Адрес: https://polit.ru/news/2009/12/16/sk_tarkovskaya/


16 декабря 2009, 16:02

Марина Тарковская: «меня приняли в Союз, когда мне исполнилось 70 лет!»

3 октября Марине Арсеньевне Тарковской исполнилось 75 лет. Человек, который всю свою жизнь посвятил работе с наследием рода Тарковских, рассказывает о себе корреспонденту "СК-Новости".

- С какого момента началась Ваша литературная деятельность?

- С трагического, после смерти Андрея в 1986 году. Когда его имя вернулось на родину, в Союзе кинематографистов сразу прошел вечер его памяти, была создана Комиссия по творческому наследию. В нее вошли люди, которые имели отношение к творчеству Андрея, а возглавил ее Элем Климов. Просуществовала она недолго, но на тех нескольких собраниях, которые успели провести, приняли два важных решения. Первое – о создании музея в 1-м Щиповском переулке. И второе – когда я сказала, что хочу заняться сбором воспоминаний – о создании книги воспоминаний. И мало кто тогда отказался от участия в этом. Андрея еще любили, еще жили чувством утраты. С годами многое стирается, уходит…

А мне в тот момент такая деятельность была необходима. Чтобы заглушить страшную боль, чтобы как-то спастись – ради своей семьи, ради детей. И работая, я смогла немножко утешиться. Книга вышла в 1989 году, еще советским, 100-тысячным тиражом, и разошлась во мгновение ока. В тот период информации об Андрее практически не было, и тот материал, который издали, оказался необычайно востребован. Книга разошлась на цитаты: журналисты брали целые куски воспоминаний и использовали в своих публикациях (без спроса, конечно, и без ссылок). Но я была рада, что люди узнают что-то новое об Андрее, о его работе. Выход этой книги воспоминаний был первым толчком к литературному творчеству.

А в 1999 году вышло первое издание книги «Осколки зеркала». Это произошло в издательстве «Дедалус», издателями были Александр Азадянц и Вячеслав Амирханян.

- Вы писали «Осколки…» все десять лет, с 1989 по 1999 год?

- Нет, было еще очень много всего. Росли дети. Болел, а потом умер папа. Я часто бывала у него, а потом ездила в больницу, где он провел последние полгода своей жизни… Уже много после заболела сама, лежала, и вдруг вспомнилось почему-то, как в 1943 году мы вернулись из эвакуации в Переделкино (московская наша комната была кем-то занята). От соседки я принесла в дом козочку, маленькую еще и назвала ее Сильвой. Она стала для меня таким… ребеночком. А папа жил в Доме творчества писателей, со своей второй женой Антониной Александровной Бохоновой, чудесной женщиной, которую я люблю до сих пор, хотя ее давно уже нет… Там у них ходили разряженные дамы, в шляпках, с зонтиками. И тут мы с Андреем – босые, брат в подаренных кем-то галифе, а за мной, как собака, бежит эта тощая и ободранная коза Сильва!.. Это воспоминание и стало первым рассказом.

Когда же рассказов набралось достаточно, поэтесса Лариса Миллер, папина ученица, посоветовала показать их Алле Марченко, которая и дала подборке рассказов название – «Осколки зеркала». И напечатала их в журнале «Согласие». А я продолжала писать дальше. И добралась до истории происхождения рода Тарковских. Правда, пришлось очень много ездить, сидеть в архивах…

- Для такой работы нужны определенные качества – педантичность, кропотливость, усидчивость элементарная…

- У меня этого не было в характере! Я всегда была нетерпеливой. Но жизнь со временем вырабатывает в человеке определенные качества. Помню, я ходила подрабатывать к маминой приятельнице-биологу. Они изучали рефлексы головного мозга, и надо было сидеть в темной комнате, с приборами на голове. На лицо в какие-то моменты дул воздух, я моргала и опять сидела не шевелясь, и опять моргала. И так целый час... Подобных жизненных обстоятельств было очень много. В результате они выработали у меня ослиное… терпение!

А потом…всегда трудилась, с детства убирала общественную кухню, нашу комнату в коммуналке. Мама работала много, иногда в три смены, чтобы хоть как-то нас обеспечить. Она была потрясающим человеком! Когда я пришла работать в ее типографию корректором, там давали тетрадку в 16 полос, и ее надо было вычитать за час. А потом я перешла в Словарную редакцию, тоже сначала в корректорскую, и тоже получила 16 полос словарного текста, и через час принесла. Начальник вытаращил глаза: «Марина, вы за день должны это прочесть!» Вот такая своим была у мамы нагрузка.

После корректорской я стала редактором, и даже какое-то время была «и.о. заведующего редакцией романских словарей». Возможно, сложилась бы карьера, но для этого надо было вступить в партию. А мне этого не хотелось. А потом в 1974 году родилась Катя, я ушла в декрет, и ситуация изменилась.

- Раз вы упомянули дочь, то расскажите немного о детях. Это ведь важная часть жизни.

- И очень существенная. Старший сын, Михаил родился в 1958 году. По первому образованию он географ и биолог. Работал орнитологом на биологической базе на Енисее, в поселке Мирный. Именно там один человек сказал про Михаила-орнитолога: «Тарковский – третий гениальный человек в этой семье». А потом он переехал в поселок Бахта, в Туруханский район Краснодарского края. Традиционные места ссылок…Выписался из Москвы, прописался там, чтобы арендовать охотничий участок, и стал штатным охотником. Участок 400 квадратных километров, который он обходит по «путику» каждый день, от избушки до избушки.

