Грустно сознавать, что не везет Осипу Эмильевичу с нашим городом. На заре советской власти опального поэта сослали сюда за «поклеп» на Сталина, а теперь, когда воронежцы собрались, наконец, увековечить память Мандельштама в бронзе, вокруг проекта памятника поднялась типично базарная шумиха. Пресса известной окраски расстаралась: дескать, из рук вон плоха модель, отвергнутая (будто бы) Москвой и одобренная к установке в Воронеже, в детском парке «Орленок». Якобы никуда не годится.
Что ответить людям, для коих томик Мандельштама вряд ли стал настольной книгой? Посоветовать заняться самообразованием, перестать демонстрировать невежество и личностную примитивность? Полезней, думается, в расчете на грамотного читателя просить поделиться мыслями и фактами по поводу одного из инициаторов грядущего мероприятия (памятник, согласно подписанным городскими властями документам, должны открыть 2 сентября.) – председателя правления воронежского регионального отделения Союза российских писателей Галину Умывакину.
«Около Кольцова как сокол…»
– Нынешний 2008-й – начинает Галина Митрофановна – год семидесятилетия гибели Осипа Эмильевича. Мандельштамовское культурное сообщество решило отметить эту печальную и в то же время высокую дату, связанную – во всяком случае, лично для меня – и с нравственной стойкостью, и с гражданским мужеством, и с поэтической дерзостью Осипа Мандельштама, принявшем мученическую смерть за свои стихи. В истории мировой литературы это достаточно редкий случай, слава Богу…
Пока существует единственный памятник поэту – во Владивостоке. Городе, вблизи которого находился пересыльный лагерь, где в общей яме лежит посейчас прах Осипа Мандельштама. Оставить в Воронеже материальное свидетельство пребывания здесь знаменитого невольника – решение закономерное и естественное. Сам Мандельштам однажды (пусть и не вполне всерьез, но пророчески) спросил собеседника, антрополога Рогинского, навещавшего его в воронежской ссылке: «Как вы думаете, поставят мне когда-нибудь в Воронеже памятник?» Дело было в Кольцовском сквере, около знаменитого мраморного памятника Алексею Кольцову…
Так вот: еще осенью 2005 года (памятник – дело долгое) в Москве создали инициативную группу, нацеленную на установку памятника Мандельштаму в столице. Возглавил ее лауреат Государственной премии РФ, Пушкинской премии, премии «Триумф» и национальной премии «Поэт» Олег Чухонцев. Тогда же был объявлен закрытый конкурс на увековечение облика Осипа Эмильевича в скульптурном произведении. Для участия пригласили несколько именитых скульпторов; позже я видела проекты каждого из них. Все они, от спокойно-реалистичных до откровенно экспрессивных, где-то даже модернистских, уникальны. Каждый, на мой взгляд, сделал бы честь любому российскому городу, пожелавшему иметь у себя скульптуру по таким эскизам: с авторским почерком, настроением, четким замыслом и его выражением.
Общественный комитет Москвы, в который вошли писатели, краеведы, члены международного мандельштамовского общества, выбрал в конце концов проект известного скульптора Шаховского – автора, к слову, прекрасной мемориальной мандельштамовской доски, висящей на здании Литературного института. По телевидению прошло несколько сюжетов на эту тему, один из них я увидела. И встрепенулась! Параллельно Олег Григорьевич Ласунский прочитал газетную заметку, цитировавшую слова Юрия Лужкова, который отсмотрел, естественно, конкурсные проекты: «Как жаль, что все эти памятники нельзя поставить в Москве». Дальше была мысль: «Хорошо бы связаться с некоторыми российскими городами – в первую очередь с Воронежем; может, они сочли бы нужным выбрать себе один из проектов»
На мемориальном клочке
– Где и стоять такому памятнику, как ни в Воронеже? Памятнику человеку, чье имя для очень многих наших читателей – в первую очередь, для его скромных коллег по перу – продолжает что-то значить! Осип Мандельштам – громадная поэтическая фигура, и человеческая тоже; трудно разделить Мандельштама на поэзию и позицию. Он дерзок в стихах и как никто мужественен в выражении отношения к власти, которая в его жизни приобрела персонифицированные черты. Из-за единственного стихотворения, где упомянут кремлевский горец, поэт лишился жизни; в деле есть только оно одно! И, по-моему, дело чести – увековечить самостояние личности в этом мире, будь то поэт или непоэт.
