Мы публикуем стенограмму лекции доктора социологических наук, ведущего научного сотрудника Института экономики и организации промышленного производства Сибирского отделения Академии наук, эксперта Центра россиеведения ИНИОН РАН Ольги Бессоновой, прочитанной 23 октября 2008 года в клубе — литературном кафе Bilingua в рамках проекта «Публичные лекции Полит.ру».
См. также
Текст лекции
Хочу обратить ваше внимание на то, что мы сейчас живем в период, когда все выдвигают прогнозы, строят образ будущего России и мира. Идут конференции, на которых обсуждается, какой станет Россия к 2050-му году, но это еще не прогнозы, а лишь ожидания. И я хочу показать, как строился мой прогноз, который пока совсем не очевиден. Мир уже является «беременным» новым миропониманием, но это пока не очень заметно, и термины, в которых можно говорить о новом, пока еще слабо распространены. Так, термин «раздаточная экономика» и «раздаток» появились в моих публикациях с 1992 года, но до сих пор многие не слышали о них.
В новой картине мире наряду с термином «раздаток» также будут присутствовать такие важные элементы анализа общества, как институты, которые задают правила игры. Несмотря на то, что институционализм сейчас распространился в науке и, можно сказать, заменил марксизм, точного понимания того, что такое институты, нет. Потому что они в глубине: институты, как гены, задают развитие системы. И есть то, что происходит на поверхности и легко наблюдаемо, поэтому кажется, что этот внешний слой и определяет правила игры.
Введу две важные составляющие анализа. Есть две модели правил игры. Первая модель всем известна – это рынок и рыночная экономика. Базовые элементы в ней – это частная собственность, купля-продажа, прибыль и частный труд. Частный труд - это труд на частного владельца, который может быть одним, а может быть компанией, в истории это был рабовладелец, феодал, капиталист или предприниматель. Вторая система – это раздаток, раздаточная экономика. В ней базовые отношения – это сдача-раздача, собственность представлена как общественно-служебная, жалобы являются сигналами обратной связи, а частному труду из первой модели противопоставлен служебный труд, то есть труд на государство или на общество. Это чистые модели.
Важно понимать, что как между куплей и продажей, так и между сдачей и раздачей выстраиваются балансы. С помощью обратной связи через административные жалобы и обращения. Обратите внимание, что в российской экономике жалобы встроены во все структуры административной системы управления. Система целенаправленно отлавливает эти жалобы. И нельзя говорить, как это было в 30-е годы при западном анализе плановой экономики СССР, что у такой экономики нет сигналов обратной связи. Они есть, но они не ценовые, и поэтому проходят мимо экономистов.
В чем суть новой картины мира и новой парадигмы? В дополнение к мощной проработке рынка и рыночной системы, которая выполнена интеллектуальными силами Запада, вводится в осмысление (не вместо, а в дополнение) понятие раздатка - раздаточной экономики. Эта система не возникает вместо рынка. Они развиваются параллельно. Рыночная система достаточно хорошо изучена. Но в экономике еще существуют дотации, трансферты, субсидии, субвенции и т. д. - колоссальный объем нерыночных отношений, я их называю раздаточными, - которые выпали из поля зрения экономической науки, но ведь именно они сейчас определяют лицо всех экономических систем. Более того, их роль будет усиливаться. Президент Франции Н. Саркози в Тулоне, предлагая проект выхода из мирового кризиса, сказал «Мы будем менять правила игры. Рынок и государство по-другому должны позиционировать между собой».
Что делает государство в экономике? Оно раздает ресурсы.
Кстати, откуда появился термин раздаток? Это исконно русский термин и приведен в словаре Даля, но именно как оболочка для множества всяких раздач, без особого узкого смысла. И поэтому его можно было взять для научной категории. Но, что удивительно, здесь есть параллель с западными исследованиями. В начале ХХ века классик антропологии Карл Поланьи в своих, понятных Западу терминах пытался сформулировать то же самое. Он рассказывал про отношения передачи ресурса от центра (государства) субъекту в терминах редистрибуции. Редистрибуция – это, по существу, налоговая система. Но важно понимать, что в ней есть акт раздачи. Это целый пласт отношений, которые мы считаем пока архаичными, в чем-то нашими особенными, не придавая значения тому, что они распространены везде.
Общественная наука, на мой взгляд, находится в докоперниковской фазе - пока Солнце вращается вокруг Земли. Это связано с тем, что огромный нерыночный мир, все азиатские способы производства, построенные на раздаточных базовых отношениях, просто игнорируются при анализе. В России, напомню, всегда была прямая раздача жилья, что воспринимается как архаика, но это норма для нас. Сегодня начинается первый акт такого понимания, когда вновь формируется экономическая система, построенная на раздаточном архетипе. Но это будет совершенно другая экономическая система, чем была до сих пор. И не только у нас, но и во всем мире.
Итак, новая картина мира. Я сейчас при изложении очень упрощаю, но важно вычленить ядро картины. Это два ключа: рынок и раздаток. Мы и к рынку теперь будем относиться по-другому. Посмотрим и на рынок в рамках новой парадигмы. А то все потеряли уже ощущение – в Европе то ли рынок, то ли капитализм. Так, с ХIV века в Европе отменили крепостное право, но до буржуазных революций ХVII века длился целый исторический период, который ни одна теория не замечает.
Борис Долгин. Прошу прощения, но, может быть, перейдем к самому раздатку?
Ольга Бессонова. Спасибо. Самое главное – проследить исторический лабиринт, по которому прошла Россия. Именно в нем ключ теории раздаточной экономики. Я пробегусь по циклам. Идея в том, что раздаточный тип экономики России сформировался как инвариантное ядро из базовых институтов. Формы меняются на каждом цикле, адекватно конкретной исторической среде. Среда – это очень сложное явление: и технологии и образовательный потенциал, и трудовые отношения и территории. И каждый новый цикл давал новую форму базовых институтов.
Итак, начало: общинный раздаток – это IХ - ХII вв. 2-й цикл – это поместный раздаток. В чем разница форм? На первом этапе община выполняла урок, который установила еще княгиня Ольга. Урок – это то, сколько должна сдать каждая община, а устав – то, как она должна быть организована. Передача продукта от производителя в центр для последующей раздачи называется сдачей. И хотя в названии экономики содержится только одна сторона отношений (раздача), в ней содержится и обратная передача продукта, поскольку сдачи и раздачи являются неотъемлемыми элементами друг друга.
Поместный раздаток. Обратите внимание на слово – «по месту службы». Ведь раздача – не для того, чтобы кого-то облагодетельствовать, только если служишь, в соответствии с местом в иерархии. Поместье, то есть жилье по месту службы. Это был ХIV - ХIV вв. Третий раздаток – это административный советского периода. Я называю все эти экономические периоды «раздатком» по базовым, корневым условиям функционирования российской экономической системы. Хотя исторических названий у них очень много.
Интересно, что между циклами есть периоды изменений, которые мы будем называть трансформационными фазами. В рамках этой фазы компенсаторный архетип в виде рынка начинает разворачиваться в отношения купли-продажи, частной собственности, прибыли и т. д. Но разворачивается он на базе старой раздаточной системы. И получается гибрид. Так, первая фаза была развернута как рыночная экономика на базовых отношениях предыдущей стадии – на общинном раздатке, и получился квазифеодализм. Почему такое название – этому периоду соответствовал период феодализма в Европе. Историк Н.Павлов-Сильванский много писал о соответствии феодализмов в России и Европе. И это фаза длилась с ХII-го по ХV вв.
Вторая трансформационная фаза – квазикапитализм, сейчас историки накопили достаточно фактов подтверждающих сохранение функций государства от предыдущего цикла. И третья – квазирынок. Это то, что мы только что пережили – в 1991 – 2000 гг. Суть квазирынка состоит в том, что был наложен рынок на доминанту устаревшего советского раздатка. Напомню, рынок и раздаток всегда сосуществуют, но каждый раз есть доминанта, а другие отношения – компенсаторного характера. Гибрид, который мы наблюдали в 90-е годы, ведет себя не так, как оригинал.
Меня не раз спрашивали, как можно понять, где кончается цикл, и почему начинается трансформационная фаза? Потому что система периодически заходит «в ступор». Ведь никто специально не будет менять институциональную систему. Советские экономисты 80-х гг. долго говорили о том, как и что надо делать. Система заходит «в ступор» - и ничего другого, кроме как воспользоваться компенсаторными механизмами, не остается. Это не именно правительство Гайдара, а любой правитель включил бы компенсаторные рыночные механизмы в такой ситуации.
От процессов, которые подробно описаны другими, я сейчас перехожу к сущности явлений. Что такое квазирынок? Прежде всего - это коррупция, которая считается случайным побочным явлением в рамках существующей системы отношений: думают, вот очистимся от коррупции, и будем жить среди чистых рыночных отношений. Моя гипотеза состоит в том, что коррупция в нашей стране – это и есть проявление квазирыночных отношений. Суть квазирыночных отношений заключается в следующем. Что делают наши частные компании? Они не выстраивают рыночную стратегию, а ведут «естественную» борьбу за государственные ресурсы. Это самое главное в квазирынке. Быстрая приватизационная линия 90-х привела к механизму совладения объектами бывшей государственной собственности. То, что передается обратно и в обществе принимается за взятку, по сути - дивиденды от совладения.
Борис Долгин. Совладение кого с кем?
Ольга Бессонова. Чиновников, представляющих высший аппарат власти, и условных собственников - олигархов (которые, по сути, – назначались властью).
Второй вид коррупции связан с рыночными субъектами, возникшими в соответствии с новыми условиями бизнеса. Традиционные правила доступа к государственному ресурсу нарушились, и был выработан аукционный механизм. Кто больше даст (и дольше будет давать) – тот и подключится к нему.
И, наконец, третий вид коррупции – это взятки в бюджетной сфере, которая была брошена на произвол судьбы, так как правительство увлеклось построением новых рыночных отношений. Она тоже стала продавать свои услуги, имеющиеся в ее распоряжении.
Я утверждаю, что все эти виды коррупции и есть квазирыночный тип отношений. В программе борьбы с коррупцией – «Антикорр», предъявленной командой нового президента, - самое главное не то, что чиновник должен предъявить декларацию и информировать о своих доходах и имуществе. Самое главное - что там очень подробно прописываются правила доступа к государственному ресурсу: как провести конкурс, как выбрать компанию, что она должна из себя представлять и т.д. Наконец, впервые отстраивается система легального доступа к государственным ресурсам. Фактически «Антикорр» - это выстраивание новых экономических правил, означающих завершение фазы квазирыночных отношений, а не просто борьба с коррупцией.
На всех конференциях говорят про человеческий капитал. Что произошло с людьми и страной в 90-е годы? Если рассматривать с позиции циклов раздаточной экономики, то особенностью всех квази-периодов является то, что в них НЕ создается новое общество и новая экономика. Это продолжение, завершение старого цикла, и в настоящее время только заканчивается советский цикл. Фактически в 90-е годы построили компенсационную базу на том основании, которое у нас было создано еще в советское время, на том образовательном потенциале, на тех мощностях. Все, что можно было доесть, – доели; что советская система разбросала - похватали и «по сусекам поскребли». Мы выработали советский цикл, но уже новыми рыночными механизмами.
Для доказательства покажу на примере жилья, что это продолжение советского цикла. У нас жилищная система вот уже 15 лет не настраивается на всех потребителей, а только на элиту: строится элитное жилье и проводится точечная застройка. Скажите, где многосекторная жилищная модель и где жилье для бедных? Везде в других странах, во Франции, в Англии жилищный рынок настраивается на все потребности, ведь со всех секторов можно снимать доходы. Почему у нас нет этого? Ответ – потому что жилье для бедных у нас уже было создано в советский период, но не было жилья для богатых. Элитное жилье построили - и были огромные сдвижки, вторичный рынок работал, была мощная жилищная мобильность. Но сейчас это закончилось, и нет ни одной идеи, как работающий базовый слой населения обеспечивать жильем. Так институциональная система сигнализирует, что все выработано, все, что можно, сделано - и тут начинается следующий сюжет, наше будущее.
Я расскажу, как будущее прорастает. Вырастает не по чьему-то желанию или ошибке - все сложнее. Вводятся рыночные компенсаторные институты на своей собственной основе, но при этом мы заимствуем нужные институты из рыночных сред других стран. Ценность трансформационных фаз заключается в том, что тут включается сюжет экспериментирования. Заимствуем, потом институт начинает жить в частной форме, но в реальной среде. И происходит столкновение с этой средой. Например, в жилищной сфере. В начале 90-х разорился первый частный ипотечный банк. Поняли, что не идет классическая частная ипотека. Агентство международного развития в Новосибирске внедряло в 1993-94 гг. частные компании в содержание жилья - не получилось. И продолжился поиск. Модели сменяют одна другую: американская, шведская и т. д. Итак, перебор произошел, и система оплодотворилась. Причем интересно, что получается абсолютно новый гибрид. То, что получилось, ни на что не похоже. Мы увидим качественно новую экономическую систему. Нам повезло, что институциональный кризис в Америке произошел именно сейчас. Хорошо не то, что там кризис, а то, что нам вместо идеологизированного рассказа про западную модель - такую, какая она описана в учебниках, про великолепную самоорганизующуюся, либеральную рыночную экономику, - сейчас показано, сколько государства стоит за ипотечными компаниями, за развитием рынка. Реальность вылезла наружу, и можно наблюдать действительное соотношение институтов рынка и государства.
Итак, Россия прошла все институциональные циклы и, отработав уже три модели раздаточной экономики и квазирыночные гибриды, сейчас приходит к новой модели либерального раздатка. Изюминка третьей трансформационной фазы в том, что раздаточные институты вызрели настолько, что они не боятся конкурировать с рыночной средой. В либеральном раздатке объединяются и рыночные, и раздаточные механизмы вместе, но доминирующим остается раздаток. На Западе, в рыночной экономике – наоборот. И формируется определенный баланс в мире. И это не хорошо и не плохо, это объективная реальность. Сейчас вся мировая система будет направлена на поиск гармонии институциональных сред рынка и раздатка. Что же будет гармонизироваться?
Существовали отдельно иерархическая система и отдельно контракт, а сейчас в российской экономике будут служебные контракты. Опробованная в квазирыночный период контрактная система и будет самой главной изюминкой. В этом году приняли закон о новых штатных расписаниях в бюджетной сфере. Отменено единое штатное расписание, которое вообще можно рассматривать как синоним советского раздатка! Революция свершилась не в 1991 году, а происходит на наших глазах: страна переходит на отраслевую систему штатных расписаний. Почему сейчас? До этого было не до нее, отстраивали рыночный сектор и мощно экспериментировали с внедрением институтов рынка, а жили на старых нормативах, старых штатных расписаниях, старых мощностях, а новое зарождается только сейчас.
Служебный контракт – это не частный контракт между двумя рыночными субъектами, где они определяют все условия сами. В нем прописываются отношения между частным или государственным субъектом и государством как заказчиком определенного вида деятельности. И в этом служебном контракте находит отражение институциональная среда всей экономической системы.
Вторая изюминка - это бюджетный хозрасчет. Чем либеральный раздаток будет отличаться от советского административного раздатка? В чем вообще была трудность советского раздатка? Каждому директивно было приписано свыше, что ему делать на своем рабочем месте. Сейчас происходит переход, постепенно, с огромными трудностями, на самостоятельность нижнего звена. Но при этом это хозяйственное звено встроено в единую систему народного хозяйства. Самая главная сложность хозяйствования – это обеспечить самостоятельность в рамках единых правил. Иначе каждый начинает оптимизировать локально под себя, а сумма локальных оптимумов не дает глобальный. Нужно сочетать глобальные и локальные интересы.
Суть модели бюджетного хозрасчета в том, что каждому дается государственный ресурс в рамках его положения, с учетом стратегий и планов. А дальше он сам принимает решение, как с помощью этого ресурса достигать поставленной задачи. Контрактная система может обеспечить нужную гибкость деятельности. Важно понять, кому и на каких условиях дать ресурс. Но пока дать некому, так как бюджетная система сейчас страдает оппортунизмом. Оппортунизм определяется наукой как использование коварства и хитрости при борьбе за ресурсы. Нынешний кризис в Америке произошел во многом из-за оппортунизма менеджеров. Они продавали необеспеченные ипотечные кредиты, поскольку от этого зависело менеджерское вознаграждение. На данном этапе экономического развития еще предстоит найти тонко построенный механизм стимулирования и оплаты труда.
Госкорпорации. Это новая организационная форма, и к ней нет еще однозначного отношения. Она апробируется вместо отраслевого директивного хозяйствования как форма вертикально интегрированной хозяйственной структуры с самостоятельностью хозяйственных звеньев, с контрактными трудовыми отношениями. Ее нельзя понимать банально, ведь в ней возникают уже совсем другие интегрированности и эффекты от смежных производств. Еще не осознано, что госкорпорации включат рыночно- ориентированный механизм, но с государственным статусом.
Жилье. Квазирынок довел систему до того, что реальная жилищная обеспеченность осуществляется только в рамках обменов на вторичном рынке жилья. Доходы рабочих и служащих не могут позволить покупку нового жилья. Сейчас разрабатываются новые виды обеспечения. То, что в настоящее время происходит с жилищным рынком, – это не финансовые и не строительные проблемы, это именно институциональный кризис. Не выработан адекватный механизм обеспечения жильем. Частная ипотека рухнула в 90-х., с 2002 года средства государства были направлены на создание ипотечного сектора через поддержку и подстраховку банков. Но возник пузырь жилищных цен, и идея обеспечения работающих жильем через фактически полугосударственную ипотеку также рухнула. И стало ясно, что и это совсем не тот механизм. Сейчас зарождаются служебная и социальная ипотеки.
Европа никогда не скрывала, что является социально-рыночной. У них множество механизмов раздач, но их рыночная экономика «стесняется» показывать это публично. Их поворот к социальному рынку произошел после кризиса 30-х гг. ХХ века. Это был системный кризис либеральной модели как таковой. Поэтому и были введены все эти внутренние компенсаторные раздаточные механизмы, и сейчас идет новая волна внимания к ним.
Итак, возвращаясь к России, я утверждаю, что сейчас мы переживаем великую трансформацию. В чем ее суть? Меняется не только институциональная модель, но и политическая система. Это очень сложная тема, на грани культурного шока, но мы переходим к совершенно другому обществу. В терминах теории раздаточной экономики это интегральная формация с синтезом в экономической сфере рыночных и раздаточных механизмов. Одновременно идет смена политической системы.
Для прояснения того, что меняется в политической системе, сделаем исторический экскурс. Уже два века общественные науки опираются на старую парадигму: если рынок – то демократия, а если не рынок – то тоталитаризм. Это кажется настолько очевидным, что даже не чувствуется, как это противоречит фактам. Однако акцент на этой тематике породил постоянный страх перед усилением роли государства. Но на это можно посмотреть и по-другому. С позиции новой парадигмы рыночная и раздаточная системы объективно зародились в глубокой древности как два способа координации человеческого сообщества; меняя свои формы, шли от разных моделей авторитаризма, от моносударства. Но на определенном этапе, когда вызрели объективные условия, они переходят к демосударству. Я ввожу эти два новых термина.
В своей работе 1993 года «Раздаточная экономика как российская традиция» я разобрала все термины повседневности и экономического быта. Весь наш язык состоит из сдач, раздач, наделений и т. д. Что такое государство? Государство в русском языке – это аббревиатура, «ГО» - господин, «СУ» - служба, «ДАР» - раздача, которая обозначает «господин дающий условия службы». Так вот, моносударство – это тоже составное слово. Моно – это монархия, самодержавие, диктатура, деспотия и т. д. А демосударство – это демос, нород, полисубъектность. В термине «демократия» заложены и производственная, и общинная, и иные демократии. Но часто подразумевается, что при демократии государства как бы и нет. Поэтому я специально добавляю к категории «демократия» государственное начало. Демосударство – это другая цивилизационная форма государства как такового. И переход от одной цивилизационной формы государства к другой переходит через великую трансформацию.
Далее гипотеза. В условиях глобального кризиса в мире будут создаваться новые надгосударственные институты. Мне кажется, что они тоже будут строиться по принципу либерального раздатка. В России основой экономики будет институциональная модель, построенная на тех же принципах, какие выработает мировое сообщество для взаимодействия разных самостоятельных субъектов-государств, каждое из которых имеет свои ресурсы. Спасибо.
Обсуждение лекции
Борис Долгин. Проблемы этимологии я бы оставил профессиональным лингвистам. В этом кроме них все равно никто не разбирается.
Далее. Мне кажется, что, когда Саркози говорил о переходе, он говорил о государстве не в качестве распределителя ресурсов, а в качестве структуры, определяющей правила, регламент существования экономики. Второе. О направленности движения. Несомненно, кризис многое изменит. Но европейские социальные государства активно начали хоронить уже лет десять тому назад. И мой прогноз здесь заключается в том, что могут быть разные варианты изменений, но не на месте усиления социальности европейского государства. Потому что его социальность была во многом результатом конкуренции с риторически социальным государством, социалистическим. Сейчас же для европейских государств главной становится конкуренция не с социалистическим режимом. И надо посмотреть, с кем будет идти конкуренция и каким образом. У меня пока все.
Вопрос из зала. На какой секции социологического съезда вы делали доклад на конференции, и как его восприняла аудитория?
Ольга Бессонова. Я делала доклад на секции «Социологический анализ рынков», доклад назывался «Квазирынок как трансформационная фаза в развитии раздаточной экономики России». Я думаю, что все было отлично. В каком смысле? В то время, как старое функционирует, новое уже разрабатывается. Новое потребуется тогда, когда старое уже будет отработано. Сейчас, я вижу, есть потребность разобраться в том, что разработано в рамках теории раздаточной экономики. На самом деле теория рыночной экономики лежит в основе интегральной институциональной парадигмы цивилизационного развития. Я утверждаю, что без целостного восприятия мира мы никуда не двинемся - ни наука, ни общество. Попытка выстроить картину мира только через фрагментированное понимание - а наука сейчас все больше делится по направлениям и теориям - не может быть бесконечной. Потребность в общем взгляде есть и будет усиливаться. Не надо относиться к выражению «новая картина мира» как к чему-то пафосному. Это сейчас просто предмет анализа.
Борис Долгин. Как ваша концепция соотносится с концепцией ресурсного государства Симона Гдальевича Кордонского?
Ольга Бессонова. Есть концепции, которые пытаются объяснить, а есть те, которые пытаются выразить часть реальности и на ней сосредоточиться. Я считаю, что Кордонский, используя полностью теорию и методологию теории раздаточной экономики, очень подробно сосредоточился на минусах квазирынка. Наша наука вообще сейчас ушла в эту часть. И концепция ресурсного государства дает мощный образ, но сосредоточена именно на квазирыночных отношениях, при этом не совсем доопределившись в терминах. Но сейчас Симон Гдальевич в новой книге «Сословная структура постсоветской России» очень четко разводит, что происходило в стабильные циклы, а что - в трансформационные. Так что он идет в русле этой методологии, и можно сказать, что новая парадигма охватывает уже несколько теорий.
Сергей. Ваше настаивание на специальном термине «раздаток» кажется очень спорным. Есть общепринятая система: иерархия – рынок. Раздаток привязывает к определенному способу передачи, хотя иерархия, как и рынок, подразумевает под собой бесконечную эволюцию. Привязывать иерархию только к сдаче-раздаче сильно мешает пониманию сути иерархии и обрубает мост, который мог бы сложиться между вашей парадигмой и тем неоинституционализмом, который сейчас все больше становится мейнстримом. Это очень спорно еще и с той точки зрения, что в истории России мы импортировали не только рыночные отношения, но и новые формы иерархии и соответствующего перераспределения ресурсов. И эти формы также приживались, и живут сейчас в виде фирм и различных государственных образований на Западе. Мы импортировали Шведскую модель в ХVI-м веке. Мы импортировали не только западные модели, но в ХV-м веке мы импортировали турецкую модель государства. В ХХ-м – мы фактически импортировали обычную фабричную модель государства, строили государственный монополистический капитализм. А сводить это к сдаче-раздаче... Есть русская поговорка: «Служить бы рад, прислуживаться тошно». Этот термин сдачи-раздачи - он как раз теряет «служить бы рад». Иерархии, как и фирме, более присущи такие отношения, как инвестиции, вклады в собственность и перераспределение полученных ресурсов. А это не совсем сдача-раздача.
Ольга Бессонова. Рынок ведь не сводится к купле-продаже. Надо четко понимать, что мы сопоставляем. Иерархия – это модель управления. Сдача-раздача – это базовые отношения, купля-продажа – тоже базовые отношения. Иерархия – это остов, структура. В этом смысле противопоставление иерархии рынку не является однопорядковым. Я как раз это и пытаюсь сказать. Экономистам, ориентированным на западный мейнстрим, это трудно понять, так как неоинституционализм это не транслирует. У Коуза рынок и иерархия противопоставлены – но обратите внимание! – противопоставлены в рыночной среде: рынок и иерархии внутри рынка. А у нас противопоставляют так: «у них – рынок, а у нас - иерархия». Ничего подобного. Иерархия есть и внутри рынка и внутри раздатка.
Моя главная идея в том, что базовая, доминирующая институциональная среда у нас построена на сдачах-раздачах, а раздачи – это та доля ресурсов, которая выделяется каждому субъекту раздаточной системы, чтобы он воспроизводил и выполнял тот набор функций служебного труда, которые ему предписаны. И суть в том, что государство дает жилье, социальные пакеты и т. д. только для того, чтобы ты работал на этом месте. Как военным дают сейчас сертификаты в соответствии с чином. Это вопрос координации, упорядочения, вопрос базового устройства общества. Иерархии в нынешнем виде в истории не было видно, но каждый имел норматив тягла. Вот почему важно понимание служебного труда – через него все упорядочены при включении в систему раздатка. Каждый сдает долю услуг и работ, а для этого ему обеспечивается объем раздач. И пока существует баланс на каждой территории, в каждой отрасли, система воспроизводится, и раздаточная экономика воспринимается как правильная. Но если идут мощные дисбалансы, идет поток жалоб по отраслям, по группам, по людям, тогда говорят – давайте менять. А что меняется? В первую очередь, как раз иерархии. Сдача-раздача – это неизменные константы, а иерархическая система – это изменяемый компонент. И он будет изменяться.
Анна. Я в восхищении от вашей теории. Я много думала на эту тему. Возник следующий вопрос. По поводу термина «либеральный раздаток». Социальный контракт по сути дела – это новое закрепощение в духе Средних веков, феодализма. Выстраиваются вассальные отношения. Но они всегда подразумевают не правовое решение конфликтов и споров, а традиционное, основанное на личных взаимоотношениях. Как вы сделали этот вывод. Допустим, я работаю по социальному контракту. И мне предоставляют жилье и т.д. Я завишу от своего начальника, как будто я его вассал. Далее. Иерархичность обозначает сословность и кастовость. Кастовость – это жесткая система. Переход ограничен и сложен. Перепрыгнуть, допустим, из касты инженеров в касту начальников при служебном контракте будет невозможно. Следующее. Государственные корпорации представляют собой монополии. И они тесно сращены с чиновничеством. Далее. Передача власти происходит недемократическим путем. Следующее. Чтобы низшие по статусу группы были довольны, их кормят социалистическими лозунгами и дешевым популизмом, для того чтобы они смирились со своим положением навсегда. Политическая свобода ликвидируется вместе со свободой творчества, свободой на самоопределение и т.д. Абсолютно серая безмозглость и тупость! Я клоню к тому, что это называется фашистской системой, а не либеральным раздатком. Единственным отличием является отсутствие националистических лозунгов. Но посмотрите наше кино, наши новости.
Борис Долгин. Вы прочитали ряд тезисов, каждый из которых необязательным образом вытекал из предыдущего. В вашем построении слишком много логических дыр…
Ольга Бессонова. Девушка привела много мифов, существующих в массовом сознании. На нас наслоилась вся история. Существует много концепций феодализма, и поэтому молодежи трудно понять, что такое феодализм на самом деле. Трудовые отношения и общество имеют главную задачу: они структурируют реальность. И контракт – это самая либеральная форма структурирования трудовых отношений. Потому что первая фаза – рабская трудовая модель – это отсутствие личных прав и свобод. Дальше идет крепостная трудовая модель, потом наемная. Вы знаете, что такое штатное расписание? Вас нанимают на определенную строчку. Это было и на рынке, и у нас. А в контракте, на следующей ступени, уже все права прописаны в самом контракте. Почему на Западе сейчас нет профсоюзов?
Борис Долгин. Простите, но в каком смысле их нет?
Ольга Бессонова. В классическом виде. Они обеспечивают работу рынка труда. Контракт сам по себе защищает. Это правовой документ, где прописано, что должно быть выполнено и т. д. И это самая либеральная форма, которую выработало человечество. Трудовые отношения – это всегда жесткие, мощные отношения структурирования. Сама система направлена на структурирование трудового процесса.
Насчет демократии. В реальности той демократической системы, которая описана в учебниках, нет. Все институционализировано, и здесь тоже идет эволюция, в рамках которой мы зашли в новый гиперцикл. К истинной свободе еще расти и расти. А насчет национализма, не надо драматизировать ситуацию. В Германии он возник как реакция на дикую дифференциацию - есть такой научный термин «избыточная социальная дифференциация».
Борис Долгин. Вопрос к Анне. Вы обозначили, на мой взгляд, нелогично, каковы недостатки контракта. А что вы предлагаете вместо него? Какой вы видите тип неконтрактных трудовых или шире – экономических отношений?
Анна. Вы меня не так поняли. Я не критикую, не причитаю. Я говорила именно о терминах. По-моему, термин «либеральный раздаток» можно свободно заменить на «фашистскую систему». Мне кажется, что итальянская ситуация во время войны вполне соответствует описанному.
Игорь Чубайс. Я полностью согласен с оценкой, что состояние общественной науки находится у нас на докоперниковской стадии. Мы и правда не создали теории, которая объясняла бы страну, в которой мы живем. И возникает острейший запрос на теоретизирование. Но когда вы говорите о либеральном раздатке и т. д., я не понял, чем это отличается просто от госрегулирования, ведь никакого чистого рынка нигде и никогда не было. Но это вопрос этимологии. Теперь по существу. Вы создаете новую теорию. Сила теории в том, что она может многое объяснить по-другому, не так, как до сих пор, и многое предсказать. А у вас присутствовала форма «это логично». Вы говорите о коррупции, что она неизбежна, она предзадана. Но коррупция и так есть, и без вашей теории. Вы придумайте теорию, которая поможет посадить этих коррупционеров лет на 20. А у вас вылетает моральная часть в экономической концепции. Например, в Москве кладут асфальт. Он должен лежать лет 12. У нас кладут каждый год. Почему? Потому что получить заказ на укладку можно только через колоссальные откаты. И они настолько велики, что на асфальт уже денег не остается и кладут непонятно что, и он через несколько месяцев рассыпается. У вас получается, что это логично, предзадано и объективно. А по-моему, это шизофрения. Далее. Отказ от старого штатного расписания вы воспринимаете как очень позитивный шаг, хотя в свое время Петр I ввел табель о рангах, который должен был объективно фиксировать достоинства и заслуги человека, и зависел бы не от происхождения, а от профессионализма. Но понятно, что если отказываются от штатного расписания, то все зависит уже не от талантов человека, а от его начальника. Я могу приводить примеры, не называя фамилий. Например, есть один сотрудник МГУ. Из его 2-х статей сделали 6 грантов, которые украл проректор. А этому сотруднику не дали даже лекции читать. Вот вам и отказ от расписания! Каждый начальник устанавливает все, что ему угодно…
Борис Долгин. Я хотел бы немного расширить первый вопрос про отличие от госрегулирования. А чем это отличается от того, о чем думали в конце 80-х гг., когда речь шла об увеличении самостоятельности предприятий, чтобы они только боролись за госзаказ и т. д.
Ольга Бессонова. Вопрос просто прекрасный. Мои исследования показали следующее. Почему в каждый цикл новые формы рождаются быстро, почти мгновенно? Система возрождается на новом витке довольно быстро, потому что используются наработки прошлого цикла и особенно фазы институционального исчерпания. То есть в 80-е годы было наработано то, что сейчас делается. Ученые говорили: зачем сразу планы – сначала надо стратегию разработать, давайте сделаем социально-экономический прогноз, гипотезы зафиксируем и только потом – план, как часть этой большой стратегии. Но не проходило – сначала план, а затем все остальное. Говорили: давайте интегрировать производства, разрушим ведомственные перегородки, создадим территориально-производственные комплексы для получения системного эффекта.
И, наконец, то главное, что вытекает из парадигмы, – когда система ищет выход из очередного тупика, уже берет, что наработано! Ценой 15-тилетнего процесса внедрения хозрасчета и коэффициентов трудового участия, которые в конце 80-х привели к страшным деформациям экономической системы за счет неконтролируемого перераспределению средств с низового звена на верхнее, управленческое. Это были дефекты построения иерархии. Денег даже на ЖКХ было достаточно, но иерархия была простроена так, что все средства оставались на управленческом уровне, вверху, и вниз не попадали. А сейчас самостоятельность нужна низовым звеньям, тому же ЖЭКу - и ведь иерархию можно простроить так, что каждому закрепляются в контрактах необходимые средства, которые даются, и там же фиксируется тот результат, который прописывается из задач глобальной системы.
Квазирынок приводит к тому, что человек внешне выстраивает вроде бы разумную стратегию, но, как правило, максимизирует локальную эффективность.
И когда мы слышим примеры оппортунистической стратегии с асфальтом, то это тема квазирынка. По моему наблюдению, раз все стали говорить об этом, это значит, что она себя изжила и будет реформирована. Да, система квазирынка уже себя изжила. И мы все ей недовольны. Но нельзя говорить о том, чтобы всех посадить - а кто потом будем всех кормить, кого посадим? Важно понять, почему возникает коррупция? Потому что правила доступа к ресурсу нет. Старый раздаточный принцип сохранился при новой рыночной среде. И что надо делать? Надо вводить конкурсы, нужна нормативная документация на их проведение. Институциональные системы настраиваются очень сложно, мало идеи – нужны законы. Я сейчас читала закон «О Фонде содействия развития жилищному строительству». В нем 40 страниц потребовалось, только чтобы описать, как провести аукцион. И появляются лазейки. Отсюда и коррупция.
Мне часто приходится спорить с теми, кто утверждает – какая у нас плохая Россия и какой прекрасный Запад. Я не хочу критиковать Запад – я его обожаю, я ездила в Манчестерскую школу и знаю жизнь там не понаслышке. Но мы должны понимать, что очень много общечеловеческого, а не нашего национального – если есть возможность «сачкануть» – и на Западе не меньше желающих. Не случайно про оппортунизм менеджеров я услышала в 1992 году от американцев. Вы знаете, над чем билось «Агентство Международного Развития»? Над тем, как точно отделить менеджерское вознаграждение от общей сметы! Главная идея - чтобы менеджер не оголял общую смету, создавая недоплаты рабочим. Этот дисбаланс приводит к снижению мотивации у любого человека, независимо от национальности. Надо совершенствовать институциональные механизмы, а для этого увидеть их пороки. А люди все и хорошие, и плохие одновременно. Институциональная система мощнее. Если правильно построены правила игры, то все играют правильно, а если нет – то все будут действовать плохо. Институционалисты говорят о качестве институциональной системы, а не о том, кто плох или хорош.
Борис Долгин. Есть ощущение некоторой путаницы. И в вопросе Игоря Борисовича, и в вопросе Анны контракт почему-то ассоциировался с произволом. Нам совсем недавно Александр Александрович Аузан напоминал о статье Лотмана, где противопоставлялись контракт и вручение себя. Понятно, что это идеальные типы. Но тут противопоставление проведено понятным образом. Этот вариант Анна не назвала – я уж думал, не вручением ли себя она хочет заменить контакт. Я правильно понимаю, что вы говорите о контракте в классическом смысле? О контракте как способе фиксации условий своего рода обмена услугами, а не как о способе навязывания произвола?
Ольга Бессонова. Да. Контракт – это правовой документ. Я считаю, что это дальнейшая степень свободы. Я говорю о «либеральном раздатке» по отношению к нелиберальному советскому раздатку. Отдельно сравниваются этапы развития раздаточной системы. Это очень сложная методология и сложнейшая институциональная работа.
Что касается пункта противопоставления контракту чего-то другого, то это называлось на Руси закладничеством: я закладываю себя за сильного человека, он меня защищает, а я на него работаю, служу верой и правдой. Введение подушной подати было борьбой с закладничеством. А люди не хотели этой подати. И тогда Петр Первый боролся именно с этим отказом. Это как раз был переход от квазифеодальной фазы к структурированному поместному раздатку.
К вопросу о реформах и заимствованиях. Я хотела бы, но не могу рассказать обо всем множестве открытий в рамках этой парадигмы. Она выстраивает все по-другому и, в частности, дает понимание, что каждый цикл вообще обладает своим потенциалом реформ. Хотя процесс реформ постоянный, но в структурированную фазу идут реформы базового, раздаточного типа. Что делал Петр Первый? Его обвиняют в «сумасшедших» нововведениях, но это у него был такой стиль. А реально он делал все то, что запланировал его папочка Алексей, - вводил подушную систему.
Россия переживает типичные фазы каждого из четырех циклов. На каждой фазе идут типичные реформы, например: национализация, коллективизация, фильтрация происходят уже 4-й раз, потом выстраивается базовый хозяйственный механизм – урочный, поместный, плановый. И поэтому реформы разные – в структурированные фазы они раздаточные, в трансформационные – заимствования рыночных форм.
Григорий Чудновский. Термины ваши очень удачные. Ведь вы работаете с Россией. Я сейчас подумал, что должно следовать после стадии либерального раздатка. Это должно бы звучать так: «Либерально-гуманитарный раздаток». Вы же занимаетесь человеческими системами. Все, о чем вы говорили, - это люди. А человек-то у вас исчез. Давайте взглянем. Общинная система. IX-XII вв. Психологию невозможно увидеть ни в одном источнике. Совершенно очевидно, что трансформация институтов трансформировала и людей. Я не совсем понимаю, какие люди должны быть в открытой вами фазе. Но есть одна тонкость, о которой вы не сказали. Коррупция – это действие? Нет, это покровительство. Это услуга, ее можно оценить в деньгах. Дальше. Что такое церкви? Отпеть покойника - это религиозное действие или коммерческое предприятие? В вашей системе очень много других типов отношений. И человеческие отношения: защити меня от другого, дай свою власть мне. Они возникают с каждым разом все более фундаментально.
Ольга Бессонова. Есть такой упрек: я забыла про человека. Это не совсем так. Что структурирует правила игры? Почему появляются такие явления, как рынок и раздаток? С одной стороны - Природа, с другой – Человек, и всегда надо соорганизовать это взаимодействие, обеспечить доступ к ресурсам, и Человек там присутствует имманентно – он вырабатывает правила игры и затем им следует. И что касается того, что происходит с Человеком, - когда широкий слой населения становится образованным, это и есть условие перехода к демосударству. Вы правильно отметили, что идет эволюция, и человеческий потенциал тоже меняется.
Сергей Магарил. (Ф-т социологии РГГУ). Если я правильно понял, то на всех этапах исторического развития фундаментом хозяйственных отношений у нас был раздаток. Он модифицировался, трансформировался, были заимствования, наслоения и т.д., но фундамент оставался, потому что таков архетип.
Ольга Бессонова. Да
Сергей Магарил. И вы говорите, что образ будущего России вы видите как либеральный раздаток. Возможно, я неправ, но по мере движения по этому пути от хвоста к голове Россия теряла конкурентоспособность. Если я правильно помню, во времена Екатерины канцлер Безбородко наставлял молодых дипломатов: «Не знаю, как в ваше время, а при нас ни одна пушка в Европе без нашего дозволения выстрелить не смела». Сейчас мы имеем в качестве некоего ориентира Португалию, самого отсталого члена ЕС, что позволяет предположить, что с конкурентоспособностью у нас не очень. Есть у меня ощущение, что это связано вот с этим фундаментальным социокультурным архетипом, который не изменяется. В связи с этим, как вы видите возможности? И надо добавить, что каждая следующая версия российской государственности имела жизненный цикл в 2-4 раза короче предыдущей. Что делать? Тем более что есть некоторые прецеденты. Потомки варварских племен, которые когда-то жили на пространствах Европы, сегодня являются законопослушными гражданами правовых государств Европы.
Ольга Бессонова. Новая парадигма меняет все представления, в частности, о модернизации. Обычно в старой парадигме представления такие: доиндустриальное общество, индустриальные модернизации и постмодернизм. А в новой парадигме в рамках каждого цикла - очередной виток модернизации. На графике прямые, круто идущие вверх, и есть наши модернизационные успехи. Когда система самонастраивается в структурированные фазы - тогда мы самые конкурентноспособные.
Хочу призвать не делать оценок, ведь мы не умеем оценивать эволюцию. Там, где плохо, там часто зарождается новое. Я исследовала очень много исторических фактов. Нет только плохого или только хорошего, нет черного и белого. Вы ругаете сейчас гусеницу, а это уже бабочка. Уберите оценки - и вы увидите реальность. Каждый цикл давал нам модернизационный скачок. И не только у нас. То же самое было у многих государств. Замечу, что эту схему надо накладывать на каждую страну, а не на континенты.
Раздаточный архетип – плохой? А с чего вы это взяли? Он находит новые формы в трансформационные фазы, когда происходит мощное, огромное экспериментирование. Когда ценой каждого эксперимента является жизнь, потому что игра шла не на прибыль, а на жизнь. Мы (россияне) за эти 15 лет перепробовали массу всего. Побывали во всех странах, взяли оттуда все идеи институциональных механизмов. И найдя новые базовые формы институциональной системы, про элементы которой я подробно написала в майском номере журнала «ЭКО», Россия совершит модернизационный скачок. Я описываю не идеологию, не глянец типа социального государства, точные слова придут. То, о чем я говорю, – это физиология и анатомия – как устроена раздаточная система.
Вопрос из зала. Я философ и социолог, и я не услышал четкого определения понятий. У вас тут поэзия раздатка, а не наука. Кроме того, вы выходите за пределы своей предметной области, залезая в экономику.
Ольга Бессонова. Я вышла из отдельной предметной области, потому что я хочу из нее выйти. Иначе мы не увидим слона целиком, а только ногу, хвост или хобот. Когда я рассказываю об институциональной системе, важно помнить, что она на стыке, это правила игры для всех: и для социальной структуры, и для экономики, и для политики. А у нас политикой занимаются одни, экономикой - другие, историей – третьи, и занимаются очень профессионально. Но есть моменты интеграции. Представляемая теория - из экономико-социологического междисциплинарного направления.
Что касается определений, то неужели я в рамках публичной лекции буду выдавать определения? Это все уже описано, структурировано, определено: ведь этой теории уже 15 лет. Она уже используется теми, кто пытается говорить про Россию, как раз потому что в ней многое структурировано.
Что касается применения теории к анализу текущих форм в России и межстрановых сравнений, то хочется подчеркнуть, что институциональные циклы разных стран «разорваны» и по времени и по формам. Форм множество. Если вы возьмете Восток, то там вообще вы не найдете слов «сдача» - «раздача», это абсолютно другие слова. Но они сдавали и раздавали. И я старалась уйти от форм, чтобы увидеть суть дела. Моя задача – показать, что суть не в транслировании теоретических понятий. Когда мы исчерпаем тот интеллектуальный ресурс, который сейчас транслируется с Запада, от которого мы были отрезаны в советское время, то поймем, как важно анализировать нашу реальность. Теория обмена не покрывает наблюдаемые явления. В анализ надо включать те отношения, которые существуют у нас. Когда вы прочтете статью «Раздаточная экономика как российская традиция» и скажете: «А что здесь нового, кто этого не знает?», - можно будет обсуждать более сложные вопросы: какие механизмы развивают, какие – блокируют наше развитие. Я еще раз повторю, что если мы будем замыкаться в других теориях, созданных для других обществ, то никогда не поймем действий нашего правительства. А так мы сможем понять логику каждого субъекта раздаточной экономики. Спасибо за внимание!
В цикле «Публичные лекции Полит.ру» выступили:
- Елена Зубкова. Сталинский проект в Прибалтике
- Александр Долгин. Перепроизводство свободы как первопричина кризиса
- Публичное обсуждение. Климатический кризис: вызов России и миру
- Татьяна Черниговская. Язык и сознание: что делает нас людьми?
- Георгий Касьянов. «Национализация» истории в Украине
- Игорь Кон. Раздельное обучение: плюсы и минусы
- Константин Сонин. Экономика финансового кризиса
- Адам Михник. Польша, Россия, Европа
- Ольга Бессонова. Образ будущего России в контексте теории раздаточной экономики
- Александр Кынев. Результаты региональных выборов и тенденции политического процесса
- Александр Аузан. Национальные ценности и российская модернизация: пересчет маршрута
- Леонид Григорьев. Как нам жить с мировым финансовым кризисом
- Евсей Гурвич. Институциональные факторы экономического кризиса
- Дмитрий Тренин. Мир после Августа
- Анатолий Ремнев. Азиатские окраины Российской империи: география политическая и ментальная
- Светлана Бурлак. О неизбежности происхождения человеческого языка
- Лев Гудков. Проблема абортивной модернизации и морали
- Евгений Штейнер. Ориентальный миф и миф об ориентализме
- Михаил Цфасман. Судьбы математики в России
- Наталья Душкина. Понятие "подлинности" и архитектурное наследие
- Сергей Пашин. Какой могла бы быть судебная реформа в современной России
- Ольга Крыштановская. Российская элита на переходе
- Эмиль Паин. Традиции и квазитрадиции: о природе российской "исторической колеи"
- Григорий Ревзин. Современная московская архитектура
- Алексей Миллер. «Историческая политика» в Восточной Европе: плоды вовлеченного наблюдения
- Светлана Боринская. Молекулярно-генетическая эволюция человека
- Михаил Гельфанд. Геномы и эволюция
- Джонатан Андерсон. Экономический рост и государство в Китае
- Кирилл Еськов. Палеонтология и макроэволюция
- Элла Панеях. Экономика и государство: подходы социальных наук
- Сергей Неклюдов. Предмет и методы современной фольклористики
- Владимир Гельман. Трансформация российской партийной системы
- Леонид Вальдман. Американская экономика: 2008 год
- Сергей Зуев. Культуры регионального развития
- Публичное обсуждение. Как строить модернизационную стратегию России
- Григорий Померанц. Возникновение и становление личности
- Владимир Кантор. Российское государство: империя или национализм
- Евгений Штейнер. Азбука как культурный код: Россия и Япония
- Борис Дубин. Культуры современной России
- Андрей Илларионов. Девиация в общественном развитии
- Михаил Блинкин. Этиология и патогенез московских пробок
- Борис Родоман. Автомобильный тупик России и мира
- Виктор Каплун. Российский республиканизм как социо-культурная традиция
- Александр Аузан. Национальные ценности и конституционный строй
- Анатолий Вишневский. Россия в мировом демографическом контексте
- Татьяна Ворожейкина. Власть, собственность и тип политического режима
- Олег Хархордин. Что такое республиканская традиция
- Сергей Рыженков. Российский политический режим: модели и реальность
- Михаил Дмитриев. Россия-2020: долгосрочные вызовы развития
- Сергей Неклюдов. Гуманитарное знание и народная традиция
- Александр Янов. Николай Данилевский и исторические перспективы России
- Владимир Ядов. Современное состояние мировой социологии
- Дмитрий Фурман. Проблема 2008: общее и особенное в процессах перехода постсоветских государств
- Владимир Мартынов. Музыка и слово
- Игорь Ефимов. Как лечить разбитые сердца?
- Юхан Норберг. Могут ли глобальные угрозы остановить глобализацию?
- Иванов Вяч. Вс. Задачи и перспективы наук о человеке
- Сергей Сельянов. Кино 2000-х
- Мария Амелина. Лучше поздно чем никогда? Демократия, самоуправление и развитие в российской деревне
- Алексей Лидов. Иеротопия. Создание сакральных пространств как вид художественого творчества
- Александр Аузан. Договор-2008: новый взгляд
- Энн Эпплбаум. Покаяние как социальный институт
- Кристоф Агитон. Сетевые сообщества и будущее Интернет технологий. Web 2.0.
- Георгий Гачев. Национальные образы мира
- Дмитрий Александрович Пригов. Культура: зоны выживания
- Владимир Каганский. Неизвестная Россия
- Алексей Миллер. Дебаты о нации в современной России
- Алексей Миллер. Триада графа Уварова
- Алексей Малашенко. Ислам в России
- Сергей Гуриев. Экономическая наука в формировании институтов современного общества
- Юрий Плюснин. Идеология провинциального человека: изменения в сознании, душе и поведении за последние 15 лет
- Дмитрий Бак. Университет XXI века: удовлетворение образовательных потребностей или подготовка специалистов
- Ярослав Кузьминов. Состояние и перспективы гражданского общества в России
- Андрей Ланьков. Естественная смерть северокорейского сталинизма
- Владимир Клименко. Климатическая сенсация. Что нас ожидает в ближайшем и отдаленном будущем?
- Михаил Юрьев. Новая Российская империя. Экономический раздел
- Игорь Кузнецов. Россия как контактная цивилизация
- Андрей Илларионов. Итоги пятнадцатилетия
- Михаил Давыдов. Столыпинская аграрная реформа: замысел и реализация
- Игорь Кон. Мужчина в меняющемся мире
- Александр Аузан. Договор-2008: повестка дня
- Сергей Васильев. Итоги и перспективы модернизации стран среднего уровня развития
- Андрей Зализняк. Новгородская Русь (по берестяным грамотам)
- Алексей Песков. Соревновательная парадигма русской истории
- Федор Богомолов. Новые перспективы науки
- Симон Шноль. История российской науки. На пороге краха
- Алла Язькова. Южный Кавказ и Россия
- Теодор Шанин, Ревекка Фрумкина и Александр Никулин. Государства благих намерений
- Нильс Кристи. Современное преступление
- Даниэль Дефер. Трансфер политических технологий
- Дмитрий Куликов. Россия без Украины, Украина без России
- Мартин ван Кревельд. Война и современное государство
- Леонид Сюкияйнен. Ислам и перспективы развития мусульманского мира
- Леонид Григорьев. Энергетика: каждому своя безопасность
- Дмитрий Тренин. Угрозы XXI века
- Модест Колеров. Что мы знаем о постсоветских странах?
- Сергей Шишкин. Можно ли реформировать российское здравоохранение?
- Виктор Полтерович. Искусство реформ
- Тимофей Сергейцев. Политическая позиция и политическая деятельность
- Алексей Миллер. Империя Романовых и евреи
- Григорий Томчин. Гражданское общество в России: о чем речь
- Александр Ослон: Общественное мнение в контексте социальной реальности
- Валерий Абрамкин. «Мента тюрьма корежит круче арестанта»
- Александр Аузан. Договор-2008: критерии справедливости
- Александр Галкин. Фашизм как болезнь
- Бринк Линдси. Глобализация: развитие, катастрофа и снова развитие...
- Игорь Клямкин. Приказ и закон. Проблема модернизации
- Мариэтта Чудакова. ХХ век и ХХ съезд
- Алексей Миллер. Почему все континентальные империи распались в результате I мировой войны
- Леонид Вальдман. Американская экономика: 2006 год
- Эдуард Лимонов. Русская литература и российская история
- Григорий Гольц. Происхождение российского менталитета
- Вадим Радаев. Легализация бизнеса: баланс принуждения и доверия
- Людмила Алексеева. История и мировоззрение правозащитного движения в СССР и России
- Александр Пятигорский. Мифология и сознание современного человека
- Александр Аузан. Новый цикл: Договор-2008
- Николай Петров. О регионализме и географическом кретинизме
- Александр Архангельский. Культура как фактор политики
- Виталий Найшуль. Букварь городской Руси. Семантический каркас русского общественно-политического языка
- Даниил Александров. Ученые без науки: институциональный анализ сферы
- Евгений Штейнер. Япония и японщина в России и на Западе
- Лев Якобсон. Социальная политика: консервативная перспектива
- Борис Салтыков. Наука и общество: кому нужна сфера науки
- Валерий Фадеев. Экономическая доктрина России, или Почему нам придется вернуть глобальное лидерство
- Том Палмер. Либерализм, Глобализация и проблема национального суверенитета
- Петр Мостовой. Есть ли будущее у общества потребления?
- Илья Пономарев, Карин Клеман, Алексей Цветков. Левые в России и левая повестка дня
- Александр Каменский. Реформы в России с точки зрения историка
- Олег Мудрак. История языков
- Григорий Померанц. История России в свете теории цивилизаций
- Владимир Клименко. Глобальный Климат: Вчера, сегодня, завтра
- Евгений Ясин. Приживется ли у нас демократия
- Татьяна Заславская. Человеческий фактор в трансформации российского общества
- Даниэль Кон-Бендит. Культурная революция. 1968 год и «Зеленые»
- Дмитрий Фурман. От Российской империи до распада СНГ
- Рифат Шайхутдинов. Проблема власти в России
- Александр Зиновьев. Постсоветизм
- Анатолий Вишневский. Демографические альтернативы для России
- Вячеслав Вс. Иванов. Дуальные структуры в обществах
- Яков Паппэ. Конец эры олигархов. Новое лицо российского крупного бизнеса
- Альфред Кох. К полемике о «европейскости» России
- Леонид Григорьев. «Глобус России». Экономическое развитие российских регионов
- Григорий Явлинский. «Дорожная карта» российских реформ
- Леонид Косалс. Бизнес-активность работников правоохранительных органов в современной России
- Александр Аузан. Гражданское общество и гражданская политика
- Владислав Иноземцев. Россия и мировые центры силы
- Гарри Каспаров. Зачем быть гражданином (и участвовать в политике)
- Андрей Илларионов. Либералы и либерализм
- Ремо Бодеи. Политика и принцип нереальности
- Михаил Дмитриев. Перспективы реформ в России
- Антон Данилов-Данильян. Снижение административного давления как гражданская инициатива
- Алексей Миллер. Нация и империя с точки зрения русского национализма. Взгляд историка
- Валерий Подорога. Философия и литература
- Теодор Шанин. История поколений и поколенческая история России
- Валерий Абрамкин и Людмила Альперн. Тюрьма и Россия
- Александр Неклесcа. Новый интеллектуальный класс
- Сергей Кургинян. Логика политического кризиса в России
- Бруно Гроппо. Как быть с «темным» историческим прошлым
- Глеб Павловский. Оппозиция и власть в России: критерии эффективности
- Виталий Найшуль. Реформы в России. Часть вторая
- Михаил Тарусин. Средний класс и стратификация российского общества
- Жанна Зайончковская. Миграционная ситуация современной России
- Александр Аузан. Общественный договор и гражданское общество
- Юрий Левада. Что может и чего не может социология
- Георгий Сатаров. Социология коррупции (к сожалению, по техническим причинам большая часть записи лекции утеряна)
- Ольга Седакова. Посредственность как социальная опасность
- Алесандр Лившиц. Что ждет бизнес от власти
- Евсей Гурвич. Что тормозит российскую экономику
- Владимир Слипченко. К какой войне должна быть готова Россия
- Владмир Каганский. Россия и регионы — преодоление советского пространства
- Борис Родоман. Россия — административно-территориальный монстр
- Дмитрий Орешкин. Судьба выборов в России
- Даниил Дондурей. Террор: Война за смысл
- Алексей Ханютин, Андрей Зорин «Водка. Национальный продукт № 1»
- Сергей Хоружий. Духовная и культурная традиции России в их конфликтном взаимодействии
- Вячеслав Глазычев «Глубинная Россия наших дней»
- Михаил Блинкин и Александр Сарычев «Российские дороги и европейская цивилизация»
- Андрей Зорин «История эмоций»
- Алексей Левинсон «Биография и социография»
- Юрий Шмидт «Судебная реформа: успехи и неудачи»
- Александр Аузан «Экономические основания гражданских институтов»
- Симон Кордонский «Социальная реальность современной России»
- Сергей Сельянов «Сказки, сюжеты и сценарии современной России»
- Виталий Найшуль «История реформ 90-х и ее уроки»
- Юрий Левада «Человек советский»
- Олег Генисаретский «Проект и традиция в России»
- Махмут Гареев «Россия в войнах ХХ века»
- АUDIO