28 марта 2024, четверг, 17:42
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

27 сентября 2007, 08:00

Интеллектуальная делокализация в России: к чему ведет утечка мозгов по "one way street"?

"Передовая наука",  продолжая обсуждать способы реформирования отечественной науки, публикует мнение доктора физико-математических наук, президента Петербургского
математического общества,
заведующего лабораторией Петербургского отделения Математического Института им. Стеклова Российской Академии наук, профессора Санкт-Петербургского государственного Университета Анатолия Моисеевича Вершика.

"В наши дни сплошь и рядом случается, что если европейское правительство не заботится о развитии науки, то в короткий срок, не превышающий столетия, оно останется позади своих соседей".

Король Пруссии Фридрих II Великий (1712- 1786) 

Дискуссии о судьбах российской науки оставляют устойчивое впечатление о недосказанности и поверхностности того, что говорится и пишется. Это в свою очередь заставляет думать, что многих участников дискуссий заботит лишь внешняя сторона дела, а об истинном положении вещей они предпочли бы либо не говорить, либо представить его не столь удручающим.

Но оно действительно очень тревожное, и предсказать, сохранится ли даже в ближайшем будущем российский научный потенциал, хотя бы в имеющемся виде, сказать очень трудно.  Попытки свести все сложности существования науки к вопросу о недостаточном финансировании, частые заявления о том, что все проблем решатся с помощью высоких зарплат и увеличения средств – неубедительны и, на мой взгляд, ложны. Очевидно, что страна, в которой зарплата профессора или старшего научного сотрудника много меньше зарплаты водителя троллейбуса, не может иметь современной науки, и уважения к такой стране в мировом сообществе быть не может. Но разумное финансирование – это лишь необходимое, и даже не главное условие для ее дальнейшего существования. Более того, финансовый вопрос заслоняет куда более важные проблемы российской науки, без понимания которых невозможно составить правильную программу действий.

Ущербны, как мне кажется, и дискуссии о дальнейшей роли Академии наук, министерств, о разделении функций и полномочий между ними и пр. Конечно, небезразлично, кто будет распоряжаться материальной частью, бюджетом, определять планы исследований, давать гранты, как ограничить произвол чиновников и пр.

Но ведь понятно,  что никакие реформы не способны в одно мгновение изменить сложившуюся десятилетиями практику без кардинального ухудшения того, что еще осталось. Поэтому  родовые дефекты самой структуры советской науки, закрепившиеся на протяжении десятков лет, нельзя исправить никакими постановлениями, к тому же плохо и наспех продуманными. Кроме того, надо еще сначала и признать, сказать вслух об  этих дефектах, а не только твердить о том, каких высот в советское время наша наука достигла.

Можно и плодотворно говорить сейчас лишь о мерах и предложениях, которые мало зависят от того колоссального груза наслоений, доставшихся нам в наследство от прошлой и нынешней практики. Эти меры должны быть нацелены на преодоление хотя бы некоторых вопиющих бессмыслиц, к которым мы так привыкли.

Здесь я хочу сказать лишь об одном важном круге вопросов, (и об одном круге бессмыслиц) о котором почти не говорится, и высказать некоторые предложения.

Особенность российской фундаментальной науки (я в основном имею в виду математику и теоретическую физику), окончательно оформившаяся к настоящему времени, состоит в том, что она стала не вполне российской. Я имею в виду, что те 4-5 волн эмиграции, имевшие место в ХХ  веке, рассеяли по всему миру ученых, получивших образование и начавших научную деятельность в России. А в последние 20 лет стало уместным спрашивать: а, собственно, в самой ли России (или более осторожно, – только ли в России) сосредоточилась российская фундаментальная наука? Шаблонные ссылки, на то, что brain-drain (утечка мозгов) есть, действительно, обычное явление в современной научной жизни, – есть лукавая попытка уйти от неприятной правды и как бы пристроиться к мировой практике. В случае России и, может быть, некоторых  стран Восточной Европы это вовсе не утечка мозгов, а то, что надо назвать бы делокализацией мозгов. Сейчас стало очевидным,  что сотни, а, может быть, и тысячи первоклассных российских специалистов, выходцев из российских научных школ, и ставших на ноги в России, находятся почти одновременно и в России, и вне нее или только вне ее. И их связи с Россией еще не совсем потеряны.

Я мог бы привести десятки примеров того, как семинары, конференции, миникурсы собирают нынешних и бывших российских, а теперь имеющих постоянные места в университетах, рассеянных по всем миру, ученых, тесно взаимодействующих между собой, пишущих совместные работы и пр. Это – реальность, которую знают активно работающие математики и физики, но которую по российской привычке если и знают «там, наверху», то не хотят обращать на нее внимание и понять, насколько это важно. О том, как можно было бы использовать этот фактор, я пишу ниже, но сначала следует сказать о ситуации в целом.

Ни для кого не секрет, что отъезд ученых из СССР-России в последней трети двадцатого века нельзя считать просто утечкой мозгов, так как он связан в огромном числе случаев не только (и даже не столько) с поисками  лучших условий для жизни и работы,  сколько с драматическими ситуациями, когда талантливые ученые или молодые люди, начинавшие научную жизнь, были отторгнуты по вненаучным причинам от возможности работать в научных институтах,  университетах; были несправедливо третированы при получении должностей и степеней, были грубо и незаслуженно не приняты на работу или учебу в университеты и пр. Мы здесь не будем касаться гораздо более острого, и, к сожалению, уже не столь актуального аналогичного  вопроса о первой эмиграции. 

Все это не прошло даром, и во многом нынешнее состояние российской науки есть плата за безобразия тех лет. Так или иначе, это должно быть публично признано и сказано вслух; сколько талантов советская система оттолкнула и вытолкнула, скольких она просто уничтожила, – однако до сих пор власть избегает произнести это внятно и толкует лишь о былых достижениях. Для многих уехавших или эмигрировавших ученых эти обстоятельства, как и другие политические причины, определили надолго, если не навсегда, их последующее отношение ко всему, что происходит в России.

Однако имеется огромное число ученых, которые хотели бы или не возражали бы принять посильное участие в научной и академической жизни России, в судьбе школьного и университетского образования, найти учеников и пр.

Постепенно получилось так, что в результате миграции колоссальный интеллектуальный потенциал российской  науки интернационализировался и стал мощным научным фактором  во всех развитых странах. Кроме самой России.

Парадоксально, но факт, что до сих пор у нас не появилось никаких форм для реализации этих предложений за прошедшие двадцать лет, т.е. с тех пор как ситуация вполне прояснилась.   Наоборот, есть движение в противоположную сторону. Я имею в виду ничем не объяснимое желание оборвать все организационные и формальные связи с теми, кто имеет постоянную работу в других странах. Казалось бы, действительно, почему же не уволить человека, который давно не работает в институте, хотя и приезжает на несколько месяцев в году, устраивает семинары, читает лекции, участвует в конференциях? Ответ на этот вопрос простой: надо делать все возможное, чтобы поддержать связи с этими людьми, поощрить к этому других,  а не отталкивать их неуклюжими бюрократическими решениями. Разумеется, увольнение, хотя бы и формальное, не добавляет энтузиазма тем, кто хотел бы как-то поучаствовать в поддержке российской науки в трудные ее дни.

Молодежь, выбирающая между многими открывшимися сейчас возможностями, особенно чутко реагирует на ситуацию. Очевидно, что традиционные научные школы, хорошо известные в прошлом,  в настоящее время  испытывают трудности, главная из которых отсутствие молодых сил в возрасте 30-40 лет. Для молодежи важно услышать из первых рук, что происходит на переднем крае науки, что интересует сейчас ученых, какие крупные новые результаты – какие задачи на очереди. Конечно, на некоторые из этих вопросов могут ответить со знанием дела и некоторые из наших ученых, тем более, что контакты с научными сообществами других стран, к счастью, уже стали нормой. Но, замечу, кстати, что число западных ученых, посещающих Россию (я не имею в виду конференции) сейчас меньше, чем даже во времена застоя; причины этого очевидны.

И вот, представим себе, что десятки, если не сотни, российских ученых, которые временно или постоянно работают в университетах мира, имеют возможность регулярно приезжать, читать мини-курсы, публичные доклады, лекции; общаться с молодежью, и с коллегами и своими бывшими учителями в рамках каких-либо созданных специально для этого структур.  Очевидны колоссальные преимущества такой традиции. Отсутствие языковых проблем, возможность найти новых учеников, которых ищут наши коллеги, упрощение для молодежи параллельной учебы в аспирантуре у нас и заграницей и т.д. и т.д. К счастью обилие молодых талантов, идущих в математику и физику, осталось нашим фирменным знаком. Отмечу лишь главное – молодежь быстро ощутит, что контакт с современной наукой можно наладить и здесь, и даже проще, чем уехав, попав в омут новых разнообразных сложностей.

Стихийно это, конечно,  происходит во многих местах, например, у нас в Санкт-Петербургском отделении Математического института РАН и в Московском независимом университете.

Но нужно большее.

Начнем с простых вопросов. Почему у нас до сих пор нет аналога Института высших исследований как Princeton Advance Study в США, или IHES во Франции, Институт Ньютона (Великобритания UK), или Макса Планка (Германия) и др.?

Подобную функцию у нас призван выполнять международный институт Эйлера в Санкт-Петербурге, но стесненность и скромность средств и других возможностей не позволяет ему делать больше, чем сейчас, а именно лишь 10-15 недельных международных конференций или школ в год. Для России этого, конечно, очень мало, а функций названных институтов он выполнять не может. Для начала такой институт мог бы стать центром постдокторской подготовки для молодых ученых России и других стран с лекторами из всех стран и в первую очередь тех, кто сохранил какие-то связи с нашими научными школами.

Некоторые страны (например, Франция) организовали в России лаборатории (в Московском Независимом Университете), куда на время приезжают математики этой страны. Россия пока не последовала этому примеру: почему бы не организовать несколько таких лабораторий, куда пригласить на время наших соотечественников для исследований и чтения лекций? Наконец, главное, почему не предусмотреть какой-то вид временных позиций в университетах и академических институтах или в специально созданных институтах с оплатой для тех, кто когда-либо ранее работали в этих университетах или институтах  или хотел бы провести семестр (sabbatical) или несколько месяцев, работая здесь? Не сомневаюсь, что эти предложения необходимо принять, если нас заботит будущее российской фундаментальной науки. 

Я поинтересовался у китайских коллег, каковы взаимоотношения между учеными и власть предержащими в Китае с одной стороны и китайской научной эмиграцией в других странах, в особенности США. Не стоит и говорить, насколько и сейчас сильны идеологические препятствия к какому бы то ни было сближению между странами. Более того, речь идет о тех ученых, которые эмигрировали (или сбежали) еще в 30-40-х или позже, – в течение всего ХХ века.

И вот некоторые сведения об этом. В 1985 году по инициативе С.С.Черна (S.S.Chern) – одного из известнейших математиков прошлого века, который окончательно эмигрировал из Китая в 40-х гг., а получил образование в Европе и США в 30-х гг., был создан  Математический Институт, первым директором которого был он сам до 1992 г. В 1986 году нобелевский лауреат по физике С.Н.Янг (C.N.Yang) – американец китайского происхождения – основал в этом институте секцию теоретической физики. Институт открыт для визитеров из всех стран, проводит семестры, организует курсы лекций, издает литературу и т.д. Слоган института в вольном переводе:  «Институт –- в Нанкине, открыт – для всей страны, общается со всем миром». Заметим тут же, что ныне в Китае очень поощряется постдокторальная практика  (postdocs) молодежи – за рубежом, (на 2-3 года) – как это принято во многих странах, и как это было и в России до революции.

С 1999, как сообщил мне профессор Чжан И (Zhang Yi), китайское руководство после радикальной реформы Академии Наук, о которой здесь не стоит говорить, открыло два типа специальных программ, рассчитанных на привлечение иностранных ученых, в основном китайского происхождения (но не только).

Первая программа (short term visiting) от одной недели до 3 месяцев, приглашающая сторона – группа или один из сотрудников академического института; академия платит 120-200 юаней в день (юань -3,3 рубля на 25.09.07), а в некоторых случаях оплачивает и билет. Эта программа очень популярна.

Вторая программа китайской академии – «трехгодичная позиция» (100 человек в год) для известных и активно работающих ученых с зарплатой около 10-20 тысяч юаней в месяц;  она начата в 1999 году. Эта программа проводится на конкурсной основе, и участвовать в ней могут и местные ученые. Отдельные условия для тех, кто решил продолжить контракт и т.п.

Кроме того, есть несколько программ министерства образования, которые установлены в 10 ведущих университетах страны, с особым упором на преподавание.

Они также различны по продолжительности (от 2-3 месяцев до 3 лет, и (long-term professorship) – 5 лет.

Я ограничусь этими соображениями и примерами, понятно, что надо лишь начать думать над этим, и различные предложения, лучшие, чем эти варианты, немедленно появятся.  Одно важно – все эти программы могут быть реализованы, только если будет принято политическое решение об этом на самом высоком уровне – невозможно, по крайней мере, в сегодняшней России; реализовать их  на уровне даже Академии, Министерств, не говоря об институтах.

В свою очередь для такого политического решения требуются не столько средства, сколько кардинальное изменение психологии чиновников: у многих из них до сих пор таится где-то в глубине мнение об эмигрантах и эмиграции, взращенное долгими советскими годами и кампаниями публичных осуждений тех, кто посмел уехать и т.д. Череда послеперестроечных улыбок в основном с остатками первой эмиграции, как мы видим по делам этих чиновников, мало изменило это мнение. Да и можно понять, как трудно бывшим сотрудникам КГБ осознать, что эмиграция не есть предательство, не есть результат работы враждебных спецслужб. Еще труднее им понять, что фундаментальная наука есть явление транснациональное, и российский вклад в нее определяется не только местом проживания.

Без реализации идеи создания в России возможностей для  активного международного сотрудничества ученых, и в первую очередь, представителей российских научных школ, где бы они ни находились, Россия может надолго, если не навсегда, потерять шанс на фундаментальную науку в будущем. Проведение в жизнь этой идеи может стать примером для других областей деятельности, и, конечно, могло бы стать, как говорят, королевской идеей  новых властей. Станет ли?

Обсудить статью

См.также:

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.