Лев Усыскин: Игра вничью

Среди многочисленных русско-литовских военных столкновений, и без того довольно смутно отложившихся в нашем историческом сознании, пожалуй, самым малоизвестным является так называемая "Стародубская война" 1534-1537 г.г. При том, что сама по себе она вполне вписывается в логику многовекового литовско-московского противостояния, занимая как бы промежуточное положение в ряду от роскошных побед Ивана Третьего через сравнительно успешные действия его сына Василия Третьего к катастрофе Ливонской войны Ивана Грозного. Как бы то ни было, эта война закончилась, так сказать, вничью – перемирие, от которого никто не ждал продолжительности, но которое сохранялось потом непостижимые двадцать пять лет, зафиксировало принцип uti possidetis – кто что контролирует, тот с тем и остается. В итоге, Литва вернула потерянный в 1500 г. Гомель с округой, а Москва присоединила к себе небольшую территорию в районе Невеля с вновь отстроенной русскими прямо на вражеской территории крепостью Ивангород, вскоре сменившей название на "Себеж". Это, кстати говоря, был второй подобный казус серьезного масштаба – строительство оборонительных сооружений на территории вражеского соседнего государства – если не считать методичного возведения крепостей на границе Дикого Поля, т.е. земли, в общем, ничейной, которое, к тому же в ощутимых масштабах начнется много позже. К 1535 г. же за спиной у русских было лишь строительство крепости Васильсурск – на земле Казанского Ханства. Опыт был удачным – крепость стала важным элементом защиты Нижнего Новгорода от казанцев, а затем – форпостом в наступлении на Казань. Позже уже под самой Казанью построят Свияжск, тот же метод применят и при покорении Сибири. На западных же рубежах все ограничилось Себежем.

Впрочем, в ходе войны закладывались новые крепости и на собственно московской территории. Так "В лето 7044 (1536) апреля в 19-й день князь великий Иван Васильевич и мати его Великая княжна Елена велела поставити город в Торопецком уезде на Велижском городище, город Велиж, и доделать месяца июля, в третье лето государства его". Крепость строилась мастерами Иваном Рудаком и Иваном Колычевым, и в июле 1536 г. была возведена в виде 3-х срубов, заполненных глиной. Она имела 8 боевых башен, две из которых были с въездными воротами. Руководил работами думный боярин князь Иван Иванович Барабашин, который в том же году совершил из вновь построенной крепости успешный набег, опустошивший предместья Витебска. От этой даты в России и принято отсчитывать историю Велижа, в котором когда-то жила прорва людей, носивших мою фамилию….

Кроме того, Стародубская война в какой-то мере любопытна еще и как иллюстрация значения верховной власти в государственном устройстве России. Дело тут вот в чем. Предшествовавший ей мир, точнее – перемирие было заключено на пять лет в 1522 г. По истечении этого срока литовцы начали прилагать усилия к его продлению, однако московская сторона встречного желания не обнаруживала, выдумывая всяческие формальные поводы для затягивания переговоров. В Вильне возникло четкое ощущение, что Василий Третий готовится к новой войне – и так оно, в целом, и было. Московский Великий князь планировал новый серьезный поход на Литву, целью которого должен был стать Киев. Угроза для Литвы была более чем серьезной – ибо военно-мобилизационные возможности сторон были качественно разными. Так, московский властитель мог выставить существенно большее количество войск, причем управление этими войсками давалось ему много легче, чем его литовскому коллеге. Литовский же Великий князь все время вынужден был принимать во внимание массу законодательных тонкостей, заставлявших согласовывать его решения с разного рода сеймами, ограничивать продолжительность кампаний и географические рамки, в которых действовали те или иные воинские формирования. Теоретически, Литовский Великий князь, работавший по совместительству еще и королем Польши, имел возможность привлекать для своих действий также и польские отряды, однако на практике это было весьма затруднительным: провести через польский сейм призыв польской шляхты на защиту чужой для нее Литвы было едва ли возможно. Равно как и воспользоваться финансовыми ресурсами Польши – здесь Сигизмунд Первый располагал лишь крохами, можно сказать, карманными деньгами. Зато в Польше и даже за ее пределами можно было нанять наемные войска – Москва же подобной практики еще не знала. В итоге, самой боеспособной частью литовских войск, превосходившей по воинским качествам московское дворянское ополчение и союзные Москве татарские отряды, как раз и оказались польские и венгерские солдаты-профессионалы. Им, однако, надо было платить здесь и сейчас – и платить приходилось из казны Великого Княжества Литовского. Для чего необходимо было собрать дополнительные налоги – что тоже было делом нелегким, ибо литовцы (во всем их разнообразии: собственно литовцы, жямайты, русские из Полоцка и Витебска, жители Подолии и Киевщины и т.д.), не особо желая защищать с оружием в руках соседскую область, столь же мало желали и платить за подобную защиту.

