Адрес: https://polit.ru/article/2008/07/23/kodev/


23 июля 2008, 00:05

Под сенью девушек

Между Маратом и Архимедом

Приключение провинциалки в Париже. Кинжал в сердце революции. Повезло ли злому сифилитику? Как важно быть убитым (вовремя). От Давида до Че. Дело мастера Бо.

Это летнее событие, не приведшее, впрочем, к сколь-нибудь значительным историческим последствиям, тем не менее породило отклик во многих сферах: от изящных искусств до обычной жизни в довольно далеких от места событий странах. Иконография этого преступления (а это не просто событие, тут настоящее преступление!) вошла во все учебники по истории живописи, имя убитого носили люди, улицы и военные корабли; наконец, необычное место, где было совершено убийство (а это не просто преступление, а человекоубйиство!), стало песенной строкой.

Двести пятнадцать лет назад, утром 13 июля 1793 года молодая провинциалка из города Кан, приехавшая несколько дней назад в Париж, стучится в дом номер 44 по улице Медицинской школы. Здесь живет Марат - один из самых популярных деятелей крайнего крыла революционеров, депутат Конвента, кровожадный публицист, известный под прозвищем Друг Народа. Шарлотте Корде – так зовут приезжую – отказывают: Марат болен. Она возвращается в гостиницу и пишет записку Другу Народа, в которой изъявляет желание раскрыть происки заговорщиков в ее родном Кане. Не получив ответа, она сочиняет новую записку и вечером вновь отправляется на улицу Медицинской школы. На этот раз ее допускают к великому революционеру, который, по своему обыкновению, работает, сидя в ванне (Марат, врач по профессии, страдал какой-то болезнью, от которой тело его покрывалась гнойниками; историки считают, что это был сифилис). Шарлотта Корде начинает разговор: звучат имена каннских предателей. Марат записывает и обещает, что все они будут казнены через две недели. В тот самый момент посетительница выхватывает спрятанный кинжал и вонзает в сердце Друга Народа. Шарлотту тут же арестовывают и уже через четыре дня предают суду. Там она спокойно признает свою вину, заявив, что убила Марата, чтобы спасти сотни тысяч других. Вот подлинные слова этой смелой женщины: «я убила негодяя, свирепое дикое животное, чтобы спасти невинных и дать передышку своей родине. До революции я была республиканкой; у меня никогда не было недостатка в энергии». Ее приговаривают к смертной казни; Шарлотта Корде спокойно благодарит своего адвоката, помощь которого не понадобилась, и отказывается от исповеди. В тот же вечер ее гильотинируют.

Вот и вся история. Нельзя не признать: Марату удивительно повезло. Смерть в духе ненаписанных еще тогда романов Дюма – ванна, прекрасная заговорщица с огромным ножом в руках – сделала его национальным мучеником, да и мучеником Революции вообще. Тело его вносят в Пантеон; на площади Карусель возводится специальное святилище, куда поставят урну с сердцем Друга Народа. Неплохо для параноика, в статьях своих требовавшего уничтожить десятки, сотни тысяч людей... Марат, погибнув от руки Шарлоты Корде, очевидно избежал унизительной смерти на гильотине: от него непременно избавились бы либо друзья-якобинцы (прежде всего, сам Робеспьер), либо умеренные, свергнувшие якобинцев через год. Но не менее важную услугу, нежели Шарлотта Корде, оказал Другу Народа великий художник Давид. Его «Смерть Марата» - одна из самых потрясающих картин европейского искусства Нового времени. Выполненная в классицистическом духе, она стала самым первым образом в двухвековой истории иконографии революционеров-мучеников. Иконография эта, кажется, завершается знаменитой фотографией Че Гевары, размноженной в сотни миллионов изображений на идиотических майках, которые так любит буржуазная молодежь. Что же до нашей с вами истории, то Марат остался в памяти как линейный корабль, пионер-герой по фамилии Казей и улица в Санкт-Петербурге.

Кстати, о Петербурге. Именно здесь четверть века назад была сочинена песня, где есть такая строчка: «Ты лежишь в своей ванне как среднее между Маратом и Архимедом». Да-да, именно ванна – главный герой этого летнего сюжета. Она подарила сиракузскому ученому великое открытие, а французскому писаке – бессмертие. Так что, купаться! Купаться!

Sea, Philosophy, Sex and Sun

Вольтер и Джон Буль. Философия на пляже и в будуаре. Ницше в трусах. Секс за деньги и fair play. Кто ..., а кто дразнится.

