Стэнли Фишер: 8 процентов роста -- это здорово, но устойчивые 6 или 7 -- тоже неплохо
Накануне сессии Международного валютного фонда и Всемирного банка на вопросы корреспондентов газеты "Время новостей" Андрея ДЕНИСОВА и Александра ЛОМАНОВА ответил бывший первый замдиректора МВФ, ныне занимающий должность вице-президента Citigroup, Стэнли ФИШЕР.
-- После волны кризисов во второй половине 90-х годов международные финансовые организации и другие механизмы международного взаимодействия сосредоточены на укреплении мировой финансовой системы. В рамках этого процесса меняется внутренняя структура МВФ, создаются специальные структуры для контроля за финансовыми потоками, развитые страны ужесточают политику в отношении отмывания денег. Как вам кажется, насколько эффективны уже принятые меры и что сейчас стоит на повестке дня?
Все это очень важно, но безусловно и то, что если власти какой-либо страны проводят плохую политику, в этой стране будет кризис. К сожалению, мы только что видели это в Аргентине. А на примере России мы увидели, насколько сильнее может стать экономика после укрепления политики. И тут у внешнего мира ограничены возможности влияния. Можно критиковать, комментировать, вести наблюдение, делать что-то еще -- но если у страны недостает политической последовательности для проведения хорошей политики, то трудно предотвратить кризис. Мировое сообщество может помочь лишь в том, чтобы противодействовать превращению такого локального кризиса в глобальную инфекцию. На примере аргентинского кризиса можно видеть, насколько укрепилась мировая финансовая система после 1998 года: этот кризис оказал сравнительно малое воздействие на другие страны, и это положительный итог произошедших изменений.
-- Новое руководство МВФ предлагает создать механизм суверенного банкротства, причем, возможно, для его реализации потребуется создание нового международного органа, своего рода всемирного арбитража. Что вы думаете об этом?
-- То, каким образом происходили дефолты в разных странах, включая Россию, производило разрушительный эффект. Это является проблемой и для МВФ, ведь когда нет законной процедуры, по которой страна могла бы изменить график выплаты долга, Фонду очень трудно сказать властям этой страны: «Вы не сможете двигаться дальше, пока не измените график погашения своих долгов». А иногда сказать это бывает очень нужно. Я думаю, что мировой финансовой системе нужна более совершенная структура, которая имела бы возможность признавать, что иногда долг страны становится неподъемным. Поэтому в целом я поддерживаю общий подход моей преемницы Анне Крюгер. Я не изучал в деталях, как это можно сделать лучше и какие пути решения проблемы могут быть предложены, но я уверен, что такой подход нужен.
-- Со стороны частных инвесторов звучат опасения, что страны-заемщики могут злоупотреблять такой процедурой и прибегать к дефолту даже тогда, когда они имеют возможность платить по долгам.
-- Да, я знаком с этим мнением. Но я не думаю, что так произойдет. Я считаю, что страны будут с неохотой прибегать к этому механизму. Поэтому его введение станет полезной страховкой в случаях неизбежных дефолтов, какие мы видели за последние годы, -- Россия, Эквадор, Аргентина. Каждая из этих стран создала очень хаотическую ситуацию, которую вполне можно было бы разрешить более упорядоченным способом.
-- Насколько в связи с этим вообще широки возможности международных финансовых организаций по предотвращению кризисов, ведь МВФ и ВБ действуют на уровне конкретных стран, а кризисы возникают на глобальном уровне? Нет ли противоречия между локальностью подхода мировых финансовых организаций и глобальным характером возникающих вызовов?
-- Я не вижу здесь большого противоречия, поскольку действия МВФ в конкретных странах прибавляются к более крупному ответу. К примеру, во время азиатского кризиса МВФ выделял деньги нескольким странам Азии -- Корее, Индонезии, Таиланду, Филиппинам. Общий ответ со стороны МВФ был намного шире, чем ответ на проблемы какой-то индивидуальной страны. Взаимодействуя со многими странами на индивидуальном уровне, МВФ и ВБ могут породить агрегированный ответ. Правда, кто-то может указать на иную трудность: общая ситуация в мировой экономике задается политикой США и Европы, прежде всего через Федеральный резерв, Европейский центробанк, а они не находятся под контролем МВФ. Однако, как мы и видели в 1998 году, при необходимости эти институты будут учитывать глобальную ситуацию и глобальные последствия своих действий. Так что противоречия тут нет. Вряд ли можно создать что-то лучшее, чем разделение труда, в котором монетарные условия в развитых странах задаются их политиками, а МВФ и ВБ помогают прочим странам, своим членам, заниматься этим на глобальной основе.
-- Это «разделение труда» касается и такой проблемы, как отмывание денег?
-- Я думаю, да. Значительная часть «грязных денег» проходит через банковские системы развитых стран, другая часть идет через системы стран с очень слабым регулированием в сфере борьбы с отмыванием денег. Комбинированный подход заключается в том, чтобы централизованно задать набор жестких правил, что сделал Форум по финансовой стабильности, назвав те страны, где действующие правила были сочтены неадекватными для предотвращения отмывания денег. К тому же есть ФАТФ. Но нужны еще и сильные внутренние системы противодействия. Я уверен, что через банки развитых стран отмывается не меньше средств, чем через пресловутые финансовые офшорные центры.
-- В период активного взаимодействия МВФ с Россией вам так и не удалось убедить власти активизировать банковскую реформу. Теперь вы стали банкиром и можете взглянуть на проблему российской банковской системы иными глазами. Согласны ли вы с тем, что нереформированность, слабость российских банков создает серьезные конкурентные преимущества для иностранцев?
-- Многие из иностранных банков еще помнят о дефолте, многие из них потеряли в период этого кризиса большие капиталы. Я не думаю, что они будут рваться назад, пока не убедятся в большей степени в произошедших изменениях в российской экономике. Одна из сфер, где перемены необходимы, это банковская система. Некоторые из изменений у вас уже осуществляются. Например, намечается переход на международную систему бухучета в 2004 году, хотя и непонятно, насколько реально осуществить его в 2003-м. Тем не менее после этого перехода станет очевидно, что у многих российских банков отрицательный капитал. Весь этот процесс должен быть активизирован, и не в последнюю очередь потому, что ваше правительство надеется сделать источником устойчивого экономического роста в России мелкие и средние предприятия, которые не будут развиваться без финансирования. Сейчас у вас нет банковской системы, которая была бы способна заниматься этим.
Я не думаю, что медленный темп реформ внутри России создает преимущество для иностранцев, поскольку им нужно действовать внутри понятной для них и стабильной экономической структуры. А ваша структура в данный момент нестабильна, поскольку ее ожидают изменения. Многие надеются, что при новом главе Центробанка банковской реформе будет уделено большее внимание. У ЦБ и правительства есть совместная программа действий, наверное, ее реализацию можно было бы ускорить и усилить.
-- Как бы вы сформулировали те проблемы, которые не терпят отлагательства?
-- Первое -- переход на международные стандарты бухучета. Второе -- существование множества недокапитализованных банков, которых быть не должно. Третье -- вам нужно решить, что делать с банками, находящимися в госсобственности, -- со Сбербанком, который доминирует в системе, и Внешторгбанком, который может или не может быть приватизирован. Это огромные проблемы, которые должны быть решены прежде, чем двигаться дальше.
-- Что, с вашей точки зрения, нужно делать со Сбербанком?
-- Я не стал бы здесь ничего советовать. Российскому правительству самому надо решать, какие реформы нужны Сбербанку. Властям нужно полностью изучить его нынешнее положение -- в каком состоянии его баланс и чего он стоит в разумных оценках.
-- Каким вы видите присутствие в России иностранных банков в перспективе, скажем, пяти лет?
-- Об этом пока слишком рано говорить. Через пять лет у нас будет более четкое представление о том, в каком направлении развивается российская банковская система. Пока что я вижу, что позитивные сдвиги в области роста и корпоративного управления делают Россию более привлекательной для иностранных инвесторов, чем это было несколько лет назад. Конечно, и мой банк будет изучать, в каких областях он мог бы внести свой вклад, включая финансирование мелких и средних предприятий. В ближайшие годы мы будем думать об этом. Я не ожидаю массированной попытки иностранных банков установить свое присутствие в России -- это слишком рискованно. Вы сможете увидеть, как иностранные банки будут приходить, пытаться расширять свою деятельность. Я не могу предсказать их долю на рынке, но она точно будет больше, чем сейчас. Может быть, она будет существенно больше -- все зависит от скорости реформ.
-- Недавно Владимир Путин критиковал правительство за недостаточность темпов роста, обрекающих Россию на постоянное отставание от Запада. Что нужно делать, чтобы удерживать рост на уровне 8% в течение длительного времени?
-- Никто не может быть уверен в том, что сумеет обеспечить 8-процентный рост. Но есть путь поддержания роста -- это ускорение процесса реформ. В последние годы это уже делалось в виде налоговой реформы, реформы законодательства, реформирования земельных отношений. Надо поддерживать очень сильную макроэкономическую и фискальную политику. Правительство проводит такую политику, но, как я уже сказал, необходимо ускорить реформу финансового сектора. Потенциально Россия является настолько богатой страной, что верная структура экономики, а также образованные и умные люди могут обеспечить достаточно быстрый рост. 8% ВВП -- это здорово, но устойчивые 6 или 7% -- это тоже весьма неплохо. Будет жаль, если реформы пойдут медленно из-за многообразных скрытых интересов. Но пока что президент был в силах оказывать давление на выразителей этих интересов в пользу проведения реформ. Я надеюсь, он продолжит эту политику.