- Но кроме этого, Михаил начал писать?

- Сначала стихи, еще когда работал в Мирном. Стихи были замечательные! Но у Михаила сильно развито чувство достоинства, он никогда не пользовался знаменитостью дедушки или дяди. До сведения Арсения Александровича его стихи были доведены с большим трудом. И дедушка сказал: «Миша, ты должен писать». А потом Михаил переселился в Бахту, стал охотником и почувствовал, что поэзия его уже не удовлетворяет. Ведь поэзия раскрывает внутренний мир поэта, а ему захотелось рассказывать о внешнем мире, о людях, которые там живут, о природе Енисейской. Он обладает чудесным качеством – любви к людям. Это было и у мамы. Она в любом человеке – наборщице, уборщице – умела увидеть красоту.

- Это правда, что прозу Михаила преподают в некоторых школах?

- Да, в Сибири. У него ведь удивительный язык! Это моя боль – то, что происходит сейчас с русским языком. Это же наше национальное достояние, единственное, может быть, что у нас осталось. И до чего мы дошли, и еще до чего дойдем, когда будут узаконены теперешние формы общения, и словари станут отражать состояние языка на данный период?! Мне кажется, нам уже необходима языковая цензура… А Миша как раз сохраняет то, что есть.

- А чем занимается Катя?

- Катя проучилась полтора года в Университете Нестеровой, а потом решила пойти работать. Тогда, в 90-е, молодежь бросала учебу ради работы. А сейчас она поступила в РГГУ, на музейное отделение. И я очень надеюсь, что если откроется музей в 1-м Щиповском, то Катя займется делами Тарковских.

-Вас часто приглашают на фестивали, ретроспективы и другие мероприятия, связанные с вашей семьей, с отцом и братом. Вы охотно соглашаетесь?

- Я всегда считала, что это мой долг перед близкими. И надо его выполнять. Как бы трудно это ни было – ведь я человек не публичный. Я оказалась в этой орбите, и меня стали приглашать выступить, дать интервью. В какой-то момент я стала персоной «нон-грата», потому что меня стало слишком много, и я это поняла. Но если меня звали, никогда не отказывалась. Мне надо было утвердить чистый, ясный и подлинный взгляд на моих близких. Мне казалось, в этом моя миссия.

Я побывала во многих странах в связи с ретроспективами, семинарами – в Испании, в Чили, в Норвегии. Раньше каждый год приезжала на Украину, в Кировоград (бывший Елисаветград), это родина отца, там открыли его музей. Но теперь ситуация изменилась, нас приглашает только русская диаспора, а городская администрация уже к этим мероприятиям отношения не имеет.

С Андреем связан фестиваль в Иванове. Я благодарна губернатору Ивановской области Михаилу Меню и всем, кто принимает участие в его проведении. Очень важно, что имя Тарковского до сих пор объединяет и кино разных стран, и очень достойных людей, которые туда приезжают.

-Судьба музея уже определилась? Я читала, что дом, в котором вы жили, снесли.

- Дом снес инвестор, который должен был его реставрировать. И никого не предупредил. Но год назад Ю.М.Лужков подписал документ о восстановлении здания и устройства там Культурного центра имени Тарковского. Этим проектом помогает заниматься Вячеслав Шмыров, и я ему благодарна. В этом году финансирования не было, но мы надеемся, что в следующем дело сдвинется с мертвой точки.

- Вы рассказывали мне о своем вступлении в Союз кинематографистов…

- Меня приняли в Союз пять лет назад, когда мне исполнилось 70 лет! Мне дали рекомендации люди, которых я бесконечно люблю и уважаю – Виталий Трояновский и Шавкат Абдусаламов. Я смущалась, честно говоря, но речь шла уже о таких вещах, как поликлиника, а это важно в моем возрасте… Немножко успокоил меня Трояновский, сказав, что не у каждого киноведа есть такие две книги, как у меня.

-В вашей жизни случались сильные чувства, эмоции?

- Конечно, особенно в молодости. Но не все складывалось так, как хотелось. Были сильные переживания. И даже какой-то крах жизненный… Но самые печальные события, разочарования и предательства случились уже после смерти мамы, Андрея, папы. Это были сильнейшие потрясения, с которыми я столкнулась. Как это у папы: «Клевета расстилала мне сети, голубевшие, как бирюза, Наилучшие люди на свете с царской щед- ростью лгали в глаза»…

Меня и сейчас огорчает, что появляются публикации, в которых мне приписываются совершенно невозможные вещи.

- Сейчас в Интернете много разной клеветы…

-Знаете, я недавно впервые захотела что-то найти про себя в Интернете, и ужаснулась, увидев целые страницы, на которых многократно повторялось мое имя! Зачем это все? Когда просто живешь и делаешь то, что считаешь нужным, это одно. Но когда видишь это потом в таком концент-рированном виде! Это бесконечное мелькание собственного имени! Мне стало очень стыдно за себя. Я подумала, что не надо было всего этого делать…

Но людей, которые причинили мне зло и боль, я уже простила. И мне кажется, что в той концентрации зла, которая существует где-то над нашей планетой, моя часть обид, жажды реванша, непрощения – исчезла. И, значит, должно стать хоть немножко посвободнее…

Беседовала Л. Солоницына