Через двести пятнадцать лет после кровавой помывки Марата во Франции по-прежнему любят совместить серьезное с несерьезным, словесность с погружением в воду, почитать, если не сидя в воде, то уж точно -- лежа у воды. Этим летом французы читают на пляже не легкую беллетристику, а философов. В ходу Ницше, Гоббс, Спиноза, эпикурейцы и прочие. А вот британцы, которые все делают в пику французам (или это французы все делают в пику британцам?), интеллектуалов не жалуют, а те, кто любит посидеть над «Логико-философским трактатом» или «Анатомией меланхолии», прячутся за запертыми дверями, чтобы окружающие, не дай Бог, не заподозрили чего. В обществе интеллигентный британец обожает поиздеваться над французским культом интеллектуалов, над французскими философами, над French Theory, над философами вообще и над их читателями в частности. Приведу лишь один пример. Чарльз Бремнер, парижский корреспондент «Таймс», ведет довольно забавный блог на сайте этого издания. С помощью патентованного островного «здравого смысла» он препарирует смешных лягушатников, как Базаров -- лягушек, и делает это так настойчиво и последовательно, что становится ясно: в этом блоге главный герой – не Франция, а британские предрассудки по поводу Франции. Одна из последних записей Бремнера называется «Франция учится философии и сексу на пляже» (намекая на знаменитую песню Сержа Гинзбура): «В ближайшем ко мне книжном магазине на бульваре Италии идет бойкая торговля всем, что может пригодиться в отпуске. Главные бестселлеры в этом году – феномен, известный как cahers de vacances, “отпускные тетради”. Замысел таков: вместо того, чтобы убивать время на Стивена Кинга и Марка Леви (самый модный сегодня французский поп-романист), вы можете подзубрить Ницше, квадратные уравнения, молекулярную химию или что-то в этом роде. Лихорадка началась в прошлом году, когда издательство “Шифле” выпустило “взрослые версии” “отпускных тетрадей” для детей – тех самых, которыми родители мучили школьников во время долгих летних каникул. “Тетради для детей” должны поддерживать их интеллектуальное здоровье до начала следующего учебного года. Их было продано 3 миллиона экземпляров. Тогда же появились и “Отпускные тетради для взрослых” по разным наукам, их тираж сразу же составил 150 тысяч». Главное новшество – философия на пляже: «На полках книжных магазинов, супермаркетов и газетных киосков появилось до 18 видов «отпускных тетрадей». Вы можете улучшить свои познания в математике, истории и даже попробовать поупражняться в сдаче экзаменов на бакалавриат. Свою лепту внес и государственный институт СНРС, который решил инвестировать усилия в нынешнюю моду на философию, предложив читателям вспомнить Гоббса, Спинозу и эпикурейцев. “Отпускная тетрадь по философии” утверждает, что на пляже или в летнем лагере – самое время вернуться к “внутреннему Я” и к основам мышления. На одной из иллюстраций изображен Ницше в плавках». Мне кажется, в пляжном виде автор «Рождении трагедии из духа музыки» должен смахивать на моржа -- беря в рассуждение его потрясающие усы... А если к Ницше добавить Горького в трусах, то получится уже почти стая моржей, особенно если вспомнить курортную жизнь Алексея Максимыча на Капри.

В стране, подарившей миру книгу под названием «Философия в будуаре», любомудрие непременно сопровождается любострастием, так что, быстро покончив с соотечественником Гоббсом, Бремнер переходит к главному, с общепринятой точки зрения, занятию французов – к амурам, тужурам и лямурам: «На другом – от философии - конце спектра «Отпускных тетрадей» - эротика. Издательство “Мюзарден” утверждает следующее: “Отпускные пособия для взрослых, к сожалению, не обращают внимание на главное занятие людей, находящихся на отдыхе – секс”. Напечатанное “Мюзарденом” 48–ми страничное пособие стоит 9 евро и 90 центов и содержит множество (как кажется издателю) занимательных фактов из этой области человеческой жизни, а также тексты и тесты. Например – полный словарь сексуального слэнга и сексуальные характеристики таких исторических персон, как английский король Эдуард VII, вождь гуннов Атилла и писатель Жорж Сименон, создатель комиссара Мегрэ». Французы, по крайней мере, честны – они открыто посвящают сексу свободное от философии, гастрономии и винопития время (или свободное от секса время – винопитию и гастрономии, а последние его крохи – и философии). Британцам, этим чемпионам ханжества, остается только обсуждать в комментах к блогу Бремнера длину донжуанского списка Сименона (около 3 тысяч женщин, хотя сам писатель эту цифру повышал до 10 тысяч, а его жена давала более скромные данные – тысяча двести). Жалкий национальный реванш любителей fair play: один из комментаторов обвиняет Сименона в уловке -- мол, «секс за деньги» в таком списке не в счет. Может быть оно и так, только вот никто не берется составить донжуанский список какого-нибудь обитателя Манчестера или, прости Господи, Шеффилда – он, если не брать в расчет ядреных гологрудых наяд с третьей страницы таблоида The Sun -- вряд ли будет многочисленнее первого состава Manchester United или Sheffield Wednesday.

См. также другие тексты автора: