Московская прописка для Осипа Мандельштама

Exegi monumentum

1.

Памятник Мандельштаму в Москве, как и всякий рукотворный памятник поэту, – это единство собственно художественного решения, места и времени его возведения, а также публики, которую он собирает.

Место памятнику в Москве – тихий скверик на высоком мыску, за подпорной стенкой, что по правому борту улицы Забелина, если спускаться по ней от Старосадского. Уютный и спокойный уголок, визави православного, простестантского и иудейского храмов. Кроме того место, как сказали бы историки, аутентичное - одно из немногих в Москве, что было обжито Мандельштамом – вон его окна, там, в узком пенале-комнатушке брата Шуры и его жены Лели, в огромной, на девять семей, коммуналке, Мандельштам провел в общей сложности более полугода – столько же или даже больше, чем в своей роковой квартире в Нащекинском: днем он выбегал на кухню вскпитять чай, в коридор к телефону поругаться с редакторами, затыкал уши от неумолчных репетиций «Александра Герцевича» за тонкой перегородкой, а по ночам писал стихи («После полуночи сердце ворует прямо из рук запрещенную тишь»!).

И вот он, ночной старосадский урожай (привожу только первые строчки) - «Я скажу тебе с последней прямотой...», «Колют ресницы. В груди прикипела слеза...», После полуночи сердце ворует...», «С миром державным я был лишь ребячески связан...», «За гремучую доблесть грядущих веков...», «Ночь на дворе. Барская лжа...», «Я с дымящей лучиной вхожу...», «Нет, не спрятаться мне от великой муры...», «Жил Александр Герцович...», «Как парламент, жующий фронду...», «Сохрани мою речь навсегда...», «Я пью за военные астра, за все, чем корили меня...», «Неужели я увижу завтра...» (плюс «Отрывки уничтоженных стихов»).

Отсюда Мандельштам выходил на улицу, шел переулками в «широкую разлапицу бульваров», шагал себе до нужного места или «садился на А и на Б», уносивших его, «трамвайную вишенку страшной поры», в недра «курвы-Москвы», в ее издательские коридоры, в дружеские дома, в «вертепы чудные музеев» или в мастерские художников.

2.

Но насколько замечательно место, настолько же проблематично время открытия памятника – и его время-эпоха, и его время-календарь. То, что делается девять лет, рискует стать ко времени завершения анахронизмом. Риска этого не избежал и памятник Мандельштаму, хотя с ним он, как представляется, по-своему, но справился.

Время-эпоха у нас сейчас все еще вегетарианское, но какое-то неуютное. Время, когда даже почтительного московского градоначальника, позволившего себе «на пол-разговорца» о выборности регионального начальства, одергивают да так, что он не смог явиться на самое открытие памятника Мандельштама, успеху которого он сам и немало поспоспешествовал.

Хотя именно его, Юрия Михайловича Лужкова, графиком и мотивировался (его чиновниками) довольно странный выбор 28 ноября в качестве даты открытия памятника Мандельштаму. Мандельштамовское общество, будучи специально спрошено, предлагало совсем другую и весьма уместную в мандельштамовском контексте дату - 27 декабря, день 70-летия гибели поэта.

Мало того, что дата 28 ноября была взята с чиновничьего потолка, но и объявили о ней все на тот же чиновничий манер – всего лишь за несколько дней (да еще и с невнятицей о часе события). В результате многих, кто несомненно пришел бы или приехал, будь все по-человечески (особенно из других городов и стран), просто лишили такой возможности, а те, кто все же рискнули это сделать – из-за созданной спешки и сумятицы нервотрепки просто не сумели доехать (как, например, Александр Александрович Мандельштам - Шурик, родной Осипа Эмильевича племянник, которого наш поэт вместе с братом забирал из роддома имени Грауэрмана и которого, из лучших побуждений, все пытался накормить наилучшей едой - крутыми яйцами! Из отстояния между Хайфой и Старосадским 78-летний Шурик добрался только до аэропорта Бен-Гурион, где почувствовал себя плохо, сдал билет и вернулся). Не досчитались и других гостей - из Воронежа и из Питера, да и из москвичей далеко не все успели перестроить свои графики (в Москве был самый разгар «Нон-фикшн», соседка-Историчка именно в этот день и час справляла свое 70-летие – всего и не перечесть: «Потому что это ведь Москва», как писал по другому поводу Осип Эмильевич).

3.

У меня сложилось впечатление, что вся фаза непосредственного возведения памятника и, в меньшей степени, чехарда вокруг даты открытия – это некая попытка московского чиновничества взять реванш за свои «неудачи» на предыдущих этапах.

Поясню. Началось все с инициативы Мандельштамовского общества, в июне 2000 года обратившегося в Мосгордуму и мэрию с предложением установить памятник поэту к его 110-летию. Уже в ноябре того же года Председатель Комитета по культуре Правительства Москвы И.Б.Бугаев обратился в Комиссию по монументальному искусству МГД с письмом, в котором не поддержал это предложение. В те юбилейные дни дело ограничилось лишь круглым столом на эту тему, проведенным Е.Бунимовичем. Но Мосгордума не послушалась Бугаева и постановлением № 97 от 27 июня 2001 года утвердила памятник поэту О.Э.Мандельштаму среди запланированных произведений монументально-декоративного искусства городского значения.

Итак, инициатива и политическая воля нашли друг друга. Тогда обозначился другой дефицит - деньги. Но когда в ноябре 2005 года благодаря Сергею Толстикову и фонду «Ответственность» нашлись и деньги, то выяснилось, что мало и этого: как уклониться от аппетитов московского чиновничества и прикормленных ими зодчих.

В качестве контрмеры было разработано целое ноу-хау о том, как этого избежать. Была создана инициативная группа по увековечению памяти О.Э.Мандельштама в Москве под предводительством Олега Чухонцева, она собиралась несколько раз, особенно поначалу, и обсуждала текущие проблемы, и в результате - выделенные деньги были потрачены с расстановкой и толком – на рекламный буклет, на подготовку закрытого и вместе с тем прозрачного конкурса, на выставку полученных в его результате проектов, на их честную и компетентную экспертизу. Этот-то конкурс и выиграли сегодняшние победители – скульпторы Дмитрий Шаховской и Елена Мунц и архитектор Александр Бродский.

И, когда весной 2007 года Юрий Лужков принял выигравший проект в дар городу и распорядился установить памятник уже летом и открыть ко Дню города, то все только улыбнулись ретивости градоначальника, но ничуть не сомневались в том, что памятника ждать недолго – пусть не летом-осенью, ибо никак не успеть (хотя с Шаховского и Мунц и взяли на всякий случай честное шаховское слово все приготовить к осени – и они свое слово сдержали), пусть не зимой, когда памятники ставить не гоже, но уж весной 2008 года – точно, благо и поводы неплохие были бы. Но его не открыли ни весной 2008 года, ни летом, ни бабьим летом, ни осенью, - не открыли потому, что московское чиновничество оттягивалось и правило свой малый реванш: сначала отдел культуры девять месяцев письменно заверял честное, но устное лужковское слово, потом Моспроект-3 – и тоже девять месяцев – сбивал архитектурный проект этого грандиозного сооружения, а потом эстафету мурыженья проекта переняла Мосэкспертиза. Между тем управа (как водится, Басманная) запорошила стройплощадку незримыми виртуальностями – то вагончиками строителей, то тоскою местных жителей по родимым мусорным бачкам, то дивным предложением поставить Мандельштама на тумбу от Ленина. Но самый главный наезд со стороны этой низовой муниципии пришелся на лето этого года – история с трубой к дому, проект которого тогда (а может быть и сейчас) еще не был утвержден, тогда как проект памятника – утвержден. Надо заметить, что это был весьма серьезный наезд, ибо не окажись все, как всегда, блефом – то не стоять бы здесь памятнику, ибо памятник и труба под ним не совместимы: или одно – или другое. Именно тогда, видя как тускло развиваются в подковерной темноте чиновничьи битвы (а находились чиновники и с «нашей стороны», симпатизировавшие памятнику и прямо-таки за него бившиеся), Мандельштамовское общество, Московская и воронежская инициативные группы, «Новая газета» и Интернет-канал «Полит.ру» создали специальный проект для общественного надзора за происходящим (см.: Осип Мандельштам), в котором постарались дать макисмум информации о происходящем вокруг памятников Мандельштаму, «Новая» тогда же провела специальную конференцию. Этот ли фактор сработал или что иное, но бюрократические химеры, в том числе и труба, начали терять очертания.

Растаял, в частности, и такой забавный чиновничий артефакт как июльский звонок в Воронеж тогдашнего Главного федерального инспектора в Воронежской области П.Н.Кораблева, затребовавшего справку о памятнике и вежливо попросившего не открывать его в Воронеже до тех пор, пока его собрата не откроют в Москве (оба планировались открытием в начале сентября, на Дни Города!). Несмотря на всю «необычность» этого требования, в Воронеже на какое-то время сделали стойку и процесс подготовки к открытию памятника в Воронеже застопорился. Сомневаюсь, что идею этого действия инициировал сам Лужков, но, тем не менее, акция была и ее пришлось дезавуировать.

«И не смотреть бы на изгибы людских страстей, людских забот!»

