Я вовсе не писатель на политические или остро социальные темы. Ан, как ни вертись, все оборачивается таковым. Прямо как при советской власти: что ни сделаешь – стишок ли напишешь, погулять ли пойдешь вместо собрания, панковский хайер отпустишь – все антисоветская деятельность получается.
Помнится, еще при этой самой помянутой советской власти как-то повел я своего малолетнего сына в местную поликлинику. А там, как водится (как водилось в те времена), - на стене портреты членов Политбюро. Наивное дитя и спрашивает:
- Кто это такие?
- Наши вожди, – отвечаю.
- Как это? – удивляется сын. – Ты же говорил, что вожди бывают только у диких племен.
А вот и нет! Вот и не только у диких племен.
Вообще-то тяга к архаизации вполне обиходна в человеческом общежитии – с вечно неумирающим мифом о Золотом веке. Это особенно проявляется во времена серьезных социальных трудностей и социо-психологических сломов, связанных с кардинальными государственно-политическими изменениями.
Вот тут-то как раз и о вождях-царях и их подданных. То есть про новый закон о казачестве. Я не обсуждаю всех его возможных положительных сторон и различных не менее серьезных опасений и возражений. Это делают другие - доки и специалисты. Но лично мне прежде всего бросилось в глаза решительное подтверждение и непомерное расширение в нем за пределы частной жизни и ограниченно коммунных предпочтений помянутых явных черт архаизма.
И это не единственная примета нашего времени. Те же вполне предсказуемые младо-комсомольские “Наши” или назначение на кормление губернаторов – все знаки разновременного и разнокультурного прошлого, опять имплантируемые в пока незатянувшиеся новым мясом еще теплые их родовые ниши. Впрочем, это, действительно, не в новинку. Россия всегда жила напластованиями огромного количества разнесенных во времени историческо-культурных возрастов. И, конечно же, со временем архиачность социальной структуры, предложенной казачеству, придет в жесткое противоречие с современным глобализирующимся социумом. В пределах XX-го века нам вполне известны реакции традиционного сознания на социальный прогресс. Скажем, на первую массовую урбанизацию. Реакция на нынешнюю мегаполизацию отражает те же попытки упрощения по знакомым образцам. Восстание простоты на сложность. Попытка вернуться к организации “порядка” по простым и знакомым способам, порожденными совсем иными эпохами и социальными отношениями (кстати, плетка немногим отличается от розг шариатского суда).
В данном случае, все, конечно, зависит от количества людей, затянутых в данные социально-архаизирующие проекты, и их незавязанности в новых социальных структурах. То есть выбитости из жизненных ниш. Они-то, собственно, не лидеры, но питающая масса подобных движений. Кстати, это отнюдь не означает полного отказа от достижений и продвинутой техники. Нет. Вполне пригодятся те же масс-медиа и современные вооружения. Но и они со временем приходят в противоречие с подобного рода сознанием и культурно-бытовой ориентированностью. И Советский Союз сокрушили вовсе не Горбачев с Ельциным, а именно вот это самое.
Что же ожидает казаков при реализации иного (скажем так, “прогрессивного”) социо-культурного сценария? Ну, если, конечно, у них все еще сохранится к тому времени подобная страсть быть таким вот показательно-реликтовым образование – ради Бога. Собственно, по всему свету, даже в самых промышленно-развитых странах можно обнаружить сходные национальные, религиозные группы или сословные группы (типа того же нашего нынешнего Дворянского собрания), сохранившие черты своего традиционного быта. При отсутствии претензий перенести свой опыт и правила на весь окружающий социум и при соблюдении всеобщих юридических правил, в них даже полно обаяния. Они являют неложный пример возможности и в наше время выживания в противостоянии доминирующей, не всегда приятной и легкой для приятия культуре. И, возможно, долгий ненасильственный опыт этого свидетельствования обратит внимание запутавшегося мира в их сторону. Может быть.
Но, в общем-то, как помните:
- Где тут другая сторона?
- На другой стороне.
- Да? Странно. Только что был там, мне сказали, что она здесь.
