Адрес: https://polit.ru/article/2008/05/13/vneshpol/


13 мая 2008, 09:25

Внешняя политика России: самоутверждение или модернизационный ресурс?

За десять лет, прошедших после финансового дефолта 1998 г., положение России в мире существенно укрепилось. Благоприятная конъюнктура на энергетическом рынке и грамотная макроэкономическая политика российского правительства создали к середине 2000-х гг. «позицию силы», которой у Кремля не было начиная со второй половины 1980-х. Опираясь на эту позицию, Россия стремится заново утвердиться в международном сообществе как великая держава – самостоятельный центр силы и влияния. Амбиции нынешнего российского руководства впечатляют.

Заявленная Путиным и Медведевым стратегия развития России до 2020 г. – на самом деле не стратегия, а некий образ будущего – видит Россию в качестве одной из ведущих мировых экономик (5-е место по размерам ВВП), обладающей социальной устойчивостью (средний класс как большинство населения) и политической стабильностью (многопартийная система при лидирующей роли правящей партии, развитая система государственных институтов). Эта будущая Россия сможет, наконец, модернизировать свои вооруженные силы и вновь стать современной военной державой, способной проецировать силу в глобальных масштабах. Одновременно Россия разовьет потенциал своей «мягкой силы»: «русский мир» приобретет привлекательность, а «русский взгляд» - убедительность.

Такая Россия сможет не только эффективно защищать и продвигать свои национальные интересы, но и выступать в роли равновеликого партнера-конкурента Америки, Европы и Китая, магнита региональной интеграции в Евразии, глобального «медиатора» между Востоком и Западом, Севером и Югом, христианским и мусульманским мирами и т.д., интеллектуального лидера XXI столетия – не только генератора передовых научных и технических идей, но и носителя «интегрированного», «всечеловеческого» мировоззрения, способного преодолеть узость и односторонность западной системы взглядов и эффективно содействовать модернизации незападных систем.

От такой перспективы захватывает дух – тем более в сравнении с актуальным положением дел. Современная российская внешняя политика отличается не стратегическим, а тактическим, в лучшем случае оперативным подходом – охотно рекомендуемым как «прагматизм». Слов нет: Москва сумела воспользоваться многократным повышением цен на энергоносители, но даже ее наиболее продвинутая «геоэнергетическая» политика предстает как сумма отдельных проектов – Северный поток, Южный поток, Прикаспийский трубопровод, нефтепровод Восточная Сибирь – Тихий океан и т.д.

Несмотря на многократно возросшие возможности и открытую критику позиции Запада, в особенности США, политика Москвы на международной арене по-прежнему страдает реактивностью. В Кремле уже не стесняются вслух говорить о том, что России не нравится в действиях Белого дома, но еще не в состоянии сформулировать собственную позитивную повестку дня. Даже когда такие попытки предпринимаются – например, внесение вопроса о Зимбабве в повестку дня саммита «восьмерки» на Хоккайдо – они выглядят как ответ на политику западных государств.

Картина мира, существующая в головах лиц, принимающих важнейшие внешнеполитические решения, представляет собой причудливое сочетание веры в традиции («классическое великодержавие» в духе Романовых), признания экономических реальностей («глобализация по-газпромовски») и склонности к виртуальным конструкциям в духе постмодернизма («политтехнологии», разрабатываемые кремлевскими администраторами). Если изложить эту картину предельно схематично, то получится примерно следующее. Обычным состоянием международной среды является борьба и соперничество всех против всех. Сотрудничество возможно как результат соперничества, отражающий его исход. Сумма игры не обязательно нулевая, но, как правило, кто-то выигрывает больше. Каждый вопрос имеет свою цену, действия должны быть подчинены целесообразности, а успех имеет материальное выражение.

Важнейшим событием, повлиявшим на формирование нынешнего поколения российских руководителей, стал крах Советского Союза. Из этого эпохального события («крупнейшей геополитической катастрофы») большинство из них вынесли следующие уроки. Основа устойчивости государства – в конкурентоспособности национальной экономики. Развал экономики ведет к гибели государства, даже если оно обладает самыми крупными и мощными вооруженными силами. Модернизация страны начинается с реформы экономики, но успех реформ, рассчитанных на длительный период, зависит от степени и эффективности политического контроля. Общая последовательность процесса модернизации такова: фундамент за экономикой, основной этап – формирование среднего класса как опоры социальной стабильности, завершение – создание демократической политической системы. Вопрос в том, когда и при каких условиях «контролирующая инстанция» сочтет возможным передать контроль в руки самого общества.

Не отвергая демократию как таковую, российские руководители настаивают, что Россия должна идти к демократии собственным путем, не копируя чужие образцы и не ставя свою страну в положение ученика, подчиненного иностранным учителям. «Суверенная демократия» уже содержит заявку на равенство с западными учителями. Кроме того, она косвенно указывает на ролевую модель РФ на международной арене: следуя логике кремлевских идеологов, в мире лишь одна подлинно суверенная демократия – это США. Все остальные либо недемократичны (как Китай), либо недостаточно суверенны (как страны Европейского Союза). 

Суммируя вышесказанное, можно реконструировать основные внешнеполитические максимы Кремля: дело России – это сама Россия (а не архаичная империя или абстрактые общечеловеческие интересы); дело России – это бизнес (что хорошо для «Газпрома», хорошо для страны); Россия никому не позволит вмешиваться в свои внутренние дела («суверенная демократия»).

И все же, не имея стратегии внешней политики, трудно говорить о ее приоритетах. Российские руководители ритуально подчеркивают первостепенность стран СНГ в иерархии российских интересов. Дмитрий Медведев намерен нанести свой первый зарубежный визит в Казахстан (по пути в Китай, что на деле является важным сигналом). В действительности ситуация гораздо менее определенная. «Цветные революции» на Украине, в Грузии и в Киргизии послужили толчком для переосмысления политики РФ в отношении новых государств, возникших на бывших окраинах СССР. Москва отменила систему «имперских преференций» в торговле газом, что фактически стало концом уже бывшего Советского Союза. Россия стала подходить более дифференцированно к различным государствам. При этом, однако, заметно, что работать кнутом у РФ получается легче, чем пряником. «Объективное» доминирование России на пространстве СНГ очевидно, а влияние, тем более лидерство – нет. Отношения с целым рядом бывших республик СССР напряжены, с некоторыми превратились в устойчиво-враждебные. Создание «пояса добрососедства», как и «площадки интеграции» в СНГ остаются в значительной мере благими пожеланиями.

Еще в начале 2000-х гг. Владимир Путин провозгласил «европейский выбор» России. С тех пор отношения с Евросоюзом также сместились в сторону прагматики. Сегодня обе стороны связывает главным образом торговля энергоресурсами. Россия настойчиво предлагает европейцам обмен активами, что не получает немедленной поддержки в Европе из-за непрозрачности ситуации в России, неясности правил игры в ее экономике. В Москве отказываются всерьез признавать, что разрыв в нормах поведения и реально практикуемых ценностях является важнейшим препятствием для более тесного сотрудничества, в том числе экономического, между ЕС и РФ. Столкнувшись со скептицизмом европейцев, Москва стала смотреть на ЕС не как на важнейшего, подлинно стратегического партнера в деле общеевропейской интеграции, а как на одно из эконом-политических объединений современного мира, партнера-соперника РФ. В результате Россия рискует упустить возможность ускорить модернизацию страны и укрепить ее геополитическое положение с помощью все более тесного взаимодействия с объединенной Европой.

На американском направлении после неудачи предпринятой вскоре после 11 сентября 2001 г. попытки сближения наступила обоюдная усталость друг от друга. Внешнюю политику США в Кремле считают проблемой для РФ и угрозой для глобальной безопасности, а военную политику рассматривают как направленную, в конечном счете, против России. Российские военные, не стесняясь, публично вновь называют США – как это было во времена СССР -  вероятным противником и объектом военно-политического сдерживания со стороны России. Этот «месидж» направлен столь же внутрь России – для консолидации населения вокруг Кремля, сколь и вовне ее, для того, чтобы принудить Вашингтон учитывать интересов безопасности Москвы. Надо, однако, учитывать, что постоянное провоцирование США может привести к результатам, которых в Москве должны были бы опасаться, - к вовлечению России в гонку вооружений, способную похоронить планы кремлевской «двадцатилетки».

