Адрес: https://polit.ru/article/2010/08/23/mironov/


23 августа 2010, 09:00

О львах, драконах и о местном самоуправлении

Мы часто говорим и пишем о местном самоуправлении формально, не углубляясь в изучение социальных процессов, в потоке которых сформировались и существуют, и неотъемлемой частью которых являются структуры муниципальной власти и местные сообщества.

Между тем, понять местное самоуправление можно, только изучив общество, в котором оно действует. Подход к местному самоуправлению, как к институту и как к социальному явлению, с этой позиции позволяет выйти за рамки сугубо формальной, во многом искусственно созданной по букве федерального закона или Европейской хартии МСУ муниципальной тематики, и прикоснуться к «хаосу», который «шевелится» за гранью внешне упорядоченного государственного «космоса».

Рубеж государственного и муниципального – далее мы увидим, где он приблизительно проходит – это одновременно граница социальных миров, из которых состоит современная Россия. Их сосуществование уходит корнями в глубину веков. Именно характер отношений между этими мирами программирует отношения между системой органов государственной власти – или Государством в широком смысле слова – и местным самоуправлением.

В настоящей статье мы попробуем рассмотреть вопрос о том, что есть пореформенное местное самоуправление, двигаясь от привычных муниципальных категорий к тем социальным явлениям, которые за ними просматриваются. Попытаемся сопоставить традиционную муниципальную проблематику с проблемами выстраивания новой социальной структуры и через это увидеть взаимосвязанные пути трансформации взаимоотношений Государства с местным самоуправлением и с обществом в целом.

Местное самоуправление: от идеала к реальности

Итак, что есть наше «местное самоуправление»?

В нижеследующей таблице мы в самом упрощенном виде сопоставили идеальное и реальное местное самоуправление, сформировавшееся к 2009-2010 гг. Идеальное – это такое местное самоуправление, которое формально вытекает из международных актов, Конституции Российской Федерации, законов и муниципальной доктрины. Реальное – это то местное самоуправление, которое существует на самом деле.

МСУ-2009/10 в идеале – это:
МСУ-2009/10 фактически – это:
Самостоятельный и максимально приближенный к населению уровень власти, позволяющий наиболее эффективно решать вопросы местного значения и одновременно служить каналом коммуникации между населением и государственной властью
Буфер между государственным аппаратом и населением. Государство де факто возлагает на местное самоуправление ответственность за многие результаты своей политики, перекладывает на местную власть свои задачи, создавая ситуацию, при которой муниципалы должны отчитываться перед населением за состояние дел в сферах, на которые они не всегда может оказать влияния. Таким образом, местное самоуправление «смягчает» общественное давление на государственную власть.
Наиболее характерна данная ситуация для городских и сельских поселений, но, во многом, и для городских округов
Уровень публичной власти, наделенный четко определенной компетенцией (решение вопросов местного значения) и соответствующей публичной собственностью. Четкость разграничения компетенций гарантируется федеральной властью и федеральным законом
Органы местного самоуправления – исполнитель государственных поручений, функций и задач, низшее звено системы публичной власти, поставленное в зависимость от ее вышестоящих уровней.
Одновременно местное самоуправление превращено в элемент системы перераспределения публичной собственности. Применительно к муниципалитетам действует механизм далеко не всегда эквивалентного перераспределения ресурсов: полномочия и поручения во все большем количестве передаются вниз, а публичная собственность (включая деньги в виде налогов и других поступлений) изымается наверх.
Получается своеобразная форма государственной повинности – бесплатное (или за неадекватное вознаграждение) выполнение государственных поручений.
Аналогично вышеприведенному тезису, рассматриваемая ситуация наиболее характерна для поселенческого уровня местного самоуправления

Местное самоуправление как «буфер» между государственной властью и «земщиной».

Такое отношение к местной власти, в принципе, является традиционным со времен царской России. Несмотря на многократное изменение социальной реальности, этот статус местной власти устойчиво воспроизводился во вновь возникающих общественных условиях.

Очень иллюстративно данная логика отношений государственной власти и местного самоуправления показана в старинной сказке, в которой Лев, вместо того, чтобы самому каждый раз выбирать себе новую жертву, поручает этот выбор зверям, то есть учреждает у них «самоуправление». Аналогично этому жители сказочного города сами выбирают девушку, которая будет съедена драконом.

Местное самоуправление как низший по статусу исполнитель государственных поручений и функций.

Режим «ручного управления» страной также можно считать традиционным. Психология российской власти, к сожалению, всегда исключала возможность ее ограничения, например, социальными нормами. В иные периоды власть шла на самоограничение, но оно, если не было вынужденным, являлось оборотной стороной все того же властного произвола. В противостоянии Власти и Закона перевес всегда был на стороне Власти. Где-то в подсознании считая себя божественной, Власть не воспринимала Закон иначе как свое творение. Отсюда логичный вывод: «я тебя породил, я тебя и убью». И вот – меняются или перестают исполняться Законы, создаются и легко трансформируются правовые институты.

Одним из примеров является кажущийся почти сознательным отказ от установления четкой и неизменной компетенции местного уровня власти. Раз определив в статьях 14 – 16 Федерального закона № 131-ФЗ вопросы местного значения, государство многократно их перекраивало. Кроме того, компетенция муниципалитетов, прежде всего, поселений, в значительной степени определяется властным усмотрением на региональном уровне, постоянно корректируется в текущем режиме.

Так или иначе, принцип разграничения предметов ведения и полномочий, самостоятельности органов местного самоуправления, не является и, надо полагать, не будет являться серьезным препятствием для того, чтобы переложить на муниципалитеты дополнительные «неудобные» функции, «забыв» передать при этом необходимые источники покрытия их расходов.

 

У сильного всегда бессильный виноват

Нечеткое распределение компетенции между государственной властью и местным самоуправлением и нечеткое определение полномочий органов местного самоуправления зачастую выводит отношения муниципалитетов и государства за рамки правового поля.

В целом, можно выделить следующие формы взаимодействия между системой органов государственной власти и органами местного самоуправления[1] (каналы взаимного влияния):

Сверху – вниз:

- правовые (законы и иные нормативные правовые акты, регулирующие институт местного самоуправления);

- неправовые – проявление произвола, что, к сожалению, нередко имеет место. Речь идет о разнообразных формах превышения власти. Например, со стороны проверяющих и контролирующих органов. Либо со стороны региональной власти в отношении «неугодных» мэров. Изъятие муниципальной собственности и т.д. Все эти формы могут сочетаться, либо применяться по отдельности. Многие из них имеют природу злоупотребления правом, то есть формально законны, но по существу неправомерны;

- политические: формальные (например, в рамках системы политических партий или организации избирательного процесса) и неформальные – включение муниципалитетов в «политическую вертикаль» и отдача им многочисленных неформальных поручений политического характера («административный ресурс» на выборах и т.д.);

- административно-функциональные: встраивание органов местного самоуправления в бюрократическую систему, отдача соответствующих поручений и т.д.;

- экономические: перераспределение собственности.

Снизу-вверх:

- правовые: реализация органами местного самоуправления своих прав, в том числе в рамках различных механизмов защиты прав органов местного самоуправления или защиты права граждан на местное самоуправление;

- политические: ресурс влияния муниципального сообщества в политической системе;

- административно-функциональные, в рамках бюрократической системы: предоставление информации, выбор путей исполнения поручений и т.п.;

- экономические.

Определяющее значение в настоящее время имеют отношения по схеме «сверху–вниз». Во взаимоотношениях с муниципальным сообществом государство, прежде всего в лице контролирующих, а также региональных органов власти, как правило, не стесняется использовать силу и, не если не встречает серьезного противодействия, нередко выходит за рамки «правил игры» – то есть правового поля.

Обратные процессы, снизу–вверх, в разы слабее. По большому счету они сводятся к подчинению органов местного самоуправления властному давлению сверху – со стороны регионов, а в случае поселений – также нередко со стороны муниципальных районов.

Очевидно, такая ситуация связана с несопоставимостью «весовых категорий» государственной власти и «земщины». Действительно, муниципалам трудно противопоставить государству серьезные политические и экономические аргументы, ведь:

- органы местного самоуправления не обладают достаточными ресурсами публичной собственности и деньгами; финансово они во всем зависимы от вышестоящей власти;

- органы местного самоуправления не участвуют в сборе налогов; налоги собирает специальный административный аппарат, что делает государство полностью независимым от муниципального сообщества в сборе доходов;

- в отличие от регионов, муниципальное сообщество не может бравировать идеями суверенитета, независимости, национализма и т.д. Муниципальному сообществу нечем «пугать» вышестоящую власть, чтобы выбить себе преференции;

- органы местного самоуправления (кроме муниципалитетов крупных экономически развитых городов) не представляют интереса для крупного капитала и не могут заручиться его поддержкой;

- муниципальное сообщество не может эффективно опереться на ресурс «населения» и так называемых средних классов:

население не проявляет активности для защиты муниципальных институтов, потому что не обладает культурой гражданской солидарности и социальной ответственности;

средние классы пока недостаточно представлены в политической системе, не сформировали собственной идентичности и каналов самоорганизации. Иначе говоря, они не являются организованной силой, как в масштабе страны, так и в масштабе отдельных территорий.

*  *  *

Администрируя местное самоуправление, задавая формат его жизнедеятельности, государство крайне медленно формирует механизмы защиты прав местного самоуправления, которые позволили бы уйти от неправовых, проще говоря – силовых, форм взаимоотношений между уровнями публичной власти и гибко регулировать режим разграничения власти и собственности.

Формально существующие институты, защищающие права местного самоуправления, функционируют не вполне эффективно. Норма Конституции Российской Федерации о гарантиях местного самоуправления остается во многом декларативной.

В частности, остается слабым один из главных конституционных механизмов защиты права на местное самоуправление – механизм судебной защиты. Недостаточно эффективен и прокурорский надзор: в сегодняшней России он сам нередко выступает источником злоупотреблений.

Крупные экономически развитые города, как показывает практика, могут постоять за себя, договориться с регионом и Федерацией. Со своей стороны Федерация проявляет внимание к их проблемам. Совершенно иная ситуация в поселениях и других муниципалитетах, не обладающих политическим и экономическим влиянием.

Правомерно задать вопрос: почему Государство не проявляет внимания к введению механизмов защиты местного самоуправления? Почему оно не оказывает системной поддержки муниципальному сообществу?

Основная причина этого видится в следующем: сложившийся «пакт» элит по своему существу означает союз элит федерального и регионального уровня, при котором местные элиты де факто исключаются из «пакта» и, вследствие этого, как политически более слабые, оказываются в зависимости от элит региональных.

Однако есть у рассматриваемого явления еще одна, более глубокая причина: Государство, Бюрократия все еще мыслит себя в аристократическом контексте, отделяет себя от населения как высшая каста и замкнутая корпорация, которая может только диктовать условия и правила, но сама изъята из правового и «профанного» социального контекста.

Отношения между «низами» и «верхами» большого административного аппарата указывают на сохраняющийся «мобилизационно-модернизационный» тип управления, который сформировался в известных нам чертах в петровской России и был доведен до совершенства в советское время.

Здесь мы подходим к сути: если копнуть глубже, то не сложно заметить, что за разрывом в «системе публичной власти» – между государственной властью и местным самоуправлением, просматривается более сложный разрыв – между элитами разных уровней, а также между элитами и населением, разрыв в социальной структуре.

 

Не-единая Россия

Какова анатомия этого разрыва? Где проходит граница между государственным «космосом» и народным «хаосом», между Государством и «земщиной»?

Стоит отметить, что созданное в России «местное самоуправление» не является единой и стройной системой, как это вытекает из Конституции Российской Федерации и федеральных законов.

Схематично, можно выделить следующие основные компоненты местной властно-территориальной организации:

- крупный, экономически самостоятельный город – центр развития территории[2];

- муниципальный район;

- малый, средний город;

- сельское поселение;

- муниципалитеты в национальных республиках и автономиях (национальные типы местного самоуправления).

В целом, без учета национальных типов, можно выделить три основные муниципальные (и различного рода переходные) структуры современной России:

1) Крупный город – экономический, финансовый, административный, культурный центр территории. Здесь функционирует местное самоуправление особого рода – городское самоуправление.

Местные элиты крупного города интегрированы в систему региональной, и даже нередко столичной элиты; как правило, имеют прямые связи с Москвой и региональной властной верхушкой.

Крупный город имеет две властные сферы: сферу собственно местных, городских дел и сферу государственных функций – экономических, политических административных. В последнем случае город выступает как центр территории, в том числе как центр ее модернизации и развития. Это – «латентные» государственные функции крупного города. Ни в одном законе они прямо не записаны, но фактически именно они определяют его политический и культурный статус.

Крупный город–центр территории обладает специфической автономией:

- муниципальной – в сфере локальных дел, управления городским хозяйством;

- особой автономией города–властного центра, центра развития (в силу необходимости концентрации в нем ресурсов и управленческих структур).

Учитывая это, представляется оправданным «двойное» подчинение крупного города – а) региону, в котором он играет роль первостепенного или второстепенного центра развития, и б) Федерации, поскольку цивилизующая роль города выходит за рамки территории региона и имеет общенациональное значение.

Связь с федеральным центром возможна через специальные формальные и неформальные каналы, такие как ассоциации городов, имеющие резиденцию в Москве, советы при органах власти, неформальные совещания с мэрами и депутатами и т.п.

Безусловно, для реализации вышеприведенного подхода необходимо четкое определение понятия крупного города и формирование адекватных для него территориальных форм организации местного самоуправления.

2) Муниципальный район – важнейшая для нашей огромной страны административная инстанция, без которой трудно себе представить систему управления Государством, особенно в модернизационно-мобилизационном стиле. Район – субрегиональный уровень управления. Он имеет глубокие исторические корни: после отмены крепостного права и постепенного вхождения крестьянства в общий социальный контекст прообразом будущих районов стал институт земских начальников. В советское время возникает административный район, а после реформы МСУ на смену ему приходит новое-старое явление: район муниципальный: «слуга Царю» – «отец поселениям».

Как неоднократно отмечали эксперты, де факто муниципальный район – это не местное самоуправление, здесь сохраняются лишь отдельные элементы муниципального. По существу муниципальный район – это «опорный пункт» Федерации и региона, администратор более низких уровней местной власти.

3) Малые города и села[3].

Граница данной категории – это, как правило, и есть граница двух социальных миров. Переходя на этот уровень, мы оказываемся в иной социальной реальности.

Именно здесь по идее должно функционировать настоящее народное местное самоуправление, не опосредованное промежуточными институтами. И именно здесь оно сложилось, пускай и ослабленное, не самодостаточное – в форме поселений, городских и сельских[4].

Поселения причастны «Земле» в ее традиционном понимании, уходящем корнями в русскую архаику; они и есть «земщина», отделенная в культурном отношении от цивилизирующих ареалов – крупных городов и от «опричнины»[5] – властной бюрократии. Это малоизвестная в культурном отношении, «глубинная» Россия, раскинувшаяся как море вокруг островов – центров мобилизации и модернизации. Местное самоуправление в поселениях лишь отчасти интегрировано в государственную систему.

Местное самоуправление в поселениях – это народное самоуправление. Назвать его властью – язык не поворачивается, потому что Власть, в первую очередь малопросвещенная региональная, не признает поселенческие структуры своей составной частью и никакой реальной властью они не обладают, разве что моральной, основывающейся на тесной связи муниципалов с населением.

Наличие границы двух социальных миров делает понятным существование границы между «системой органов государственной власти» и органами местного самоуправления, прежде всего, в поселениях. А наличие социальных, политических и культурных контрастов, о которых пойдет речь ниже служит объяснением характера отношений государства и местного самоуправления – отношений, построенных по логике «сверху-вниз».

Необходимо констатировать, что между «земщиной» и Государством в общем смысле слова существует целый ряд разрывов, среди которых основные – следующие:

Социальный. Он выражен в отсутствии эффективных социальных лифтов между «верхами» и «низами», в разрыве между Городом и Деревней в его широком, культурном смысле.

Социальный разрыв порожден бывшей традиционной, к сожалению, в прежние эпохи склонностью Государства обособлять себя от сельского населения и населения малых городов, эксплуатировать его, изымая ресурсы для «модернизации» или на иные цели, предоставляя населению лишь минимальную социальную поддержку для выживания.

Логика «выкачивания» ресурсов из деревни с целью финансирования модернизации страны известна еще из русского средневековья. Четкие рамки она приобрела во времена царствования династии Романовых и имела одним из своих проявлений крепостничество. При советской власти та же самая логика легла в основу коллективизации. В настоящее время деревня почти полностью опустошена, а вместе с ней нелегкие времена переживает малый город, раньше бывший частью «аграрной цивилизации». «Глубинка» из источника ресурсов превратилась в «черную дыру», существование которой заставляет всерьез задуматься о внутренней безопасности страны и ее экономическом будущем.

