28 марта 2024, четверг, 14:32
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

08 марта 2011, 19:26

Клуб «Поэзия» (часть 3)

Исключение из клуба «Поэзия».

Уже находясь в тяжёлом состоянии, Нина начала прощаться с друзьями. Она приглашала к себе всех по очереди и просила почитать что-нибудь из нового. Когда были приглашены мы с Колей, я впала в отчаяние, постыдный страх сковал мою волю. Я не смогла пойти. Я знала, что не смогу вести себя как ни в чём ни бывало, буду краснеть, бледнеть и мямлить. Байтов пошёл один. Читал Нине свой последний рассказ. Она очень внимательно слушала, удивилась моему отсутствию. Николай сказал мне, что Нину уже трудно было узнать. Я звонила Нине. Она хотела знать всякие новости, не очень поддерживала разговоры о болезни: «больно? – не то слово…». Я вспомнила, что у меня недавно вышла книжка «Песни ученика» (сентябрь 1994), Нина оживилась, стала расспрашивать подробности. У меня в горле стоял ком, я почти не могла говорить. Нина: «Ну, как вы, собираетесь? Что-нибудь происходит?» Я.: «Ничего. Без тебя ужасно скучно. Никто – ничего». Нина, потеплевшим голосом, медленно: «Ну, что ж вы так… Надо принимать эстафету… Пальмовую ветвь…».

Я собралась с духом, пригласила для моральной поддержки Юлю Скородумову. Договорились с Серёжей Кузнецовым, что мы придём. Не успели.

На похороны Николай принёс срезанную в некой кадке по моей просьбе пальмовую ветвь. Мы и возложили её к ногам Нины вместо цветов.

27 марта 1995 вечер памяти Нины Искренко в музее Маяковского.

Бунимович позвонил мне, чтобы узнать, что я собираюсь прочесть или как выступить на вечере. Он составлял программу. Мне вдруг пришла в голову идея восстановить перформанс Нины «Метаморфозы». Текст у меня сохранился – отпечатанный Ниной на пишущей машинке. Партию Нины я решила предложить Юлии Скородумовой. Женя обрадовался: Давай!

Надо сказать, это было волнительное мероприятие. Представить перформанс Нины без неё самой, взять на себя ответственность за успех или неуспех действа… Мы втроём: я, Байтов и Юля, всё тщательно отрепетировали. Юля – очень артистична, всё поняла, справилась блестяще. Серёжа Кузнецов (муж Нины) принёс атрибуты – щётки на длинных палках, изготовленные не так уж давно самой Ниной (они сейчас находятся у меня). Перед выступлением я рассказала предысторию перформанса и сделала рискованное заявление о том, что в этом небольшом действе, этой миниатюре – душа жива. Теперь надо было это доказать. Весь день меня словно придавливало сверху тяжким грузом. Было страшно. Надо было рисковать. Николай начал: «МЕТАМОРФОЗЫ» /сюита в четырёх частях/. Текст и хореография Нины Искренко / Исполняют Света Литвак и Юлия Скородумова…

Реакция зала была потрясающей. В конце перформанса – взрыв аплодисментов и хохота. Нас долго не отпускали. Получилось! Гора с плеч. Юра Арабов, Андрей Вознесенский, Серёжа Кузнецов и другие говорили, что действительно удалось представить на сцене живой образ Нины, запечатлённый в тексте и действе.

В общем-то, перформанс и спас вечер, длившийся в тягостной атмосфере скорби, всеобщего уныния и подавленности ещё совсем недавним событием.

Щетки

Щетки

Из вышеизложенного видно, что любимой формой литературного общения для Нины были: акция, перформанс, концептуальный проект. Не секрет и то, что её ближайшие друзья-поэты относились к этому весьма снисходительно. Интересно, почему последний период существования клуба «Поэзия» считается Шатуновским, Бунимовичем и др … наименее значительным? Акционность, кулуарность, безусловная оригинальность этого периода – не его ли несомненное достоинство по сравнению с громким, бурным, но таким нормальным режимом чтений на протестной волне? В этот период совместные тематические игровые собрания становятся всё менее и менее интересны ближайшему кругу Нины Искренко. Им эти коллективные действия, кроме стандартных выступлений в залах, по-видимому, ничего не давали, становились принудиловкой. Нина страдала из-за отсутствия поддержки. У неё была куча проектов, идей, она упорно гнула своё. Я эти мероприятия обожала. И мы с Николаем Байтовым (который тоже на выдумки горазд) на сегодняшний день, как и Нина, так и не достигли той степени солидности, когда подобные литературные игры и забавы кажутся несерьёзным и недостойным занятием для уважающего себя литератора. И я знаю, что Нина всегда рассчитывала на нас с Колей, осуществляя свои последние проекты.

