29 марта 2024, пятница, 09:23
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

14 января 2010, 09:34

Мост между современными и бесписьменными обществами

Биографический путь и творческое наследие великого ученого при первом, даже самом благожелательном взгляде лишь отчасти поддаются раскрытию. Только отделившись завесой исторического времени, очертив собою ушедшую интеллектуальную эпоху, они постепенно становятся достоянием нашего горизонта, обретают присущую им, хотя и не воспринимавшуюся нами прежде, объемность в истории гуманитарных наук XX века.

Как переводчику ряда произведений Клода Леви-Строса и исследователю школы французского структурализма в этнологии / антропологии мне доводилось несколько раз в 1996-2005 гг. встречаться с ученым. Изложение результатов этих консультаций необходимо предварить кратким рассказом о его профессиональной биографии, во многом обусловленной драматическими событиями прошедшего столетия.

Клод Леви-Строс родился 28 ноября 1908 года в еврейской семье, временно проживавшей тогда в Брюсселе. Вскоре его родители вернулись во Францию, и его детство и отрочество прошли в Париже и Версале. Образование он получил в Лицее Кондорсе, затем в Сорбонне, где изучал философию и социальные науки. В 1935–1938 гг. Леви-Строс преподавал социологию в г. Сан-Паулу (Бразилия), во вновь созданном при участии французской профессуры университете. По окончании первого учебного года, во время отпуска, Леви-Строс отправился в этнографическую экспедицию к племенам кадувео и бороро: так были получены первые полевые впечатления. Собранную коллекцию — орудия охоты, утварь, предметы декоративного гончарства, украшения из перьев — он представил в Париже на устроенной им выставке. Коллекция вызвала исключительный интерес, и Леви-Строс получил финансовую поддержку от Музея человека и Национального центра научных исследований для проведения новой этнографической экспедиции. Пребывание среди племен намбиквара, мунде и тупи-кавахиб заняло более года, и столько же времени потребовалось ученому для одной лишь атрибуции собранных во время этой экспедиции предметов (около полутора тысяч), которые он передал в 1939 г. в Музей человека.

В 1941 г., когда Франция была оккупирована гитлеровскими войсками, Леви-Строс выехал в США по приглашению фонда Рокфеллера, развернувшего программу спасения европейских интеллектуалов (сказалось внимание к вышедшим в то время его статьям, проявленное со стороны этнологов США). В Нью-Йорке он читал лекционные курсы по социологии и этнологии. Там же зародилась его многолетняя дружба с Р.О. Якобсоном. Под влиянием идей Якобсона, а также другого выдающегося представителя русской школы структурной лингвистики, Н.С. Трубецкого, в 1940-х — начале 1950-х гг. происходило стремительное становление леви-стросовской методологической концепции. Определенную роль в созревании исследователя сыграло общение с американскими антропологами, имевшими значительный полевой опыт.

После войны в течение нескольких лет Леви-Строс оставался в США, выполняя во французском посольстве обязанности советника по культуре. Основной материал для подготовки его первой крупной работы «Элементарные структуры родства» был почерпнут в Американской Национальной библиотеке. Этот труд был завершен в Нью-Йорке в 1947 г., а затем представлен в качестве докторской диссертации и опубликован во Франции в 1949 г.

По возвращении в Париж Леви-Строс сначала руководил одним из направлений в Национальном центре научных исследований, позднее получил должность заместителя директора по этнологии в Музее человека. В 1950-х гг. он занимался и преподавательской деятельностью — вплоть до конца 1959 г. заведовал кафедрой религий бесписьменных народов в Школе высших исследований. В этот же период было опубликовано его культурологическое исследование «Раса и история», выполненное по заказу ЮНЕСКО, а также ряд статей, вошедших позднее в «Структурную антропологию» (1958), в том числе «Структура мифов» (1955), где Леви-Строс впервые изложил созданный им метод выявления внутренней логики мифов.

В послевоенные годы обнаружился не только исследовательский, но и организаторский потенциал ученого, хотя в полную силу оба эти аспекта его деятельности реализовались позднее, в 1960–1982 гг., в период научно-преподавательской работы в Коллеж де Франс. В январе 1960 г. Леви-Строс приступил к заведованию кафедрой социальной антропологии, воссозданной для изучения бесписьменных обществ (на основе существовавшей в начале XX в. кафедры социологии, которую тогда возглавлял М. Мосс, ученик Э. Дюркгейма). Изменение в названии кафедры знаменовало собой признание того, что «Структурная антропология» Леви-Строса стала основой для новой научно-учебной специальности.

В том же 1960 г. на базе Коллеж де Франс была создана Лаборатория социальной антропологии, руководимая Леви-Стросом в течение последующих двадцати двух лет. Тогда же начал выходить в свет академический журнал социальной антропологии “L’Homme” («Человек»). Лаборатория предоставляла стажировки молодым ученым, организовывала экспедиции к бесписьменным народам в различные регионы мира. В числе стажеров-исследователей, диссертантов были не только французские специалисты, но и ученые из других стран Европы и Америки. Никогда прежде проблематика изучения бесписьменных культур не была представлена в истории этнологии столь широко: научные интересы Лаборатории охватывали отношения родства и регуляции браков, ранние формы политической организации, мифологию и верования, ритуальные практики, шаманизм. Мифология в единстве с логико-семиотическими чертами мышления носителей традиционной культуры стала главным объектом исследований самого Леви-Строса.

Принятие Леви-Строса в 1973 г. во Французскую академию явилось актом общественного признания его фундаментального вклада в национальную и мировую науку. К тому времени Леви-Строс уже состоял членом нескольких национальных академий — Дании, Норвегии, США, а также Королевского Антропологического института Великобритании.

Теоретическое наследие Леви-Строса многогранно: культурологические идеи гуманистической направленности; структурно-антропологический подход к изучению культуры бесписьменных обществ; оригинальный метод воссоздания внутренней логики мифов путем моделирования их структурных черт, позволивший ученому продемонстрировать единую семиотическую архитектонику в мифологических системах индейцев Северной и Южной Америк; концептуальные разработки по ряду этнологических тематик — системы родства и социальная организация, типы классификаций в бесписьменных обществах; концепция «неприрученной мысли» (pensée sauvage).

Леви-Строс в своих культурологических воззрениях поместил этнографию / этнологию в центр наук о человеке, характеризуя ее появление и развитие как новый этап гуманизма: благодаря изучению бесписьменных форм цивилизации открывается возможность создания наиболее исчерпывающей картины связи человека с природой. Постижение посредством переживания смысла иной культуры, утверждал ученый, приводит этнолога и к самопознанию, и к познанию собственной культуры. В работе «Раса и история» Леви-Строс показал ложность понимания идеи прогресса как однонаправленной исторической эволюции: такая ошибочная интерпретация может стать предпосылкой расизма и насаждения (иногда насильственного) так называемого западного образа жизни, и как следствие — разрушения традиционной культуры «примитивов», их вековых традиций.  Никакая из существующих цивилизаций, подчеркивал Леви-Строс, не может претендовать на воплощение в наибольшей мере некой мировой цивилизации: «мировая цивилизация может быть, в мировом масштабе, только коалицией культур, каждая из которых сохраняет свою самобытность». В 2005 г., спустя более полувека после работы «Раса и история», Леви-Строс в докладе, сделанном на заседании ЮНЕСКО, в честь ее 60-летия существования, снова привлек внимание к  проблеме сохранения разнообразия культур как всеобщего достояния человечества. Каждая из культур, подчеркивал  ученый, благодаря выработанным мудрым обычаям  утвердила место человека среди других природных видов, не нанося им ущерба.

Антропологический подход Леви-Строса — результат творческого синтеза идей  французских мыслителей (в области социологии, семиотики) и представителей  русской школы структурной лингвистики,  но методологическому оформлению этого нового подхода предшествовало открытие ученым символической функции в строении фактов культуры. Это открытие, сделанное Леви-Стросом в годы молодости — в период его экспедиций к индейцам Западной Бразилии, - позволило найти путь к пониманию иной культуры, к проникновению в ее стиль не столько через «вживание», сколько через раскрытие ее интеллектуальных механизмов. Спустя почти двадцать лет после экспедиций это личное открытие было изложено Леви-Стросом в его научно-художественном произведении «Печальные тропики» (1955), построенном в форме путевых заметок, со свободными переходами от наблюдения к психологическому толкованию.

Структурная антропология как методологический подход обнаруживает в изучаемой культуре присущие ей знаковые системы — действенную символику, способную запечатлевать наиболее важные ментальные связи. Структурно-семиотическое моделирование предлагает своего рода путешествие к мыслительным структурам туземцев, объективированным в фактах культуры и постоянно воссоздающимся в ней.

В работах 1962 г. «Тотемизм сегодня» и «Неприрученная мысль» Леви-Стросом показано, что в так называемом первобытном, или мифологическом мышлении (pensée primitive, pensée sauvage, pensée mythique) присутствуют общие для человеческого интеллекта операции. «Неприрученная мысль», выступающая главной универсалией человеческой психической деятельности во всех цивилизациях, — это интеллектуальная предпосылка межкультурного диалога и взаимопонимания, реального сострадания и любви к иной культуре. В его более поздних произведениях: «Мифологики», т. 1–4 (1964–1971), «Путь масок» (1975), «Ревнивая горшечница» (1985), «История рыси» (1991) — осуществлен следующий этап изучения. Прослеживая движение культурных кодов в качестве единиц мифологического мышления, Леви-Строс выделил специфические операции, обеспечивающие непротиворечивый, подчиненный определенной направленности логико-семиотический процесс.

Познакомившись с главными работами ученого задолго до первой встречи с ним, я все же испытывал некоторую робость. Во-первых, мне предстояло собеседование с автором трудов, проникнутых недюжинной интеллектуальной мощью и несущих в себе огромное число степеней свободы для гносеологического поиска. А во-вторых, меня несколько смущало то обстоятельство, что моя собственная интерпретация  леви-стросовской концепции мифологического мышления заметно  отличалась от точек зрения, существовавших тогда в западноевропейском и американском леви-стросоведении.

Клод Леви-Строс в своем рабочем кабинете. Лаборатория социальной антропологии, Коллеж де Франс. 2005 г. Фото А.Б.Островского

Клод Леви-Строс в своем рабочем кабинете. Лаборатория социальной антропологии ,Коллеж де Франс. 2005 г. Фото А.Б.Островского

Разумеется,  многие вопросы были мною заготовлены заранее. Стиль ответов Леви-Строса в каждой из наших бесед отличался лаконизмом и предельной ясностью, и ученый лишь иногда откровенно уклонялся от того, что меня интересовало.

Значительный интерес представляет, на мой взгляд, позиция Леви-Строса по вопросу о месте, которое занимает в истории науки созданный им структуральный метод анализа явлений культуры бесписьменных обществ. (В отечественной науке, отмечу, этот метод вслед за Е.М. Мелетинским принято называть структурно-семиотическим.)

Леви-Строс не соглашался с тем высказывавшимся в науковедческих работах мнением, что системно-структурный подход К. Маркса или же теория структурного бессознательного З. Фрейда послужили источниками его собственной методологии. И то и другое он относил к разряду «стимулирующего чтения». В разные годы, задавая Леви-Стросу вопрос, когда его структуральный метод полностью сложился, я неизменно слышал один и тот же ответ: «Я получил этот метод от Романа Якобсона». Позднее, ознакомившись с различными интервью ученого, я понял, что за этими словами, явно занижавшими его личный вклад, стояло не только признание  роли русской школы структурной лингвистики, но и стремление избегнуть, удерживаясь на этом якоре, любых методологических ярлыков, сближений с какими бы то ни было философскими или конкретно-научными подходами. Так, в интервью журналу «Témoignage crétién» в апреле 1968 г., когда популярность структурализма во Франции достигла своего апогея, оставив позади и марксизм и экзистенциализм, Леви-Строс настойчиво утверждал, что структуральный подход – это не философия, и в отличие от нее он применим лишь к относительно автономным сферам человеческих обществ.

Леви-Строс также избегал и прямого сопоставления своих идей с психологическими теориями. Во время первой нашей встречи я высказал свое наблюдение о соотносимости  операций мифологического мышления, регулярно обнаруживаемых в его «Мифологиках», с результатами, полученными выдающимся российским психологом Л.С. Выготским, исследовавшим в 1920-х – начале 1930-х гг. специфику допонятийного мышления детей. Леви-Строс в ответ заявил, что с подобными вопросами вовсе не требовалось приезжать в Париж, «а лучше бы Вам, дорогой господин, отправиться в Ваш рабочий кабинет и самому ответить на эти вопросы». Тогда я был ошеломлен, поскольку еще не знал о негативном отношении ученого к любым сопоставлениям. После небольшой паузы Леви-Строс спросил меня о двух исследователях, с которыми был лично знаком, –  о Е.М. Мелетинском и Ю.М. Лотмане. Услышав в ответ о кончине Лотмана, он воскликнул: «Grand esprit!» («Великая личность!»). Слово «великая» вскоре снова прозвучало в нашей беседе, на этот раз применительно к России: когда Леви-Строс узнал, что 15-тысячный тираж его произведений, вошедших в опубликованный в 1994 г. в Москве сборник «Первобытное мышление»,  был полностью распродан в короткие сроки, он произнес: «Да, это великая страна!»

Леви-Строс, похоже, был совершенно свободен от тщеславия.  Поинтересовавшись, чем еще я занимаюсь кроме исследования его творчества, и узнав, что я изучаю русские обряды XIX - первой половины XX в. в ситуациях бедствия и собираюсь сопоставить их с аналогичными обрядами у французских крестьян, он заявил, что это значительно сложнее, чем анализировать его работы. Приободрившись, я все же позволил себе в заключение разговора высказать свое мнение о роли Леви-Строса в этнологии / антропологии, уподобив его Канту (в вопросах сознания и мышления). Ученый помолчал, а затем спросил: «Какому Канту?» После моего уточнения «Иммануилу Канту» он поморщился  и усмехнулся, более ничего не прибавив. Позднее в интервью, данном им в 1990 г. международному журналу Current Anthropology, я прочел, что Леви-Строс, по его словам, «вот уже 40 лет, как последний раз заглянул в Канта», но при этом, чтобы сформулировать, в чем состоит своеобразие гносеологической позиции немецкого мыслителя, он использовал свой собственный термин –  «ментальные ограничители». А ведь именно этот термин, введенный самим Леви-Стросом в работе 1972 г.,  указывает на те присущие разуму свойства, которые наряду с этнографическим контекстом образуют одну из двух важнейших детерминант мифологического мышления.

Леви-Строс не оставил ни методических рекомендаций по применению созданного им метода, ни какого-либо учебника, если не считая таковым конспекты прочитанных им в Коллеж де Франс лекций, тематика которых ежегодно менялась в зависимости от исследовательских интересов ученого. Когда в 1983 г. во Французской Академии наук состоялось специальное заседание о структуральном подходе / методе, докладчиком там выступил не его создатель, а последователь Леви-Строса, генеральный секретарь журнала “L’Homme” Жан Пуйон.

Понятийный аппарат, применявшийся Леви-Стросом при постановке исследовательских задач и их разрешении, отнюдь не был полностью заимствован из логики, семиотики и структурной лингвистики. Не меньшую роль в развертывании леви-стросовского метода играют  понятия, разработанные самим ученым: «структура», «символическая функция», «бриколаж», «гомология», «инверсия», «медиация» и др. Сочетание разнородных, на первый взгляд, понятий осуществлялось Леви-Стросом  в процессе творческого синтеза, но автор не озаботился преподнести ключ, позволяющий беспрепятственно проникнуть в его творческую лабораторию. Думается, вряд ли стоит отыскивать отмычку, пытаясь возвести его понятийный терминологический аппарат к традициям тех или иных научных дисциплин. К слову сказать, ученый не использовал ни одного понятия из области психологии, разве что «мышление». Но и мышление рассматривалось им исключительно в аспекте логико-семиотических свойств, детерминирующих внутренний строй  бесписьменных фактов культуры – мифов,  масок и др. Столь же бесперспективно, на мой взгляд,  трактовать не поддающийся определению леви-стросовский синтез как сочетание различных национальных антропологических традиций (американской, немецкой, французской и английской), хотя такая попытка  и была недавно предпринята историком науки Э. Дево, одним из представителей структуральной антропологической школы.  Полагаю, что смысловым ядром  осуществленного Леви-Стросом понятийного синтеза выступает созданный им аппарат, позволяющий изучить мышление носителей бесписьменной традиции путем исследования фактов их культуры. Именно на поиске свойств этого мышления – «неприрученной мысли», а позднее  «логики чувственных качеств» – было полностью сосредоточено внимание ученого в 1960-1980-х гг., когда структурно-семиотический метод полностью созрел.

И в 2001-м, и в 2005-м гг. я задавал Леви-Стросу вопрос о перспективности сочетания двух исследовательских стратегий: структурализма и психоанализа. И оба раза его ответ оказывался отрицательным – такое сочетание он называл «несерьезным», «непродуктивным». Они созданы, пояснял ученый, для исследования  различных «уровней реальности» (этот термин он использовал охотно), и невозможно, стремясь к их некоему сочетанию, все время совершать переходы от анализа мифов к бессознательному индивида.

Из идей Фрейда наиболее полезным  и близким себе Леви-Строс признавал «только то, что интеллектуальная продукция, которая, возможно, нам представляется произвольной, глубинно обусловлена, имеет неосознаваемые основания». В ответ на вопрос, касавшийся работы «Ревнивая горшечница» (где описаны, фактически, два психоаналитических типа личности – оральный и анальный), –  не представляет ли она  леви-стросовский вклад в психоанализ или же общую психологию,   ученый усмехнулся. Затем пояснил: «Да, Фрейд открыл нам эти типы, но они уже имеются в мифологиях, предшествуя этим открытиям…»

Ни в 2001-м, ни в 2005-м гг. не довелось мне услышать от Леви-Строса, кому из французских антропологов в большей мере удалось реализовать структуральный подход применительно к собственному материалу и задачам. Не получил я также и ответа на вопрос, кто сумел внести определенный вклад в дальнейшее развитие концепции мифологического мышления. Из ученых, близких леви-стросовскому подходу,  были названы только два имени: Жорж Дюмезиль – филолог, исследователь индоевропейских мифологий, и антрополог-африканист Франсуаза Эритье, создавшая собственный методологический вариант в изучении бессознательных структур, присущих системам родства. Однако Эритье не использовала при этом категорию «трансформация», весьма значимую для изучения способов воссоздания и преобразования целостных семиотических систем. Пожалуй,  Леви-Строс не ошибся, полагая, что в полном виде его метод не представлен ни у кого из французских этнологов / антропологов. Вместе с тем, без труда можно назвать не менее десятка крупных ученых, вдохновленных его подходом и создавших собственные варианты структурального метода, в которых обнаруживаются некоторые существенные элементы леви-стросовского классического метода.

Леви-Строс не считал необходимым ограничить применимость структурно-семиотического подхода географическими рамками американского континента или культурой  бесписьменных обществ. Метод применим, по его мнению, и к древнеписьменным культурам – он называл Индию и Грецию и заявлял, что структуралистами были уже Плутарх и Гесиод. Однако, структуральное изучение библейских (ветхозаветных) текстов Леви-Строс считал необоснованным:, так как «…для них отсутствует этнографический контекст»; а уже выполненные в этой области антропологические исследования (был упомянут Э. Лич) он назвал поверхностными. Вместе с тем, Леви-Строс согласился со мной, что возможен структуральный анализ таких текстовых  фрагментов (я привел пример истории о сновидце и снотолкователе Иосифе из кн. Бытия), в которых присутствуют однородные эпизоды.

Неоднократно, когда я упоминал Леви-Стросу о высказанных им идеях, говоря даже, где именно в его произведениях они содержатся, ученый удивленно восклицал: «Разве я это написал?» Но хотя он и в более ранних своих интервью заявлял, что сразу же отделяется от созданной им работы, как только книга завершена, все же в  иных случаях обнаруживалось, что он весьма уверенно ориентируется в своем многотомном творчестве.  Так, интересуясь проблемой числовых кодов – основой одного из четырех типов классификаций в бесписьменных культурах, как написано Леви-Стросом, я спросил его, продолжил он рассмотрение этой проблемы, затронутой в «Неприрученной мысли» и позднее занявшей 10-12 страниц во втором или третьем томе «Мифологик». Леви-Строс сначала поправил меня: «Не 12, а 10 страниц, в третьем томе», – а затем пояснил, что «не стремился исчерпать эту проблему до дна, но лишь хотел привлечь к ней внимание». (Как исследователь, сложившийся в значительной мере под влиянием трудов Леви-Строса, я был тем самым незаметно для мэтра и, вероятно, невольно поощрен им, поскольку тогда уже всерьез приступил к этой проблематике на материале бесписьменных традиций народов Амура и Сахалина.)

В России творчество Клода Леви-Строса неизменно вызывало глубокий интеллектуальный и гуманистический интерес. Его структурно-семиотический метод изучения мифов уже в 1973–1976 гг. (задолго до перевода «Структурной антропологии» и других крупных произведений), благодаря усилиям Е.М. Мелетинского, организаторского и научно-методического характера, стал известен широкой научной общественности. Семиотические исследования в российской этнологии и фольклористике, испытав несомненное влияние идей Леви-Строса, вместе с тем, не были для них ни tabula rasa, ни тем более ареной противодействия, так как почва для конструктивного восприятия этих идей (либо осознанного дистанцирования от них) была подготовлена отечественной традицией гуманитарных наук — приоритетными работами В.Я. Проппа, Л.С. Выготского, П.Г. Богатырева, а позднее культурологическими находками Ю.М. Лотмана и серией «Труды по знаковым системам», издававшейся в Тарту.

Структурно-семиотический метод Леви-Строса, а также его концепции мифологического мышления, «неприрученной мысли» все еще не освоены в должной мере ни французскими антропологами (при том, что немало крупных ученых обоснованно считают себя его учениками, последователями), ни исследователями в других странах. Отдельные элементы леви-стросовского метода или же его концепций исподволь вошли в теоретический метаязык этнологов, антропологов, ассимилированы аппаратом когнитивной антропологии, культурологии. Благодаря собственной исследовательской традиции гуманитарная мысль в России, вероятно, ближе, чем в иных странах, предрасположена к непредвзятому целостному постижению творчества гениального ученого.

«Структурная антропология» и «Печальные тропики» стали первыми произведениями Леви-Строса, переведенными на русский язык в 1983 и 1984 гг. соответственно. С тех пор многие из его книг, опубликованных в русских переводах, а также ряд крупных статей заняли достойное место в образовательных программах отечественных гуманитарных вузов.

Если попытаться указать на главный итог в связи с непреходящими достижениями французского ученого, можно сформулировать следующее. Леви-Строс выстроил прочный интеллектуальный мост между современными и бесписьменными обществами, обосновав эту конструкцию методологически и укрепив посредством теоретических концепций. Материалом для этого уникального строения послужила открытая Леви-Стросом в фактах культуры и многоаспектно продемонстрированная реальность человеческого мышления, единого по своим логико-семиотическим свойствам во всех известных человеческих обществах.

Автор - доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Российского этнографического музея (Санкт-Петербург).

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.