– Давайте вспомним «этапы большого пути» грядущего увековечения.
– Вскоре после возникновения идеи с памятником я поехала в Москву по своим писательским делам. Нашла контакты, адреса скульпторов, посмотрела фотографии. В Воронеже создали инициативную группу по увековечению памяти Мандельштама. Начались долгие переговоры. Памятник – это ведь очень затратное предприятие. Каждый из скульпторов подтвердил: рад, дескать, быть вам полезен, но что с финансами? И тут подоспело предложение Мандельштамовского общества, которое поддержало проект Лазаря Гадаева. И нашло спонсора на его осуществление на воронежской земле.
Следом прошли два заседания комиссии по культурному наследию, определившей место установки памятника. Сам Гадаев дважды приезжал в Воронеж – ему это место очень понравилось; оно – живое, расположенное рядом с домом, где жил Мандельштам и действительно мемориальное, исхоженное ногами Осипа Эмильевича вдоль и поперек. Вокзал, филармония, музей, проспект Революции – вот маршруты, посейчас хранящие его следы. И не просто Воронеж, а именно этот клочок земли примет памятник поэту, что глубоко символично и редко когда удается сделать. Тут надо отдать должное начальнику управления культуры горадминистрации Ивану Петровичу Чухнову, который активно поддержал нашу идею и сосредоточился на ее реализации. Что важно; любой памятник – всегда движение навстречу друг другу авторской или общественной инициативы и городской власти.
«Мой щегол, я голову закину…»
– Памятник необычен, абсолютно не похож на те, что уже стоят в Воронеже…
– Конечно, к нему будет разное отношение у горожан; он, повторюсь, уникален. Скульптор Лазарь Гадаев – высококлассный профессионал, мастер малой пластики – прежде всего. Я была у него в мастерской, очень внимательно посмотрела работы. И увидела, что их автор любит Слово, что оно много для него значит. Там стоит не один Пушкин, Блок, Владимир Соловьев, еще несколько узнаваемых представителей русской словесности. То есть внутренний выбор скульптора связан с культурными предпочтениями, что уже симпатично. Для Гадаева характерна глубина постижения этого мира, и иного – тоже, стремление проникнуть туда и сюда. И поведать обо всем зрителю – по-своему, посредством языка, которым владеет. Памятник Гадаева притягателен тем, что скульптору, мне кажется, удалось передать ощущение скованности фигуры – это читается и по одной руке, прижатой к телу что называется «по швам», и по второй, что на груди. Человек спрятался, он закрывается от чего-то; понятно, от чего прятался Мандельштам, несмотря на все свои дерзости. Постоянный страх за жизнь собственную и близких, за друзей-писателей. Бедность, безденежье, бездомье. Состояние напряженности и самозащиты, стремление прикрыться, на мой взгляд, Гадаеву удалось передать пластически. А эта чуть запрокинутая голова; известный, воспетый многими, в том числе и самим Мандельштамом, образ – «Мой щегол, я голову закину…». Несколько отсутствующий взгляд – внутрь себя и одновременно вверх. На деревья, на небо, на птиц.
На Бога, в конце концов. Это – почти родовая отличительная черта Поэта: порыв, достоинство, гордость, честь… В модели есть и внутренная сосредоточенность, и внутренная свобода. Памятник, безусловно, интересный, сложный – подстать поэзии Мандельштама. Доступной далеко не всем.
– А зачем Воронежу нужен такой «непонятный» памятник?
– Существует общекультурная история, и история нашей страны вообще – она трагическая. До сих пор определенная гражданская распря в обществе сохраняется – слава Богу, без крови. Но человек, вопреки всему, остается человеком. Потому что есть вещи, которые делают нас людьми. В их числе память и благодарность. Воронеж приютил Мандельштама на три года – это большой срок – и здесь он создал «Воронежские тетради». Книгу, которая на весь мир прославила город! Так давайте попробуем привыкнуть к тому, что великий поэт будет теперь с нами долго-долго – в надежде на то, что воронежцы к этому имени будут относиться с большим почитанием. Да и читателей у Мандельштама прибавится.
Анна Жидких
Источник: Берег. Воронеж. 2008. 5 авг.