Так же и поэзия её не принималась всерьёз тогдашней литературной традиционалистской общественностью, оппозицией клуба «Поэзия».

Это сейчас, после смерти поэтессы, многие и многие произносят её имя с уважением, пиететом, отдают должное, считают, несомненно, литературным явлением. А тогда, при живой жизни Н.И., её творчество принималось многими из тех же людей в штыки, ставился вопрос, поэзия ли это вообще. Противников было предостаточно. Они и сейчас продолжали бы насмехаться, будь она жива.

Реплика Е.Бунимовича:

«Она затевала литературные акции невесть где, в совершенно безумных местах - на кольцевой линии метро, в очереди в свежеоткрытый "Макдональдс", среди птеродактилических скелетов палеонтологического музея, в электричке Москва - Петушки, на катке Патриарших прудов.

Быть может, это был праздник вопреки, праздник во что бы то ни стало, он не всегда удавался, иногда казался нелепым и недостаточно праздничным не только зачуханным и хмурым пассажирам электрички, но и друзьям-поэтам, но Нина ушла - праздника не стало».

Реплика М.Шатуновского:

«В последние годы перед болезнью ею регулярно затевались тематические акции, для которых от нас требовалось написание целенаправленных текстов. Эти акции то совпадали, то не совпадали с нашими собственными настроениями и состояниями. Но что совершенно очевидно, они абсолютно не совпадали с глухонемым временем. Нелепость попыток реанимации с их помощью литературного общения вызывало чувство неловкости за участие в них. И мы вполголоса так, чтобы не слышала Нина, признавались друг другу, что поддались на это в последний раз. Только любовь к Нине останавливала нас. И все же один за одним мы выбывали из этих тусовочных мероприятий».

Думаю, вы заметили в обеих цитатах однокоренные слова по отношению к акционной деятельности Нины: КАЗАЛСЯ НЕЛЕПЫМ   /  НЕЛЕПОСТЬ.

Зато Е.Бунимовича и М.Шатуновского устраивали официальные чтения, где уж точно искать было нечего, кроме тусовочных мероприятий. Тут всё, видимо, было ЛЕПО и понятно зачем.

14 февраля у Сережи и Люды

14 февраля у Сережи и Люды

Акционная деятельность Нины Искренко и Павла Митюшёва абсолютно не оценены. Даже Ниниными ближайшими друзьями эта её ипостась опущена ниже плинтуса. А аналогов этому не было. Что и вспоминать бы мне было, если б не эта весёлая игра, не скучное же (словно в очереди за неким дефицитом, который тебе всё равно не достанется) сидение в студии Ковальджи (при всех плюсах этого кампуса).

Впоследствии литературная акция как жанр продолжилась только в нашей с Николаем Байтовым деятельности. Отчасти в девяностые этим занимался в Санкт-Петербурге Сергей Спирихин, входивший в группу «Новые тупые», но они работали в основном в области художественного перформанса и акционизма. Далее в этом жанре стал много и плодотворно работать Владимир Тучков. На моей памяти – одна литературная акция Псоя Короленко «Сожжение вредных книг». Я говорю только о литературной акции, не о перформансе, которым занимались и занимаются и другие литераторы.

В последний год жизни Ниной задумывается цикл вечеров «Четыре приближения к молитве», что теперь уже представляется совершенно продуманным осознанным спокойным приготовлением к смерти. 

Какой-то был у меня с ней об этом разговор, я ещё удивилась такому долгосрочному проекту – на год. Были названы темы вечеров, говорю почти наугад, расплывчато, следуя каким-то старым записям-обрывкам. Возможно, первой темой и были осуществлённые «метаморфозы», затем следовали: любовь – вода – кладбище. Я сейчас с удивлением обнаружила в своём предисловии к книге Нины «О главном» (одном из восьми предисловий, написанных друзьями Нины) упоминание о вечере «Приближение к молитве», осуществлённом без участия Нины, но, видимо, ещё при жизни. Значит, тогда я могла бы что-то рассказать о нём. Но теперь это событие начисто стёрто из памяти.

Кстати и Евгений Бунимович пишет стихотворение с тем же названием (подборка 2006 г)

И мне кажется, это в связи с Ниной тоже.

Мы с Николаем Байтовым организуем и проводим

«Праздник рифмы» памяти Нины Искренко

29 апреля 1995 клуб «Скарабей»

Вера Сажина, Фаина Гримберг, Юлия Скородумова, Игорь Иртеньев, Владимир Аристов, Олег Дарк, Руслан Элинин, Павел Митюшёв, Герман Лукомников, Александр Левин, Владимир Строчков, Владимир Тучков, Иван Ахметьев, Михаил Сухотин, Дмитрий Кузьмин, Алексей Сосна, Дмитрий Стефанов, Михаил Айзенберг, Дмитрий Авалиани, Александр Воловик, Илья Кукулин, Ирина Семёнова, Света Литвак, Николай Байтов.

Пожалуй, этот «Праздник рифмы» был посвящён памяти именно акционной деятельности Нины. В то же время он возник, в том числе, в противовес фестивалю верлибра, задуманному Юрием Орлицким.

Это была первая моя кураторская работа. Вечер удался, я страшно волновалась.

Через год, 25 апреля 1996, Чеховская библиотека

2-ой Праздник рифмы

Участники:

Д.Кузьмин, В.Тучков, И.Иртеньев, И.Кукулин, А.Левин, Р.Элинин,

П.Митюшёв, С.Литвак, Н.Байтов, Ф.Гримберг, Ю.Скородумова, С.Летов, А.Воловик, И.Ахметьев, П.Капкин, М.Щербина, Г.Лукомников, И.Яркевич, В.Строчков, Д.Нагишкин

Многие пришедшие выступить не успели (Д.Воденников, А.Воркунов, А.Макаров-Кротков…).

Кроме чтений: рифмованный покер, конкурсы: частушек, сквозной рифмы, самой плохой рифмы и самой лучшей плохой рифмы, буриме.

Мне на голову и плечи надета сбруя из ямбов на белом искусственном материале – квадратиках – работа Н.Байтова. Часть этих квадратиков роздана присутствующим, которые должны были найти себе пару, составить рифму.

Народу была уйма, столпотворение какое-то. Я едва справлялась с организацией. К тому же оказалось, что заготовленный фуршет в течение вечера был съеден какой-то окололитературной туснёй, заседавшей всё это время в буфете библиотеки. И публике, честно отсидевшей весь длиннющий вечер, досталась только водка и несколько кусков пирога.

Здесь, на этом вечере, произошло странное событие, ставшее началом некоего процесса, весьма оскорбительного и удивительного для меня.

Ещё в начале вечера Игорь Иртеньев, по моему приглашению выйдя на сцену, неожиданно сделал заявление:

ВСЁ, ЧТО ПРОИСХОДИТ ЗДЕСЬ СЕГОДНЯ, – ПРОФАНАЦИЯ! Света Литвак взяла на себя функции и роль Нины Искренко. Я, когда вошёл в зал и увидел её на сцене – с этой белой лентой вокруг головы, подумал и испугался, что вижу Нину.

И ещё что-то в этом роде.

Затем, как ни в чём ни бывало, Игорь прочёл свои стихи. В общем, это прошло никем особо не замеченным. Вечер был очень бурным и насыщенным. Я не знала, насколько это всерьёз.

Всю жизнь на грани запрета.

Государственный Литературный музей, 26 апреля 1996 года, вечер «Клуб «Поэзия». 10 лет», выставка из архива Клуба поэзии. То есть это на следующий день после  II Праздника рифмы.

Запись в моём дневнике:

«Игорь Иртеньев публично обвинил меня в смерти Нины. Я отреклась от клуба «Поэзия»».

Это звучит очень пафосно. Но так сильна была обида.

Народу было уйма. Были поэты, которые в режиме «Бродячей собаки» не участвовали, те, кто «стоял у истоков». Деды и сочувствующие. В общем, пёстрое многоликое сборище. Бунимович и Иртеньев председательствовали. Может, один Бунимович. Может, и несколько человек. Всем давали слово по очереди. Воспоминания, чтение стихов. Когда Бунимович объявил моё имя, поднялся Игорь Иртеньев и сделал заявление. Не помню точно формулировок. Но содержание было таково: Света Литвак решила занять место Нины Искренко. Она организует вечера, занимается перформансом, пытается объединить вокруг себя клуб «Поэзия» как Нина, пишет стихи как Нина, выглядит как Нина … итд. Игорь предупреждал общественность об опасности. Как это было похоже на комсомольское собрание и очередную клевету. Меня словно кипятком ошпарило. Бунимович, улыбаясь, пригласил меня прочесть стихи на сцену. Все замерли. Скандал! Я встала, трясясь от оскорблённого, вернее, «ущемлённого чувства собственного достоинства», как писал когда-то о моих стихах Марк Шатуновский. И сказала первое, что пришло мне в голову: Ничего я здесь читать не буду! Похожи ли мои стихи на стихи Нины? Это новость и смелая гипотеза. А вот то, чем я занимаюсь сейчас, не имеет никакого отношения к клубу «Поэзия», а имеет отношение только к Николаю Байтову.

И села на колени НБ. Зал вдруг взорвался диким хохотом и аплодисментами. Люди смеялись от души, оглядывались на меня. Долго успокаивались.

Действительно, последние слова прозвучали крайне двусмысленно и дерзко одновременно.

Я понимаю. Игорь Иртеньев выступил как верный рыцарь Нины. Искренний и преданный друг, он был сражён «несправедливостью» её смерти. И некого было за это наказать. Обострённое чувство защитника, вероятно, заставило Игоря искать «врага».

Моё положение было таково: в том составе клуба «Поэзия» после смерти Нины осталась одна женщина – Света Литвак. Да к тому же – вызывающе яркая, да ещё и склонная к перформативным действиям. Это было недопустимо. Меня, как в языческие времена, решили отправить в могилу вместе с усопшей. Меня просто уничтожали как личность, как поэта. Устроили такую общественную смерть (сексистская позиция, гендерная проблема, было в этом что-то позорное и очень знакомое). Игорь думал, что он совершает некое правое дело, исполняет долг, в затмении горя не понимая, что имеет дело с живым человеком, который сам по себе, имеет свой, не заимствованный ниоткуда талант и право на жизнь. Он, думаю, не понимал всей жестокости того, что открывает травлю молодой поэтессы. Не моги быть талантливой, заметной и заниматься литературным перформансом. После Нины. Если И.И. имел в виду мою кураторскую деятельность, то это тоже не прерогатива Н.И.. Вообще, это было страшно наивно.

Но глупая сплетня поползла. В рецензии на мою книгу «Песни ученика» Ефим Лямпорт (по-моему, он, если не ошибаюсь) позволил себе замечание о моих стихах – «помесь Ерёменко с Искренко». Стихов Ерёменко я в те времена ещё так и не прочла. А уж в стихах менее всего была близка Нине. Это видно невооружённым взглядом читающему. Однако вскоре я услышала от мужа Нины, Сергея Кузнецова фразу, явно заимствованную из какого-то разговора. Он сказал: «Да, и правда, Света, и у тебя и у Нины прослеживается одна и та же тема в стихах – тема женской доли». Это, конечно, не совсем то, что он сказал, но приблизительно. Фраза меня потрясла. Людей можно убедить в чём угодно. Нине, действительно, близка эта тема, она её переживает кровно, явно используя и опыт замужней женщины. Это, конечно, лишь часть её «тем».

Мой проект заключается в многопроектности, но Нининого проекта в нём нет. И мне никогда не была интересна тема бабской доли, искренковской «таганки». Да и другие стили Нины были мне не родные, хотя как поэта я её уважала. А уж в то время стихи мои были легки, прозрачны, отстранённы. Да и что там говорить. Я чувствовала себя незаслуженно побитой камнями на публичном месте.

Остальные члены клуба, к их чести, никогда мне таких претензий не предъявляли. Во всяком случае, публично или лично.

Приязнь Дмитрия Александровича я всегда ощущала. Льву Семёнычу очень нравилась моя книга «Песни ученика», включая сам проект книги, её «постановку».

Для меня было откровением, что Александр Ерёменко и Иван Жданов с симпатией относятся ко мне, хотя мы не были близко знакомы по клубу. Притом, с Игорем мы всегда и позже поддерживали хорошие отношения, никогда не упоминая этих событий. Игорь был почти непременным участником наших с Николаем акций, куда мы его обязательно приглашали. Так же, как и Владимир Строчков, Александр Левин, Владимир Аристов. Не так, пожалуй, как они, а как-то демонстративно дружественно.

Пожалуй, в клубе Нина, чисто по-женски, подавляла моё либидо – с одной стороны, с другой – без неё я лишилась поддержки. Конечно, положение двух женщин в одном клубе – непростое. Одна – признанный лидер, другая – с явными претензиями на будущее лидерство. Не осознанными тогда. Существовала, безусловно, и ревность. И дедовщина, не без того. Нина задавала тон в силу своей харизмы и авторитета и в то же время дружески поддерживала и помогала проявляться в тех игровых ситуациях, которые предлагала как способ литературного общения и комбинаторно-перформансного мышления.

Так получилось, что о Нининой акционной программе писали только друзья, не понимавшие и не разделявшие этой её ипостаси. То есть они видели в этой её деятельности лишь попытку организовать совместное литературное бытие. Принимали за (нелепость) совершенно другое искусство, которым занималась Нина, да и не только она. Акционное искусство и искусство перформанса. Да, для организации акций нужны участники. Поэтому приглашались друзья по клубу. Когда они перестали откликаться, Нина осуществляла свои проекты совсем с другими людьми. Не менее интересным акционистом был в то время Павел Митюшёв (Лаборатория Социо-Культурной Динамики), одну из акций придумал Владимир Аристов. Работала совсем другая система, ошибочно принимаемая поэтами за потуги поддержать на плаву остатки клуба «Поэзия». Поэтому мою дальнейшую приверженность перформансу и акционизму они приняли как примерку роли Нины и всё то же пресловутое желание собирать останки клуба «Поэзия» вокруг себя. А не работу в том же виде искусства. Мои занятия перформансом, впрочем, вызвали осуждение не только с этой стороны.

Самую суть претензий к перформерам высказал Олег Дарк в беседе. Суть претензий такова: перформанс – как способ улучшения и эффектной подачи плохого текста. Способ обратить на себя внимание – для автора, у которого не получается просто хорошо писать. Ну, а если хороший текст-то, зачем ещё всё это?

Это самое распространённое обвинение, бытовавшее тогда и, как ни странно, встречающееся по сей день. Ещё кому-то казалось, что с помощью перформанса можно сильно выделиться из толпы пишущих, это что-то вроде рекламного трюка, приносящего поэту незаслуженную славу. Должна сказать, что мой (и Байтова) интерес к перформансу принёс нам только отчуждение «серьёзного» круга литераторов, поверхностное отношение к нашему творчеству того времени, чуть ли не вычёркивание из списков поэтов. Больше это касалось меня, конечно. Но не уверена, что это не помешало тогда своевременному изданию прозы Н.Байтова, одновременно с публикациями современных ему прозаиков. Только к 60-ти годам ему, наконец, предложили издать рассказы, которыми зачитывались в рукописях и газетных публикациях 20 лет назад. То же самое следует сказать и о моём увлечении «эротической» темой. Обывательское мнение: это для выпендрёжа и популярности, – в моём случае, не имело шансов быть оправданным. Именно это мешало мне быть приглашённой на «официозные» фестивали и участвовать вообще в «правильном» (с книгами, премиями, критикой) литпроцессе. Извините за многочисленные кавычки. То есть я запятнала своё литературное имя всеми возможными преступлениями в понимании обывателя и литературного чиновника. Я всегда везде и всем рисковала. Но не могла не заниматься тем, что мне было интересно. Хорошо ещё, мало кто знал о том, что я к тому же не чужда изобразительному искусству. При этом поэзия не покидала своего высокого пьедестала, и мною была написана не одна неизданная книга.

