- Ты не знаешь, какое сегодня число?
- Не помню. Четырнадцатое, по-моему. Давай дедушку Адама спросим. Он всегда знает. Дедушка Адам! Какое сегодня число?
Невысокий восточный человек, оторвавшись от приготовления плова, ответил жизнерадостно:
- Канишьно, знаю, мой каспатын. Шишнасатий агдабра твэ дыщы трынасыт кот. Дэн Рустик пресвитр и Елевферия диакона, читаем «Свободы сеятеле пустынный». Или «сеятелю», нэ помну, какой там зватэлный падэж. И нада новий Фэри купить, старий савсэм закончилса.
- Дедушка! Сколько раз просил не называть меня господином! Вы уже давно член нашей семьи. Егорка и Катька вас за дедушку считают. И мы все тоже.
- Слушай, я давно хотел спросить. Откуда у вас взялся этот дед? Он у вас как няня работает? Странно, что кавказца наняли.
- Да он не кавказец.
- А кто?
- Это долгая история. Десять лет назад идем мы с Мишкой и Пашкой по Крымскому валу. Концерт какой-то был или что, не помню. Идем, обсуждаем что-то, не помню уже, что. Ну, уже поздно было. А, мы наверное, возвращались от кого-то. Пытались поймать тачку, ни одной машины, хотя там обычно легко ловится. Ну, это, в общем, уже было часа три ночи. Ну, мы начали кого попало останавливать. Видим, какой-то грузовик, вроде как тормозит. Я говорю: «Так там, наверно, нет места для двоих». Пашка все-таки пошел с ним там говорить. Вдруг из кузова вываливается мешок, здоровый довольно-таки. Грузовик тут же уезжает. Видим – мешок вроде как шевелится. Ну, и форма у него такая, как будто в нем человек лежит. Или поросенок, не знаю. Мы подошли – так и есть. Человек, явно совершенно лежит, и в мешке дырка, чтоб дышал. Но только он через нее не дышит, а смотрит. Черный такой здоровенный глаз. Смотрит и мигает. Ну мы базарили, открывать не открывать, потому что понятно разборки какие-то, мало ли кто, но с другой стороны человек-то живой, потом из-за него в аду гореть. Открыли. Смотрим – мать честная! Ну ты сейчас, может быть не помнишь, а десять лет назад большая была буча. Америка там на Ирак напала, ну в общем, военщина, понимаешь. И там в этом Ираке был такой кекс – президент, премьер-министр, я уж не помню. По телеку его все время показывали, американцы его искали тогда. Ну он у них самый главный был чувак. В общем-то, конечно, диктатор. Ну вот, звали Саддам Хусейн. Не помнишь?
- Ну, чего-то такое помню. Это которого они так и не нашли, что ли?
- Ну да, не нашли.
Дедушка Адам на кухне громко и многозначительно кашлянул: - Нэ нада, можэт, рассказывать? Опасно всо-таки.
- Да ну, дедушка, десять лет назад, все уже обо всем забыли.
- Нэт, вы этих амэрыканцэв нэ знаете. Эта такой народ...
- Ну вот, короче, оказался Саддам. Теперь прикинь: лежит мешок, в мешке диктатор, а за его голову американцы тогда 25 миллионов выдавали. Это тогдашними деньгами, кстати. Ты, вот, что бы стал делать?
- Ну, не знаю. Подумать надо.
- Ну вот и мы тоже сразу не решили. Привезли его домой. Другую уже тачку взяли. Дома распаковали из мешка вынули и на пол положили – он был слабенький еще – не очухался. В гостиной его положили а сами пошли на кухню совещаться. Ну, с одной стороны, жуть, конечно. Чувак собственный народ газом, говорят, морил.
Тут дедушка Адам из кухни:
– Нэ марыл я никому.
- Ну я не знаю, у нас тогда писали, что вроде злой чувак, хотя американцы, конечно, хуже. По телеку его каждый день показывали. Ну и американцы здоровенные деньги давали за него. Представляешь, такие бабки. Ну я не знаю, самолет можно было купить. Я и тогда тоже ничего получал, но все-таки, не столько же. Ну вот, Анька пришла. Она тогда с Егоркой как раз беременна была. Ну, ты ее знаешь. Плачет, истерика. Разбомбят, говорит, нас, они на все способны. Сдавай в ментовку, чего-то такое. «Ну, а сдадим, говорю, не разбомбят? Все равно ж разбомбят». Ну вот, тыры-пыры, не знали, короче, что делать. А тут Катюшка.
- Катюшька, золотцэ мае, - дедушка Адам комментировал на кухне, домывая посуду.
- Она все это время с ним сидела. Приходит на кухню, подслушивает. «Не отдавайте, - говорит, - дедушку. У него борода смешная, пушистая». Ну вот, это все и решило. Ну, а действительно, живой человек. Ну, а эти 25 миллионов – да ну, иудины. Ну, вот, значит его пока оставили. Он пока в себя приходил, и слова сказать не мог. Ну, а Анька поехала к батюшке своему советоваться.
- А у нее кто, отец Филипп, что ли?
- Ага, да. В Даниловом. Отец Филипп сам приехал. Тоже сидел с нами тут. Ну, решили, что человека выдавать нехорошо, не по-христиански, а надо ему помочь. Оставим пока. Из дома выпускать не будем.
- А дальше?
- Дальше так само пошло. Сначала мы с Катюшкой его русскому языку учили. Он, кстати, головастый дед. Целой страной управлял сорок лет.
Дедушка с кухни: - Тридцать чэтирэ, если быть точным.
- Ну вот, у него потихоньку пошло. Потом на филфаке наняли специалиста, три раза в неделю приходила, ну мы по пятнахе давали за час. Учила тоже русскому. Ну вот, через два месяца он уже нам говорил: «кушять хачу», или «бэдный страна моя», «американцы – казлы», и ещё Катька его научила смешному стихотворению: Дедушка Адам, помните?
- Ага, - с готовностью выпалил дедушка Адам, - Адын амэрыканэц засунул в жёпу палэц. И думаэт, что он включает патэфон.
Гости рассмеялись.
- Ну вот, он у нас через полгода уже по-русски болтал, ну примерно как Этуш в фильме «Кавказская пленница». С небольшим акцентом. А еще говорят, в старом возрасте язык очень трудно выучить. В Ирак мы ему не давали звонить домой. Хрен его знает, может у них там все прослушивается.
- А у него там что, разве кто-нибудь остался?
- Ну, сыновей у него убили. А дочери уехали в Иорданию, им дали политическое убежище. Ну, там разные дяди, тети, племянники. Это же Восток, понимаешь. Потом, по нему там знаешь как фанатели тогда. Ну вот. Да он и сам особо уже потом не рвался. Сказал, хочет новую, спокойную жизнь начать. Ну, и он стал потихоньку полезные разные вещи дома делать, на дачу его возили, он у нас копал. Ну, дома убирается. Вот готовит очень хорошо. Чистоплотный. Ну, а потом, Егорка же родился. Ну вот, мы его к нему приставили. Он песни такие интересные поет, колыбельные. Дедушка Адам, спойте то, что вы тогда Егорке пели... А, ну у него сейчас нет настроения. Ну, спойте. Катюш, ты его попроси. Он тебе никогда не откажет.
- Спойте, дедушка!
***
Ну вот, мы даже думали, он Егорку арабскому научит. Но Анька против. Говорит, ненужный сейчас язык. Ну, что еще? Окрестили мы его тут. Это отец Филипп постарался. Он сначала вроде так враждебно. Не хотел. А потом – ну ты ведь знаешь отца Филиппа. Ну вот, однажды мы приходим с Анькой с работы, а дедушка нам: поехали. И подмигивает так. Мы говорим: куда? А он: куда-куда, крэститца паехалы! Ну и нарекли его в честь Первочеловека Адама… В общем-то можно было и Саддамом оставить, но отец Филипп говорил, что плохие ассоциации у этого имени. Садизм, содомия там. Ну вот, стал Адам… А Еву мы ему пока не нашли.
- Эхь, не надо мнэ Ева. Я ы так у вас тут как в раю живу. И старий ужэ. Но Господа Бога благодарю, что попал в вашю добрую русскую сэмьу. И истынный пут к сэбэ нашоль. Аминь.
Все гости перекрестились и набросились на плов.
