Адрес: https://polit.ru/article/2015/04/03/yakovlev/


03 апреля 2015, 16:04

Есть ли в России спрос на право и как изменить нашу систему правоприменения

7 апреля в Центре Международной торговли началась XVI Международная апрельская научная конференция «Модернизация экономики и общества». Ее организаторами выступили Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики» и Всемирный банк. Один из участников конференции, директор Института анализа предприятий и рынков НИУ ВШЭ Андрей Яковлев рассказал «Полит.ру» о состоянии практик правоприменения в России и поделился основными результатами исследования, которое было представлено 7 апреля на пленарном заседании «Спрос на право: факторы и движущие силы».

Андрей Александрович, проблемы в правоохранительной системе появилась еще в девяностые или пришли к нам еще из советского времени?

Часть наших проблем связана с тем, что правовая система в СССР выполняла совсем иные функции. Все ключевые решения по конфликтным ситуациям принимались партийными органами. В судах же рассматривались преступления, не имевшие политического значения. Аналогичным образом споры между предприятиями решались в Госплане или Совмине, а арбитраж выполнял технические функции. Характерно, что отношение числа юристов к численности населения в СССР было в разы меньше, чем в других странах. Это отражало тот факт, что само регулирование в плановой экономике было намного проще, чем сейчас: все предприятия были государственными и действовали на основе спущенных сверху плановых заданий. Процесс перехода к рыночной системе, начавшийся в 1990е годы, чрезвычайно усложнил регулирование. Одновременно в демократической политической системе суды стали гораздо более независимыми. Но на деле судебная система осталась слабой: у нас не было достаточного числа квалифицированных судей, не было работающего механизма правоприменения, решения судов попросту не исполнялись. В нулевые, вместе с «восстановлением государства» произошло укрепление судебной системы, у судей выросли зарплаты и появились социальные гарантии, выросли штаты, появилось оборудование, информационные системы. Также расширился и укрепился аппарат правоприменения: прокуратура, полиция, служба судебных приставов – государство стало пресекать нарушение законов и обеспечивать исполнение судебных решений. Все эти меры привели к восстановлению порядка в экономике и обществе и создавали предпосылки для внедрения принципов верховенства права.

Но одновременно на фоне ограничения политической конкуренции, ослабления независимых СМИ, неразвитости институтов гражданского общества правоохранительная и судебная система все больше стала превращаться в репрессивный механизм, живущий «своей жизнью» и не зависящий от общества. Наиболее ярко эти негативные тенденции проявились в рамках так называемой «палочной системы».

Поясните, что вы подразумеваете под «палочной системой»?

«Палочная система» - это специфический механизм оценки деятельности низовых подразделений МВД их вышестоящими начальниками. «Палки» – это галочки, которые полицейские ставят в графах многочисленных форм внутриведомственной отчетности. В широкий оборот этот термин вошел в конце нулевых в связи с массовыми нарушениями прав граждан со стороны милиции и при сокрытии тяжких преступлений. Это, например, происходило в станице Кущевская. 

Но здесь нужно подчеркнуть, что в основе «палочной системы» лежит объективная потребность в системе индикаторов, позволяющих государственным ведомствам оценивать деятельность своих нижестоящих подразделений. Для полиции таким индикатором является количество преступлений, которые зарегистрированы, расследованы и направлены в суд. Считается, что если их мало и раскрываемость низкая – полицейские работают плохо, если же преступлений много и большинство из них раскрыто – полицейские выполняют свою работу нормально.

По таким данным о преступлениях можно оценивать работу конкретного отделения полиции во времени или сравнивать результаты работы управлений внутренних дел в разных регионах. И в этом есть определенная логика. Но проблема в том, что информацию о зарегистрированных преступлениях генерируют сами полицейские. И поскольку по этой информации их потом оценивают, в системе возникают стимулы к искажению данных.

К примеру, по официальной статистике в законопослушной Германии в расчете на 10000 жителей число краж в разы больше, чем в России. Как возникает такое странное соотношение? Потому что кражи традиционно тяжело раскрываются. И, чтобы не «портить» себе отчетность, наши полицейские под теми или иными предлогами стараются не принимать от граждан заявления о кражах. Но такие преступления, как убийства, скрыть сложно – и по этому показателю мы многократно обгоняем не только Германию, но абсолютное большинство стран мира.

Дело не только в сокрытии преступлений. Гораздо страшнее заложенные в «палочную систему» стимулы к «выполнению плана» - когда полицейские заводят уголовные дела не по факту преступлений, а чтобы у них не снизились отчетные показатели по сравнению с аналогичным периодом прошлого года, и «выбивают» признательные показания у невиновных людей, чтобы обеспечить «высокую раскрываемость».

«Палочная система» - это уникальное российское явление?

В таких масштабах, по-видимому, да. Но надо сказать, что подобные тенденции характерны не только для российской полиции – поскольку во всех странах полицейским начальникам надо оценивать своих подчиненных и для этого они используют аналоги «палочной системы» в тех или иных формах. Однако там это не приводит к таким массовым искажениям отчетности и стимулов, потому что есть альтернативные механизмы оценки деятельности полиции – через независимые расследования в СМИ, через правозащитные организации. Очень существенным фактором, который сдерживает разные негативные тенденции в правоохранительной системе в Европе и США, является независимость суда. Полицейские, следователи, прокуроры и там могут фальсифицировать дела - не только у нас такое происходит. Но когда в этих странах дело приходит в суд, мы можем ощутить разницу: там судья никак не связан с прокуратурой, никак не связан со следствием, он может объективно рассматривать дело. Наконец, важной гарантией защиты граждан от произвола правоохранителей также является политическая конкуренция – так как подобные факты могут использоваться оппозицией и у политиков из правящей партии возникают сильные стимулы к тому, чтобы самим налаживать механизмы обратной связи с избирателями и предотвращать возможные злоупотребления полицейских, следователей или прокуроров.

У нас в стране все эти механизмы «обратной связи» либо слабы, либо практически отсутствуют. Первое относится к независимым СМИ и правозащитным организациям которых сегодня регулярно пытаются внести в реестр «иностранных агентов», второе – к политической конкуренции и независимости судебной системы. Номинально наша судебная власть независима, но по сути она является частью правоохранительной системы. Отдельный судья является винтиком в гигантской машине правосудия. В логике этой «машины» любой оправдательный приговор означает, что следователь и прокурор (с которыми судья регулярно взаимодействует) необоснованно возбудили уголовное дело. Соответственно, их надо наказывать. Но судья также знает, что прокурор обжалует такой приговор и если он будет отменен вышестоящим судом, то тогда накажут уже судью. Поэтому рациональный выбор для судьи в наших условиях – не противоречить прокурору, представляющему сторону обвинения, а просто дать чуть меньший срок или (в случаях, когда дело просто «рассыпается») вынести условный приговор. На практике это приводит к исчезновения реальной состязательности в судебном процессе и к систематическому «обвинительному уклону» в судебных решениях – когда меньше 1% уголовных дел у нас заканчиваются оправдательным приговором.

Как же нам решать эти проблемы?

Многие мои коллеги стали бы говорить, что нам нужен независимый суд, а также нужны свободные СМИ, сильные правозащитные организации и политическая конкуренция. Это правильные тезисы, но вероятность их практической реализации в ближайшие годы, на мой взгляд, не велика. Поэтому нам придется жить с существующей правоохранительной системой и надо думать о том, как начать менять сложившиеся искаженные стимулы в этой системе.

В любом случае, говоря о серьезных проблемах и о коррупции в правоохранительных органах, надо сознавать, что мы не можем из другой страны или с другой планеты завезти «хороших» и «правильных» судей, следователей и полицейскими. Придется работать с теми, кто есть. Но при этом важно понимать, что система не однородна – при всех искажениях в стимулах и при наличии коррумпированных правоохранителей там достаточно много людей, которые добросовестно стараются делать свое дело. Именно поэтому важно определить, с одной стороны, «зоны неблагополучия» и одновременно выделить те звенья, где ситуация лучше, чем в среднем по стране.