4.

Невероятно, но это уже четвертый памятник Мандельштаму в России, и все четыре – удивительно разные и все четыре - замечательные!

Первый – работы Валерия Ненажививина - был открыт 1 октября 1998 года во Владивостоке, а готов он был еще за десятилетие до этого: приморское чиновничество отшучивалось тогда (мол, не одного этого вашего Иосифа Мендельштама здесь косточки лежат!) и ни за что не хотело принять памятник даже в дар. Это памятник загнанному, задыхающемуся поэту, глотающему свой последний воздух по дороге на свою Голгофу.

Второй памятник – работны Вячеслова Бухаева - был открыт 30 июня 2007 года в Санкт-Петербурге: это памятник тени Мандельштама, стелющейся по изгибам гранитного камня и приготовившейся юркнуть в ахматовский подъезд.

Третий – работы Лазаря Гадаева (светлая ему память!) - был открыт 2 сентября в Воронеже: это памятник разночинцу в топорщящемся пиджаке отМосквошвея, остановившемуся на ходу, чтобы лучше вслушаться во «всечеловеческую» музыку сфер, чтобы извлечь из нее те стихи, что он один и умел расслышать в ней из воронежских углов, подворотен и черноземных га.

Памятник Дмитрия Шаховского и Елены Мунц (именно ей принадлежит собственно голова поэта) совершенно другой. Он, быть может, наименее скульптурный, окружающее его городское пространство - и в особенности фронтон соседнего здания и рельеф скверика-мыска - включены в него как неотъемлемые элементы. Это удавшаяся попытка заново обжить старомосковский городской уголок, превратив скверик в атриум.

Хрупко-динамическая конструкция из базальтовых кубов с высеченными на гранях строчками из Мандельштама увенчана великолепной римско-московской головой, с закинутым вверх птичьим подбородком и ушами-крыльями, между которыми угадывается (именно угадывается) чуть ли не венок кифареда - лавровый или терновый. Поэт Мандельштам здесь наиболее поэт, если можно так выразиться. (В качестве прототипа угадывается даже не столько знаменитый бруниевский портрет, сколько радловский рисунок-шарж на «Сумасшедший корабль». Поразительно, но то же просматривается и у Гадаева в воронежском памятнике).

Почти такие же кубы сложены у подножья в символический фонтанчик, а на сам атриум ведет очень удобная и тактичная лестница, ритм ступеней которой как бы успокаивает и настраивает на возвышенный лад. Поверхность скверика, как и полагается в атриумах, вымощена светлыми и, изредка, черными плитками.

Памятник удивительно точно вписан в свой обновленный контекст, и собравшаяся около него публика (человек, наверное, двести-триста человек – вдвое меньше, чем в Воронеже) очень хорошо его приняла. Впрочем, и публику такую сегодня нигде не встретишь, разве что в консерватории на галерке: в основном, старая интеллигенция, но и молодежи немало – неужели ростки интеллигенции новой?

...Разошлось начальство (ограничились зав. отделом культуры и префектом Центрального округа. Не было не только мэра, но и его вице), разошлась пресса (чьей звездой в этот день заслуженно стала 88-летняя Раиса Леоновна Сегал из той самой коммуналки, прекрасно запомнившей поэта – брата их соседа дяди Шуры), а люди еще долго-долго не расходились, несмотря на погодную промозглость, – читали стихи, пели песни на стихи Мандельштама, рассказывали друг друг истории, пили, сообразно погоде, водку, подносили цветы, улыбались. Прошел, наверное, еще час, прежде чем удалось увести (и то не всех!) от памятника в Дом Художника на Старосадском, где собравшихся ждали стихи Мандельштама (их поочередно читали по одному московские поэты), выставка о его жизни в Москве, песни на его стихи и небольшой фуршет.

Но памятник тянул к себе, и каждый, возвращаясь, к нему заворачивал. К нему хочется приходить, как бы заглядывать на огонек – и было бы здорово, если общими усилиями тех, кто любит Мандельштама, поэтов и прежде всего читателей, зародится какая-то новая традиция, на которую не нужно никакую санкцию никакого начальства.

Может быть, эта со всей Москвы собравшаяся и долго не расходившаяся интеллигентная толпа с шевелящимися строчками стихов на губах - и есть начало такой традиции?

Мандельштамовское общество в Москве, Музей Анны Ахматовой в Питере, Воронежское отделение Союза писателей России в Воронеже и Приморское отделение Русского Пен-Центра во Владивостоке от всей души приглашают всех желающих к «своим» памятникам - 27 декабря, в 16 часов: почитать стихи, попеть песни, поговорить о поэте, помянуть его.

См. также: