29 марта 2024, пятница, 03:08
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

11 декабря 2007, 21:43

Апология политологов

Сейчас модно ругать политологов и вообще так называемых «экспертов» - то есть, тех, кто в телевизоре, на радиоволнах, в Сети или на страницах теряющих читателей газет невозмутимо высказывают соображения, которые уже давно пришли в голову большинству публики. Отчасти, это справедливо. Самые ответственные из них скучны, ибо им решительно нечем развлечь нас – комментарий всегда идет постфактум, причем этот «пост» отстоит от «фактума» ровно настолько, чтобы по поводу последнего уже сформировалось некоторое среднее мнение, которое политолог или эксперт think tank'a благоразумно выскажет. Если в Израиле произошел очередной теракт – это сделано, чтобы сорвать ближневосточный мирный процесс, это наверняка обострит израильскую внутриполитическую борьбу, это может сказаться на европейской помощи Палестинской Автономии, наконец, не исключено, что цена на нефть слегка вздрогнет. Если ОБСЕ критикует российские выборы – это значит, что Кремль ответит «симметрично», что отношения между Россией и этой организацией еще больше ухудшаться, что внутри Кремля слегка усилятся позиции «ястребов», что российское дипломаты вновь намекнут о ненужности надоевших всем международных контролеров, в полный голос возопят о двойных стандартах; впрочем, никто ничего всерьез не примет, пока цена на газ и нефть... и так далее и тому подобное. Впрочем, есть и те, с которыми, на первый взгляд, не соскучишься – до тех пор, пока не становится ясно, что полет фантазии этих «лирических (или «эпических», по склонности) политологов» ограничен сюжетными линиями прочитанных в детстве и юности приключенческих, детективных и научно-фантастических романов (или таких же просмотренных фильмов). Быть может, стоит ждать новое поколение политических экспертов, чей горизонт будет сформирован компьютерными играми, от цивилизационных до простого стрип-покера? Боюсь, и они не смогут развлечь нас... Наконец, есть третьи, которые изучали «политологию», так сказать, «не по книжкам» – будучи нанятыми за деньги (или за какой другой интерес) для того, чтобы, под видом «анализа» и «прогнозов» договаривать за политиков то, что те по разным причинам (косноязычие, ментальная слабость, скрытность, хитрый умысел) не говорят; иными словами, вместо топографических карт политических баталий они предлагают публике фотогалерею триумфальных шествий г-г X и Y, и римейк известной картины Кукрыниксов «Конец» с супостатом Z в главной роли. Часто (порой даже слишком часто) политологические роли перемешиваются, и мы становимся свидетелями совершенно невероятных превращений скучного аналитика в прикормленного враля, а какого-нибудь виртуоза конспирологических построений – в почти академического ученого, с дипломами honoris causa в одном кармане, и десятками грантов – в другом.

Я надеюсь, мне простят почти неуместную иронию. Быть политологом сегодня так же сложно, как, скажем, историком. Или филологом. И там, и там с постулируемым объектом описания вот уже несколько десятилетий происходят невероятные вещи: то он раздувается до вселенских размеров, то, наоборот, практически исчезает, оставляя в пустоте издевательскую улыбку чеширского кота. Скажем, «история» стараниями «анналистов» (и некоторых других научных школ) превратилась в некую сверхнауку, занимающуюся чуть ли не всеми аспектами человеческой жизни, пока вдруг не обнаружилось, что это вовсе не «история», а «историческая антропология». «Новый историзм» поставил под вопрос достоверность любого исторического документа (а без «источника» нет «историографии», как говорили великие историки позапрошлого века), «микроистория» сделала своим предметом любое незначительное происшествие в частной жизни любого самого незначительного человека, Бурдьё сотоварищи переселили остатки бедной «истории» в Соединенное Королевство Экономики и Социологии. Вот и с политологией произошло нечто подобное. С одной стороны, в ее владениях мародерствуют представители академического гуманитарного знания (социологи, экономисты, представители postcolonial studies, cultural history и проч.), да еще наложила тяжкую дань вездесущая Актуальность с присущими ей наличными и безналичными атрибутами. И действительно, поле политики, раздувшись до невиданных, по меркам XIX (и даже  XX) века, размеров, поглотив экономику, экологию, социальные, гендерные, культурные проблемы, почти тут же и распалось. С другой стороны, традиционная «политика» если не исчезла (как она почти исчезла, скажем, в Белоруссии, России, Казахстане), то мало кого волнует. Остается одно – эдакое основанное само на себе (как Ницше говорил о философствовании) описание любого феномена любой сферы жизни; описание в качестве «политического». Сошлюсь на философа Пятигорского, который говорит: «Политика – это то, о чем мы думаем, как о политике».

«Полный иллюзионизм и произвол», – скажете вы. И будете неправы. Борьбу двух преступных группировок за контроль над муниципальным предприятием ритуальных услуг (попросту, над кладбищем) в райцентре Щербинково можно описать (и даже проанализировать) в качестве сюжета криминальной хроники, но если эти группировки обзавелись собственными депутатиками (или – того выше – мэриками) даже на самом незначительном уровне, то это уже вполне подходящий материал для политологического анализа с применением разных слов, вроде «сферы влияния», «местные элиты», «консолидированное мнение» и так далее. Или, скажем, и до Откровения Шварцмана Финансиста публике было известно, как причудливо организована экономическая жизнь Встающей с Колен России, но теперь мы можем анализировать ее, как нам захочется – и с точки зрения УК РФ, и как проявление типичного для постсоветского пространства слияния государственного аппарата, silovik'ов и крупного бизнеса – с непременными перспективами и прогнозами по поводу преемников, «проблемы 2008» и «суверенной демократии», как оригинальной российской формы авторитаризма. Дух витает где хочет, политологический и экспертный дискурс увязывает, что хочет и что может.

Так что единым законом политологического рассуждения, экспертного анализа, мерой фантазии и границей ответственности политического прогноза становится сам субъект этого рассуждения, мнения, прогноза. Политолог, аналитик, эксперт. Иногда даже кажется, что «политика» есть всего лишь производное от факта существования и говорения «политолога»; стоит ему замолчать – «политика» растает в воздухе, оставив вместо себя мириады мало связанных между собой феноменов, буддийских дхарм, которые можно организовать лишь в своем мышлении, да и то только ретроспективно. Как известно, «карма» – это то, что мы сейчас осознаем в качестве таковой в процессе созерцания. Нет созерцания – нет кармы. Нет политолога – нет политики.

Раз уж мы заговорили о Востоке, напомню читателю, что там существовал и иной подход к анализу политической ситуации, к экспертному мнению и прогнозу. Честно говоря, я узнал об этом на днях, читая только что изданную книгу русских переводов превосходного американского поэта и эссеиста Элиота Уайнбергера «Бумажные тигры» (Уайнбергер Э. Бумажные тигры: Избранные эссе. – СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2007). Среди мастерски написанных (и мастерски – несмотря на некоторые смешные оплошности – переведенных) эссе я обнаружил текст под названием «Политтехнологи средневековой Индии». Позволю себе довольно значительную цитату оттуда:

«В средневековой Индии наиболее надежным источником политического прогнозирования, равно как и исчерпывающих размышлений о будущем, была собака. Эта практика широко применялась на протяжении столетий, однако наиболее подробное ее описание, дошедшее до нас, находится в энциклопедии, собранной в 1363 году неким Шарнгатхарой, брахманским функционером пустынного царства Мевар, ныне части Раджастана... Бесспорно, стать политическим аналитиком может не всякая собака. Она должна быть молода, здорова, не иметь никаких изъянов, но прежде всего собака должна быть черной, – по-видимому, для того, чтобы не дать возможности усомниться в существенности и правильности ее ответов... Вкратце: если собака чешет голову правой лапой, дела в царстве идут вполне прилично. Ситуация также считается благоприятной, если собака чешет правую лапу левой, чешет правое ухо правой лапой, мочится, подняв правую заднюю ногу (если сука – почесывает живот). Ежели собака зевает, блюет, пытается убежать, икает, кашляет, засыпает, яростно роет яму в земле, скулит или смотрит на солнце – царству не избежать беды... Подобно многим экспертам, собаке было свойственно настаивать на определенных действиях, которые ее непосредственно не касались. Например, «собака могла вдохновить царя на войну», что, разумеется, не имело никакого отношения к невежественному шовинизму. Собака просто была экспертом в военных делах» (Пер. Аркадия Драгомощенко).

Процитированное выше можно было бы считать проявлением крайнего экзотизма, или даже типичным образчиком западного ориентализма: скрещенного в случае Уайнбергера с несколько рабской зависимостью от прозаической интонации Борхеса (Уайнбергер – переводчик Борхеса на английский), если бы не вполне актуальное и очень рациональное объяснение странных государственных функций черных собак в царстве Мевар:

«Наши аналитики гордятся тем, что вхожи в коридоры власти. В Индии, однако же, мнение собаки ценилось по причине того, что она была вне каких бы то ни было политических интриг и даже вне обыкновенных норм поведения. В Индии собака была законченным аутсайдером, ночи ее проходили в бдении, днем она спала, она могла быть «другом человека», но могла впадать и в бешенство. Если говорить о еде, собака вообще ничего не ела, и имя ей было «пожирательница блевотины». Преступая законы касты, собака вела беспорядочную сексуальную жизнь, способствуя таким образом расовому смешению, что безусловно низводило ее на самую низшую ступень кастового сообщества. И чаще всего она обитала в местах сожжения мертвых, в безместном месте между жизнью и смертью, питаясь останками... Она не носила ошейника и никогда не завтракала с царем».

Меварская черная собака была своего рода симбиозом джайнского отшельника и дзенского мудреца – и это гарантировало стопроцентную верность ее политического и военного анализа. Людям оставалось лишь увидеть «политическое» (и «военное») в собачьем лае или почесывании, правильно отрефлексировать любое действие нерефлексирующего черного зверя. Вспомним: карма – это то, что мы сейчас осознаем в качестве таковой. Книга эссе Уайнбергера, откуда взяты для русского перевода «Политтехнологи средневековой Индии», называется «Следы кармы».

См. также другие тексты автора:

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.