28 марта 2024, четверг, 20:14
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

09 ноября 2010, 09:23

Откуда берется литературная норма

Мы публикуем стенограмму передачи «Наука 2.0» – совместного проекта информационно-аналитического канала «Полит.ру» и радиостанции «Вести FM». Гость передачи – доктор филологических наук, зам. директора, зав. отделом современного русского языка Института русского языка Российской Академии Наук Леонид Крысин. Услышать нас можно каждую субботу после 23:00 на волне 97,6 FM.

 Анатолий Кузичев: В студии «Наука 2.0», совместного проекта портала «Полит.ру» и радиостанции «Вести FM», Леонид Петрович Крысин, доктор филологических наук, зам.директора и главный научный сотрудник, а также зав. отделом современного русского языка Института русского языка Российской Академии Наук. Программу ведут Борис Долгин и Дмитрий Ицкович от «Полит.ру», и Анатолий Кузичев от «Вести FM».

Тема нашей первой программы, а мы надеемся провести с вами две программы, Леонид Петрович, – что такое современный язык…

Леонид Крысин: А почему с таким надрывом «что такое»?

А.К.: Когда начинаешь говорить про язык, сразу хочется как-то выделить. Так вот, что такое язык с точки зрения языковой нормы и культуры речи.

Л.К.: Позвонили мне сегодня утром с «Сити FM» и говорят: «Ваш сотрудник, академик Наталья Вавилова отменила трёхбуквенное матерное русское слово».

Борис Долгин: Сказано, будто отменили морфему, а не слово.

Дмитрий Ицкович: Это анекдот, вы помните? Едет математик в поезде, смотрит и говорит: «Не пойму, что за формула? Икс, Игрек, И краткое…»

Л.К.: В ответ на ваше сообщение о трёхбуквенном слове, я вам сообщаю четырёхбуквенное - бред. Потому что отменить слово никто не может: ни академик, ни институт, ни целая академия.

Д.И.: А в Китае, говорят, получается манипулировать.

А.К.: Как? Берёшь и административно отменяешь слово, и его больше никто не употребляет. А если его кто-то употребит, то что?

Д.И.: Отрубают голову, например.

Л.К.: Нет у нас такого сотрудника - академика Натальи Вавиловой, это кто-то придумал.

А.К.: Но это активно обсуждалось в интернете.

Д.И.: В Украине это придумали, по-моему.

Л.К.: Кто-то решил бросить тень на наш институт.

А.К.: А это тень – отменить трёхбуквенное слово?

Л.К.: Это ж должно кому-то в голову взбрести…

Д.И.: Маленькое отступление от темы нашей передачи. Я думаю, что это глобальный политический пиар, заговор против России. Хотят всему миру доказать окончательно, что в России свободы нет. Даже слова отменяют.

А.К.: Показали всему миру морфему!

Л.К.: Там сформулировано, что собираются «вывести из употребления». Ну, хорошо, мы постановим сегодня вывести из употребления, а завтра, как и сегодня, люди по-прежнему будут его употреблять.

Б.Д.: В лучшем случае можно его не включить в очередное издание словаря.

Д.И.: Как бывало на свете, когда не включали это в тексты Пушкина. Но это всё хохма, конечно.

А.К.: По идее, на этом программу можно заканчивать: люди успокоились, всё в порядке. Друзья, морфема осталась, употребляйте! А теперь о других морфемах.

Л.К.: Нет, если говорить на серьёзные темы. В частности, вы сами объявили тему: нормы русского языка. По-видимому, это такая тема, которая заслуживает обсуждения. Само понятие нормы, если даже брать не применительно к языку, а вообще – это основополагающее понятие для человеческой цивилизации. Потому что нормы есть в любой сфере деятельности человека: нормы на производстве, различные нормативы – не буду в эту тему углубляться.

Б.Д.: Там, где есть культура, – там есть норма.

Л.К.: Культура в широком смысле. Культура производства, культура быта, отношений человеческих – там обязательно есть норма. Она незаметна, пока она соблюдается. Но как только нарушается, она тут же обнаруживается. И в языке то же самое. Если мы говорим, придерживаясь литературных норм произношения, если речь идёт об устной речи, то, конечно, мы и не знаем, что говорим в соответствии с нормой. Но как только мы говорим «углубить», «начать» и «средства» - тут же обнаруживается, что так говорить нельзя, потому что это нарушение нормы.

Б.Д.: Откуда берётся норма?

Л.К.: Это довольно сложное понятие, включающее несколько составляющих. Одна из кардинальных составляющих – это традиция.

А.К.: А какая? Смотрите, раньше мне казалось, что правильно «обеспечение», а теперь «обеспечение» - в словарях теперь написано именно так.

Л.К.: На телевидении и радио, в данном случае, приказали.

А.К.: Да, есть словари для сотрудников радио и телевидения, и там «обеспечение».

Л.К.: Хотя исторически правильно «обеспечение». Это первый вариант, другой – более поздний. Но сейчас они сосуществуют, и нельзя сказать, что «обеспечение» - это неправильно. Это тоже правильно. Да и само понятие варианта – оно тоже одна из составляющих нормы. Так как норма в зависимости от времени меняется, возникают варианты. Старое и новое сосуществуют. Причём иногда трудно понять, что старое, а что новое. «По средам» - более традиционный вариант, а «по средам» - устный.

Д.И.: А потом потихонечку в словарь заползает указание - «устаревшее».

А.К.: Нет, что касается «по средам» и «по средам» - там же есть экологическое обоснование ударения. Ведь есть среда обитания.

Л.К.: Нет, это только когда о дне неделе идёт речь. Можно и так, и сяк. А про среду обитания – там и множественного числа не будет.

А.К.: А в словаре для сотрудников радио и телевидения именно так и написано, могу вам показать: «по средам» - только если речь идёт о дне недели, «по средам» - если речь идёт об ареале.

Л.К.: Нет, если об ареале – то множественного числа не будет. Это уже профессионализм такой, потому что в обычном языке это не так.

Б.Д.: Дальше снова возникает вопрос, откуда берётся этот словарь для работников радио и телевидения?

Л.К.: С этим словарём я знаком - он очень категоричен, не учитывает варианты. В норме существуют варианты, но он их отменяет. Т.е. «правы - правы», «добры - добры» - это варианты, один из которых старше. С ударением на окончание – более новая норма. Довольно много вариативности присутствует в современном литературном языке, и игнорировать её нельзя. Просто трудно внедрить в умы носителя языка, не филолога, что вариант – это не порок нормы, это нормально для нормы. Лет 60 назад в произношении преобладала московская норма, надо было говорить «ш[ы]ги», «ж[ю]жжать», «верьх», «четверьг» - смягчение. «Дощ», «дожжи», «дрожжи» и сейчас многие говорят. Но ни «ш[ы]ги», ни «ж[ы]ра» уже никто не говорит. А эта московская норма третировалась другими, в частности - петербуржцами.

Д.И.: Если я не ошибаюсь, норма определялась до определённого периода практикой придворного театра, главного театра страны – и он был в Петербурге.

Л.К.: Нет, почему! Малый театр был законодателем произносительных норм. Но с появлением радио, а потом телевидения, эта роль перешла к дикторам. Был институт дикторов, их обучали, их штрафовали за произносительные ошибки. Был такой Дитмар Эльяшевич Розенталь, который мне рассказывал, что в советское время за ошибки брали три рубля.

А.К.: Ого! Позвонишь не тому – и три рубля из зарплаты.

Л.К.: Именно так. Средства – и ещё три рубля. Но это грубые ошибки, а они могли ведь ошибаться и в более тонких случаях.

А.К.:  Леонид Петрович, извините, скажите официально, чтобы это в эфире прозвучало, что «обеспечение» тоже правильно!

Л.К.: Нет, правильно «обеспечение».

А.К.:  Так вы только что сказали, что и так тоже верно!

Л.К.: На это можно ответить таким образом: до определённого времени не только с этой парой, но и другими парами-произносителями что-то считается ошибкой. Потом эта ошибка постепенно проникает во всё большие социальные слои населения. Я начал с того, что одной из составляющих нормы является традиция, а ещё одна норма – это образцовые носители русского языка, в частности, русского произношения. До войны образцовым носителем, допустим, считался, Дмитрий Николаевич Ушаков, известный лексикограф. Под его редакцией четырёхтомный словарь вышел. В более близкое нам время как пример я назову Дмитрия Сергеевича Лихачёва – он тоже был образцовым носителем литературного языка.

На таких образцовых носителей и происходит ориентация. Если в их речи преобладают такие-то варианты, то норма ориентируется на слой образцовых носителей. Она не ориентируется на носителей жаргона, носителей-неофитов, которые приходят и осваивают литературный язык, просто приобщаясь к общественной жизни. К сожалению, в новое время (в конце 80-х – начале 90-х гг.) к власти и вообще в публичную жизнь пришли люди, для которых общаться на жаргоне, на просторечии, на каких-то ненормативных вариантах русского языка легче, чем на литературном языке. Отсюда пошли все эти «начать», «углубить» и так далее. Ну и произношение, например, [г] фрикативное, «гора», «ноги» и прочее.

Д.И.: Коммунизьм.

Б.Д.: Это ещё раньше.

Д.И.: Но это же было нормой!

Л.К.: Никогда не было.

А.К.: Я слышал такую версию, что под Никиту Сергеевича это сделали нормой. Так что если говорить об административном влиянии на язык, то оно возможно.

Л.К.: Может быть, в непосредственном окружении Никиты Сергеевича считалось, что это норма, но в нормативных словарях никогда этого варианта не указывалось как допустимого.

Д.И.: А я думал, что Никита Сергеевич и был таким нормоносителем образцовым! Но ведь норма бы и не менялась, если бы всё опиралось только на образцовых носителей.

Л.К.: Я и говорю, что норма со временем меняется, но её изменения гораздо медленнее, чем изменения самого языка. Новшеств в языке очень много, а в норму попадают только некоторые из них.

Б.Д.: Т.е. некоторое консервативное начало, удерживающее самоидентичность языка.

Л.К.: Фильтр, причем фильтр консервативный - он многое отбрасывает.

А.К.: Дима, ты получил ответ на свой вопрос?

Д.И.: Да, но, по-моему, мы так и не знаем, кто разрешил кофе называть «оно».

Б.Д.: Мы затронули два источника нормы – традицию и образцовых носителей, но пока не обсудили механизм кодификации изменения нормы.

Д.И.: Кодификация – это что такое?

Л.К.: Если грубо сказать, то это запись норм в словарях и грамматиках. От слова «кодекс» (лат. «книга»). Многие обвиняют лингвистов в том, что они придумывают эти нормы, вносят их в словари и грамматики.

Д.И.: И штрафуют дикторов.

Л.К.: И навязывают тем, кто имеет дело со словом профессионально. Ничего подобного! Работа с нормой и кодификацией нормы опирается на очень большие языковые материалы. Идет фиксация этого материала на протяжении предшествующих десятилетий. У нас есть такой замечательный человек – Наталья Александровна Еськова, которая недавно выпустила большой том «Истории русской нормы за три века». И там замечательные тексты - и прозаические, и поэтические. Последние преобладают, потому что там можно проследить ударение. Это как раз один из показателей того, как работают кодификаторы. Они не на голом месте работают. Не дай Бог, чтобы они выдумали что-то из головы. Они постоянно опираются на материал исторический плюс современность. Насколько распространён тот или иной вариант и так далее.

А.К.:  А как это технически происходит?

Л.К.: Раньше это были бумажные картотеки, стояли огромные шкафы. А сейчас всё это в компьютеры загнанно. Есть национальный корпус русского языка.

Д.И.: У меня есть некий образ. Я его расскажу, а вы оцените, насколько он правильный. Лингвист, занимающийся нормой, отвечает на вопрос: как мы говорим, как мы пишем. Мы - носители языка в широком понимании. И в это «мы» включено не только сегодня, но и достаточно глубокая историческая память, которая фиксирует этот язык. Получается, что у нас есть и большой массив употребленной речи, который спереди бурлит.

Л.К.: Массив людей или языка?

А.К.: А позади он застывший, как каток.

Д.И.: Конечно, он же зафиксирован. И кто-то говорит: «Мы сейчас называем кофе - оно», - а лингвист отвечает: «Ну, этих вас-то пока полпроцента, а вон сколько народу говорило иначе». Похоже?

Л.К.: О кофе тут можно долго говорить. Просто такого рода слова заимствованные, и они, как правило, среднего рода: всякие депо, метро, пальто, такси. А кофе выбивалось. Заметили, что я сказал «выбивалось». А я хочу объяснить механизм того, почему появляются варианты для кофе среднего рода. Потому что оно из этой закономерности выбивалось. Надо всё время помнить о том, что кофе в отличие от других несклоняемых заимствованных слов – он.

А.К.: Но это и есть хорошее знание языка – помнить об исключениях. Это же язык, а не математика.

Д.И.: А количество исключений уменьшается? Это закономерность?

Л.К.: По-разному. В каких-то словесных рядах уменьшается, а в других и увеличиваться может.

А.К.: Т.е. идеальный язык по этой логике идеально совместим с компьютером. Если в нём не будет ни одного исключения, то это будет как программа.

Л.К.: Нет, компьютер – это системная вещь. А в языке, хоть и говорят о системе языка, очень много отклонений от той или иной системы, касающиеся морфологии, лексики…

А.К.: Которые вы и пытаетесь изъять, чтобы всё было подчинено общему правилу.

Л.К.: Да никто ничего не пытается изъять!

А.К.: Да нет, не вы лично.

Л.К.: Да никто и не может.

А.К.: Хорошо, а кто зафиксировал «кофе – оно»? Как это произошло технически? Л.К.: Технически, я думаю, составители орфоэпического словаря…

А.К.: А сколько их? Сколько человек?

Л.К.: Трое. Три женщины. Сначала орфоэпический словарь назывался «Русское литературное произношение и ударение», первое его издание вышло в 1960 году под редакцией члена-корреспондента Рубена Ивановича Аванесова. И там кофе был только мужского рода. Потом постепенно, по мере того как накапливались наблюдения за тем, как говорят люди, в том числе как говорят образцовые носители произношения, составители словаря склонились к тому, чтобы в качестве допустимого варианта ввести кофе среднего рода. Но это же не единственный вариант - среднего рода, а только допустимый!

А.К.: Т.е. исходя из того, что так говорят, была сделана такая поправка.

Л.К.: Да, это широко распространено. Ещё одна составляющая нормы – это статистика. Но все-таки, если в массе своей люди будут говорить «документ», по-видимому, это нормой не станет. Потому что «портфель» и «документ» - это сильное отклонение от того, как слово ударяется в языке-источнике.

А.К.: Так, может, не допускать никаких возможностей и отклонений? В словаре есть «кофе» - и он всегда «он».

Б.Д.: Может ли застыть норма?

Л.К.: Нет, застыть норма не может, потому что она ориентирована на то, чтобы люди ею пользовались. Норма ведь обслуживает литературный язык. Да, кое-что из того, что может бесспорной считаться ошибкой, а потом становится нормой - и этот путь – он не исключение.

Д.И.: А почему это становится нормой?

Л.К.: Несколько факторов: широкое распространение…

А.К.: Но это же не может быть поводом.

Л.К.: Но «обеспечение», тот пример, который вы привели. «Обеспечение» воспринимается уже сейчас как книжно-выученный вариант.

А.К.: Казённое и очень неприятно звучащее слово.

Л.К.: Бывший наш президент, Путин, говорит обеспечение», не знаю, как говорит Медведев. Предпочитаемый вариант – «обеспечение». Потому что это подстраивается в ряд других слов такого же морфологического строения, где ударение именно на корне, а не на суффиксе.

Б.Д.: Т.е. изменение нормы легче протекает в той ситуации, когда она меняется в сторону какой-то уже существующей в языке закономерности?

Л.К.: Это одно, и за счёт того, что это явление распространяется среди говорящих. А если распространяется и среди тех, кто считается образцовым носителем языка, то это облегчает обновление нормы.

Д.И.: А как выявляются образцовые носители?

Л.К.: Интуитивно. У нас есть в институте отдел фонетики, там есть фонотека. И там записи вот этих образцовых носителей. Их довольно много – пусть не сотни, но десятки. Сейчас вышел первый том книги, который называется «Незабытые голоса», к ней приложен диск, и там записаны люди, которые образцово владеют литературным языком.

Д.И.: Это какой-то особый орфоэпический талант? Почему он такой?

Л.К.: А он себя не ощущает образцовым.

А.К.: А почему им становится?

Л.К.: Потому что он близок к тому, что называется совершенное владение языком.

Д.И.: Это мы понимаем. Но что это за талант?

Л.К.: Это не талант! Это просто воспитание. Культура, идущая из семьи.

А.К.: А из ныне живущих можете назвать образцовых носителей? Я могу. С точки зрения орфоэпии – Патриарх Московский и Всея Руси Кирилл.

Б.Д.: Т.е. не происходит голосования по принятию в синклит?

Л.К.: Конечно, нет. Это скорее размытое множество. У лингвистов есть представление о том, каков должен быть образцовый носитель языка, а реальное воплощение может быть очень разным. Надо записывать человека. Его нужно наблюдать в течение длительного времени.

А.К.: Но из ныне живущих вам никто в голову не приходит?

Л.К.: Не приходит… Но я не занимаюсь этим специально.

Б.Д.: Я не случайно заговорил именно о внешнем определении, потому что здесь именно внешнее.

А.К.: Да, и оно такое же размытое, как и внутреннее.

Л.К.: Думаю, что на радио и на телевидении есть образцовые носители литературного языка, но не ведущие. Ведущие, которые выходят в эфир, особенно на телевидении, мне кажется, в массе своей образцовыми носителями не являются.

Б.Д.: Кажется, Игорь Кириллов считался достаточно квалифицированным.

А.К.: Да, но это старая школа дикторов.

Д.И.: Это другое. Это не образцовый носитель, это просто хороший диктор.

А.К.: Опять же, он диктор. Теоретически это может не иметь никакого отношения к внутренней культуре человека - это скорее навык.

Л.К.: Это навык, его научили. Был институт дикторов, там читали лекции профессора из нашего института.

А.К.: Хотя звучит Кириллов великолепно, никто не спорит, но это навык.

Л.К.: Тут ещё ритм речи, темп, тембр речи – это характеристики, которые прямого отношения к лингвистике не имеют, скорее к акустике. Потому что современный ведущий сильно отличается от старого по темпу речи, по разборчивости произношения.

Д.И.: А мне всё равно кажется, что это имеет отношение к таланту, и люди, которых мы вспоминаем, выдающиеся. Это как музыкальная культура. Есть широко распространённая музыкальная культура – и много людей умеют играть на виолончелях, скрипках, барабанах и так далее. Но среди них моцартов всё равно мало!

Л.К.: Нет, Дмитрий, я приведу вам пример: Александр Солженицын – талант, замечательный писатель, но произношение его было…

Д.И.: Но мы же говорим о специфическом таланте. Есть музыкальный слух, а это орфоэпический - талант различения.

А.К.: Есть человек, блестяще чувствующий русский язык. Скажем, Бродский. Мы не знаем, как звучал Пушкин, но как звучал Бродский, мы слышим. Жутко совершенно звучал. А язык-то какой! Так что да, я согласен с Димой, это совершенно особый, отдельный талант, наверное.

Л.К.: Ну, может быть. Но сам человек, конечно, не ощущает себя образцовым носителем.

Д.И.: Зато он мучается от других, не образцовых носителей.

А.К.: Вот она, главная характеристика образцового носителя: если человек идёт, и у него лицо перекошено, как от зубной боли, когда он слышит речь вокруг, – это образцовый носитель! Скорее всего, так.

Б.Д.: Вы хотели рассказать о высказывании Льва Щербы.

Л.К.: Да, в продолжение разговора об образцовых носителях: Лев Владимирович Щерба – был такой замечательный лингвист – говорил, что человек изучает иностранный язык в школе, потом в институте, и считает, что он его изучил. А родной язык он изучает всю жизнь, и никто о себе не решится сказать, что он в совершенстве им владеет. Потому что даже лингвисты или специалисты по орфоэпии и другим сферам языка не могут о себе такого сказать. Всё равно какие-то отклонения могут быть. И потом, постичь всё богатство языка – это, конечно, утопично.

Б.Д.: Мне часто встречались лингвисты, которые сопротивлялись идее, что лингвистика – это наука о том, как правильно говорить. Они говорят, что лингвистика изучает закономерности реального бытования языка, изменение, а нормативность – это очень специальная, периферийная сфера.

Л.К.: Да, был академик Шахматов в истории нашей лингвистики, который говорил, что странно было бы, если академическая наука стала указывать людям, как надо говорить. Это совсем не её задача. Задача академической науки фиксировать всё, что в языке есть, и изучать это. Но не объявлять, что это – ошибка, а это – правильно. Такой взгляд существует, у Шахматова есть последователи. Но сейчас по общепризнанным взглядам учение о языковой норме – это часть лингвистики. Это часть и русской лингвистики, и русистики, и в других национальных лингвистических традициях это существует. Существуют словари правильности речи в английской традиции, в американской и так далее.

Б.Д.: Могли бы вы кратко охарактеризовать, как меняется русский язык в последние десятилетия, как появляются варианты? Потому что идет интересный процесс возникновения разных русских языков в разных государствах, видимо, уже немного удаляющихся друг от друга.

А.К.: Это явление не последних лет, так всегда было.

Л.К.: Да, я сейчас об этом скажу, но начать хотел бы вот с чего. Норма - она мало того, что не представляет собой что-то застывшее, она ещё и на каждом синхронном срезе, на каждом этапе развития языка социально распределена. Люди с техническим образованием говорят одним образом, в их речи присутствует много разного рода профессиональных оборотов и терминов. Люди с гуманитарным образованием тоже имеют свою специфику речи. Такое социальное расслоение нормы тоже должно учитываться. И социальное, и стилистическое, и ситуативное: одно дело - мы с вами сидим сейчас и пишем радиопередачу, и совсем другое, если мы будем сидеть за обеденным столом и обсуждать какие-то бытовые вопросы. Ясно, что и самоконтроль речи, и требования, которые мы предъявляем к речи других людей, будут иными, менее жёсткими. От вида общения очень часто зависит, что человек выбирает, какие варианты.

А.К.: Эта важная специфика русского языка, учитывая специфику нашего общения. Мы собираемся чаще всего за столом, а там труднее что-то выговорить…

Д.И.: Это специфика любого языка. У нас есть та специфика, про которую Боря сказал, – законсервированные нормы разных периодов, связанные с отъездами людей из страны. Я приведу очень короткий пример: в Тарту ходили звонить в сельхозакадемию, там был ночной автомат, откуда можно было позвонить. Я пришёл ночью звонить, темно, я не вижу человека, который рядом со мной, сильно пожилого. Он говорит по другому телефону о том, что Серафима Петровна умерла, и гроб выставили в церкви, и что ключи у старосты, и что с утра можно придти… И я уже никому не звоню: я слушаю и не могу оторваться от невероятной музыки этих простых трагических слов. Понятно, это первая эмиграция, и человек говорит так, как говорила петербургская норма до 1917-го года, – это фантастически красиво!

Л.К.: Да, думаю, это то, о чём спросил Борис, какие изменения происходят сейчас, и как варьируется русский язык в зависимости от ареала его распространения. Одно дело – европейская часть России, другое – восток России, Сибирь, Дальний Восток, а ещё большая специфика – русский язык эмиграции.

Б.Д.: И русский язык тех стран, для которых он теперь стал негосударственным. Но где непонятно, является ли он нормой, принятой в Москве. Украина, например.

Д.И.: Или Казахстан.

Л.К.: Да, даже в Прибалтике есть специальные исследования, посвящённые русскому языку в Литве. Всё равно там люди находятся под влиянием того языка, который звучит вокруг. В данном случае - литовского.

Б.Д.: Происходят словарные заимствования автономно от бывшей метрополии.

Л.К.: Заимствования – это само собой. Лексические заимствования легче всего заметить. Один из показательных процессов конца 1980 – 1990-х гг. – это вал английских заимствований. Сейчас их уже меньше. Или вот жаргон начал проникать в публичную речь: «стрелки», «разборки» и так далее. Они уже звучат в публичной речи, радио- и телеэфир их передаёт. Что касается зарубежья – там довольно много отмечается интересного. Там заимствования местные. Если человек живёт в Америке и старается сохранить русский язык, он всё равно испытывает влияние американского варианта английского языка. Я помню, как мы садились в машины. В переднюю машину садится женщина, которая эмигрировала лет 10 назад, и она водителю, который за ней поедет, говорит: «Следуй меня тесно». Это калька с английского. Хотя она по-русски говорит, произношение у неё прекрасное.

А.К.: Вы говорили некоторое время назад, что в 1960-ые годы про кофе говорили «он», тогда доминировала московская норма произношения. Правильно?

Л.К.: Она уже была на излёте, потому что расцвет - это всё-таки первая половина ХХ века, а в 1960-70е годы – был уже меньший процент так говорящих.

А.К.: Атаковал южнорусский?

Л.К.: Нет, почему? Сосуществовал такой вариант произношения, когда – простите за специальный язык – в первом предударном слоге произносится то же… Мы говорим «ст[а]ла», а не «ст[ы]ла». Поэтому «ш[а]га», а не «ш[ы]га». Произошло подравнивание под общую систему, исчезли эти «ш[ы]ги», «ж[ы]ра» и прочее. Но в некоторых случаях остаётся: «лошадей» вы как произносите? «Лош[а]дей» или «лош[ы]дей»?

А.К.: «Лош[ы]дей».

Л.К.: Т.е. эта черта московская в отдельных, осколочных случаях еще сохраняется. А «верьх» и «четверьг» уже ушли. У меня есть приятель, который до сих пор говорит «четверьг», но он москвич в третьем поколении.

А.К.: Но смотрят на него уже косо.

Б.Д.: Не ожидаете ли вы возникновения таких же вариантов русского языка, как возникли варианты английского? Не будет ли украинского русского, молдавского русского, казахского русского?

Л.К.: Это сейчас очень острая тема, и она активно обсуждается лингвистами Украины, Молдавии – тех регионов, где такой вариант языка намечается.

Б.Д.: Мы видим там новые слова, новые особенности синтаксиса.

Л.К.: Да, это влияние, конечно. Есть такое понятие суржика. Суржик – это такой украинско-русский вариант языка. Там все намешано, и в одном случае может быть лексика русская, а синтаксис испытывает влияние украинского. На эту тему тоже есть работы, которые показывают, что влияние украинского языка на этот вариант существует. Но для варианта нужны большие основания. Если мы сравним американский вариант английского языка и британский – всё-таки там различий будет больше, чем между русским языком русских жителей Украины и русским языком русских, живущих в России. Со временем, я не исключаю этого, вполне возможны варианты. Особенно в тех случаях, когда общество более или менее закрытое. Я плохо знаю ситуацию в Узбекистане, но сам Узбекистан сейчас довольно закрытая страна. И если там есть какие-то русские диаспоры, то вполне возможно, что их русский язык может испытывать влияние узбекского. Узбекский типологически сильно отличается от русского, а когда имеются сильные различия, то влияние затруднено. А русский и украинский типологически очень близки. Поэтому тут может быть более интенсивное влияние. А там – очень закрыто, и русские могут законсервироваться.

Б.Д.: Но в украинском русском ясно: только в Украину, а не на Украину.

Л.К.: Нет, это политический момент.

Б.Д.: Да, но всё же это вопрос смещающейся языковой нормы.

Л.К.: Скорее, языковой политики. Дело в том, что официальные представители украинской власти обижаются, когда говорят на Украину. Они ассоциируют это с окраиной. Мы, мол, не окраина, мы самостоятельное государство.

А.К.: В логике им не откажешь, хотя, конечно, для русского уха «на Украину» звучит нормально.

Л.К.: Да, для русского уха сохраняется на Украину и с Украины.

Б.Д.: С другой стороны, если сколько-то миллионов человек станет счастливее от того, что изменится норма в части одного предлога, может, пусть так и будет?

А.К.: Не думаю, что одной буквой ты кого-то осчастливишь. Вот если бы неведомая Вавилова смогла бы отменить пару морфем!! [смеются]

Д.И.: Тогда, пожалуй, жизнь стала бы чище.

Л.К.: Какая-то мифическая личность эта Вавилова.

Д.И.: А хорошо придумано. Я ведь точно знаю, что есть какая-то академик Вавилова! Вавилов, Вавилова – ощущение-то есть!

А.К.: Морфема знакомая. А когда ещё и три эти буквы вываливаются в интернете – понимаешь, о чём речь.

В общем, друзья, мы прощаемся с Леонидом Петровичем, к счастью, не навсегда, а всего на неделю. Следуйте нас тесно, т.е. ждите в следующую субботу.

Итак, что мы сегодня выяснили из программы?

а) неведомая Вавилова не отменяла морфему,

b) как я уже сказал, следуйте нас тесно – очень нам понравилось,

с) есть некие образцовые носители языка, которые определяются мы не знаем как, и сами они не знают, что они образцовые носители языка, потому что непонятно, как это происходит [смеются].

До встречи в следующую субботу.

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.