В 1990-2000-е годы «мобилизационный принцип» перестал применяться, однако новые отношения между Государством и «земщиной» пока не сформировались, вопрос остается открытым и требует создания новой идеологии этих отношений и их выстраивания на новых, цивилизованных принципах, позволяющих создать инновационную экономику.

Культурный и политический. Психология «опричнины» и «земщины» – традиционно различны. Речь идет об уходящем корнями вглубь отечественной истории разрыве власти и народа. Власть стереотипно вела себя, прежде всего, как Сила, причем не сила закона, а сила физическая, произвольная. Ее легитимность основывалась больше на харизматичном лидерстве, чем на четкой инстуционализации и соблюдении публичных правил.

В настоящее время новая роль Власти и новые принципы ее взаимоотношений с населением определены не до конца. Провозглашение демократических принципов само по себе не способно изменить веками сложившуюся социальную логику. Поэтому разрыв сохраняется, Власть и общество ищут пути сближения. Как представляется, связующими звеньями между ними могли бы стать, не в последнюю очередь, институты местного самоуправления.

Разрыв, о котором идет речь, способствует постоянному воспроизводству внесистемной оппозиции, как логики отношения народа к власти. Ее природа – народный нигилизм и утопизм. Для определения такой оппозиции электоральная статистика и данные официальных соцопросов – мало показательны. Выборы нередко воспринимаются населением как элемент государственного механизма, как нечто чуждое, идущее от власти и нужное власти, а не народу. К такому восприятию выборов подталкивают фальсификации, к сожалению ставшие частой практикой.

Внесистемная оппозиция выражается в различных формах, среди которых латентное неповиновение (саботаж), пассивность и отказ от проявления инициативы, правовой нигилизм, реже – открытые протесты.

Между тем, нужно помнить, что именно в локальной сфере сосредоточены источники легитимности власти. Сохранение культурного разрыва, обусловленного властным произволом в местных делах, несет риск делегитимации власти, потери ею социальной опоры. Никакие силовые методы против такого оборота событий, как известно, не помогают.

Перечисленные разрывы не позволяют говорить о социальном единстве России. Прежде всего, Россия оказывается не единой внутренне, в самой своей основе.

Отмеченные противоречия могут оказаться фатальными для модернизационных проектов, предложенных Правительством накануне кризиса, а в условиях экономического спада создадут риск расшатывания созданной в стране политической структуры.

 

Как объединить Россию?

Хотя все перечисленные разрывы сложились исторически и существуют уже не первое десятилетие (если не столетие), в настоящее время есть возможность их преодоления. Впервые в истории России в ней признаны одновременно свобода и равенство людей, а также свобода и государственная защита частной собственности. Имеются предпосылки для укрепления третьего сектора и представительных институтов. Есть шансы сбалансировать социальную структуру за счет усиления «средних классов».

В этой связи в настоящее время представляется необходимым принципиально уйти от «модернизационно-мобилизационной» логики управления и постараться преодолеть отрыв системы государственной власти от населения, содействовать формированию интегрированной социальной структуры.

Важнейшая роль в этих процессах принадлежит местному самоуправлению – социальному регулятору, «буферу» между государством и «земщиной», инструменту институционализации и защиты интересов «средних классов».

В качестве основных направлений государственной политики в данном направлении нам видятся следующие:

1) Сочетание интересов «города» и «деревни», преодоление разрыва между центрами развития и «глубинкой»; нужно отказаться от отношения к населению и муниципалитетам-поселениям как к объекту эксплуатации, какими бы возвышенными целями она не оправдывалась; прекратить разделять государство на верх и низ, высшие касты и «дно».

Механизмы решения этой задачи следует создавать в сферах бюджетного, налогового регулирования (разговоры на эту тему ведутся уже не первый год); распределения публичной собственности, в том числе путем формирования стабильного фонда муниципальной и межмуниципальной собственности; адекватной территориальной структуры местного самоуправления и регионов.

Проводниками-посредниками развития «глубинки» должны стать малые и средние города – каналы связи села и центров урбанизированной, модернизированной культуры.

2) Социальную основу для решения поставленной задачи поможет создать системная государственная поддержка формирования и укрепления «средних классов» – городских и сельских элит:

а) включение их в социальные и политические процессы через:

- политически и экономически самостоятельные органы местного самоуправления в поселениях, способные влиять на социальные процессы через налоговые и иные механизмы. Принципиально важно не просто выделять муниципалам «деньги», а передавать им постоянные, стабильные источники формирования доходной базы, позволяющие конструировать социальные связи на своей территории;

- региональные институты, например, межмуниципальные ассоциации, вторые палаты региональных заксов и т.д.[6]

б) формирование подвижных социальных лифтов, обеспечивающих доступ городских и сельских элит к политическим институтам вышестоящих уровней, предпринимательской деятельности и т.д.

в) развитие сети местных отделений политических партий, общественных объединений, их интеграция в избирательный процесс;

г) реанимация избирательной системы как демократического института.

3) Создание работающих механизмов государственной, в том числе судебной защиты:

- права граждан на местное самоуправление;

- прав органов местного самоуправления, в том числе на справедливое распределение компетенций и публичной собственности;

- одновременно – защиты граждан, предпринимателей, других категорий населения – от произвола чиновников любого уровня, в том числе муниципального;

- прав муниципальной собственности;

- права частной собственности, в том числе от рейдерских захватов.

4) Формирование работающего рынка земли; ускорение процессов разграничения собственности на землю.

5) Развитие местных и региональных финансовых рынков, банковской системы.

6) Развитие механизмов межмуниципального экономического сотрудничества.

7) Стратегическое планирование выхода АПК из затяжного упадка.

8) Комплексное развитие социальной инфраструктуры малых, средних городов и села, в частности, сохранение сельских школ; реализация государственных программ поддержки переселения населения в сельскую местность из городов; и из крупных городов – в малые.

Приходится еще раз напоминать: разрывы во внутренней структуре Государства всегда приводили страну к потере стабильности, ослаблению Власти и социальным катаклизмам. Риск этого остается и в настоящее время и требует системной работы Власти и общества по выстраиванию новых отношений, соответствующих стандартам демократического общества и цивилизованного, сильного Государства – сильного, прежде всего, своим живым, а не искусственным, социальным единством и способностью к инновациям.

Автор – директор Института содействия социальному, экономическому и общественно-политическому развитию регионов «Институт регионов», заместитель руководителя центрального исполкома Всероссийского совета местного самоуправления по экспертно-аналитической работе.


[1] Речь идет, главным образом, о поселенческом уровне местного самоуправления.

[2] К этой категории мы, для целей настоящей статьи, условно отнесли и столичные города, хотя они имеют самостоятельную социальную природу.

[3] Очевидно, что рассматриваемая категория не является монолитной. Многие средние и малые города противопоставлены своему сельскому окружению, являются самостоятельными культурными ареалами. В свою очередь сельские поселения сильно различаются по своему социальному, политическому, экономическому положению в зависимости от региона, экономической зоны и т.д. Поэтому речь идет о категории, весьма схематично выделяемой, прежде всего по культурному, цивилизационному признаку (специфическая социокультурная среда). Главный смысл ее обособления в том, чтобы наглядно показать контрасты и разрывы, о которых пойдет речь ниже.

[4] Безусловно, речь идет не обо всех поселениях России, так как многие из них созданы на базе экономически развитых городов, либо формально объединяют не связанные друг с другом культурно или социально населенные пункты, выполняющие специфические государственные или хозяйственные функции.

[5] Да простят мне «государевы люди» использование этого термина! Я ни в коей мере не хочу их обидеть сравнением с одиозным репрессивным аппаратом времен Ивана Грозного. Под «опричниной» я, вслед за многими историками, социологами и политологами, понимаю, прежде всего, социально, юридически и экономически обособленный от «земщины», то есть народа и его самоуправления, аппарат, призванный служить суверену-государству. В более широком смысле «опричнина», это сфера государственного (в культурном отношении цивилизующего) начала, а «земщина» - «земли», народа, населения.

[6] В данном случае принципиально важно говорить о самых разных формах представительства, присутствия муниципального сообщества на региональном и федеральном уровне и лишь во вторую очередь об МСУ как инструменте рекрутирования кадров для вышестоящей власти. В первом случае интересы местной власти и населения получают дополнительную защиту; во втором – происходит отток кадров с мест; при этом, приехав в столицу, бывший местный чиновник редко сохраняет идейную связь со своей alma mater – напротив, нередко он становится проводником антимуниципальных идей.