Издательство «Новое литературное обозрение» представляет книгу «Энциклопедия диссидентства: СССР. 1956–1989» (под ред. А. Ю. Даниэля).
В 2022 году издательство «НЛО» выпустило «Энциклопедию диссидентства. Восточная Европа, 1956–1989» о диссидентских движениях в странах социалистического лагеря. Настоящее издание описывает диссидентскую активность того же периода в СССР. В книгу вошли обзорные статьи по названной теме, исторические очерки, описывающие возникновение и развитие национальных диссидентских движений в ряде союзных республик, а также 225 биографий участников национальных движений — литераторов, художников, правозащитников, гражданских и политических активистов, религиозных деятелей. Все материалы сопровождены обширной библиографической информацией. Глоссарий содержит подробный предметный комментарий, описывающий специфические общественно-политические, юридические, культурные реалии и события, имеющие отношение к «миру советских диссидентов».
Предлагаем прочитать очерк об истории диссидентского движения в Латвии. Звездочками в тексте отмечены понятия, для описания которых в книге существуют отдельные статьи.
Латвия
Независимое латвийское государство впервые было образовано в 1918 году, после распада Российской империи. Накануне Второй мировой войны, в соответствии с секретным дополнительным протоколом к договору о ненападении между нацистской Германией и СССР от 23 августа 1939 года (пакт Молотова–Риббентропа), Латвия была включена в «сферу влияния» Советского Союза. В октябре латвийское правительство было вынуждено согласиться на ввод в страну частей Красной армии. В июне 1940 года Москва, прибегнув к военно-политическому шантажу, привела к власти марионеточное «народное правительство», провозгласившее курс на вхождение Латвии в СССР на правах союзной республики. В течение следующих двух месяцев поглощение Латвии Советским Союзом было оформлено решениями «народного сейма» и Верховного Совета СССР.
Присоединение сопровождалось не только национализацией крупной и средней собственности, но и массовыми репрессиями против действительных и мнимых врагов советской власти. Особенно следует выделить массовую депортацию «неблагонадежных элементов», осуществленную 13–14 июня 1941 года. После занятия Латвии германскими войсками в июле 1941 года на смену советским репрессиям пришел террор оккупационных властей, направленный против «врагов Рейха». В 1944 году, когда вермахт был вытеснен Красной армией с большей части латвийской территории, советская власть возобновила аресты и высылки.
Многие тысячи граждан Латвии в 1944–1945 годах, когда это еще было возможно, покинули страну; отдельные побеги морским путем случались и позже. В Западной Европе, особенно в Швеции, образовалась многочисленная латышская диаспора.
Население республики, главным образом в сельских местностях, сопротивлялось террору с оружием в руках. С 1944 года в лесах действовали партизанские отряды — так называемые лесные братья.
В 1947 году в Латвии началась коллективизация сельского хозяйства, достигшая апогея в 1949 году. Обобществление, совершенно чуждое ментальности латышского крестьянства, проводилось жестко, с пренебрежением к местному опыту сельскохозяйственной кооперации (охватывавшей до ¾ крестьянских хозяйств) и сопровождалось массовыми арестами и депортациями. В 1949 году десятки тысяч жителей Латвии были высланы в восточные районы СССР (по данным МВД Латвийской ССР, более 40 000 человек). Ответом на коллективизацию стало усиление вооруженного сопротивления в деревне; в нем приняли участие и русские крестьяне (в стране еще до войны существовала значительная русская община, и в сельском населении Латвии доля русских была достаточно заметной).
Партизанская борьба, продолжавшаяся до начала 1950-х, во многом определяла обстановку в республике.
В городах возникали подпольные организации, участниками которых становилась в первую очередь учащаяся молодежь и интеллигенция. Как и в других балтийских республиках, в подполье шли не только студенты, но и школьники. Небольшие группы порой объединяли учеников старших классов и учителей. Самая многочисленная нелегальная организация — «Объединение патриотов Латвии» — действовала на значительной части республики в 1947–1948 годах (арестовано и осуждено более 200 участников).
Подпольная борьба в Латвии носила не столько антикоммунистический, сколько национальный характер, поэтому в ней принимали участие различные политические силы — от лево- и праводемократических до фашистских. После подавления вооруженного подполья недовольство оккупацией проявлялось не столь резко, но антирусские и антикоммунистические настроения были распространены достаточно широко.
Смерть Сталина и последовавшие за ней политические события повлияли на ситуацию в Латвии. В 1954–1956 годах многие вернулись из мест заключения и ссылки (не менее 30 000 человек), среди них участники сопротивления, государственные и общественные деятели независимой Латвии. Некоторые из вернувшихся принялись восстанавливать разорванные связи с единомышленниками, в том числе с эмигрантами и организациями, созданными ими за рубежом. Так, социал-демократы — в частности, бывший председатель ЦК партии Фриц Мендерс — установили контакт с возобновившим свою деятельность в Швеции Заграничным комитетом партии, что впоследствии, в 1969 году, было вменено Мендерсу в вину.
Венгерская революция 1956 года была встречена в Латвии с сочувствием, вызвала всплеск политической активности — как спонтанной1, так и организованной2. Резко возросло количество распространяемых прокламаций: по официальным данным, в 1955–1959 годах раскрыто 48 подпольных групп. В 1958–1959 годах возникла организация инакомыслящих, само название которой примечательно — *«Балтийская федерация». Она была создана молодыми латышами, исходившими из ясного понимания общности судеб балтийских народов, подчиненных Советам. Осознание этой общности присутствовало и в деятельности легального московского клуба*«Balticum», созданного несколько раньше, в 1956 году, студентами из Литвы, Латвии и Эстонии, обучавшимися в Москве. Клубом издавался рукописный журнал «Balticum», одним из редакторов которого был Кнутс Скуениекс, впоследствии осужденный по делу «Балтийской федерации».
Москва настойчиво стремилась не только подавлять явную крамолу, но и внести советские стереотипы мышления и поведения в повседневную жизнь населения республики. Национальные культурные традиции и особенности социальной жизни латышей были препоной для советизации Латвии. Поэтому одним из главных инструментов политики советизации стала русификация (в особенности начиная с рубежа 1950–1960-х).
В число средств русификации входило навязывание русского языка в школах и вузах, учреждениях и в сфере обслуживания. Наступление на старинные обычаи латышей, время от времени разворачивавшееся идеологическим начальством, также воспринималось населением как элемент русификации. Борьба с «идеологически вредными» народными обычаями — стандартная советская практика, осуществлявшаяся правительством повсеместно, в том числе и в самой России. Но в Латвии реакция на подобные действия центральной власти была исключительно острой, поскольку они трактовались как реализация не столько идей коммунистического интернационализма, сколько русских имперских традиций.
Примером может служить борьба за возможность отмечать Янов день — праздник летнего солнцестояния (народное название — Лиго, то есть радость, веселье), один из самых популярных в национальной традиции. Янов день был «репрессирован» в 1960 году. Запрещение праздника вызвало протесты не только в Латвии, но и в Москве — против запрета выступили в советской печати московские литераторы Лев Копелев (в будущем известный диссидент) и Раиса Орлова, его жена. Вместе с директором Института языка и литературы АН ЛатССР Эвальдом Соколом они составили в 1961 году обращение в ЦК КПСС «в защиту Лиго», которое подписали более тридцати латышских и московских интеллигентов. В конце концов гонения на праздник были прекращены. Возможно, это произошло просто потому, что после падения Хрущева была свернута общесоюзная кампания «борьбы с религиозными предрассудками»; однако эпизод отстаивания Янова дня важен тем, что, защищая праздник, московская и латышская интеллигенция впервые объединили усилия в противодействии произволу властей.
Многие латыши испытывали страх перед угрозой постепенной утери национальной идентичности, растворения небольшого народа в огромной империи. Проблема не ограничивалась насаждением русского языка и преследованием народных обычаев. Пугало неуклонное изменение демографической ситуации, искусственные вливания в республику переселенцев из России, Украины и других советских республик, осуществлявшиеся Москвой. Уже к 1970 году, по данным переписи, русские составили 29,8 % населения Латвии, латыши — 56,76 %. Если прибавить к этому расширение индустрии и городского строительства на советский лад, то есть с пренебрежением к местной эстетике и жизненному укладу, то становится ясным, что острой проблемой стало сохранение не только культурного, но и собственно географического ландшафта3.
Тема сохранения национальной самобытности и привычного жизненного уклада не была чужда и латышским партийным и хозяйственным деятелям. Будучи проводниками советского влияния, они в то же время зачастую старались свести его к возможно более мягким, умеренным формам. Известны случаи, когда малые и средние начальники из числа латышей сквозь пальцы смотрели на некоторые действия радикальных националистов.
Следует отметить такую особенность латвийского национального движения, как участие в нем людей различного возраста, уровня образования и социального положения. Латвийское диссидентское движение не было исключительно интеллигентским; причастны к нему были и люди рабочих специальностей. Это неудивительно — ведь потеря государственной независимости и сопровождавшие ее репрессии были общенациональным бедствием, затронувшим все слои населения.
Массовое неприятие нового порядка наиболее откровенно выражалось в многочисленных антирусских надписях и в отношении к государственной символике — старой, периода независимости, и новой, советской. В течение всего советского периода на стенах общественных зданий появлялись надписи (зачастую сделанные по-русски): «Русские, вон из Латвии!», «Русские, убирайтесь домой!» и т. п. Ежегодно то здесь, то там срывались и уничтожались государственный флаг СССР и флаг ЛатССР. С тем же упорством и постоянством вместо советских флагов патриоты вывешивали красно-бело-красное полотнище независимой Латвии. Особенно ярко национальные чувства проявлялись в День поминовения и 18 ноября, в День независимости Латвии. Люди собирались на кладбищах, зажигали свечи, украшали могилы красными и белыми цветами, расположенными рядами в том же порядке, что и на латвийском флаге (иногда в эти дни даже вывешивали сами флаги). Устраивались митинги, в том числе и у могилы Яниса Чаксте — первого президента Латвии (такой митинг *«Хроника текущих событий» зафиксировала в 1969 году; вообще же «паломничество» к могиле Чаксте было ежегодным).
Конфронтация между властью и религиозными сообществами в Латвии была не столь масштабной, как в соседней Литве. Лютеранская церковь, к которой принадлежит большинство латвийских верующих, не имела незарегистрированных приходов и находилась в полном подчинении властей. Большей активностью отличались католики, составляющие в Латвии конфессиональное меньшинство. Передачи на латышском языке Радио Ватикана (с 1948), ориентированные как на эмигрантов, так и на жителей советской Латвии, естественно, затрагивали национальную и правозащитную проблематику, что вызывало раздражение властей. Неформальную активность проявляли и баптисты (особенно *баптисты-«инициативники»), тесно связанные с представителями своей конфессии в Западной Европе. В 1974 году властями была прекращена работа подпольной типографии баптистского издательства «Христианин», располагавшейся на одном из хуторов.
Религиозные и национальные мотивы переплетались и в еврейском движении за выезд в Израиль, одной из «точек роста» которого в первой половине 1960-х была Рига. В его истории были такие существенные эпизоды, как благоустройство кладбища жертв геноцида в Румбуле; создание ульпанов (групп по изучению иврита, еврейской истории и культуры) и сионистских кружков, контактировавших с единомышленниками из разных городов СССР; выпуск самиздатского журнала «Итон» (первое периодическое неподцензурное издание, посвященное положению евреев в Советском Союзе); наконец, *«самолетное дело». Семеро из одиннадцати осужденных на «самолетном процессе» — рижские *«отказники». 24–27 мая 1971 года, вскоре после судебной расправы над «самолетчиками» в Ленинграде, в Риге состоялся один из нескольких так называемых околосамолетных процессов: четверо рижских активистов еврейского движения были осуждены за самиздат и издание журнала «Итон». После этих процессов и массовой эмиграции, в результате которой уехали наиболее активные сионисты, интенсивность еврейского движения в Риге идет на спад, однако во второй половине 1970-х здесь появляется новая еврейская самиздатская периодика.
Нам ничего не известно о наличии контактов между латвийским национальным движением и еврейским движением «отказников», подобных тем, которые существовали между еврейскими активистами и московскими, литовскими или украинскими диссидентами. Зато известны многочисленные контакты инакомыслящих латышей с представителями правозащитного и национальных движений в различных концах СССР. Начиная с 1960-х диссиденты Латвии поддерживали тесную связь не только с единомышленниками в соседних балтийских республиках, но и с инакомыслящими Украины, России, Белоруссии и Грузии. Завязыванию дружеских отношений способствовали «встречи» в *Дубравлаге, а позднее и в *пермских политических лагерях. Передача информации на Запад обычно происходила через московских правозащитников, так как им легче было общаться с сотрудниками дипломатических миссий и аккредитованными в Москве журналистами. От москвичей можно было получить произведения самиздата и тамиздата.
Самиздат в республике первоначально был привозным, русским (так, у Лидии Дорониной-Ласмане в 1970 году изъяли сочинения Александра Солженицына и Андрея Амальрика, циркулировавшие в кругах латышской интеллигенции). Со временем развивается самиздат на латышском языке. Эти тексты были доступны только латышам, так как местные русские из числа послевоенных переселенцев и их потомки по большей части не владели латышским. Начинает циркулировать и тамиздат, привозимый из Швеции, преимущественно туристами латышского происхождения.
Большую роль в развитии латышского тамиздата играл уже упоминавшийся выше Заграничный комитет ЛСДРП, который нелегально пересылал в Латвию свою газету «Бривиба» («Свобода»), выходившую в Швеции. Социал-демократическая партия, чьи позиции в довоенной Латвии были традиционно сильными, имела отделения не только в Швеции, но и в некоторых других странах, была представлена в Социалистическом интернационале. ЛСДРП стремилась к восстановлению независимости Латвии, установлению в ней демократии. Поэтому в латышских диссидентских группах социал-демократическая идеология представлена шире, чем у диссидентов в других советских республиках. (Даже в 1981 году Юрис Бумейстерс и Дайнис Лисманис, осужденные соответственно на 15 и 10 лет лагерей по обвинению в *«измене родине», идентифицировали себя с социал-демократией4.)
В 1970-х интенсивность хождения латвийского самиздата увеличивается. Однако периодические издания, аналогичные выпускавшимся инакомыслящими Литвы, Ленинграда или Москвы, в Латвии так и не возникли.
Помимо самиздата печатная продукция латвийских инакомыслящих представлена листовками — как правило, анонимными или подписанными наименованием организации, существующей или воображаемой. В середине 1970-х в текстах листовок наряду с национальными появляются правозащитные мотивы. Так, листовки 1976 года, подписанные «Демократическим союзом латвийской молодежи», призывали бороться за демократические права, гарантированные советской Конституцией. В других листовках того же года (не подписанных) содержалось требование освободить советских политзаключенных. В третьих — осуждение хельсинкских соглашений за то, что они «служат юридическому оформлению территориальных приобретений СССР во Второй мировой войне».
Появление новых лозунгов отразило общую тенденцию. Правда, собственно правозащитных организаций, таких как Хельсинкские группы, в Латвии не возникло, а правозащитником «в чистом виде» можно считать, пожалуй, одного Ивана Яхимовича, председателя колхоза «Яуна гварде» (Краславский район), арестованного в 1969 году за *«клевету на советский строй» и отправленного в психиатрическую больницу. Но Яхимович не был латышом и не участвовал в национальном движении, а был связан с москвичами. Тем не менее латышское инакомыслие отходило от традиций послевоенного подполья и приближалось к практике правозащитного движения с его установками на ненасилие, апелляцию к праву и принципиальную открытость. Так, в 1977 году латышские диссиденты Викторс Калниньш и Интс Цалитис приняли участие в попытке создания открытой общественной ассоциации, объединяющей инакомыслящих Советской Прибалтики, — *Объединенного комитета национальных движений Литвы, Латвии и Эстонии. Впрочем, в латышском диссидентстве эта попытка осталась единственным эпизодом такого рода.
Однако, независимо от успехов или неудач в создании межреспубликанских комитетов, у инакомыслящих Балтии оставалось много общего, в первую очередь осознание общей исторической судьбы. Под *«Балтийским меморандумом» — совместным документом балтийских диссидентов, посвященным пакту Молотова–Риббентропа и преодолению его последствий, — стоят подписи четырех латышей: Иварса Жуковскиса, Юриса Зиемелиса, Интса Цалитиса и Альфредса Зайдекса. Выше упоминалось об участии Жуковскиса в аналогичном совместном протесте против советского вторжения в Афганистан.
У трех народов имелись и другие общие проблемы. Так, на рубеже 1970–1980-х, когда отношения между Советским Союзом и Западом вновь стали напряженными, а страх возможной войны обычным явлением, проявилась еще одна составляющая балтийского, и в особенности латвийского, диссента. Людмила Алексеева определяет эту составляющую как «пацифистскую». Агрессивная внешняя политика Советского Союза, положение заложника в «большой политике» Востока и Запада (при естественных, но не востребованных симпатиях латышей к Западу) — все это делало Латвию возможной жертвой военного столкновения сверхдержав. Совместное обращение диссидентов советской Прибалтики к главам правительств СССР и северных стран о создании безъядерной зоны вокруг Балтийского моря (октябрь 1981 года) было инициировано именно латышами, на долю которых из 38 подписей приходится около трети.
Для латвийского диссидентского движения начала 1980-х характерно сочетание подпольной и открытой правозащитной деятельности, расширение связей с зарубежьем, оживление самиздата и тамиздата, переплетение национальных и религиозных мотивов. После очередного ареста Лидии Дорониной-Ласмане в 1983 году по ее делу было произведено свыше пятидесяти обысков. Арестованным друзьям Ласмане баптисту Янису Веверису и лютеранину Гедерту Мелнгайлису, как и ей самой, предъявили обвинения в «связях с заграницей». Ласмане и Мелнгайлис обвинялись также в причастности к «Акции света» («Gaismas akcija») — благотворительной кампании, проводимой пастором Клявиньшем (ФРГ) в помощь политзаключенным. Многочисленные обыски и аресты 1983 года были связаны с деятельностью этой организации в Латвии. Некоторым арестованным (например, Янису Рожкалнсу, обвиненному в принадлежности к подпольной организации «Движение за независимость Латвии») инкриминировались контакты со шведским Институтом перевода Библии.
