У России с Москвой отношения – как у древнего поэта с девушкой. Ненавижу и люблю, - признавался девушке поэт. Odi et amo. Россия говорит Москве только одно – «Ненавижу», любовь из стыдливости пряча.
При этом Россия Москву вожделеет. Примитивнейшее тому обоснование – в стремлении растянуть нерезиновую. Тот россиянин, который не мечтает стать москвичом, либо плох, в том смысле, в каком врачи говорят, покачивая головами – «совсем плох», либо трудится в региональных органах власти. Даже лексика, которая используется при описании такого рода порывов (в рекламных роликах русских сериалов, например, или желтогазетных сексесс-стори), вполне военно-эротическая: «покорить», «овладеть», «завоевать».
Россиянина можно понять: в Москве, действительно, есть все. Выставки художников Рубенса, Тер-Оганяна, Андрияки. Миллион музеев. Два миллиона баров. Памятники истории. Рестораны эскимосской кухни. Стриптиз в исполнении карликов. Самый большой в мире храм с подземной парковкой и конференц-залом. Реки, леса, деликатесы, небоскребы, нескромное обаяние буржуазии, лезгинка на Манежной, памятник Окуджаве рядом с кафе «Му-му», Арбат, специально построенный для того, чтобы россияне гуляли там, не пугая москвичей, в конце концов, сами москвичи, хоть их никто никогда и не видел.
В Москве настолько все есть, что пользоваться этим уже не обязательно. При таком обилии выбора выбор невозможен. Впрочем, завоевателю из России, прибывшему покорять Москву, снявшему угол где-нибудь под Химками, два часа до работы, два часа обратно, «Доширак», нездоровый сон, в выходные – и вовсе только сон, выбирать не придется. Это упрощает жизнь.
При этом если россиянин по-настоящему завоюет Москву когда-нибудь, то немедленно соберет вещи, и уедет навсегда жить в Доминикану, на Гоа, да хоть бы в Швейцарию. Так и не воспользовавшись всем вышеперечисленным, всем, что в Москве зачем-то есть.
Но не пользоваться тем, что есть, и не пользоваться тем, чего нет, как там, откуда россиянин приехал, а ведь там, предположительно, нет вообще ничего, - это две существенные разницы. Две разных стратегии, два разных способа прожигать отпущенное богом время. И выбирая первый, явно перестаешь чувствовать себя ущербным.
Но это стремление оказаться внутри – не самое интересное из свидетельств любви россиянина к Москве. По-настоящему интересное – снаружи. Собственно, в России.
Вы вот, наверняка, Россию не любите, и ездить в нее боитесь, а зря. В Росси хорошо, и как-то что ли любопытно. И вот что самое любопытное: стоит россиянину раздобыть хоть немного денег, и он немедленно начинает воспроизводить вокруг себя Москву. Строить нелепые дома с башенками. Рыть подземную автостоянку, даже если на ней нечему парковаться. Возводить торговый комплекс с боулингом, особенно в том случае, если продавать внутри комплекса нечего, а про боулинг только старожилы читали у Хэмингуэя, когда принято еще было читать, а молодежь только головы друг другу проламывает восемнадцатифунтовыми шарами, подобно древним богатырям.
Обязательно какой-нибудь музей. Современного искусства, допустим, благо, любую ржавую железяку можно туда поместить без ущерба для психического здоровья и окружающей среды. Если ржавых железяк нет, россиянин открывает музей водки. Или валенок. Или ложек. Или утюгов. Честно сносит туда утюги, ложки, валенки, пустые бутылки из-под водки. И продает билет в музей рублей за пятьдесят проезжему москвичу.
Москвич, который в жизни не был в Кремле, допустим, и однажды, случайно – в Музее имени Пушкина, в музей утюгов непременно зайдет, честно заплатит, и в книге гостей напишет благодарность.
Еще россиянин построит гигантский храм. Желательно – на крови. Или, при понятной специфике, - мечеть. Да хоть ступу.
А если у россиянина денег получится раздобыть совсем уже много, то в местном аэропорту с неизбежностью появится прямой рейс «Москва-Душанбе». Чтобы дворники и разнорабочие у россиянина были правильные. Как в Москве. Как на ТНТ.
Однажды я летел, например, в довольно страшный городок, где-то совсем на окраине обитаемого мира. Машины не ходят туда, потому что вечная мерзлота, и дороги отсутствуют, впрочем, дороги ведь отсутствуют вообще везде, странная национальная традиция. Бредут ли олени, спотыкаясь, не известно, зато известно достоверно, что оленей там едят. Я грустил.
- Где у вас развлекаются? – спросил я попутчика.
- В кафе «Метелица». Все как в московской «Метелице», даже лучше, - с гордостью сказал он.
Вечером я сидел в местной «Метелице» - одноэтажный барак из красного кирпича, два столика, за одним – я, за другим – вся городская элита.
Все как в Москве.
Можно множить примеры, но сказанного, кажется, достаточно для подтверждения тезиса о стремлении россиянина если уж не уехать в Москву, то обеспечить себя Москвой на дому.
При этом налицо разрыв – влюбленный в Москву россиянин охотно рассказывает о столице ужасы, и последними словами кроет тамошних жителей. Бывших, в основном, односельчан. Робкий и пугливый москвич искренне убежден, что сразу за кольцевой дорогой начинается царство тьмы, буквально, то есть, не горят фонари, потому что электричество еще не изобретено, люди охотятся друг на друга при помощи кремневых томогавков, чтобы заготовить на зиму тушенки, и уж его-то, москвича, непременно съедят.
Страна трещит по швам.
А ведь всего-то и надо – пойти навстречу тайным порывам публики. Волевым решением – руководство-то у нас волевое, как щечки надувать умеют, все теперь видели, - отменить Россию. И объявить, что повсюду теперь Москва, а все люди в ней москвичи. Стереть последнюю, давно уже иллюзорную грань.
Тем более, верховный вождь московского сепаратизма, герой прописки, борец за регистрацию теперь уже не при делах. Даже старика обижать не придется.