Еще одним ограничителем для сторон конфликта являлась международная обстановка, точнее, отношения с другими соседями. Общим врагом и для Литвы, и для Москвы было Крымское ханство – каждая из стран стремилась заключить с ним союз против другой, а в ходе внутрикрымских "замятен" поддерживала того или иного претендента на власть. В итоге Крым в годы конфликта "колебался", а то и умудрялся совершать разорительные набеги на владения обоих Великих князей разом! Еще одним общим соседом Литвы и Москвы был Ливонский орден – но он вел себя вполне тихо, поглощенный внутренними очень острыми конфликтами. Другим "внешним ограничителем" для Москвы было Казанское ханство – пожалуй, только лишь крымские и казанские татары и мешали навалиться на Литву всей своей военной мощью, заставляя постоянно держать серьезные силы "на Берегу", то есть в пограничных городах на Оке.

Такова была диспозиция к концу жизни Василия Третьего – диспозиция, не предвещавшая как будто Литве ничего хорошего. И вот, в ночь с 3 на 4 декабря 1533 г. Василий Третий умирает. В Литве узнают об этом из неофициальных источников 24 декабря, причем тут же распространится слух о крайней неустойчивости новой московской власти, сотрясаемой открытыми конфликтами и чуть ли не вооруженной борьбой претендентов на трон. Слухи эти были сильно преувеличены, хотя определенную подоплеку имели. Как бы то ни было, уже вскоре после смерти Василия все в Москве "утряслось": рядом с новым Великим князем, трехлетним Иваном Васильевичем (будущим Грозным) встала официальной регентшей его мать Елена Глинская, в свою очередь, делегировавшая распорядительные полномочия своему фавориту – князю И. Ф. Овчине Телепневу-Оболенскому. Впервые, кстати сказать, со времен легендарной княгини Ольги, женщина заняла официальную позицию во главе русского государства (неофициальное же влияние женщин на политику Руси неоднократно прослеживалось и прежде).

Тем не менее, отсутствие крепкой мужской руки во главе страны сказалось явным образом – и начавшаяся война, во времена Василия Третьего грозившая Литве серьезными территориальными потерями, свелась в итоге к ничейному результату.

Началось все в 1534 г. – как ни странно, с нападения литовцев на московские земли, а не наоборот. Никаких серьезных целей по части территориальных захватов литовцы не ставили. Замысел Сигизмунда, по-видимому, не шел дальше "принуждения к миру": надо было побудить Москву к заключению мирного трактата, причем выступить в ходе переговоров с сильной позиции.

Сделать это оказалось нелегко: с огромным скрипом уже на исходе лета удалось собрать не более двадцати тысяч воинов, каковые и вторглись затем в московские пределы. Москва же по доброй русской традиции опасность проспала. В итоге литовцы. сосредоточившись в Могилеве, двинулись оттуда тремя отрядами в направлении Смоленска, Стародуба (городок на полпути между Брянском и Гомелем) и Чернигова. Ясно, что силы их в каждой части были весьма небольшие. Бои под Стародубом шли с переменным успехом, штурмовать крепость литовцы не решились, сожгли расположенный вне укреплений посад и двинулись дальше – на Радогощ. Этот городок литовцы смогли взять и сжечь. Историки располагают уникальной информацией о потерях населения этого северского местечка – вскоре по уходе литовцев, присланный из Москвы дьяк специально переписал всех отсутствующих жителей – получилось 9267 человек (дико много для такого маленького городка). Это, впрочем, не значит, что все они были убиты – часть увели в плен, часть просто разбежалась. Царским указом городок на двадцать лет получил освобождение от податей.

После Радогоща литовцы подошли к Почепу; не взяв крепости, сожгли посад и, разорив округу, двинулись назад. Под Смоленском литовцам также удалось сжечь незащищенный посад и несколько раз сразиться с московскими отрядами с не вполне понятным результатом (каждая из сторон провозглашала успех). Под успевшим, как видно, получить подкрепление, Черниговом же, литовцам и вовсе ничего добиться толком не удалось. Но в целом получился довольно удачный трехнедельный грабительский налет – уже в середине сентября груженые добычей литовцы вернулись в свои пределы, а 1 октября король распустил большую часть своего войска, сочтя демонстрацию силы завершившейся удачно.

И тут, как снег на голову, в Литву вторглось с ответной акцией какое-то невообразимых размеров – под 120 тысяч человек, а то и больше – московское войско. (Отметим, что еще в середине ХVIII века вся русская армия имела в строю порядка 200 тысяч воинов – при том, что территория страны расширилась за два века радикально да и плотность населения возросла тоже!) И вся эта масса войск, вошедшая на территорию Литвы в начале февраля тремя корпусами, месяц занималась лишь разорением страны – не взяв ни одного серьезного города, однако при этом практически дойдя до Вильны. Откуда король Сигизмунд тщетно призывал своих подданных выступить на защиту страны. Никто московским войскам сопротивления не оказывал – когда королю, наконец, удалось собрать семь тысяч всадников, вторжение уже завершилось, и враги сами ушли восвояси. По сути, московский поход был аналогичен литовскому – только, так сказать, с коэффициентом десять. Хотя, в принципе, могли бы такими силами и добиться существенного результата – взяв, скажем, Полоцк или Витебск или даже оба города разом. Но это да, это наш стиль – с существенным запаздыванием замахнуться на рубль, чтобы потом ударить на копейку.

Летняя кампания 1535 г. была еще более странной, чем предыдущие. Под впечатлением от зимних событий, Литва всерьез занялась укреплением своей обороноспособности. Попытались раскрутить Польшу на помощь братской стране – но практически без толку. Правда, удалось нанять некоторое количество воинов за деньги – именно этим наемникам и обязана Литва самыми большими своими успехами в ту войну.

Что же касается самих боевых действий, то их стороны вели, как бы не обращая друг на друга внимание. Московские силы, как я уже сказал, выступили в июне из Опочки и на глазах у не смевших им помешать литовцев возвели за три недели крепость Ивангород. При этом находящаяся в Полоцке литовская группировка не предприняла никаких попыток защитить свою территорию. Кроме этого, полк воеводы В. В. Шуйского, выступив из Смоленска, осадил Мстиславль, сжег его округу, но, не взяв города, пошел дальше, к Радомлю. Этот городок также не удалось взять, и московские полки, совершив рейд ("повоевав") через Могилев, Шклов и Оршу, к концу августа вернулись в Смоленск. Зато ощутимых успехов добились литовцы на стародубском направлении. 16 июля, после двухдневной осады, сдался Гомель. Причем сообщения об этой сдаче рисуют впечатляющую картину: местные жители и городские бояре просто выгнали москвичей, а сами перешли на сторону Литвы – это, кстати говоря, были дети и внуки тех горожан, кто жили еще при литовской власти. После Гомеля, 30 июля, польско-литовские войска подступили к Стародубу и после месяца осады, взорвав часть крепостной стены, взяли город штурмом. Здесь надо сказать, что гарнизон города, хоть и не получил в ходе осады дополнительного подкрепления, был достаточно силен и по численности лишь немногим уступал силам противника. Иначе говоря, взятие Стародуба было действительно серьезным успехом войск Сигизмунда. Согласно имеющимся сообщениям, победители уничтожили город до основания, а пленных взяли так много, что решили оставить лишь молодых и здоровых, уничтожив прочих. Эта Стародубская резня стоила жизни нескольким тысячам человек. Затем польско-литовские войска двинулись к Почепу, но жители сожгли свой город, их не дожидаясь. И тут у польских наемников окончился оплаченный срок службы – они, не мешкая, повернули обратно, за ними вынуждены были отступить и литовцы. Так, взяв с боя почти всю Северщину, король Сигизмунд смог сохранить за собой лишь Гомель с небольшой округой.

Кампания 1536 г. была не столь активной. В феврале литовцы попытались захватить Ивангород, но потерпели поражение. С апреля по июнь длился упомянутый уже рейд из Велижа на Витебск, в июне выступившие из восстановленного Стародуба войска подступили к Любечу и сожгли его предместья, а отправившиеся из Рославля полки М. Ю. Оболенского и Г. Г. Колычева дошли до Кричева, где потерпели поражение от литовцев, причем оба воеводы попали в плен. На этом, по сути, все и кончилось – Литва была вконец разорена войной, Москва тоже не имела особого желания продолжать боевые действия. Начались переговоры, завершившиеся 27 марта 1537 года пятилетним перемирием, продержавшимся, как я уже сказал, вплоть до Ливонской войны.