Оба они были похоронены в Георгиевском соборе, и именно эти события и зафиксировала летопись. Архиепископ Мартирий занимал в это время новгородскую кафедру, а игумен Савватий был новгородским архимандритом.

Но чем еще замечательно это событие? Дело в том, что сразу за сообщением о смерти детей Ярослава Владимировича летопись сообщает: «В то же лето заложи Ярослав церковь камену князь великий Ярослав, сын Владимир, внук Мстислав во имя Святаго Спаса преображения Новегороде на горе о прозвище Нередице и начавши делати месяца июня 8 день на святаго Федора окончаше месяца сентября» Это не что иное, как церковь Спаса на Нередице, шедевр новгородской архитектуры ХII века, разрушенная в годы Второй мировой войны и впоследствии восстановленная. Таким образом, обычно считается, что закладка Спаса на Нередице была непосредственно связана именно со смертью детей Ярослава Владимировича. Вот что оказывается, когда мы вчитываемся в текст надписи: церковь была заложена 8 июня, как сказано. Здесь же сказано, что князь Ростислав преставился 20 июня. То есть один из сыновей Ярослава умер уже после того, как церковь на Нередице была заложена.

Вы видите, как в целом реконструируется текст - за исключением одного места, о котором я скажу дальше. «Месяц июнь 20 день приставися князь Ростислав, сын благочестивого и боголюбивого князя Ярослава. А сын его Изяслав преставися месяца июня в такой- то (неизвестный нам пока день) в служении своем на луках». Что означает «в служении на луках»? Князь Ярослав Владимирович посадил своего малолетнего сына княжить в Великих Луках. Конечно, это был скорее символический акт, чем практический. Дальше некоторое место, которое пока мы пропускаем. «Привезоше и вложише я в гроб у святаго Георгия в 15 день при аерхиепископе благочистивем Мартирии, а в игументсво благочестивого Савватия отдай имо Бог упокойтися со святыми своими и молита Бога за мы».

Вот такой замечательный текст. Надо сразу сказать, что это самый пространный эпиграфический текст, дошедший до нас, - текст новгородского происхождения домонгольского времени. Но здесь возникают некоторые хронологические неувязки. Ростислав умер 20-го, Нередицу закладывают 8-го числа. В летописи сказано, что княжицы умерли весной, а здесь речь идет об июне. Это противоречие разрешается, поскольку просто весна считалась до летнего солнцестояния, так что с этим все в порядке. Но как примирить между собой эти факты? Ростислав умер 20-го, а тогда спрашивается, когда умер Изяслав, и что стоит за этим выделенным местом, где пока пропуск?

Здесь возникает главная проблема, с которой мы сталкиваемся, читая надписи, - это проблема реконструкции. То, что не сохранилось, мы пытаемся реконструировать. Иногда это не получается, иногда получается. Можем ли мы для этого текста предложить реконструкцию, которая будет удовлетворительна во всех отношениях - в лингвистическом, в историческом и поможет объяснить это соотношение дат? По-видимому, да. И такую реконструкцию вы видите на экране: «А по сорочинах привезоше и возложише в гроб» Тогда получается следующее - что Изяслав, старший из детей Ярослава Владимировича, умер в начале июня, примерно 5-6 числа. Церковь Спаса на Нередице закладывается через несколько дне после этого. 20 числа умирает Ростислав. А после, по истечении 40 дней после смерти старшего Изяслава Ярославича, обоих княжичей торжественно погребают в Георгиевском соборе. Вот в таком случае все противоречия устраняются, и текст мы восстанавливаем полностью. Это тот случай, когда текст сохранился почти целиком. И мы, по-видимому, имеем возможность заполнить небольшую лакуну, которая в нем существует.

А теперь обратим внимание на левый верхний угол нашего большого блока. На него мы поначалу вообще не смотрели, потому что ясно, что когда столь жалкие обрывки надписи сохранились, даже бессмысленно что-то читать. Но бывает так, что текст, сохранившийся более чем наполовину, невозможно реконструировать, а из текста, сохранившегося на 10%, можно извлечь очень многое. Счастливым образом это тот самый случай.

Посмотрите, что сохранилось! В первой строке «Еста», перед эти Т- или Горо. В третьей строке железно читается августа. Первое слово в контексте такого рода надписи – это, конечно, преставися. В четвертой строке читается святого апостола - и других вариантов не видно, может быть, конечно, какого-нибудь Аполлинария, но статистически более вероятно, что именно святого апостола. И вот если мы ухватимся за эти два фрагмента - августа и святого апостола - и заглянем в новгородскую летопись, то обнаружим следующее - что в 1199 году, то есть на следующий год после событий, о которых повествует первая надпись, умирает архиепископ Мартирий, тот самый, который упоминается в ней. И умирает он не когда-нибудь, а в августе 24 числа на святого апостола Варфоломея. Учитывая, что справа от этого текста находится запись о смерти архиепископа Антония, а ниже непосредственно читается запись, в которой упоминается сам архиепископ Мартирий, мы имеем полное основание считать, что эта столь фрагментированно сохранившаяся надпись сообщает именно о смерти архиепископа Мортирия.

Таким образом мы получаем блок их трех надписей летописного характера. Я сейчас не буду говорить о других граффити из Георгиевского собора, среди них тоже есть очень интересные. И, по существу, мы в этом году получили не что иное, как некую эпиграфическую летопись Юрьева монастыря, дошедшую до нас во фрагментах, но, тем не менее, чрезвычайно важную с точки зрения изучения новгородского летописания. Поскольку вопрос о том, как велась летопись, на основе каких записей составлялся текст, который мы называем официальным экземпляром новгородской архиепископской летописи, - ко всем этим вопросам новые находки имеют самое прямое отношение.

Покажу еще последний маленький фрагмент из тех же юрьевских граффити. Стоит текст в рамочке, из левой стороны написано: «Господи спаси грешного. Ох мне грешному» Такой вполне традиционный эпиграфический текст. А вот справа другим почерком написано следующее: «Ох же тобе хощеть быти». Хощеть быти - это форма сложного будущего времени. Означает «будет» История этого текста такова - сначала один человек написал такой тяжелый вздох «Ох мне грешному», после чего кто-то добавил справа: «Ох же тобе хощеть быти», - то есть «ох и будет же тебе» Это такой замечательный диалог эпиграфических текстов, который образует некоторую сеть, реагируя друг на друга.

 

А теперь переносимся уже в Новгород, вы видите на экране Софийский собор, главное средоточие новгородских надписей. Вот - в таком виде, так мы видим его сейчас. А так он выглядел в конце ХIХ века, когда в соборе производились масштабные работы по его реставрации и реконструкции. И в ходе этих работ, собственно, впервые сделались известными первые новгородские граффити. Они были опубликованы по слепкам, снятым с надписей в 1915 году. Всего было опубликовано 42 надписи. Вот так примерно выглядят эти слепки.

Следующий этап этой эпопеи был связан с появлением книги Альбины Александровны Медынцевой в 1978 году. Она уже включила 251 надпись. А сейчас мы с моим коллегой Саввой Михеевым работаем над созданием свода надписей новгородского Софийского собора, и в нем будет около 800 текстов. Имеются в виду только надписи, включающие, по крайней мере, одно значимое слово. Конечно, должен сказать, что такое приращение в основном осуществляется за счет коротких, небольших надписей, но они представляют собой для лингвиста очень большой интерес.

Вот, например, несколько имен, которые мы узнаем благодаря этим совсем небольшим текстам. Например, имя Орегост. Древнее славянское имя, состоящее из двух корней, «гост» и «орь». Орь – это конь. Это имя и правда было известно, но только из одного источника, а именно из «Повести временных лет», в которой фигурирует Орегост, боярин Владимира Мономаха. А вот имя Нашгост вообще до сих пор не было известно. Между тем, оно позволяет связать между собой целое гнездо имен, в которых в качестве первого компонента выступает местоимение первого лица, типа Намнег и Моислав.

Много хлопот нам доставило имя, которое записано дважды, в одном случае как Хрождял, во втором случае - Рождял. Может показаться, что это связано с глаголом «рождати». Но пристальный анализ показывает, что перед нами очень древнее имя, состоящее из приставки «роз» и корня «жаль». Это имя совершенно того же тип, что и Розвад, от глагола «розвадити» образуется. А от «розжалити» - Розжал. Например, три дня назад мы обнаружили не идентифицированное нами ранее замечательное имя Мдына. Вот это Мдына, корень «мд», который есть в прилагательном медленный, от которого, например, образовано название реки Мда - то есть река с медленным течением. Вот такого рода небольшие лингвистические радости постоянно нам преподносят новгородские надписи.

Теперь хочется проиллюстрировать процесс постепенной корректировки ранее известных текстов. Вот один из слепков, который был опубликован в 1915 году. Вы видите, что в верхней части читается нечто совсем невразумительное. Какие-то саподи, внизу Боже мой помози. Никакого связного смыла не улавливается. Прошло полвека. И Альбина Александровна Медынцева больше чем через полвека в своей книге признает, что тех слов, что читал Щепкин, увидеть невозможно. Зато читается нечто, что она оставила без интерпретаций. Вот это «стрыине». И действительно, в 1978 году еще невозможно было никак интерпретировать эту странную буквенную последовательность, но теперь мы можем ее понять. Дело в том, что в берестяных грамотах, в которых, как я сказал, надписи имеют множество пересечений, встречается довольно странно звучащее имя - Уйенег. Что такое Уйенег? Это тоже двукорневое имя. Второй компонент - «нег». А первый - это «уй», дядя по матери. Дядя по матери был «уй», а дядя по отцу был «стрый». И там, где есть Уйенег, естественно, должен быть и Стрыйенег. И вот с этим самым Стрыйенегом мы здесь и встретились.

Так что надписи нам дополняются показаниями грамот. Аналогично, в грамотах встречается Братонег, а в надписях новгородских - Сватонег. И вот таким образом из этих двух источников складывается целое антропонимическое гнездо с корнем «нег» и термином родства в качестве первого слова. А вот это тоже надпись из Софии. Написано слово «стрый». И теперь мы тоже понимаем, что это не просто так записанный дядя на стене. А что? Это конечно тоже сокращение имени Стрыйенег, скорее всего. Так что это возможно автограф того же лица.

Но возвращаемся к нашему тексту. Нашлась еще одна фотография той же надписи. И оказалось, что мы можем прочесть в действительности значительно больше. Что мы читаем? Читаем следующее в результате: вначале читается имя «Спюр» и  «Спюра», мы знаем - это имя Спиридон, Спюридон. «Спюрся ожениле априля (такого-то числа) стрыйенежич Бог ему помоги» То есть Спюр Стрыйенежич женился такого-то апреля, помоги ему Бог. Кто такой был Спюр Стрыйенежич? Очевидно, он был одним из софийских клириков, о жизни которых мы узнаем довольно много из новгородских надписей. Вот, скажем, ясно, что ему нужно было желать Божьей помощи, потому что находим такой текст: «Ох тошно владыка, нету поряда дьякам. Ох женатым дьякам». То есть женатым дьякам приходилось туго, жалования платили мало. И Спюр Стрыйенежич как раз был одним из них.

Но я должен сказать, что как раз об этих софийских дьяках мы сейчас поговорим побольше, потому что они представляют для нас чрезвычайный интерес. Дело в том, что именно эти молодые клирики Софийского собора, по-видимому, ответственны за то скопление граффити, которое мы находим в алтарной части храма. Правда, этот текст не из алтаря: «Стефана ставили на вербницу по дьякам» Вот одно из лиц, подобных Спиру Стрыйенежичу, оставило эту надпись.

 

А теперь обратите внимание, как выглядит сама поверхность. Это сплошной ковер надписей. Вот эта стена нам сейчас недоступна, хотя в принципе она сохранилась, но 4 года назад мы имели возможность погрузиться в раскопы, которые в 70-х годах копал Григорий Михайлович Штендер, и соприкоснуться с этой исключительно интенсивной, насыщенной графической средой. Вот вы видите алтарь Софийского собора, проход из алтаря в дьяконник. Под этими металлическими щитами как раз находятся раскопы. Это довольно неудобное место для работы. И когда мы заглядываем внутрь этих раскопов, то видим следующую картину. Вот такая действительно стена, сплошь усыпанная надписями. Из них опубликованы в последнее время были около 20 текстов. Вот еще один. Причем вы видите, что здесь тексты чередуются с изображениями. Это - и тексты в изображениях, и их соотношения между собой, - все это нуждается в интерпретации. И сейчас мы попробуем посмотреть кое-что, что здесь написано.

Вот посредине этой стены читается надпись: «Шесть дьяк книгы емали» Шесть дьяков брали книги. Что это означает, не вполне понятно. Что это были за книги? Имелась ли в виду какая-то транспортировка рукописей из Киева в Новгород? Почему бы и нет? Но, тем не менее, действуют именно наши софийские дьяки. Вот другая стена. Здесь - посредине ее - читается надпись, ранее интерпретированная неверно. Я не буду говорить как. Читается она так: «Палладий, епископ Кипрский» И сразу перед нами весьма примечательный факт - нет такого святого Палладия, епископа Кипрского. Это действительно некий кипрский епископ, который неким образом оказался в Новгороде. То есть перед нами свидетельство не известных нам церковных контактов.

А вот рядом располагается такое замечательное изображение. Когда его видят, обычно говорят, что это жираф, и не подозревают, насколько это близко к истине, поскольку это не жираф, а это «жирафь», то есть журавль. Рядом читается надпись, в которой четко прочитывается «жирафь устрелив» то есть подстрелив журавля. Но, по-видимому, читается то, что и справа, и слева. Вначале читается «Ох Чижу». То есть это пишет некий Чиж. По счастью, он написал свое имя полностью, то есть мы в этом уверены. «Ох Чижу иже жирафь устрелив». А вот что касается завершения, то тут у нас нет полной уверенности, но текущая версия заключается в том, что текст читается так: «Ох Чижу иже жирафь устрелив, детин яви», что означает следующее: о бедный Чиж, который, подстрелив журавля, свалил это на ребенка. Возможно, Чиж пошел вместе с ребенком в лес, подстрелил журавля, а сказал, что это сделал ребенок. Но этим дело не ограничивается. Под горлом журавля написано то, что прочитывается, по-видимому, как «Чижов друг». Это уже кто-то из коллег Чижа, по-видимому, написал рядом.

Продолжаем. Рядом две надписи: «Охеретис Госпади помилу» Это начальные слова. Господи помилуй - понятно, а первое - это греческое Охеретис мос – что означает благовещение. Слово это выступало как приветствие. Но интересно само по себе обращение и к греческому, и к славянскому. А рядом читается одна из главных загадок, это слово «кюнирони». Слово «кюнирони», которое имеет вариант «кунирони» и встречается более 40 раз на нескольких квадратных метрах этой поверхности. Вот вы видите - все, что помечено красным, - это слово «кунирони», которое выступает иногда в сочетании с именами. А кроме «кунирони» здесь же «кунирони хотен нос» написал. Кроме этого вторая загадочная надпись - это «парехмарий» - тоже два раза написано. Вот эту загадку нам помогли, как кажется, решить наши голландские коллеги Йоост Хаген и Хольгер Гзелла, которые предположили, что это испорченный древнееврейский текст. Что «кунирони» - это «кумирони», а это начало стиха второй главы Плача Иеремии.

И мы даже попытались связать это со вполне определенными историческими обстоятельствами, а именно с разорением Новгорода в 1066 году Всеславом Полоцким, когда Всеслав Полоцкий увез из Новгорода литургические сосуды, сделав то же самое, что в свое время Навуходоносор сделал с разоренным им Иерусалимом. В таком случае вспомнить Плач Иеремии было вполне уместно. Эта древнееврейская фраза могла служить как раз напоминанием об этом событии. Но, правда, в последнее время эта версия была оспорена, сейчас не буду об этом подробно говорить. Но, тем не менее, что касается «парехмари», для него, по-видимому, единственным объяснением является прочтение этого текста как сирийского. Барекмар – благослови Господи. Это совершенно необычное появление сирийской фразы на стене новгородского собора – конечно, факт вполне незаурядный.

Опускаемся ниже по той же стене и читаем следующее: сильно зачеркнутая надпись, начало которой, однако, прочитывается вполне уверенно. «Шестый день поста жгоша Даляту». О чем идет речь? Жгоша, вероятно, имеется в виду поджог, пожар - в шестой день поста сожгли двор, вероятно, Даляты. Но интересно, что мы знаем, кто такой Далята. Далята писал слова. Эта надпись, уже давно известная, которая относится, очевидно, к замечательно выполненным фигурным буквам внизу - инициалам, явно профессионально исполненные инициалы, так что время - это середина ХI века. Простите, я забыл сказать важную вещь. Все надписи, которые мы находим здесь в алтаре, все они были созданы до 1109 года, когда эта зона храма была расписана фресками. Перед нами закрытый комплекс, принадлежащий к самому древнему времени периода истории новгородской письменности. Так вот, Далята, очевидно, был в числе тех книжных мастеров, которые работали в Новгороде в это время. И надпись зафиксировала ту весьма непростую атмосферу, в которой разворачивалась деятельность новгородской церкви в ХI веке.

Еще ниже надпись, которую можно было сделать, только стоя на коленях. Вот такое изображение портретное. И написано «писал Мутижир». И об этом человеке мы тоже кое-что можем сказать, поскольку существует еще одна надпись, упоминающая, вероятно, его. Она сохранилась только в слепке и до недавнего времени прочитывалась не полностью. Но сейчас читается так: «Мутижир Агафангелович» Потрясающее сочетание имени и отчества, поскольку Агафангел - двукоренное греческое имя, такая квинтэссенция бесплотности, бесплотный дух. А Мутижир - это наоборот, такая же квинтэссенция материального блага, жира. И главное, был бы он Агафангел Мутижирович, это как-то соответствовало динамике христианизации, какой мы ее можем предполагать, а он наоборот. Агафангел назвал своего сына Мутижиром. Итак, «Мутижир Агафангелович писей в огюргеве дворе»

И вот это уже очень интересно. Отсюда мы узнаем, что наши новгородские клирики - а это, безусловно, человек церковный, - наши новгородские дьяки выполняли какие-то функции такого административного характера, выступая, очевидно, в качестве писцов светской администрации. Скажем, эта известная надпись «Петр писал Остромирий дьяк» Этот «дьяк» - здесь мы уже никак не можем понять «дьяк» в значении «дьякон». Очевидно, что Петр был таким секретарем при посаднике Остромире, том самом, который является заказчиком Остромирова Евангелия.

Еще обращаю ваше внимание, что в слове Мутижир отсутствует юс большой. Но, по-видимому, он на самом деле есть, поскольку в этом качестве выступает сама фигура с распростертыми руками. Это нас обращает к следующей довольно важной теме - среди наших надписей очень много таких фигурных букв, некоторых символов. Вот посмотрите, это В, за ним следуют уменьшающегося размера буквы. Написано следующее - «Возвеличился» Написано вот таким образом, с убывающей высотой букв. Это явно такая игра в слова. Человек специально хотел особым образом оформить текст. А вот посмотрите, каким образом написан ер в надписи «Гага с Сижиром в беде» Вот этот замечательный знак, вписанный в звезду, это все еще рисуется без отрыва писала. Здесь чрезвычайно ярко проявляется внимание к внешней стороне языкового знака.

 

А еще вот такой символ мы находим здесь же на стене - это так называемый трискелион, изображение трех ног, треугольник из трех ног. А то, что вы видите внизу, - это герб Сицилии, а также этот знак выступает на гербе острова Мэн. А также мы находим его на такой вещи - это моржовый клык с Рюриковых городищ Х века. То есть несомненно, что в Новгород этот символ попал со скандинавскими дружинниками. В этой очень густой графической среде мы находим довольно много каких-то неординарных текстов. Сирийское благословение, такого рода фигурно оформленные надписи.

И, наконец, вот это особый разряд надписей, это монограммы. Монограммы, которых мы совсем не находим в киевском Софийском соборе. В Новгороде их известно около 16. Вот скажем, как устроена монограмма. Их очень любопытно разгадывать. Вот что это такое? Это вот что. ЛАЗОРЕРЬ. Лазарь. А вот это что? Это ПУТЕРКА. Путка. Это ПОБРАТ. Побрат. К счастью, он написал свое имя еще и полностью, поэтому мы уверены, что это так. А вот этот человек, к сожалению, себя полностью не записал, поэтому мы долго ломали голову, как бы его имя прочесть. И сейчас читаем его так - Затех. И вот это хорошая монограмма. Круг - это, по-видимому, просто геометрическая основа. А дальше МЧСЛВ. Мечислав. А вот это, как вы понимаете, известный нам Чиж. Никто иной.

Откуда пришла эта традиция? Безусловно, из Византии. Мы можем точно сказать откуда. Вот вы видите нашего Путку. А вот монограмма Марул, читаемая на византийской печати. То есть монограммы, которых мы совсем не знаем на Руси, сотнями представлены в византийской традиции. Так что совершенно очевидно, что кто-то из наших писцов в какой-то момент подхватил этот способ оформления записей имени, и они стали один за другим шифровать свои имена в виде монограмм. Так что некоторая реактивность этой среды очень хорошо проявляется в том, как это модное веяние было подхвачено. И вот на этом фоне хочется немного подробнее остановиться на тексте.

Теперь переносимся из алтаря в северо-западный купол Софийского собора, в парусах которого сохранились надписи, представляющие собой не граффити, они не процарапаны, а сделаны краской. Это так называемые дипинти. Вот здесь в парусах находится несколько  таких дипинти. Справа вы видите большими буквами, огромными, 40 см высотой начало молитвы Господи помоги. Еще мы знаем, что в одном парусе находилась надпись «сежир», это тот самый Сежир, который был с Гагой в беде. Но самая загадочная надпись располагается (это еще один автограф того же Сежира, Иоан Сежире. Это еще раз Гага с Сежиром) - а вот этот текст долгое время вызывал полное недоумение. Что мы здесь видим? Полностью этот текст сохранился в прорисовке начала ХХ века. Выглядит вот так. Вначале все понятно: «Георгий писал ниномисн кнмет» Несколько недель назад, когда я делал доклад об этой надписи на одной конференции, слова эти были в названии доклада, ко мне подошла одна коллега, спросила, какое длинное сокращение у вашей организации. Тем не менее, это не сокращение, это подлинная надпись. По-видимому, сделанная в 1109 году, когда Софийский собор расписывался фресками, надпись, как вы видите, сделана при очень хорошо выполненном просвете креста, нет никакого сомнения в том, что ее выполнял один из художников, расписывавших Софийский собор. Что делать с этим непонятным текстом?

Есть еще одна надпись, которая, по-видимому, связана с этой. «Даниноми». Вот Альбина Александровна Медынцева обратила внимание на это пересечение, что есть «нинамисн кнмет» и вот это «дининоми». Два текста, которые каким-то образом должны быть связаны между собой. У нас не было никаких идей на этот счет, пока не пришел некий импульс с весьма неожиданной стороны. Он пришел из Франции. То, что вы видите, это надпись, три года назад обнаруженная на стене собора в аббатстве Сен-Жиль-дю-Гар, где нашелся такой славянский текст, судя по письму, конца ХII - начала ХIII века: «Господи помози рабу своему Семкове Нинославичу» Это заставило вспомнить о том, что у нас есть целое гнездо древних славянских имен с корнем «нин». Имена типа «Нинонег», «Ниномысл», «Ниногнев» и тому подобные, «Нинослав» там же должен быть и «Ниномир». И если мы допускаем, что загадочное «ниноми» - это начало имени «Ниномир», тогда попробуем пройти по этой цепочке.

«Ниномирь» - притяжательное прилагательное. СН – вероятно, сын. Если так, то КН – вероятно, князь. И если опять же так, то МЕТ должно быть началом какого-то слова, очевидно, обозначающего некоторую должность при князе. Такое слово есть, это слово метельник, которое встречается в «Русской Правде», обозначает княжеского дружинника, в ведении которого находятся княжеские пращи, метли. Но вообще говоря, в «Русской Правде» это слово обозначает чиновника, осуществляющего некоторые записи, то есть того же писца. Тогда мы получаем такое прочтение: «Георгий писал Ниномирь сын, княж метельник» Но скорее всего не стоит понимать дело так, что сам княжеский метельник расписывал храм. Поскольку здесь перед нами грамматических форм мы не знаем, скорее, имеется в виду синтаксис типа представленного в этой надписи: «Домашка писал мыслятинич шевца». То есть писал сын Мысялити Шевца. В таком случае наш текст читается: «Георгий писал, сын Ниномира, княжеского метельника».

А что касается «даниноми», то нет тогда другого выхода предполагать, что это брат нашего Георгия Данил Ниномирович, который себя обозначил таким образом. В таком случае мы получаем весьма ценную информацию о том, выходцами из какой среды были два мастера из тех, которые расписывали Софийский собор .Причем мы можем также сказать, откуда они взяли такой способ оформления текста - совершенно нехарактерный для Руси. И здесь источник был, безусловно, византийский. Вот вы видите надписи на византийских печатях, каких множество. Имена и названия должностей императорских чиновников, сокращались ровно таким образом - написанием первых букв. То есть Ниномир сын княж метельник вполне вписывается в эту византийскую традицию, где, как мы видим, берут начало и новгородские монограммы.

Я приближаюсь уже к концу своего рассказа. Хотел бы показать под занавес еще одну совсем недавно прочитанную надпись. То, что вы видите справа, - это хорошо известный текст, обращение к Богородице, я не буду его сейчас зачитывать. Но дело в том, что здесь еще есть текст слева, который до недавнего времени вообще не обращал на себя внимания. Он представляет из себя дату. Сохранился очень фрагментированно. Что читалось дальше, мы восстановить не можем. Но сама по себе дата очень любопытна. Она имеет следующий вид: «6 тысяч и 6 сот и 60 и 6 год» То есть 1058 год. Но этим этот ряд шестерок не исчерпывается. Потому что дальше считалось то же лето и еще одна шестерка. Спрашивается, что это такое? Ответ однозначный – это номер индикта. Византийская календарная система включала как один из своих элементов цикл индикта,  15-тилетний цикл. Делим 6666 год на 15, получаем 444 и 6 в остатке. Это и есть номер индикта. Это было 6-ое лето индикта. А дальше мы видим «солне» - начало, очевидно, слова солнце или солнечный. Перед нами так называемый солнечный круг - 28-летний календарный период, по истечении которого можно заново использовать календарь, поскольку числа приходятся на одни и те же дни на весь год. Вот вычисления показывают ,что круг Солнца был второй. И то, что читается в конце, это может быть только остаток слова Луна. И замечательным образом лунный круг в этом году был лето 6-ое. То есть в дате встречается 6 шестерок, что, очевидно, подвигло ее автора на столь изысканное обозначение даты.

 

Но самое интересное вот в чем. Мы не знаем никакого аналога такой дате в эпиграфике. Ни в новгородской, ни в киевской. Но зато мы знаем, что в Новгороде именно в это время жил человек, который не только прекрасно разбирался в таких датировках, но и оставил нам специальное литературное руководство по хронологии. Это был знаменитый Кирик Новгородец, родившийся, надо сказать, в тот самый год, когда расписывалась София, простите, на самом деле в 1110-м. Здесь небольшая ошибочка. Он является автором так называемого «Учения имже ведати человеку числа всех лет», написанного в Новгороде в 1136 году. И текст этот заканчивается, собственно, указанием на то, что он написан в этот год. И вот, пожалуйста, мы находим здесь все те же самые элементы датировки - лет от сотворения мира, индикт, солнечный круг и лунный круг. Кирик, как мы знаем, в последующем был приближенным архиепископа Нифонта. В этом качестве находясь, он написал свое знаменитое «Вопрошание», канонический текст, состоящий из вопросов, заданных им епископу Нифонту, и ответов на эти вопросы. Кирик вел летопись при архиепископе. Нифонт умер в 1156 году, так что Кирик, по-видимому, позже. Так что вообще ничто не мешает считать, что перед нами просто автограф Кирика Новгородца. Но даже если это не так, то перед нами свидетельство того, что этот текст вышел из той среды, которая существовала вокруг Кирика.

Остается сказать вот что. Все те надписи, которые я пытался показать, являются замечательными памятниками этой совершенно особой культурной среды, которая существовала в Новгороде в ХI-ХII веках. Той самой среды, из которой вышли и писцы прекрасных новгородских книжных, манускриптов ХI - начала ХII века. Мастера, расписывавшие святую новгородскую Софию. И сам Кирик, который, являясь носителем этой потрясающей в своей время учености, которая далеко не исчерпывалась правилами исчисления солнечных и лунных кругов. А вот Кирик явился не на пустом месте. Он был выходцем в конечном итоге из той же самой среды, к которой принадлежали люди типа Мутижира Агафангеловича, Спира Стрыенежича. На этом, наверное, я пока закончу. Спасибо.

ОБСУЖДЕНИЕ

Борис Долгин: Спасибо большое. Сейчас у нас часть вопросов. Напоминаю, чтобы задать вопрос, нужно поднять руку - и к вам рано или поздно придет микрофон. Начну я со своего небольшого вопроса. Прагматика текстов - понятно ли, в каких случаях, для чего, можно ли как-то типологизировать это?

Алексей Алексеевич Гиппиус: Да, конечно, типологизировать можно. Я как-то сознательно не останавливался на этих общих вопросах. Здесь интересно сравнить с теми же берестяными грамотами, с которыми в этом отношении надписи и граффити сильно разнятся. В отличие от берестяной грамоты, которую человек писал, вынуждаемый к этому практической необходимостью, будь то письмо должнику, запись долгов…

Борис Долгин: …поручение передать что-нибудь.

Алексей Алексеевич Гиппиус: Да, или даже церковный текст, который священник мог написать себе на память, чтобы использовать во время службы, в этом смысле граффити - это текст непредсказуемый, потому что, строго говоря, когда человек подходит к стене, от него не ожидается, что он что-то напишет.

Борис Долгин: Так ли это?

Алексей Алексеевич Гиппиус: Вероятно, во все века пустая стена побуждала что-то на ней написать или нарисовать. И в этом смысле она является сферой, вообще говоря, спонтанной самореализации пишущего человека. Конечно, есть некоторые стандартные тексты, которые в таком случае пишутся, типа молитвы, Господи помоги, или просто надпись писал такой-то. Но, тем не менее, здесь возможны и некоторые сюрпризы, и тексты совершенно неожиданной прагматики, вроде насмешки над заснувшим во время службы приятелем и тому подобного. Что касается прагматики основных текстов, какая прагматика у молитвы? Молитвенная.

Борис Долгин: ОК, молитва - допустим. Хотя, опять-таки, зачем ее при этом писать на стене? Это некоторый аналог ее повторения? Аналог, условно говоря, перекручивания в буддистской традиции, или это что-то другое?

Алексей Алексеевич Гиппиус: Вы знаете, что касается повторения ,то о повторении мы можем говорить ,когда один и тот же текст повторяется многократно, записанный одним человеком. Тогда перед нами моторное повторение, особая духовная практика. А просто так однократно записанная молитва - я не берусь рассуждать об этом. Мне кажется, сказав, что это молитва, мы отвечаем…

Борис Долгин: Допустим, с молитвами понятно. А остальное? То есть, допустим, диалог, с которым мы столкнулись, - это что такое? Понятна ли функция?

Алексей Алексеевич Гиппиус: В интервью, которое я давал перед лекцией, я упомянул, когда на одном из моих докладов коллега сделала замечание. Это же, говорит, древнерусский фейсбук. В каком-то смысле это действительно функционировало как такая социальная сеть. Не случайно там присутствует слово «стена», в номенклатуре социальных сетей. Или, скажем, есть еще замечательный случай - текст молитвы за архиепископа. Он выглядит так: «Святой Никола Святая Троица помоги нашему архиепископу, Святая София и Святые 40 мучеников» Дальше было что? Тоже молитва за владыку - и вокруг этого текста поставлено около 10 крестов. Очевидно, один человек сначала написал эту молитву, а другие делали именно это - ставили свои знаки согласия и одобрения.

 

Борис Долгин: Каких-то четких закономерностей, когда принято было бы ту или иную коммуникацию осуществлять на стене, через стену, не понятно? Понятно, что оно как-то действовало как общее пространство, понятно, что, в общем, молитвы сюда...

Алексей Алексеевич Гиппиус: Да, я бы сказал, что здесь никаких более частных закономерностей проследить не удается. Но еще один известный пример такого рода диалога надписей - это тоже у нас в Софии новгородской, замечательный фольклорный текст, написанный на стене, откровенно нецерковный, там написано так, я прочту в том виде, в котором он мне представляется: «ту не сидит пироги в печи, гретьба в корабли. Перепелка парит в дуброве, постави кашу, постави пироге, ту иди». Что это такое: Это заговор, по-видимому. Смысл такой. Здесь не сидит пирог в печи. Почему? Потому что гретьба в корабле та. Дружина, которая могла бы этот пирог употребить. А вот перепелка парит в дуброве, она поставила кашу, поставила пироги, ты иди туда. Так устроен заговор, отсылание некого духа из дома - в лес, в поле. Этот текст очень известен, а ниже приписано «усохните тируки». Это уже реакция того лица, которое явно было не удовлетворено этим текстом. И конечно, мы видели среди того, что я показывал, тексты зачеркнутые. То есть существовала некоторая цензура. К сожалению, есть целый ряд надписей, которые зачеркнуты основательно, так что мы их не можем прочесть.

Борис Долгин: А что это, скорее всего? Предполагается, что это диалог частных лиц? Или что это служители монастыря могли как-то контролировать?

Алексей Алексеевич Гиппиус: Я представляю себе, что это кто-то из старшего клира, который таким образом контролировал забавы молодежи.

Борис Долгин: А есть предположение, что возраст писавших не очень велик? Я реагирую на слово «молодежь».

Алексей Алексеевич Гиппиус: Значит, надпись женившегося Спира Стрыенежича показывает, что, по крайней мере, молодые клирики были в этом смысле достаточно продуктивны на эпиграфическом поприще. Прямых указаний на то, что это писали молодые люди, мы не имеем больше.

Борис Долгин: Спасибо, прекращаю узурпировать микрофон.

Вопрос из зала: Алексей Алексеевич, спасибо за лекцию. У меня такой вопрос. Я встречал в книжках упоминание, что не только клирики, и миряне могли писать во время службы, что-то такое.

 

Алексей Алексеевич Гиппиус: Конечно. Я, правда, мельком, но показал этот текст. «Домашка писал мыслятини шевца». То есть писал Домашка, сын портного Мысляты. У нас нет никаких оснований думать, что у портного Мысляты сын сделался клириком. Так что - да, есть такие основания думать, что это писали совсем не обязательно лица духовного звания.

Вопрос из зала: Алексей Алексеевич, спасибо за лекцию, очень интересно было. А можно поподробнее про найденные надписи во французском соборе? Откуда они там взялись? Догадки какие-нибудь. И есть ли еще подобные надписи в Европе?

Алексей Алексеевич Гиппиус: Что касается французской надписи, я не хотел бы про нее рассуждать, ее в ближайшее время опубликует вместе с французскими коллегами уже упоминавшийся Савва Михайлович Михеев. Но что важно - это аббатство Сен-Жюль-дю-Гар, где оно находится, - это важнейший пункт на паломническом пути в Сантьяго-де-Компостела, то есть важнейший паломнический путь, связывавший Рим с Сантьяго. На этом пути город был одним из таких перевалочных пунктов. Это важнейшее свидетельство того, что русские паломники доходили и дотуда. Есть еще надпись, если брать Западную Европу, то есть две надписи в Луке, который тоже находится на том же самом пути. Это я вас адресую к той публикации, которая будет не моя.

Борис Долгин: А где она будет?

Алексей Алексеевич Гиппиус: Она будет в журнале «Словения», в ближайшем его номере. А так, конечно, это отдельная тема - русская эпиграфика за историческими пределами Руси. Здесь главным скоплением древнерусских надписей вне Руси является Константинополь, София Константинопольская, ею мне приходилось заниматься и готовится тоже сводная публикация древнерусских константинопольских надписей. В принципе, тоже можно было бы кое-что из этого показать, это отдельная большая тема. Также есть надпись, мы опубликовали некоторое время назад надпись из Вифлеема, из Базилики Рождества, ранняя, по-видимому, ХII-ХIII века. Она замечательна тем, что это самый пространный молитвенный текст. Обычно молитвенная графита очень короткая, Господи помоги рабу своему. А там текст звучит так, он частично реконструируется, детали имен: «Господи, помози рабу своему Емельянову, Михалеву, сыну Иванича и с отцем и с матерью, и со всю братию и всегда и ныне и присно и во веки веков. Аминь». Удивительным образом мы ничего подобного не находим на Руси. То есть человек, дойдя до Святой земли, посчитал необходимым выразиться по-полному, и не только помянуть весь свой род, но и заключительную формулу записал целиком. Это очень перспективная тема, будут еще находки.

Вопрос из зала: Вы не могли бы рассказать поподробнее про символ этого трискелиона? Можно ли рассчитывать на родство наших предков с людьми на Сицилии, на Мэне?

Алексей Алексеевич Гиппиус: Знаете, есть на этот счет хорошая статья в сборнике памяти Александра Степановича Хорошева, который вышел в 2010 году. Она специально посвящена  как раз моржовому клыку с городища. Там эта тема достаточно подробно освещается. Боюсь, сейчас я не могу…

Борис Долгин: Но явно там речь не идет ни о каком родстве, не правда ли?

Алексей Алексеевич Гиппиус: Здесь если говорить о каком-то родстве, то можно говорить о таком скандинавском происхождении. Потому что Сицилия…

Борис Долгин: Среди скандинавов, которые дошли дотуда, и дошли досюда.

Алексей Алексеевич Гиппиус: По крайней мере, у нас в Новгороде это принесено варягами.

Вопрос из зала: Скажите, пожалуйста, наверное, вопрос дилетантский, в представлении храма Софии, это один из главных храмов новгородской республики. Можно представить, что есть росписи храма, но представить, что - может быть, не каждый, но многие из дьяков, все, кто ни попадя, будут писать на стенах какие-то тексты, которые не напрямую связаны с Евангелием, какими-то предметами культа, довольно странно. Могли бы вы пояснить, почему в соборе в таком количестве присутствуют такие надписи? Это какое-то безвременье, когда можно писать? Потому что сейчас трудно представить, что в храм кто-то приходит и начинает рисовать на стенах. А это сохранялось длительное время, видимо, целая культура, рутина, когда храмы расписываются такими… Опять же - если это не летописные надписи, не молитвы.

Борис Долгин: Я бы, может быть, доформулировал вопрос. Как нам стоит изменить представление о культуре того времени, чтобы данное действие воспринималось нормально?

Алексей Алексеевич Гиппиус: Я не вижу необходимости сильно менять представление о культуре того времени как о культуре насквозь религиозной, из-за того, что люди пишут на стенах молитвы. В этом нет ничего, что бы противоречило такому пониманию древнерусской культуры. Конечно, есть…

Борис Долгин: Но они пишут далеко не только молитвы…

Алексей Алексеевич Гиппиус: Да, да. Насколько я понял, вас смущает сам факт писания на стенах. И он, кстати, был предметом заботы церковных властей. Существует такой церковный устав Владимира в редакции ХIII века, который включает запрет на резанье крестов, вообще царапанье на стенах. В целом это не одобрялось.

Борис Долгин: Стоп. Исходя из того, что был зафиксирован тогда этот запрет, следует, что к тому моменту это действие продолжалось?

Алексей Алексеевич Гиппиус: Конечно, чему мы видим множество свидетельств. По-видимому, на это все смотрели сквозь пальцы, потому что нет, разумеется, никакого греха в том, чтобы написать на стене храма молитву.

 

Борис Долгин: Но там же не только молитвы?

Алексей Алексеевич Гиппиус: А вот другое дело, что писание всяких посторонних текстов уже точно вызывало негативную реакцию. Чему мы являемся свидетелями в виде зачеркнутых надписей, порицаний, типа «усохните стов руки»  и прочее. Но в целом это было спонтанное проявление религиозности - в 90% случаев.

Борис Долгин: Ну почему в 90% случаев? Из того, что мы видели, вообще проявлением религиозности можно назвать по большей мере…

Алексей Алексеевич Гиппиус: Вы хотели, чтобы я вам час показывал надписи «Господи помоги рабу своему Ивану»? Тогда бы это отражало вполне общий процент такого рода записей. Просто, разумеется, я их не показывал. Может быть, потому складывается впечатление о том, что стены Святой Софии - это странное скопление посторонних текстов. Но на самом деле то, о чем шла речь, - это, скорее, отступление от правила.

Борис Долгин: То есть, иными словами, из этого не стоит делать вывод ни о сплошной религиозности, ни о неглубокой пока христианизации, и так далее?

Алексей Алексеевич Гиппиус: Кончено, когда люди пишут на стене собора заговор, мы имеем дело с проявлением совершенно другой стороны древнерусской культуры, о которой, кстати сказать, мы в эту эпоху можем составить представление именно по эпиграфическим текстам. В этом отношении эпиграфика является сильнейшим источником. Потому что древнейшая фиксация заговоров в рукописях - это тексты ХV века. А здесь перед нами тексты такой магической прагматики, относящиеся к древнейшей поре. Такой религиозный синкретизм, который вполне уверенно восстанавливается для этого времени на основе каких-либо поучений против язычества. Все это здесь тоже присутствует.

Вопрос из зала: У меня вопрос по поводу как раз язычества. Вопрос и по поводу другой стороны культуры, которую мы не знаем. Вот меня очень впечатлило обилие имен, которые совершенно непривычны нашему слуху…

Борис Долгин: …не библейских.

Вопрос из зала: Но, тем не менее, они являлись нашими именами - русскими, славянскими, - какое, на ваш взгляд, соотношение - вы изучаете эти корпусы текстов - современных имен, которые нам привычны, и тех, которые славянские? И есть ли сравнительные исследования в других странах, насколько изменилось соотношение…

Борис Долгин: Насколько менялся корпус имен со временем?

Алексей Алексеевич Гиппиус: Вы знаете, что касается эпиграфик, то такого статистического анализа мы еще не проводили. Мы обязательно сделаем это, когда у нас оформится сам корпус, перестанет пополняться. Перед тем как подводить итог, мы обязательно посчитаем соотношение имен христианских и дохристианских. Интересно, какое оно будет, пока я не берусь предсказывать. В принципе такая работа сделана Андреем Анатольевичем Зализняком на материале берестяных грамот, на котором он очень хорошо проследил динамику христианизации древнерусского именослова, как имена христианские распространяются, постепенно вытесняют языческие. Поскольку конечно, процент древних имен особенно велик в ранних текстах. Правда, здесь происходят неожиданные подвижки. В этом году, например, найдена берестяная грамота, надпись на лукошке «даниилово лукошко, а петрило писал» (то есть шил), из которой мы узнаем, что Петрило сшил это лукошко, а это ХI век. Мы думали, что для этого времени носителями христианских имен были преимущественно представители знати. А тут выясняется ,что обычный ремесленник Данила… Так что здесь общая тенденция ясна. Детали еще нуждаются в дополнительном прояснении.

Любопытны вот какие вещи. Например, бывает, вспоминается одна надпись из Софии Константинопольской «Господи помоги рабу своему Гостилови». Даже вот в формуле молитвенной человек мог упомянуть свое языческое, не языческое, а древнее, не христианское, не календарное имя. Так что статус этих имен был таков, что они ни в коей мере не воспринимались как нечто чуждое христианской культуре. В других странах это, может быть, было даже в большей степени, поскольку, скажем, в Болгарии те же имена дохристианского происхождения дожили до нашего времени. Как раз на Руси скорее этот процесс зашел достаточно далеко, так что архаичный славянский фонд некалендарных имен перестал активно использоваться.

Вопрос из зала: Отсюда вытекает сразу вопрос. Есть ли какой-то контент-анализ, то же «Господи помоги» сколько раз встречается или что-то еще?

Борис Долгин: То есть, иными словами, анализ корпуса текстов не только по поводу имен?

Вопрос из зала: Возможен ли машинный анализ, в том числе распознавание и сравнение? Такое предположение возникает, представление о культуре, то, что Борис сказал. Может быть, новгородцы были так объединены своей грамотностью, что надо было писать, что в голову придет, хоть где-то. А больше негде было. Спасибо.

Алексей Алексеевич Гиппиус: Так опьянены своей грамотностью.

Борис Долгин: То есть больше не на чем было писать, кроме как на камнях, новгородцам бедным.

Алексей Алексеевич Гиппиус: Что касается контент-анализа, то я должен честно признаться, что в силу своей эмпирической направленности я больше занимаюсь, занимался до сих пор самими текстами. Для меня интереснее всего читать, разбирать конкретные тексты. Я прекрасно понимаю, что такой системный содержательный анализ этого материала - это очень важная и интересная область. Но я пока для себя откладываю эти занятия на потом ввиду обилия нового материала, который вопиет от интерпретации и нуждается в прочтении. Я не хотел бы на этот счет делать никаких предварительных выводов. А какие-то общие соображения достаточно очевидны. Знаете, в Киеве сейчас Вячеславом Корниенко готовится новый корпус граффити Софии Киевской. Там тоже выявлено огромное количество новых надписей. За такого рода подсчетами я бы вас адресовал к этим публикациям – там, кажется, они имеются.

Борис Долгин: А не предполагается создать оцифрованный корпус? Я даже не про контент-анализ, а обычная лингвистика, применение ее методов.

Алексей Алексеевич Гиппиус: Знаете, сейчас в национальный корпус русского языка мы вложили берестяные грамоты, которые доступны в его составе. Я думаю, что со временем то же самое нужно будет сделать и с надписями. Мы сейчас начали работу над базой данных по древнерусской эпиграфике. Но вы знаете, в чем здесь проблема? Просто для того, чтобы тексты в базу данных заносить, нужно их иметь в хорошо прочитанном состоянии. Мы закончим работу над сводом надписей Софийского собора и надеемся, что она этот корпус составит - основу для такой базы данных. А дальше это будет обрастать другими материалами. К сожалению, по-прежнему отвечая на ваш вопрос, должен признаться, что до подобного рода общих исследований руки не доходили.

Борис Долгин: Возвращаясь к тому, что вы сказали в связи с киевской публикацией. Понятна ли какая-то разница в языке, в тематике, в чем-то еще в связи с надписями киевскими и новгородскими?

 

Алексей Алексеевич Гиппиус: В языке, конечно, понятно, поскольку новгородские надписи довольно часто демонстрируют нам хороший новгородский диалект. Когда, скажем, именительный падеж имеет окончание «е», СежирЕ. Поэтому, кстати, когда в константинопольской Софии мы видим надпись «Завиде писал Донятинич», то сердце новгородиста ликует, потому что мы явно понимаем, что человек пришел из Новгорода. В Киеве, естественно, этого нет. И это лишнее подтверждение тому, что новгородские диалектные особенности - это такие действительно новгородские диалектные особенности. Ведь надо сказать, что от Киева у нас нет берестяных грамот. То есть именно эпиграфический киевский материал является важнейшим свидетельством местной речи. Хотя, конечно, опять же мы не можем быть уверены – точнее, можем быть уверены, что в Киеве писали не одни киевляне, а в Новгороде писали не одни новгородцы. Есть надпись в Софии новгородской пришельца Николы из Киев-града от своего князя Ярослава, прекрасный текст, так что здесь эпиграфические памятники демонстрируют замечательное свидетельство таких контактов и перемещений тоже. А что касается содержания, то кое-что я упомянул. Те же самые монограммы, которые в избытке представлены в древнейшем слое новгородской эпиграфики, которых совсем нет в Киеве. Это явно такое новомодное увлечение, которое охватило новгородских дьяков, скажем так, в какой-то момент.

Борис Долгин: Из Византии, минуя Киев.

Алексей Алексеевич Гиппиус: Да, из Византии, минуя Киев. И в этом ничего нет особенного. Новгород был такой северной столицей.

Вопрос из зала: Можно? У меня вопрос, есть ли иностранные надписи? Сталкивались ли вы с надписями на иностранных языках? И, если можно, есть ли традиции этих надписей на Западе? Только ли это русское или общее?

Алексей Алексеевич Гиппиус: Сразу несколько вопросов. Если говорить об иностранных надписях у нас в Новгороде, то можно говорить о неславянских надписях. Одну из них я упоминал, это сирийская надпись «парехмари». Она написана кириллицей. Есть греческие, разумеется. Их больше 10, такие действительно греческие. Вот я привел одну надпись - греческое слово, записанное кириллицей. Но есть и настоящие греческие граффити, их намного больше в Киеве. Кстати, киевские греческие граффити очень хорошо изданы. А в Новгороде их меньше. Здесь как раз различие проявляется. Греческий клир, естественно, в Киеве был представлен намного лучше - просто в связи с тем, что там находилась метрополия. А скажем, надписи на других языках в Новгороде мы не знаем. В Киеве есть одна надпись, демонстрирующая такие тюркские элементы, смешанного характера. Мы говорим о ранней эпохе. Я вообще в сегодняшнем докладе говорил только об ХI-ХII, начале ХIII века. В эту эпоху иноязычных надписей, кроме греческих, мы все-таки не знаем.

Борис Долгин: А второй вопрос был, насколько эпиграфическая традиция является русской?

Алексей Алексеевич Гиппиус: Конечно, она не является специфически русской. На византийской почве она прекрасно представлена, древнеболгарская эпиграфика очень богата. Традиция писать на стенах ни в коей мере не была автохтонной для Руси. Другое дело, что здесь проявляются некоторые различия. Между Киевом и Новгородом нет никакой разницы в формуляре надписей. А между Русью и Болгарией, например, есть. Потому что болгарские надписи многие начинаются с местоимения первого лица «аз». Аз писах. Этого совершенно нет на Руси. Об этом писала наш замечательный эпиграфист Татьяна Всеволодовна Рождественская. Она подметила эту особенность. Поэтому, кстати, когда мы изучали надписи Софии Константинопольской, то большинство из них явно ,по языковым особенностям, древнеславянские. Но есть одна надпись ХIV-ХV века, которая звучит так: «Аз писах Меньчул грамматик». И тут мы сразу видим, что перед нами текст совсем другого происхождения. И слово «грамматик», которое везде в южнославянской области, именно там распространено было такое обозначение книжного человека. И имя, и вот это аз в формуляре. Чем это объясняется, не вполне ясно. Наши писали именно «такой-то писал». Это русский формуляр.

Вопрос из зала: Расскажите, пожалуйста, про монограммы. Это какой-то способ записи слов? Существовали некие правила? Или то просто какой-то неконтролируемый поток, спонтанная реализация?

Алексей Алексеевич Гиппиус: Это традиция, пришедшая в Новгород из Византии. Что касается правил, то это очень хороший вопрос. По-видимому, основное правило было такое, что каждая следующая буква приписывается к предыдущей. Мы не можем начать писать эту монограмму с конца или середины. Буквы должны цепляться друг за друга в некоторой последовательности. Это как раз создавало некоторую трудность. Потому что две произвольно выбранные буквы довольно сложно бывает объединить между собой в общем рисунке. Но…

Борис Долгин: Там явно не действовало правило не отрывать руки?

Алексей Алексеевич Гиппиус: Конечно.

Борис Долгин: Там мы видим явное прерывание.

Алексей Алексеевич Гиппиус: Главное, что каждая следующая буква должна присоединяться к предыдущей, разделяя с ней какой-то элемент.

Борис Долгин: Вы упомянули о распространении на Руси, в Болгарии, в Византии. А эпиграфика западнее?

Алексей Алексеевич Гиппиус: Латинская Европа, конечно, имеет свою традицию. Вот наши французские коллеги, которые прислали надпись из Сен-Жиль-дю-Гар, как раз занимаются в основном собственной эпиграфической традицией. Такого систематического сопоставления ее с традицией восточно-христианской - не знаю, чтобы она была произведена. Но независимым образом и та, и другая изучаются весьма активно.

Борис Долгин: И самый последний вопрос. А на стенах не храмов в общем-то, не сохранились?

Алексей Алексеевич Гиппиус: Ну что вы? Это просто отдельная область. Есть эпиграфика храмовая, а есть эпиграфика вещевая.

Борис Долгин: Я имел в виду тоже стены, но не храмов.

Алексей Алексеевич Гиппиус: С этим у нас плохо. Надо думать, что на бревнах тоже писали, но, к сожалению, эти бревна до нас не дожили. В Европе, например, на стенах норвежских деревянных церквей имеются достаточно древние рунические надписи. Вероятно…

Борис Долгин: Опять-таки церквей.

Алексей Алексеевич Гиппиус: Поскольку эти деревянные церкви - это как раз то, что сохранилось, кажется, гражданские строения деревянные… Я как-то не знаю, чтобы древнее деревянное гражданское строение где-нибудь сохранилось. Может быть, ошибаюсь, но мне такие примеры не известны.

Борис Долгин: Спасибо большое.

Подпишитесь
— чтобы вовремя узнавать о новых публичных лекциях и других мероприятиях!

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.