Статья Виталия Лейбина "Борис Ельцин и свобода осмысленного высказывания" попала в самый нерв общественной дискуссии - судя, в том числе, по разнообразной реакции и откликам, поступившим в редакцию. Мы публикуем два из них. Первый написан одним из реальных руководителей движения "Демократическая Россия" в начале 1990-х годов Владимиром Боксером, второй - преподавателем истории и публицистом Дмитрием Ермольцевым. Авторы обоих текстов неоднократно публиковались на стрницах "Полит.ру".
Интеллигенция немного со стороны
По поводу программной статьи В. Лейбина «Борис Ельцин и свобода осмысленного высказывания»
В эти дни окололиберальная интеллигенция испытывает комплекс чеховской попрыгуньи, которая только после смерти мужа «вдруг поняла, что это был в самом деле необыкновенный, редкий и, в сравнении с теми, кого она знала, великий человек…Прозевала, прозевала.». Даже те, кто вложили столько творческих усилий в раскручивание брэнда «Семья», в популяризацию музыкальных достижений дирижёра Б. Ельцина, осознали вдруг, что он был гарантом не только конституции, но и свободы их творчества. Правда с плакатами «Простите нас, Борис Николаевич» никто из них, да и из нас, замечен не был. За что каяться? Нет, не за то, что умер – все мы смертны —, а за то, что умер в такое время и за то, что мы живём в такое время. Одним словом — за такое время.
А не оставили бы первого президента России наедине с проблемами страны, подставили бы плечо, разделили бы с ним ответственность за новую Россию «вышли бы из позиции диссиденства» – глядишь и жили бы сейчас в ином времени, в котором « было бы больше места идеалам и ценностям и меньше грубого бюрократизма» — справедливо полагает публицист Виталий Лейбин.
Очень своевременный разговор инициировал бывший главред «Полит.ру».
Правда в своей статье он призывает не столько к покаянию, сколько к анализу допущенных ошибок. Чтобы, как говорится, не наступить на те же грабли на новом историческом витке. И, обращаясь через голову редакции ко всему цеху публицистов и – шире – к российской интеллигенции как сословию, предлагает обсудить «наши общие основания». Под которыми явно подразумевает извечную проблему отношения интеллигенции к государству (читай – к власти). При том, что часть данной работы им уже проделана: по крайней мере с двумя интеллигентами – Гарри Каспаровым и Эдуардом Лимоновым — «многое успели обсудить» И «поняли, что до оснований их позиции добраться сложно – там какой-то затык».
Лидеры «Другой России» упомянуты Лейбиным не к слову. От смерти Ельцина перекинут мостик к другому важнейшему информационному событию второй половины апреля – разгону марша несогласных в Москве.
Ну как, казалось бы, связать в рамках одной статьи избиение (а в лучшем случае разгон) пришедших на манифестацию многих знакомых интеллигента В. Лейбина и уход из жизни девять дней спустя того, чья историческая легетимация ассоциируется со свободой для россиян? Самый банальный, лобовой подход, наверное: «не выдержало больное сердце старого человека, когда на его глазах надругались над одной из последних — ещё формально сохранившихся свобод – свободы собраний и шествий». Или: «Интеллигенция! Извлеки уроки из своей ошибки. Отстранилась от власти, при которой у тебя была подлинная свобода, не вышла тогда из позиции диссиденства, не разделила с той властью ответственность за свободную страну, а теперь – при новой власти – эта свобода шаг за шагом урезается. Так используй все мирные законные средства, чтобы не свели её совсем на «нет.» И. т. п.
Но в чём- чём, а в банальности и лобовых приёмах тонкого публициста Лейбина упрекнуть нельзя. И следует такой нетривиальный заход (для краткости приводится в изложении): «Интеллигенция! Отстранилась от власти, при которой у тебя была подлинная свобода. А теперь при новой власти страдаешь от грубости бюрократизма и от ограничения свобод . Так извлеки уроки из своей ошибки. Выйди из позиции диссиденства теперь и раздели ответственность за страну… с той самой властью, которая эти свободы и ограничивает».
Понимание того, что для сословия, «ответственного в России за гуманитарные принципы и идеалы», означает разделить (или «нести») ответственность за страну, может, конечно, быть разным. И некоторые могут предположить, что по отношению к обсуждаемому событию — избиению участников «марша несогласных» — это как раз и означает «критику (действий властей, В. Б.) с точки зрения идеалов гуманизма». Но, насколько я понял В. Лейбина, такая критика представляется ему бессодержательной, а лежащая в её основе позиция бессмысленной.
Нет, он не против критики как таковой. Но критическому разбору надо в первую очередь подвергнуть не тех, кто бьёт, а тех, кого бьют. Не пристало, оказывается, интеллигентскому сословию вступаться за избиваемых «без обсуждения целей и содержания их деятельности».
Что ж, я, например, во многом разделяю мнение автора по поводу позиции Каспарова и, особенно, — Лимонова и, как минимум, не в восторге от содержания их деятельности, тем более – совместной (а цели – уверен — у них разные). Но является ли затык в основаниях позиции основанием для мордобоя? И должна ли интеллигенция вести себя по отношению к власти своего (не чужого, не «этого») государства подобно тёще персонажа из «Супруги»? (раз уж мы выбрали сегодня обращение к творчеству А.П.Чехова): «…если бы дочь душила человека, то мать не сказала бы ей ни слова и только заслонила бы её своим подолом».
Как ни крути, ответы упираются в понимание того, в чём заключается миссия российской интеллигенции в переживаемый период, а собственно – и на все времена.
Небольшое отступление. Помнится в «Литературной газете» брежневских времён в рубрике, по-моему, «12 стульев» появился трактат о том, по каким критериям определять подлинного интеллигента (далее цитирую по памяти). По профессиональным? Дворник, к примеру, — уж явно не интеллигент. Ну а если в свободное от уборки двора время он, поставив метлу в угол, 24-й каприс Паганини исполняет? Тогда, выходит – интеллигент? Но, допустим, закончив музыкальные упражнения, он, поставив скрипку в угол, тем же смычком жену за плохо приготовленный обед охаживает? Тогда уже не интеллигент? И т. п.
К сожалению, я запамятовал как звали автора той остроумной публикации. Но точно, что не Виталий Лейбин: по возрастным критериям не вписывается. Да и вряд ли бы был в восторге, если бы его публицистику воспринимали в жанре «12-ти стульев».
Но надеюсь, что пусть он тот текст и не писал, то хотя бы читал. Или прочтёт теперь.
Если сословие – не побоюсь процитировать ещё раз — , «отвечающее в России за гуманитарные принципы и идеалы» ведёт критику тех или иных действий власти «с точки зрения идеалов гуманизма», каковая (по тому же В. Лейбину) «конечно нужна и полезна стране», то выполняет ли это сословие свою миссию интеллигенции? Наверное, да. Но, допустим, это же сословие, поупражнявшись в гуманистической риторике, ставит гуманитарные принципы и идеалы в угол и равнодушно смотрит, как дворник — не столь уж важно — кого — в родном дворе метлой/смычком охаживает. Тогда — что: оно опять же действует в рамках своей миссии? Или последняя заключается в том, чтобы именно за это охаживание( оправдание такового) взять вместе с дворником «на душу грех»?
