28 марта 2024, четверг, 16:27
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

01 августа 2003, 21:27

Джозеф Стиглиц. Глобализация и ее разочарования

Двадцать пять лет назад Джозеф Стиглиц был одним из тех, кто совершил переворот в микроэкономической теории. В серии статей, за которые он позже получил Нобелевскую премию, он показал, как асимметричная информация влияет на кредитование, страхование и на функционирование рынка труда. Концепции, развитые им и его соавторами (такие, как "сводное" (pooling) и "разобщенное" равновесие, коэффициент сдельной оплаты труда), сформировали современный подход ко многим экономическим проблемам. Экономисты того же поколения, что и Стиглиц, относятся к нему с почтением, у молодых же экономистов он вызывает почти что благоговейный трепет.

В 90-х годах XX столетия Стиглиц пошел в политику. В 1993 году он стал членом группы экономических советников при Президенте США Билле Клинтоне, а затем и возглавил эту группу. После этого, в период с 1997 по 2000 год, он занимал должность главного экономиста Всемирного банка. На всех этих постах он проявил не только великолепный аналитический склад ума, но и сумел показать себя человеком с обостренными нравственными чувствами, проявив глубокую озабоченность тяжелым положением бедного населения в развивающихся странах. При этом он продемонстрировал также ничем непоколебимую уверенность в правоте своих суждений.

Книга Стиглица "Глобализация и ее разочарования" являет собой высшую точку его восхождения в мир большой политики. Стиглиц оказался в Вашингтоне в достаточно сложное время. Экономика и фондовые рынки США переживали небывалый бум. Банкиры с Уолл-Стрит, и ранее не отличавшиеся скромностью и сдержанностью в своих устремлениях, полным ходом завоевывали новые рынки. Однако в то же самое время многие другие страны либо уже переживали тяжелый экономический кризис, либо оказались на самой его грани. В Африке наблюдалась экономическая стагнация, посткоммунистический мир пребывал в состоянии свободного падения, азиатские страны, еще недавно являвшие миру свое "экономическое чудо", доживали последние спокойные дни. И уже через несколько лет Стиглицу, как и многим другим, стало понятно, что в системе мировой экономики "произошел какой-то чудовищный сбой", как об этом писал сам Стиглиц.

Одним из факторов, ускоривших появление новой международной контркультуры, стал контраст между быстро растущими американскими рынками с глобалистской риторикой представителей Уолл-Стрит, с одной стороны, и ухудшением положения в странах "третьего мира" v с другой. Представители этой контркультуры имели между собой мало общего; их объединяло лишь нежелание принимать нечто, получившее название "глобализация". Одни выступали за помощь бедным в странах "третьего мира", другие беспокоились лишь о том, чтобы эти самые бедняки не попали на рынки труда наиболее развитых стран, а окружающая среда не подвергалась загрязнению. Третьи предупреждали о готовящемся в высших кругах заговоре, а некоторые считали, что воздействие на глобальную экономику должно быть более скоординированным. Антиглобалистами стали представители самых различных политических взглядов v левые, правые, выходцы из андерграунда и прочие. Написанная Стиглицем книга представляет собой попытку занять место на гребне этой волны. Используя свой авторитет ученого, он пытается оправдать эту пеструю группу людей, состоящую из активистов, сторонников либертарной теории, анархистов, луддитов, участников профсоюзного движения, борцов за мир и защиту окружающей среды, фермеров, отказавшихся от использования химикатов, и даже уличных артистов v участников публичных представлений. Все эти люди периодически собираются в центрах мировой политики для того, чтобы демонстративно подышать слезоточивым газом и разбить пару-другую витрин.

Автор книги ставил перед собой две задачи, но, хотя они и связаны между собой, их стоило бы рассматривать каждую в отдельности. Во-первых, Стиглиц формулирует тезис о том, что международная финансовая система в последние годы управлялась крайне плохо. Во-вторых, он критикует вектор экономических реформ, проводимых в некоторых посткоммунистических странах. Стиглиц считает, что в обоих этих случаях МВФ действовал в корне неверно.

Если не касаться наиболее спорных вопросов, то в книге можно найти немало того, с чем невозможно не согласиться. Во-первых, это утверждение, что необходимо более активно помогать беднейшим слоям населения в развивающихся странах, а также содействовать развитию самих этих стран. Нужно также как можно быстрее списать долги этим странам. Во-вторых, универсальные правила торговли и открытости рынков капитала нуждаются в дополнительной проработке (чем занимаются вот уже много лет такие экономисты, как Дэни Родрик). В-третьих, государство имеет определенные функции в области регулирования экономики и рынков, и в случае, если эта власть коррумпирована и действует неэффективно, такая страна не может нормально развиваться. Ни одно из этих утверждений, собственно говоря, новым не является, и многие, кого критикует Стиглиц, с ним вполне могли бы согласиться. Некоторые другие его высказывания кажутся несколько более спорными, но, по-моему, в целом все-таки верны. Во-первых, Стиглиц совершенно справедливо подчеркивает, что в мировой экономике ресурсы распределяются очень неравномерно. Богатые страны устанавливают правила, а потом самым лицемерным образом обходят их. Возмутительно поступает Вашингтон, сначала заставляя бедные страны открыть свои рынки, а затем, при помощи тарифов и антидемпинговых мер, препятствуя экспорту их товаров в США. Стиглиц заклеймил Пола О-Нилла, бывшего министром финансов США, за то, что тот, в бытность свою главой корпорации "Alcoa", пытался провести через американское правительство решение о создании глобального алюминиевого картеля, с тем чтобы защитить интересы собственной компании. Если это действительно так, то это и в самом деле факт совершенно возмутительный. Во-вторых, Стиглиц, скорее всего, прав, подчеркивая опасность либерализации рынка капитала в малоразвитых странах. С этим утверждением теперь согласен даже МВФ. В-третьих, деятельность и МВФ, и Всемирного банка, как любой иной бюрократической системы, должна быть прозрачной и подвергаться внешним проверкам и независимым экспертным оценкам. Вплоть до последнего времени эти требования не всегда соблюдались.

Можно также согласиться и с тем положением Стиглица, что победа над инфляцией и бюджетным дефицитом, достигнутая любой ценой, может в итоге обернуться поражением. Хотя инфляция выше 50% в год губительна для экономики, ее снижение, скажем, с 20 до 10% чаще всего обходится экономике слишком дорого. Бюджетный дефицит не всегда рушит доверие к макроэкономической политике государства. Верная расходная политика, даже несмотря на то, что не может проводиться государством длительное время, может помочь заслужить политическое доверие граждан к проводимым реформам, повысив тем самым уверенность в будущем росте. Неудачными средствами для обеспечения сбалансированного бюджета, на которые указывает Стиглиц, являются введение платного среднего образования и уменьшение субсидий на питание в развивающихся странах.

Однако все эти рассуждения являются отступлениями от двух основных тем, которые Стиглиц избрал для обсуждения. Первая из них v это неверные решения, которые МВФ принимал в процессе управления международной финансовой системой. Автор утверждает, что МВФ, требуя в 90-х годах от развивающихся стран в обмен на помощь придерживаться политики урезания расходов и сохранять высокие процентные ставки по кредитам, только усилил кризисы, поразившие эти страны. Он считает, что МВФ совершенно напрасно требовал от развивающихся стран (начиная с Эфиопии и кончая Индонезией) сбалансировать бюджеты, пусть даже ценой экономического спада. Вместо этого, настаивает Стиглиц, МВФ должен был выполнять функции, которые изначально обозначил для него Кейнс: кредитовать агрессивную монетарную и фискальную политику при сохранении полной занятости населения. Если банки и компании не способны платить по своим долгам, то правительству следует взять на себя смелость объявить о замораживании всех выплат по этим долгам и провести быструю реструктуризацию таких компаний, причем особо даже не меняя состав управленцев. МВФ не должен финансировать деятельность стран по поддержанию стабильного курса национальной валюты. Международную помощь необходимо направлять скорее на поддержание общего уровня спроса в странах, столкнувшихся с естественным временным спадом деловой активности.

Данные меры представляются Стиглицу сами собой разумеющимися, и их эффективность не вызывает у него никаких сомнений. Он обвиняет должностных лиц МВФ, не согласившихся утвердить предложенные им меры, в том, что они сделали это "из упрямства". "Они не желали менять своего мнения даже под влиянием фактов, которые, по-моему, убедительно доказывали их неправоту", v пишет он (с.129).

Надо отдать Стиглицу должное: вполне возможно, что азиатский кризис 1997v1998 годов был осложнен попытками навязать странам политику снижения расходов. Готовые к активным действиям, правительства еще до начала кризиса снизили уровень инфляции, сбалансировали бюджеты, а в некоторых странах доходы даже превышали расходы. Однако в их случае было бы гораздо разумнее проводить более мягкую политику снижения расходов и налогового бремени v по примеру США во время экономического спада (отвечая Стиглицу, Кеннет Рогофф подчеркивает, что МВФ все-таки допускал наличие бюджетного дефицита в азиатских странах и быстро отказался от требования проводить политику снижения расходов).

Однако кризис, поразивший Таиланд, Корею и Индонезию, существенно отличался от кризиса в других странах. В Латинской Америке и посткоммунистических государствах кризисы обычно происходили потому, что власти пытались покрыть дефицит бюджета за счет печатания денег. В этих случаях низкий рост или спад ВВП является следствием, скорее, глубоких структурных проблем, связанных с переходом от плановой экономики к рыночной, с неэффективностью рынка труда. К естественным колебаниям деловой активности эти кризисы не имели никакого отношения. В таких условиях поддержание общего высокого спроса является верным способом лишь усилить рост инфляции, что в свою очередь ведет к еще большей утечке капиталов за рубеж и спаду ВВП. Стиглиц, критикуя МВФ за навязывание политики снижения расходов в качестве средства борьбы с кризисом, вырабатывает свою собственную позицию. Он, похоже, считает, что все кризисы, при которых МВФ старается помочь, вызваны неадекватным уровнем спроса. Все экономические "болезни" являются разновидностями главной, описанной в кейнсианской экономической теории. Если возникают проблемы с ростом ВВП, то это значит, что расходы государства слишком малы, а процентные ставки по кредитам слишком велики. (Стиглиц может не относить себя к сторонникам подобных идей; на страницах 121v123 он оговаривает, что его видение проблем не сводится только к этому, но, похоже, забывает об этом на остальных страницах книги; его выводы и рекомендации полностью укладываются в вышеизложенную парадигму.) Для одних случаев данный подход пригоден, для других v нет. Если следовать логике Стиглица, то в России должны были быть высокие процентные ставки по кредитам, однако в реальности все происходило как раз наоборот (см. ниже).

Что трудно понять, так это то, что в своей критике линии МВФ Стиглиц легко переходит на личности. Он считает, что решения об одобрении тех программ фонда, которые ему не нравятся, были приняты горсткой людей, стоящих во главе этой финансовой организации. Особо достается за его деструктивную роль Стэнли Фишеру, бывшему директору-распорядителю МВФ. Именно он и другие конкретные лица оказываются, по Стиглицу, виновными в том, что направили МВФ по неверному пути, отличному от того, что предлагал сам Стиглиц, а предлагал он помогать странам, переживающим экономический спад, увеличивать объем денежной массы, финансировать развитие медицинской и образовательной систем в странах "третьего мира", бороться с бедностью, перераспределять землю в пользу фермерских хозяйств (с.81, 87).

Почему Стиглиц вдруг опускается до уровня выяснения личных отношений, понять трудно. Не предоставляя при этом никаких доказательств, он утверждает, что Стэнли Фишер был "нечист на руку" и "добросовестно исполнял все, что ему предписывали" банкиры с Уолл-Стрит. Конечно же, есть более простое объяснение тому, что МВФ отверг программы, поддерживаемые Стиглицем, v и это объяснение никак не связано с идеологическими соображениями или двойной моралью. Большая часть мер, которые предлагает предпринять автор, находятся вне пределов компетенции МВФ. Фонд не имел никакого права использовать деньги своих членов для достижения этих целей, и личные пристрастия Стэнли Фишера или Мишеля Камдессю не играли при этом никакой роли.

Устав МВФ, который подписывают все страны-участницы, действительно дает фонду полномочие предоставлять помощь странам, в которых наблюдается кризис платежного баланса (хотя и "при соответствующих обстоятельствах"). Но в документе ничего не говорится о помощи странам, находящимся на пороге общего экономического спада, как того хотелось бы Стиглицу. В документе также нет ни слова ни о поддержке систем здравоохранения и образования в странах "третьего мира", ни о фермерских хозяйствах. Стиглицу прекрасно известно о существовании международного разделения труда. Экономическое развитие и создание социальной инфраструктуры прямо относится к компетенции Всемирного банка, в котором он служил. И непонятно, почему же он не проводил свои идеи в жизнь, работая во Всемирном банке, а занимался тем, что поучал Фишера?

Вторая тема, которую затрагивает в своей книге Стиглиц, v это то, как проводились реформы в посткоммунистических странах. Слишком многие страны, подталкиваемые, как он считает, МВФ, "шоковую терапию" предпочли "постепенному переходу". Он утверждает, что "постепенный переход" доказал свою эффективность v "черепаха обогнала зайца". Он также считает, что хотя приватизация в определенных обстоятельствах и необходима, тем не менее ее не следует проводить ни слишком рано, ни слишком быстро. Неудачу как "шоковой терапии", так и "быстрой приватизации" он поясняет на примере России, который он считает наиболее показательным в этом отношении.

Данные утверждения заслуживают отдельного рассмотрения. Чтобы присудить победу "черепахе", Стиглиц прибегает к довольно странной классификации своих "животных". Польша, которая всегда считалась случаем применения "шоковой терапии", оказалась у него страной, осуществившей "постепенный переход". Если использовать объективные критерии оценки, то "заяц" окажется далеко впереди. В 1994 году Европейский банк реконструкции и развития дал оценку тому, как далеко в 25 посткоммунистических странах продвинулись реформы в различных сферах, таких как торговля, приватизация малых и крупных предприятий, сектор банковских услуг и т.д. Радикально реформируемые страны, то есть те страны, в которых реформы продвинулись дальше всего, имели с 1989 по 1998 годы более высокие показатели темпов роста, чем государства, в которых реформы продвигались медленно. Такая зависимость неуклонно прослеживается, какие бы аспекты процесса мы ни рассматривали: либерализацию цен, реформу торгового сектора, приватизацию, и на чьем бы примере мы ни пытались их проанализировать v будь то восточноевропейские или постсоветские страны, взятые ли вместе или каждая по отдельности. Безусловно, для того чтобы делать однозначные выводы, необходим более сложный анализ на основе точных данных, но прямая зависимость между быстрым ходом реформ и экономическим ростом видна с первого взгляда.

Вообще, вся глава о России пестрит фактическими ошибками. Первое неверное утверждение встречается уже в предисловии, в котором Стиглиц пишет, что был в Белом доме в 1993 году, "когда Россия начала свой переход от коммунизма". Собственно говоря, он, кажется, припозднился к этому моменту v ведь коммунистический режим пал в 1991 году. Стиглиц также пишет о "высоких процентных ставках по кредитам" в начале 1990-х годов (с.142v143). (Очевидно, что имеются в виду 1992v1993 годы, поскольку речь идет о последствиях либерализации цен.) На самом деле в этот период реальные процентные ставки имели отрицательное значение. В качестве примера того, как региональные власти облагали бизнес различными непомерными сборами, автор приводит Новгородскую область, в которой на самом деле климат для развития бизнеса является одним из наиболее благоприятных.

Стиглиц достаточно отрицательно v что вполне справедливо v отзывается о залоговых аукционах в 1995v1996 годах (он почему-то упорно называет их "кредитами, предоставляемыми под залог акций"), но приводимые им факты не всегда соответствуют действительности. Он утверждает, что приватизация позволила олигархам растащить активы предприятий. На самом же деле большинство олигархов обогатились за счет активов еще до приватизации, действуя вкупе с различными должностным лицами. Самый известный из олигархов, Борис Березовский, обогатился, получив контроль за денежными потоками "АвтоВАЗа" и "Аэрофлота" v в то время еще государственных компаний. По версии Стиглица, олигархи, приобретшие компании на приватизационных аукционах, "поставили их на грань банкротства". Автор, скорее всего, не читал свежих деловых газет. С 1996 по 2001 год рыночная капитализация компании Михаила Ходорковского "Юкос" выросла в 12 раз, "Сибнефти" Бориса Березовского v в 10 раз, а "Норильского никеля", принадлежащего империи Владимира Потанина, v более чем в 2 раза. Компании, попавшие в руки олигархов при приватизации, в большинстве случаев стабильно работают, увеличивают свою прибыль и капитализацию, не сокращая при этом объема производства.

В книге высказывается довольно необычное предположение, что правительство специально завышало обменный курс рубля в середине 1990-х, чтобы олигархи смогли "набить карманы". На самом деле олигархи много теряли из-за завышенного курса, поскольку их нефть становилась менее конкурентоспособной. (В то же время нельзя сказать, что всем им была выгодна девальвация, происшедшая в 1998 году, поскольку к тому времени у их банков было внушительное количество долговых обязательств в иностранной валюте, и тогда как одним девальвация была выгодна, другим нет.) Стиглиц также утверждает, что высокие реальные процентные ставки по кредитам привели к завышению курса национальной валюты. Однако завышение произошло в основном в 1992v1993 годах, когда процентные ставки имели отрицательное значение. Только с 1994 года эти ставки приобрели положительное значение. Завышение курса происходило, однако, практически во всех посткоммунистических странах, вне зависимости от величины процентных ставок.

Стиглиц повторяет старый тезис о том, что российские реформаторы "проводили политику в соответствии со своими идеологическими убеждениями и экономическими моделями из учебников по экономике". Из всех реформаторов Стиглиц упоминает лишь Егора Гайдара, но при этом четко обозначает, что не считает его экономические взгляды упрощенными, а политические v наивными. "Он [Гайдар] хорошо разбирается в экономике" (с.261). Так кем же на самом деле были эти идеологи свободного рынка? Люди, придерживавшиеся более традиционных взглядов на рыночную экономику, такие как Андрей Илларионов, не занимали в тот период никаких публичных должностей.

Любимым примером Стиглица является Китай, в котором вот уже два десятилетия наблюдается феноменальный экономический рост. Секрет китайского чуда он видит в постепенной либерализации цен, в эффективном регулировании деятельности публичных институтов и банковского сектора и в отсутствии негативных последствий приватизации. Китайское правительство не передало земельные участки в частную собственность, а отдало их в долгосрочную аренду и способствовало созданию смешанных товариществ с участием государственного и частного капитала v таких, как местные (сельские) предприятия (township/village enterprises v TVE).

В этой части рассуждений есть два упущения. Во-первых, было бы неверным утверждать, что причиной роста китайской экономики является эффективное регулирование и банковские институты. Хорошо известно, что в китайской судебной системе широко распространена коррупция и что существует проблема неисполнения судебных решений. В то же время четыре крупнейших банка страны не в состоянии выплачивать свои долги, равные примерно 200 миллиардам долларов. Они до сих пор и существуют лишь потому, что население Китая держит в них чрезвычайно большой объем своих вкладов и их сумма постоянно растет. Сотни миллиардов долларов сбережений китайских вкладчиков бесплодно тратятся на поддержку неэффективных предприятий. Теперь несколько слов относительно постепенной либерализации цен и предпочтительности аренды земли и земельных товариществ по отношению к приватизации. Стиглиц, похоже, не знает, что именно эти меры и были предприняты в бывшем Советском Союзе. С 1988 года Михаил Горбачев разрешил создание кооперативов, которые могли самостоятельно устанавливать рыночные цены на свои продукты. Крупным государственным предприятиям было разрешено переходить на самоокупаемость, продавать часть своей продукции по рыночным ценам и создавать кооперативы. Местные власти также могли создавать кооперативы наподобие китайских местных предприятий. (Московское правительство, в частности, проявило особый энтузиазм и в полной мере воспользовалось этой возможностью.) Семьи стали получать земельные участки сельскохозяйственного назначения в аренду с 1988 года. К 1991 году китайская модель привела Россию к жесточайшему кризису, который достался по наследству Борису Ельцину и Егору Гайдару. Реформаторы пошли на либерализацию цен не потому, что были "убежденными рыночниками", а потому, что к концу 1991 года запасов зерна оставалось всего на несколько месяцев, в городах стояли очереди за хлебом, а колхозы отказывались продавать урожай.

Впрочем, давайте оставим разговор об эпохе Горбачева. Во многих бывших советских республиках были предприняты попытки проводить экономические реформы плавно и постепенно. Достаточно провести одни выходные в Ташкенте или Минске, чтобы понять, к чему эти попытки привели. Один белорусский экономист рассказывает историю, которая якобы с ним произошла, и звучит она не слишком уж невероятно. Не так давно Президент Республики Беларусь Александр Лукашенко, известный своим авторитарным стилем правления, обратился к этому исследователю и попросил рассказать о взглядах американского ученого Джозефа Стиглица. Тот кратко изложил их основное содержание. Выслушав рассказ, белорусский автократ ответил: "Я уже восемь лет претворяю в Белоруссии в жизнь именно то, за что Стиглиц получил Нобелевскую премию".

Самым сильным впечатлением от кризисов 1990-х годов оказалось осознание того, как плохо экономисты понимают происходящие события. Сказывается ли на положении в мире нехватка средств, страдает ли глобальная экономика от недостаточной ликвидности? Если да, то может ли МВФ, живущий по кейнсианским принципам, перенаправить необходимые средства в страны, которые переживают экономический упадок, при этом не развращая их субсидиями и не способствуя усилению инфляции? Что чаще вызывает финансовые кризисы v слабость национальной экономики или, напротив, слишком активные действия международных инвесторов? Что вызвало экономическую стагнацию в странах Африки v навязанные им кредиты? Негибкость рынков? Несбалансированность макроэкономических показателей? Или, может быть, отсутствие гарантий права собственности? Почему так резко увеличился уровень безработицы в Аргентине в 1990-х годах? Если государства и международные организации хотят проводить более эффективную политику, то они должны найти ответы на эти вопросы.

И очень хотелось бы, чтобы экономист со столь же острым умом, каким обладает Стиглиц, серьезно занялся бы исследованием этих вопросов. К сожалению, создается впечатление, что сам Стиглиц слишком уверен в том, что ответы на все вопросы он уже знает.

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.