Аресты 1983 года значительно ослабили диссидентскую активность в Латвии. Следующий подъем неформальной гражданской активности был связан с началом перестройки и проходил в принципиально новых условиях. В этот период возникают новые общественные организации. 14 июня 1986 года, в годовщину депортации 1941 года, в Лиепае Линардсом Грантиньшем, Мартиньшем Баррисом и Раймондсом Битениексом была создана группа «Хельсинки-86». Стоит отметить, что в 1970-х в Латвии не существовало собственной Хельсинкской группы и заявления из этой республики принимались *Литовской Хельсинкской группой. Основатели лиепайской группы сосредоточили свое внимание исключительно на защите национальных прав. В числе первых документов группы — обращение к Михаилу Горбачеву с требованием провести референдум о самоопределении Латвии (в документе, в частности, говорилось: «Вашему народу принадлежат необъятные просторы земли от Балтийского моря до Японии. Вы — и на Северном, и на Южном полюсе, вы — на всех океанах мира, даже космос принадлежит вам <…> Неужели вам еще нужны 1,5 млн латышей и маленький клочок земли у Балтийского моря?»); обращения в ООН и к Папе римскому Иоанну Павлу II с просьбой о помощи в противодействии «русскому шовинизму». Представители группы «Хельсинки-86» принимали участие в совместных пресс-конференциях правозащитников в Москве, на квартире издателя журнала «Гласность» Сергея Григорьянца. Грантиньш и Битениекс были арестованы в августе, но уже в январе 1987 года освобождены под подписку о невыезде — ситуация в стране быстро менялась. Более того, состав группы «Хельсинки-86» расширился: в нее вошли диссиденты, вернувшиеся в 1987 году из мест заключения. 14 июня 1987 года группа устроила демонстрацию в центре Риги — первую массовую политическую акцию в республиках Советской Прибалтики. За этой демонстрацией последовали другие, в них участвовали тысячи людей. Так в Латвии началось открытое массовое движение за восстановление независимости.
В 1987–1988 годах были освобождены практически все политзаключенные из Латвии. Появилась независимая печать. С 1987 года выходит политический журнал «Утренняя звезда» («Auseklis»), в котором сотрудничает Лидия Доронина-Ласмане. Этот журнал, сначала печатавшийся на пишущей машинке, вскоре стал тиражироваться в Швеции.
Учреждаются все новые неформальные общественные ассоциации. В июне и сентябре 1988 года были созданы соответственно «Движение за независимость Латвии» и «Неформальный народный фронт», а в октябре Народный Фронт Латвии (НФЛ; Latvijas Tautas fronte, LTF), ставший ведущей политической силой в республике.
С возникновением массовых политических движений прежние формы диссидентской активности теряют смысл; начинается новый период латвийской истории.
Дмитрий Ермольцев, Интс Цалитис
Библиография
Алексеева Л. Инакомыслие в Латвии // История инакомыслия в СССР. Новейший период. М.: МХГ, 2006. С. 70–77; https://www.mhg.ru/sites/default/fi les/fi les/histinak.pdf
Балтийский путь к свободе. Опыт ненасильственной борьбы стран Балтии в мировом контексте / сост. Я. Шкапарс. Рига: Zelta graudus, 2006. 511 с.
Блейере Д. Жизнь в Советской Латвии / пер. с латыш. И. Миска. [Рига]: Студенческая литература, 2015. 183 с.
История Латвии. ХХ век / Д. Блейере, И. Бутулис, А. Зунда, А. Странга, И. Фелдманис. [Рига]: Jumava, [2005]. 474 с.
Политика оккупационных властей в Латвии 1939–1991: Сб. документов / отв. ред. Э. Пелкаус.
Рига: Nordik, 1999. 642 с.
Цейтлин Ш. Документальная история евреев Риги. Израиль, 1989. 440 с.
Эстонско-латышско-литовский совместный семинар «Документы КГБ в балтийских странах»: Доклады / Филиал Гос. архива Эстонии. Таллин, 1996. 88 с.
Celmiņa H. Sievietes PSRS cietumos. Rīga: Treji Deviņi, 2002. 253 lpp.
Germanis U. Zinasanai. Raksti par musu un padomju lietam. 3. Iespiedums. Stokholma: Ziemelzvagzne, 1986. 241 s. На латыш. яз.
Lapiņa M. Latvijas kultūras vēsture. XX gs. 40.–80. gadi: Mācību līdzeklis. Rīga: RaKa, 2002. 202 lpp.
Latvija zem Padomju Savienibas un nacionalsocialistiskas Vasijas varas, 1940–1991 = Lettland unter sowjetisher und nationalsozialistischer Herrschaft , 1940 — 1991 / Latvijas Okupacijas museus = Eine Darstellung des Lettischen Okkupationsmuseums. Riga, 1998. 191 s.
Latvija padomju rezima vara, 1945–1986 Dokumentu krajums. Riga: Latvijas Vestures Instituta Apgads, 2001. 463 lpp.
Nevardarbīgā pretošanās: Latvijas pieredze: rakstu, dokumentu un atmiņu krājums, veltīts Barikāžuatceres 15. gadadienai / Т. Jundzis, R. Zalais. Rīga: Latvijas Zinātņu akadēmija, 2006. 254 lpp.; То же, расшир. изд. на англ. яз.: Regaining independence: Non-violent resistance in Latvia, 1945–1991. Riga, 2008. 639 p.
No NKVD līdz KGB. Politiskās prāvas Latvijā, 1940–1986: Noziegumos pret padomju valsti apsudzeto
Latvijas iedzivotju raditajs. Riga: Latvijas Vestures Instituta Apgads, 1999. Lpp. 972–975.
Riga S. Nonfiction. Riga: «Sacramento», 2011. 174 с.
Spilners I. Mēs uzvarējām!: Pasaules Brīvo Latviešu Apvienība Eiropas Drošības un Sadarbības Konferencē un daži citi laikmetīgi notikumi 1972–1986. Rīga: Elpa, 1998. 257 lpp.
The Aftermath of Prague Spring and Charter 77 in Latvia/ the Baltics = Pragas pavasara un Hartas 77 atskanas Latvija / Baltija / State Archives of Latvia. s. l., 2008. 63 p. На англ. и латыш. яз.
Сайт Музея оккупаций Латвии — http://occupationmuseum.lv/lv/
1. Не только среди латышей. Так, например, ленинградский студент Михаил Красильников (сын советского офицера, служившего в Риге) во время праздничной демонстрации на Дворцовой площади в Ленинграде 7 ноября 1956 выкрикнул: «Да здравствует свободная Венгрия! Да здравствует свободная Латвия!» — и поплатился за это четырьмя годами лагерей.
2. Солидарность жителей Латвии с народами, также испытавшими гнет советского империализма, проявлялась и впоследствии, и не только отдельными инакомыслящими. Так, 21 августа 1968 года, в день вторжения войск Варшавского договора в Чехословакию, рыбаки колхоза в Энгуре вышли в море с траурными повязками на рукавах. Большую известность получил поступок молодого рижского математика Ильи Рипса: 19 апреля 1969 года у монумента Свободы в Риге он развернул плакат против ввода войск в Чехословакию и совершил попытку самосожжения. Своеобразный отклик получило противостояние оппозиции и властей в Польше в начале 1980-х — на улицах Риги появились автомашины с символикой «Солидарности». В январе 1980 года латышский диссидент Иварс Жуковскис подписал совместный протест инакомыслящих Литвы, Эстонии и Латвии против афганской войны. К 1982 году относится распространение листовок с осуждением афганской войны; в одной из таких листовок говорилось: «Наши сыновья не должны убивать афганских сыновей и дочерей. Свободу афганцам и латышам!»
3. Характерно, что позднее, уже в годы перестройки, одной из первых открыто действовавших независимых общественных ассоциаций Латвии стал эколого-политический Клуб защиты окружающей среды (Vides aizsardzibas klubs), ставший массовой организацией. Председателем ее политического бюро был избран диссидент Интс Цалитис.
4. Как «измену родине» власти квалифицировали, по-видимому, контакты Бумейстерса и Лисманиса с единомышленниками за рубежом.