Сделать это на основе внутренней ведомственной отчетности сложно, поскольку там возникают высокие риски искажения и манипулирования данными.  Нужны механизмы внешней оценки результатов деятельности правоохранительных органов. Это мысль осознается руководством самой системы. Так, в МВД для этих целей в последние годы стали использовать опросы населения. Однако их ограничение в том, что респонденты – это обычные граждане, которые относительно редко сталкиваются с полицией. В основном они контактируют с инспектором ГИБДД или участковым. Соответственно, они не видят полной картины деятельности правоохранительных органов. Поэтому мы попытались узнать мнение о деятельности разных правоохранительных органов у профессиональных экспертов - адвокатов.

Адвокатская корпорация в России насчитывает сегодня около 70 тысяч членов, которые на повседневной основе взаимодействуют с судьями, следователями, прокурорами, но при этом не являются частью правоохранительной системы. В рамках проекта, который в конце 2014 года был реализован Институтом анализа предприятий и рынков НИУ ВШЭ и Институтом проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге, мы попросили адвокатов оценить практики правоприменения судьями, следователями, прокурорами, полицейскими. Опрос охватил 3317 адвокатов в 35  регионах РФ и проводился при содействии Федеральной палаты адвокатов. Наше исследование показало, что наблюдается сильная дифференциация в оценках адвокатами качества правоприменения в разных регионах. 

Регионы различаются по уровню коррумпированности в этих органах или одна из структур лучше работает?

Мы спрашивали не про коррумпированность, а про оценку адвокатами частоты нарушения прав их клиентов со стороны представителей разных правоохранительных органов. Согласно результатам опроса (см. график 1), меньше всего претензий адвокаты предъявляют к судьям и прокурорам, больше всего нареканий вызывает деятельность сотрудников МВД.

График 1. Оценка адвокатами частоты нарушения прав их подзащитных со стороны судей и представителей различных правоохранительных ведомств в регионах РФ

Источник: данные опроса 3317 адвокатов в 35 регионах РФ, проведенного в октябре-декабре 2014 года Институтом анализа предприятий и рынков НИУ ВШЭ и Институтом проблем правоприменения при Европейском университета в Санкт-Петербурге при содействии Федеральной палаты адвокатов.  

При этом видны межрегиональные различия (см. таблицу 1). Есть регионы, где, по мнению адвокатов, права их подзащитных часто нарушаются и на следствии, и в суде. В другой группе регионов адвокаты отмечают нарушения на стадии дознания и следствия, а судьи и прокуроры оцениваются лучше. Наконец, есть третья группа, которая выглядит лучше на общем фоне.

Таблица 1. Группировка регионов РФ по оценкам адвокатами частоты нарушения прав их подзащитных на этапе следствия и в судах

Адвокаты чаще, чем в других регионах, говорят о нарушении прав подзащитных и на этапе следствия, и в суде

Адвокаты чаще, чем в других регионах, указывают на нарушения прав подзащитных на этапе следствия

Адвокаты реже, чем в других регионах, указывают на нарушения прав подзащитных на этапе следствия и/или в суде

Чувашская Республика

Новосибирская область

Удмуртская Республика

Республика Бурятия 

Астраханская область

Краснодарский край 

Тюменская область  

Омская область     

Ленинградская область        

Москва             

Самарская область  

Республика Татарстан

Курганская область 

Свердловская область

Красноярский край  

Ставропольский край

Тверская область   

Челябинская область

Ханты-Мансийский АО

Рязанская область  

Калининградская область

Московская область 

Хабаровский край   

Республика Марий Эл

Кировская область  

Ярославская область

Республика Мордовия

Кемеровская область

Республика Карелия 

Ульяновская область

Ивановская область 

Республика Адыгея  

Вологодская область

Нижегородская область

Пермский край      

Источник: данные опроса 3317 адвокатов в 35 регионах РФ, проведенного в октябре-декабре 2014 года Институтом анализа предприятий и рынков НИУ ВШЭ и Институтом проблем правоприменения при Европейском университета в Санкт-Петербурге при содействии Федеральной палаты адвокатов.  

Как можно видеть, в группу с частыми нарушениями попали очень разные регионы. С одной стороны, там есть развитые регионы с высоким уровнем жизни – Москва, Краснодарский край, Тюменская область. С другой стороны, туда также входят гораздо менее развитые Бурятия, Удмуртия и Чувашия.

Но ведь и адвокаты могут быть пристрастны. Можно ли на таких данных делать выводы о различиях в качестве правоприменения?

Безусловно, адвокаты, как и все люди, подвержены своим эмоциям и мы говорим сейчас об их субъективных оценках. Более того, само адвокатское сообщество неоднородно. В адвокатской корпорации есть очень компетентные и честные юристы, которые страстно отстаивают законные интересы своих подзащитных. И есть так называемые «решальщики», которые обладая статусом адвоката, выступает посредниками между своими клиентами и коррумпированными правоохранителями. В нашем опросе, скорее всего, участвовали и те, и другие (достаточно показательна в этом отношении совсем не малая доля респондентов, которые по их словам никогда не сталкивались с нарушениями прав своих клиентов со стороны полицейских, следователей и судей). Именно поэтому для корректной оценки качества правоприменения важно иметь информацию из разных источников. И если в результате по разным данным определенные регионы будут оказываться в числе лидеров или аутсайдеров – это уже может быть основанием для определенных выводов.

У нас была возможность косвенной проверки объективности оценок, полученных от адвокатов. Для этого мы использования данные об обращениях в Центр общественных процедур «Бизнес против коррупции» от предпринимателей, столкнувшихся в своей деятельности с коррупционным давлением от правоохранительных органов и рейдерством. Эта некоммерческая организация была создана в 2011 году под эгидой ассоциации «Деловая Россия» с прямой санкции Путина и, по сути, выступает сегодня площадкой, где предприниматели могут публично обжаловать незаконные действия правоохранителей. То, что делает ЦОП БПК, должны делать суды. Но в отсутствие независимой судебной системы центр «Бизнес против коррупции» при активной поддержке Уполномоченного по защите прав предпринимателей Бориса Титова помогает прекращать уголовные дела против добросовестных представителей бизнеса, хотя и в частном порядке.

Деятельность ЦОК БПК ведется на основе реестра обращений, который публично доступен на сайте, и сама интенсивность обращений предпринимателей из определенного региона (скорректированная на параметры деловой активности) может быть индикатором неблагополучия в местной правоохранительной и судебной системе. При этом на основе своих публичных процедур ЦОП БПК из общего числа обращений выделяет те, в которых присутствуют признаки рейдерства и коррупции (в дальнейшем по таким обращениям Борис Титов и другие руководители ЦОП ведут адресную работу с конкретными правоохранительными ведомствами). В таблице 2 показаны оба этих показателя для трех групп регионов, выделенных на основе сделанных адвокатами оценок масштабов нарушения прав подзащитных.   

Таблица 2. Оценки качества правоприменения, сделанные адвокатами, и интенсивность рейдерства по данным ЦОП БПК

Индикаторы рейдерства

Адвокаты чаще, чем в других регионах, указывают на нарушения прав подзащитных и на этапе следствия и в суде

Адвокаты чаще, чем в других регионах, указывают на нарушения прав подзащитных на этапе следствия

Адвокаты реже, чем в других регионах, указывают на нарушения прав подзащитных на этапе следствия и/или в суде

Среднее число рейдерских атак в 2011-2013 г. (на 100 млн. руб. валового регионального продукта)

3,04

1,60

1,34

Среднее число обращений от предпринимателей в ЦОП "БПК"

19,8

9,6

3,9

 

Примечание: индикаторы интенсивности рейдерства рассчитаны на основе открытых данных Центра общественных процедур "Бизнес против коррупции" и данных Ростата о ВРП.

Как можно видеть, в первой группе (с частыми нарушениями прав подзащитных и на стадии следствия, и в суде) число обращений в ЦОП и число рейдерских атак оказываются заметно выше. 

Какие меры тогда стоит предпринимать на основе этих данных?