В Москве спокойно, с интересом, но без каких-либо особых нажежд наблюдают за ходом избирательной кампании в США. Стало принято считать, что охлаждение политических отношений с США и рядом стран ЕС является закономерным результатом усиления позиций России. Надежды, если они присутствуют, волагаются на экономических игроков, которые ищут в отношениях с Россией собственную выгоду и являются гораздо более выгодными партнерами РФ, чем правительства их собственных стран. К концу президенства Путина Москва активизировала также усилия по оказанию информационно-пропагандистского воздействия на общества и элиты США и стран Европы. Фактический отказ от серьезной политической работы на американском направлении как заранее обреченной на неудачу, замена этой работы пиар-кампаниями и пропагандой консервируют неблагоприятное для России состояние отношений с ведущей мировой державой. 

Если отношения с Европой и Америкой находятся в стагнации, то связи с Китаем развиваются внешне вполне успешно. Президент Медведев нанесет свой первый визит за пределы СНГ именно в Пекин. В то же время, несмотря на успехи, китайское направление российской внешней политики также не получило пока стратегического осмысления. В России не обольщаются насчет Китая – великой державы с растущими амбициями, - но в целом пока удовлетворены тем, как КНР реализует свои интересы на международной арене. В результате вокруг долгосрочных перспектив отношений с Китаем возникает «фигура умолчания»: удовлетворенность сочетается с неопределенностью, и остается предполагать, что и на китайском направлении будущее отношений зависит главным образом от Пекина, а Москва лишь отслеживает его шаги и намерена, как обычно, реагировать.

Отношения с другими азиатскими игроками развиваются медленнее, чем связи с Китаем. Несмотря на прогресс в экономических отношениях с Японией, политический тупик по территориальной проблеме сохраняется. Задача превратить отношения с Японией в ресурс ускоренного развития российского Дальнего Востока и Сибири пока даже не поставлена. Отношения с Индией, формально дружественные, стагнируют, если не считать продолжающегося по инерции военно-технического сотрудничества и отдельных энергетических проектов. Подъем индийской экономики практически никак не повлиял на внешнюю политику Москвы. Южная Корея, как и Япония, слабо вовлекается в модернизацию Дальнего Востока.

Южное – мусульманское – направление приобретает большее значение для российской внешней политики. Здесь Москве удалось, постоянно воюя с исламистами, сепаратистами и террористами, не только не рассориться с ключевыми мусульманскими странами, но даже укрепить эти отношения и после десятилетней паузы вернуться на Ближний и Средний Восток. Умиротворение Чечни – при всей его относительности и незавершенности – позволило стабилизировать обстановку на южных границах России. В Центральной Азии и в Прикаспии Москве удалось выстроить прагматические отношения с новыми государствами. Вместе с тем, Россия остается исключительно ориентированной на сохранение статус-кво в регионах, где существующие режимы стоят перед серьезными вызовами. Критикуя подход США к Ирану или действия западной коалиции в Афганистане, Россия не имеет планов на случай резкого изменения ситуации вокруг или внутри этих стран.   

Наконец, по глобальным вопросам Россия остается по большей части скорее комментатором и отчасти критиком чужих предложений, чем автором оригинальных проектов. Проблемы изменения климата, борьбы с бедностью, состояния мировых финансов остаются на периферии российской внешней политики, сосредоточенной в основном на интересах собственно Российского государства.

Итак, Дмитрий Медведев стал президентом страны, чье значение в мире возросло, но  главным образом не в результате успешной и инициативной внешнеполитической деятельности. Третьему президенту предстоит решить, чем будет для него внешняя политика – полем дальнейшего самоутверждения России или ресурсом ее модернизации.

См. также: