15 ноября (н. ст) 1768 года под
председательством императрицы Екатерины Второй состоялось первое заседание экстренно
созданного Государственного Совета – совещательного органа, долженствующего
облегчить царице целеполагание в ходе начавшейся войны с Османской империей. Первой
войны в царствование Екатерины и третьей от начала XVIII века, т.е. с момента
заключения в 1700 году Емельяном
Украинцевым Стамбульского мирного договора.
Надо отметить, что неизбежность нового столкновения двух империй Екатерина, по-видимому, вполне осознавала с самого начала своего правления. Однако едва ли думала, что произойдет оно именно в 1768 году. Точнее, ей хотелось бы, чтобы это произошло как можно позже – когда закончится война с восставшей в Польше против короля Станислава (ставленника Екатерины) "Барской конфедерацией". И когда войдет в более уверенную фазу идущая с начала 40-х годов полным ходом колонизация бывшего "Дикого Поля" – южных земель, непосредственно примыкающих к владениям Крымского хана. Русское правительство активно способствовало заселению этой территории как выходцами из центральных губерний страны, так и запорожцами, эмигрантами из стран подвластной османам южной Европы, а уже во времена самой Екатерины – и немцами-колонистами.
Тем не менее, турки решили начать войну, надеясь на затруднения, вызванные для России войной на два фронта. Поводом разрыва мира послужил так называемый "Балтский инцидент", когда стоявшее на польско-турецком пограничье местечко Балта подверглось погрому со стороны гайдамаков – состоявших из разного рода казачьего сброда банд. Гайдамаки вырезали в местечке поляков и евреев, разграбили и уничтожили их имущество. Пострадали и подданные султана. Более того, прибывшие с турецкой стороны люди начали заступаться за своих, ввиду чего количество жертв и материальных убытков возросло.
Гайдамаки действовали по собственному почину и никем не управлялись. Однако турецкое правительство посчитало их подконтрольными российскому командованию на том основании, что среди них были запорожские казаки. В результате претензии в весьма приукрашенной форме были предъявлены русскому послу Обрескову, после чего дипломат и его свита, невзирая на протесты Британского и Прусского послов, были отправлены под арест в Семибашенный замок. На турецком дипломатическом языке это означало объявление войны.
Здесь надо пояснить хотя бы в двух словах основной геополитический расклад того времени. Итак, главным европейским соперником России являлась Франция, стремившаяся пропихнуть на польский престол престарелого Станислава Лещинского. Она же поддерживала Турцию в силу целого ряда причин, главной из которых было соперничество Османской империи с главным французским "недругом" – Австрией. В силу всего этого, враги Франции становились врагами Турции и наоборот. Таким образом, союзником России в борьбе со Стамбулом стала Англия, что впоследствии сыграет важную роль, а также Мальта, Венеция и другие итальянские государства. И еще одно обстоятельство. Османская империя в те годы была уже довольно рыхлым образованием. Отдельные ее части порой вели себя достаточно независимо, во многих местах, особенно на Балканах, зрели семена сепаратизма. Так, например, отдельные труднодоступные районы Греции вообще не контролировались Стамбулом, а подчинялись местным полевым командирам. С другой стороны, вассалами Стамбула, готовыми выставить значительные воинские силы против русских, были Крымское ханство и Кабарда.
Итак, активные боевые действия начались в 1769 году. Несмотря на многократное численное превосходство турецких армий, русские войска как правило одерживали в этой войне победы, причем победы достаточно красивые – с минимальными потерями, виртуозным маневрированием, обильными трофеями. Сказалась несопоставимость качества войск – русской профессиональной армии, прошедшей Семилетнюю войну, и турецкой, сотканной из разнородных и разно-народных соединений, не обладавших серьезной выучкой и устойчивостью в случае сколько-нибудь неблагоприятного для них развития событий. Дополнительный колорит вносила и эпидемия чумы, от которой жестоко страдали обе армии, но турецкая – все-таки в большей степени.
Вот, скажем, характерный для тогдашних армейских нравов эпизод, приводимый эмигрантским военным историком А. А. Керсновским: "У Журжи случилась неустойка, являющаяся очень характерной для понятия о воинской чести екатерининской армии. В Журже по ее занятии в феврале был оставлен майор Гензель с 600 солдатами. В конце мая к крепости подступило 14000 турок. Гензель отразил их натиск, но, видя неравенство сил (один на 25), вступил в переговоры, сдав крепость (после совета) и выговорив для гарнизона право отступить с оружием в руках, отошел на соединение с дивизией князя Репнина. Он полагал, что заключил почетную капитуляцию, но Репнин, дивизия которого шла как раз в Журжу (и который приказывал Гензелю держаться во что бы то ни стало) посмотрел на дело иначе.
Отряд Гензеля был «посрамлен» перед фронтом дивизии, а офицеры отданы под суд, приговоривший их всех к расстрелянию. Императрица Екатерина заменила им казнь «продолжением постылой жизни — казни, чувствительнейшей самой смерти». Гензель и 2 капитана приговорены к пожизненной каторге, остальные офицеры — к службе рядовыми без выслуги. Заступничеством Румянцева и этот приговор заменен исключением провинившихся из службы... И это несмотря на то, что неприятеля было в 25 раз больше, а капитуляция заключена на самых «почетных» условиях. Великая армия великого века! "
Война продолжалась до 1774 года и завершилась Кучук-Кайнарджийским мирным договором. По нему Россия получала, наконец, право иметь военный и торговый флот на Черном море, Крым получал от турок независимость (что автоматически означало его присоединение к России девять лет спустя), к России же отходила Кабарда, а также Керчь, Кинбурн и некоторые другие крепости. Признавались некоторые права России оказывать протекцию православному населению Молдавии и Валахии, остававшихся в вассальной зависимости от Стамбула. Тем не менее, одного из ключевых прав – прохода военных кораблей через Дарданеллы - России тот трактат не давал. Помимо этого, турки уплачивали контрибуцию в 4.5 миллиона рублей – цифру вполне символическую в сравнении с истинными размерами русских военных расходов. Так, одни только расходы, связанные с действием русского флота в Восточном Средиземноморье – т.н. "Архипелагскую экспедицию", – составляли примерно такую же сумму. А общие военные затраты России за один только 1771 год превышали 25 миллионов рублей. Так что воевала матушка Екатерина, неимоверно напрягая ресурсы своей страны, причем не только текущие, но и будущих периодов: в Голландии делались масштабные займы, расплатиться с которыми удалось лишь к самому концу 19 века, то есть сто лет спустя.
Ключевой для хода той войны была кампания 1770 года, когда русскими войсками и флотом были одержаны победы при Ларге, Фокшанах, Чесме и Кагуле, от которых турки так и не оправились. Полководцем же номер один этой войны был, несомненно, П. А. Румянцев, ставший в итоге Румянцевым-Задунайским. Суворов же принял участие в этой войне лишь на последнем ее этапе, в 1773 году: до того он был занят в Польше. Действия будущего генералиссимуса хоть и были в целом успешными и снискали высокую оценку Румянцева, однако серьезного влияния на ход дел уже не имели. Его золотой час настанет в следующую русско-турецкую войну.
Вообще же, описание хода боевых действий в той войне вызывает странное чувство географического дежа-вю. Те же самые названия и почти те же ситуации. Так, в очередной раз (после войны 1711 года) штурмовали Браилов, вновь, как и тогда, фигурировала "переправа у Исакчи", вновь, как и в войне 1737-1739 годов, русские войска вступали в покинутую туркам крепость Хотин, и разве что взятый некогда Минихом Очаков в этот раз не штурмовали вновь – его черед придет в следующую войну. Зато крепость Измаил, которую Суворову предстоит штурмовать в 1790 году, тогда тоже штурмовали: части Н. Репнина взяли ее в августе 1770 года. Хотя и после Суворова Измаил пришлось еще дважды отбивать от турок – в 1809 и в 1877 годах.
Впрочем, едва ли в топонимике Молдавии, Румынии и прилегающих областей найдется хоть одно название, не ставшее частью русской военной истории.
Отдельный, весьма характерный сюжет той войны – управление территориями, временно перешедшими под контроль русской армии. Итак, к началу 1770 года русская военная администрация вступила в права управления занятыми армией дунайскими княжествами – Валахией со столицей в Бухаресте и Молдавией со столицей в Яссах. Первым характерным действием было приведение к присяге всех значимых местных персон. Они клялись в верности русской императрице – каковой дела не было до того, что по окончании войны территории с большой вероятностью будут возвращены Турции, а присягнувшие бояре и духовенство обретут от турок в связи с этим некоторые понятные неприятности. Надо сказать, что подобным же образом поступали и прежде – в оккупированной Восточной Пруссии тоже присягали русской царице в 1758 году, но тогда Елизавета всерьез собиралась аннексировать территорию. Сейчас же – не особо всерьез, хотя и объявлено было, что все теперь стали российскими подданными. Аналогично, кстати сказать, поступили и в отношении греков – жителей эгейских островов, захваченных русским флотом. Но об этом – чуть погодя. Впрочем, по заключении мира Екатерина, кажется, позволила всем желающим переселиться в Россию – что вполне соответствовало ее линии на заселение южных земель колонистами.
Следующей заботой оккупационной администрации стала экономика. Новые власти столкнулись с полным расстройством денежного обращения на подконтрольных территориях. Дело в том, что бывшая в обращении турецкая серебряная монета в условиях военного времени интенсивно из обращения изымалась, частично мигрируя прочь из региона. Русские же деньги, которыми армия расплачивалась по своим нуждам, положения не спасали: во-первых, их принимали по обидно заниженному курсу, а во-вторых, изымали из обращения так же как и турецкие. На пороге был социальный взрыв, и надо было что-то предпринимать. Румянцев не нашел ничего лучше, чем организовать на месте чеканку специальной медной монеты. Причем в качестве источника меди использовать разбитые и трофейные пушки, каковых накопилось около 900 штук. Прецедент имелся: впервые лишние пушки переделывал в деньги еще Шувалов в 50-е годы. Тогда, несмотря на множество возникших проблем и препятствий, затея принесла казне ощутимую прибыль. В принципе, решение могло быть и верным, если бы не было исполнено столь коряво. Во-первых, подряд на чеканку передали откупщику-проходимцу, некому барону, тайному советнику польско-королевской службы Петру Гартенбергу. Тот не выполнил ряд условий контракта и, кроме того, не позволил осуществить должный контроль за объемом чеканки, что понятным образом сказалось на покупательной способности новых денег. Кстати, самим своим видом эти монеты никак не намекали на то, что имеют какое-либо отношение к Российской империи, – они несли привычные для населения турецкие номиналы и местную символику. Второй "ошибкой" эмитента стал явно завышенный курс, благоволивший подделкам дензнаков. И, наконец, третья, главная, "оплошность" состояла в том, что армия и администрация, оплачивая все в этих медных деньгах, в большинстве случаев отказывалась принимать их обратно по платежам в свой адрес. В целом, история абсолютно аналогичная введению медных денег царем Алексеем и, как и в 17 веке, она спровоцировала свой "медный бунт", подавленный в 1774 году с участием русских войск. Непосредственно перед этим медные деньги просто перестали принимать вообще – от этого страдали не только местные, но и русские солдаты, получавшие довольствие именно в этой медной монете.
Продолжение следует.