Было бы однако ошибочно и несправедливо сводить смысл статьи «Борис Ельцин и свобода осмысленного высказывания» к апологетике любых действий властей. В. Лейбин вовсе не призывает сообщество публицистов стать коллективной пресс-службой ОМОНа. Во вторую очередь можно покритиковать и начальство родного государства. Главное, объясняет он интеллигенции, выбрать правильное позиционирование. «Позиция постороннего критика» неприемлема (не потому ли, что как учит наш исторический опыт, она имеет свойство превращаться в позицию критика потустороннего?). И здесь – до недавнего прошлого главный редактор «Полит.ру» — находит безупречное решение: выбор позиции критика «немного со стороны». Этот know how он апробирует на примере «любимого сайта», но — осознанно или нет — распространяет (и с куда большим успехом) на отношение к обсуждаемым действиям властей.
Такая позиция отнюдь не беззуба. Она, например, даже позволяет покритиковать дворника за нецелевое использование смычка.
Вот некоторые выдержки с невольно напрашивающимися комментариями:
«Я, конечно, понимаю тех, кто пошел на марш просто из любопытства или неприятия официальной казенщины. Многие знакомые там были».(Вот и нарвались на вышеупомянутую бюрократическую грубость. Так ведь организаторы, как подчёркивает для объективности без ловушек Лейбин, обидеть норовили). «Думаю, что ряд мер по ограничению свободы шествий избыточен» (А какие тогда не избыточны? ). Неприятно, что телевизор всех «несогласных» без разбора называет запроданцами Запада (Надо, ребята, сначала просортировать); большинство никаких «грязных долларов» ни от кого не получало. (А велико ли меньшинство, которое, выходит, получало?) Как, кстати, и в киевской революции, но это никак не отменяет самого много раз обсужденного факта целенаправленной и недешевой, кстати, деятельности по свержению режима на Украине. (Вот здесь бы – поаккуратней, а то могут и неправильно понять). «Если Каспаров и Лимонов – такие специфические идеалисты» (Очень смелое по нашим временам высказывание), то есть в среде организаторов и люди, которые делают бизнес или карьеру». Далее следует упоминание об одном из них – гнусном манипуляторе» (А в среде организаторов разгона их мероприятий – что все сплошь специфические идеалисты? А есть ли хоть одна политическая сила , в которой, или вокруг которой, не крутились бы гнусные манипуляторы? Вопрос, однако, в том, где с точки зрения теории рационального выбора выгодней и безопасней делать бизнес и карьеру: в ЕР/CР и их молодёжных придатках, или в преследуемых радикально- оппозиционных движениях). «Глупо противостоять государственной агитации и при этом быть инструментом антигосударственной пропаганды». (Что- то даже у завзятых радикалов, если отбросить параклинические девиации, не встречал я антигосударственной пропаганды, а всё больше -- антиправительственную или антирежимную. Многолетнему ли ведущему «Публичных лекций «Полит.ру»» объяснять, что это не одно и то же).
«Позиция «Полит.ру» как я ее понимаю, – это позиция поиска консенсусных оснований для России поверх, например, дурацкого разделения на «либералов» и «государственников», «традиционалистов» и «новаторов». (Насчёт дурацкого разделения – оставляю на совести постмодернистских увлечений автора. А вот по поводу консенсусных оснований для России… так ведь они, помимо прочего, предполагают консенсус общества и власти. Но для этого власть не должна путать консенсус и coitus — interruptus на момент голосования)
Выдержки можно было бы и продолжить. Но зачем? И так всё понятно. Мы, тут, «расслабившись», скатились « в бессодержательную» (читай – с неугодным содержанием) критику» и нам дают сигнал, что «в некоторых очень важных эпизодах позиция должна быть ясней» (читай – лояльнее к власти). Чтобы, не дай Бог, там не подумали, что критикуем со стороны, а мы ведь только – немного со стороны. Мы – это интеллигенция — немного со стороны.
Превратиться в которую призывают российскую интеллигенцию.
Владимир Боксер
«Диссидентство» и смысл
Некоторые соображения по поводу статьи Виталия Лейбина
Я, как нечастый и в определенном смысле периферийный автор «Полит.ру», не могу и не хочу отвечать на замечания по поводу редакционной политики, заниматься апологией редакции. Но некоторые пассажи Виталия Лейбина зацепили меня и как гражданина, и как пишущего человека; они побуждают к полемическому разговору об основаниях нашей деятельности. Тем более, что, по справедливому замечанию самого Лейбина, «лучше всего для начала размышления полемика, критика».
Лейбин пишет: «Нет человека, который бы не мог покритиковать Бориса Ельцина с той или с другой стороны, но уважения к первому лицу собственного государства это не отменяет. «Эта страна» закончилась, начинается «наша страна».
Мне не понятно, почему критерием гражданской и человеческой вменяемости, необходимым основанием ответственного и конструктивного суждения, непременно является уважение к «своему государству» и его «первому лицу», постулируемые Виталием Лейбиным как универсальный принцип. Что, если государство систематически переходит очевидные для некоторого гражданина этические и правовые рамки, а «первое лицо» воспринимается им как узурпатор, манипулятор, политический или военный преступник (я не говорю здесь о Борисе Ельцине, смерть которого послужила поводом для разговора)? Что, если носители верховной власти, владеющие основными рычагами государства, выдавливают гражданина в маргинальное пространство бездействия и безголосья? Его точка зрения не представлена ни в массовых СМИ, ни в парламенте, а попытки общественной активности в легальных рамках наталкиваются на репрессивную реакцию. Становится ли он безответственным критиканом, говоря о государстве (именно о государстве, а не о стране Россия / Франция / Китай, нужное подчеркнуть) – «Не мое!». Кажется, имена Герцена, Чаадаева, Толстого еще не стали у нас нарицательными для обозначения безответственного и негражданского поведения. Даже в Андрея Бабицкого, который, разуверившись в том, что его слово правды о Чечне может что-то изменить, сказал: «Не моя страна» и уехал жить в Прагу, камни бросать как-то не принято. (Я не имею в виду шовинистов и агрессивных представителей официоза).
Конечно, всякая медаль… «Моя страна, но не мое государство», – позиция, в значительной степени скомпрометированная еще русской революционной интеллигенцией, в своем фанатическом негативизме подготовившей национальную катастрофу, все же не лишается права на существование. Позиция «какое бы ни было государство, а мое», – не менее скомпрометирована, часто вынуждает покрывать грехи Отечества; доведя ее до предела, самый добронамеренный гражданин может, применив самовнушение, примириться с тем, с чем мириться «без подлости не можно». В свое время Виталий Лейбин написал для «Полит.ру» программную статью «Так называемая армия», главные мысли которой далеко выходят за рамки собственно армейской проблематики. В этом тексте нет староинтеллигентского, унаследованного от советской эпохи разделения на «мы» и «они». Но, с определенной точки зрения, всякий государственный институт, а значит ,и государство как таковое, может быть взято в кавычки при условии, что не удовлетворяет и не пытается удовлетворять минимальным критериям нашей гражданской совести. Еще средневековая мысль, начиная с Фомы Аквината, если не раньше, проводила различие между истинной монархией и тиранией, в последнем случае снимая с индивида долг лояльности и соучастия, разрешая мятеж. И уж по-крайней мере, позицию разумной критики извне.
Всякое действие имеет противодействие, в греческой политической комедии разбитые на две группы артисты вступали в агон – состязание, где соревнуются две правды; в национальных дискуссиях разумные государственники должны встречаться с разумными «негосударственниками», и не обязательно в логике «холодной гражданской войны».
***
Мне кажется, не очень-то справедливо обвинять тех интеллигентов, для которых в 1992 (почему не в 1991?) государство не стало «нашим». Причина не в догматизме, капризности и высокомерии – многим хотелось шагать в ногу «с правопорядком наравне», да только правопорядка не было видно. «Наше» государство не поступает так, как оно поступало в октябре 1993, в ноябре 1994. Есть люди, для которых государство стало «своим» в 1991-92, а потом снова перестало таковым быть, в т.ч. после октября и ноября. Они не занимали позицию «постороннего наблюдателя» и не сидели сложа руки, а горячо встревали в события, призывали, предлагали, пытались «делать»; правозащитники вытаскивали покалеченных из под государственного катка и оказывали первую помощь, но государство молча отпихивало их с дороги, отмахивалось, поворачивалось спиной. Не смотря на это, социально активная часть той интеллигенции, которую Виталий Лейбин называет «диссидентской», пыталась действовать в рамках институций государства, апеллировать к нему, уже тем самым не ставя между собой и государством барьера. Фиаско т.н. «либеральной оппозиции» было облегчено именно ее лояльностью (при всех риторических наскоках), идейной и тактической двойственностью, неуверенностью, т.е. как раз, говоря словами Лейбина, недостаточной ясностью позиции, переходящей в бессмысленность. Рассуждения типа «это все же наша власть», «это же наш, первый демократический, антикоммунистический, свободно избранный президент, сейчас он попал в плохую компанию, но еще не вечер…», ожидания у моря погоды подрывали «демократическую оппозицию» гораздо больше, чем внешнее противодействие. И «диссиденты» не отказывались от «поиска консенсусных оснований», но в какой-то момент «государство» заткнуло уши и широко раззявило крикливую пасть.
***
Очень интересна оценка Виталием Лейбиным освещения Марша несогласных на «Полит.ру». Что собой представляет высказанное пожелание «яснее выразить редакционную позицию» в связи с Маршем, как не совет редакции отечески «поправить» авторов, «скатившихся в бессодержательную критику»? А то как-то «расслабились», нехорошо. Мне-то критика представляется вполне содержательной, внятной, не односторонней и не агитационной. Даже не вполне критикой – по прочтении всех откликов на Марш, помещенных в «Полит.ру», картина событий выстраивается вполне стереоскопичная, «несогласным» указали на недостатки, даже примеры гуманного поведения ОМОНа приведены.
Что еще надо было сделать, чтобы стать «содержательными»? Отругать организаторов за «экстремизм», мол «сами виноваты», мол «безответственные, провокаторы плюс корыстные технологи», припомнить Мише проценты (Татьяна Локшина, кстати, в разумном контексте упомянула), а Эдичке все остальное? Так этого добра, слава Богу, в лояльных масс-медиа и так выше крыши. С каких пор констатация неадекватности государственных инстанций, их провокативности, означает безоговорочную поддержку оппонентов, в данном случае солидаризацию комментаторов с «большой тройкой» Каспаров-Касьянов-Лимонов? Так вот правозащитников обвиняли в прочеченской позиции на том основании, что их упреки и претензии были в большей степени обращены к собственному государству, чем к «сепаратистам». Просто уровень ответственности государства по определению выше, т.к. оно и является носителем идеи законности, ответственности (и с этим Виталий Лейбин, как «ответственный государственник», наверняка согласится), а разрушительные возможности заведомо больше («отмахнет рукой – улица, отмахнет другой – переулочек. И прибил Илья всю силушку поганую»).
Если авторы, написавшие в «Полит.ру» о Марше, по мнению Виталия Лейбина, сходятся во мнениях, это может означать наличие у них тех самых общих «консенсусных оснований». В этом смысле, предлагаемая Лейбиным «поправка» – уточнение редакционной позиции во избежание бессмыслицы, была бы акцией по искоренению заблуждений и предрассудков. Что ж, это, быть может, также эффективное продолжение поиска и уточнения «оснований». Если происходит именно поиск основы, а не искоренение и вразумление. Если поговорить внимательно, не в смысле даже греческого агона – кто кого превозможет, а в смысле воспоминания, откуда, куда и зачем движемся.
Слава Богу, рамки «Полит.ру» достаточно широки, есть узкая площадка, где надо согласиться и есть территория, где можно разойтись, не упираясь лбами.
Дмитрий Ермольцев