При всей значимости хороших или плохих правил качество государственного управления (а в данном случае мы говорим о реализации очень важных функций государства по обеспечению безопасности, защите контрактов и осуществлению правосудия) в не меньшей степени зависит от «личностного фактора». Соответственно, для улучшения ситуации в правоохранительной системе надо очищать ее от недобросовестных людей и одновременно создавать возможности для карьерного роста и продвижения тех, кто пришел туда для службы обществу и добросовестно исполняет свой долг. Мне кажется, что результаты нашего исследования могут способствовать решению такой задачи. При этом наряду с очищением системы важным моментом является выявление и анализ лучшей практики – не только для распространения такого опыта, но и для того, чтобы соотносить планируемые реформы с интересами и стимулами носителей такой лучшей практики и тем самым создавать «точки опоры» для реформ в рамках существующей системы. 

А каковы в этом контексте перспективы у нашей судебной системы?

Одной из причин сегодняшних кризисных тенденций является неэффективность системы госуправления. Причем вопреки устоявшимся представлениям о коррупции, как нашей главной проблеме, гораздо больший вред развитию экономики и общества наносит глубокая неадекватность регулирования. Изменения здесь зависят не от «политической воли» лидеров нации, а от того, в какой мере основные группы в элите смогут договориться друг с другом о выработке адекватных «правил игры» и об их соблюдении самой элитой. И независимость судебной системы может сыграть очень важную роль в этом процессе. Дело в том, что действующая сейчас чрезмерно избыточная и противоречивая система регулирования, которую в 2000е создала сама нынешняя элита, во многом противоречат реально существующей системе стимулов. Этот конфликт приводит к систематическим нарушениям правил и создает почву для коррупции. Сегодня чиновники нарушают те или иные правила не только для того, чтобы что-то украсть или получить взятки. Они вынуждены идти на нарушения и для того, чтобы что-то сделать – построить дорогу, открыть новую больницу, создать условия для привлечения в регион частных инвесторов. В результате по критерию формального нарушения правил, регламентирующих те или иные процессы принятия решений в госаппарате, оказывается невозможным разделить добросовестных и коррумпированных чиновников.  

При этом в последние годы реально началась борьба с коррупцией. В моем понимании, это реакция власти на протесты 2011 года. Власть поняла, что дело не просто в манипуляциях на выборах, а в сильном недовольстве активной части граждан качеством госуслуг и работой госаппарата. Власть сделала из этого вывод, что надо бороться с коррупцией, но стала это делать традиционными административными методами. Сейчас все знают про Украину, Крым, западные санкции, падение цен на нефть – это реалии 2014 года. В начале 2013 ничего подобного не было, консенсус-прогнозы экономического роста России тогда были на уровне 3-3.5 %. Цены на нефть в 2013 году колебались, но не падали. Тем не менее, в конце 2013 года темпы роста по факту оказались 1.3%. В моем понимании, это замедление развития произошло за счет эффекта «итальянской забастовки» в госаппарате. Опасаясь быть заподозренными в коррупции из-за неизбежного нарушения избыточных и противоречивых правил, добросовестные чиновники перестали брать на себя ответственность. В результате процессы принятия решений замедлились – что отразилось на темпах роста. В этом контексте независимая судебная система нужна не только добросовестному бизнесу. Она также могла бы защитить интересы добросовестных чиновников, действия которых нельзя прописать до последней запятой в разных регламентах и инструкциях и в которые идут на какие-то нарушения этих регламентов и инструкций не ради личной выгоды, а в интересах дела.

Но здесь опять-таки все сильно упирается в интересы людей. Безусловно, в элите сегодня есть группы, которые выигрывают от «игры с правилами» и которые могут потерять при переходе к «игре по правилам». При этом выигрывают они в коротком периоде – с одновременным общим проигрышем для всех в длинном периоде. Иными словами «игра по правилам» (и наличие независимого суда как ее важный элемент) оказывается оправданной только на длинном горизонте при наличии долгосрочных интересов у ключевых игроков, создающих этих правила. И здесь, по-видимому, возникает главный вопрос – в какой мере основные группы в российской элите способны сформулировать свои собственные долгосрочные интересы, согласовать их друг с другом и на этой основе предложить стратегию развития для страны. На этот вопрос, к сожалению, у меня нет ответа.