Сон Нины Искренко в декабре 1993 г. Она рассказывает мне его, сидя на кухне, кормя меня куриным бульончиком перед репетицией «МЕТАМОРФОЗ», вероятно, уже в январе 1994. Привожу его здесь по публикации в книге «О ГЛАВНОМ… /из дневника Н.И./». Это цикл «Сны на пустой желудок» /голодотерапия/, сон про меня – последний из цикла, № 16. Я не знала, что она его записала.

Нина Искренко.

Местность Светы Литвак

 

Почти немое или, по крайней мере, совершенно бесшумное кино. Небольшая группа людей идёт через вереницу сменяющих друг друга выжженных красных пустырей в окружении тёмно-зелёных деревьев, кусочков леса. Пустыри местами поднимаются террасами, кое-где торчат обломки конструкций, напоминающих об урбанизации всего и вся. Спрашиваю: «Куда мы идём?» Говорят: «Здесь живёт Света Литвак». Чуть выше открывается большое пространство, тоже такой же пустырь, вдали дома-коробки. Сумерки. Стоит Света, вырисовываясь тонким силуэтом на фоне неба, ветер слегка шевелит её волосы. Она одними губами говорит что-то её спутнику, он так же безмолвно отвечает ей. Остановленное на несколько минут прекрасное мгновенье.

Потом все спускаются вниз, переходят железную дорогу, пропустив поезд. И, разумеется, входят в «Гастроном». О, мортаделла! О, говядина старорусская, корейка деликатесная, шейка, ветчина, карбонат и сыр…

Сыр…сыыыыыррррррррр

-----------

 

Из этой своей сумеречной пустынной местности, из которой я до сей поры не нашла дороги к Гастроному, мне хочется прошептать одними губами: «Нина, здравствуй!»

Исключая меня, делаете меня исключительной.

В 1997 году вышла толстенная антология «Самиздат века». Ею занимался в том числе Генрих Сапгир, от которого я знала, что вхожу в антологию в составе клуба «Поэзия». В дальнейшем антологией занимался Иван Ахметьев. Он весьма ценил мои стихи и очень не любил клуб «Поэзия». Поэтому однажды он позвонил мне и сообщил, что хочет мою публикацию сделать отдельно, так же, как и Павла Митюшёва, Германа Лукомникова и Андрея Воркунова. Мне это не показалось правильным, потому что история есть история. С клубом «Поэзия» я была эти годы связана самым тесным образом, это было моё начало, как от этого отказываться? Но Иван был весьма настойчив (из самых дружеских чувств), и мне было неудобно цепляться за вывеску, тем более - людей, которые меня пнули. Иван давил: Ты же будешь в такой замечательной компании: Гера, Паша, Миша Щербина… Я сказала: «Делай, как знаешь». Но каково было моё удивление и досада, что из клуба меня перевели  не куда-то ОТДЕЛЬНО, а в другое сообщество под названием «Отдельные поэты» (впоследствии изменённое на «Поэты вне групп»), куда вошли, как вполне самодостаточные поэты, как и ещё мало себя проявившие, так и просто никем не принятые, вроде аутсайдеров. Не скажу, что там оказались плохие поэты. Там были поэты разные, в том числе замечательные.

(Сейчас, особенно после выхода антологии ««Русские стихи 1950–2000», одним из составителей которой также является И.Ахметьев, я понимаю, что Ваня взял тогда на себя смелость подтасовки фактов, выводя меня и Павла Митюшёва за «скобки» клуба лишь из своей неприязни к клубу и дружбы с нами. Хотя, на самом деле, реальные причины мне неизвестны).

Мало того, такое зафиксированное на бумаге моё исключение из клуба «Поэзия» выглядело ещё и как вызов с моей стороны, словно это я встала в позу.

Бунимович (как организатор вечеров) отнёсся к этому вроде как и с облегчением. И проблема единственной женщины в клубе была решена. Когда был объявлен следующий вечер клуба, меня в составе не было. Бунимович объяснил: список составлен, как в антологии. И смех и грех.

Мне, правда, в то время было не до смеха. Мне негде стало читать стихи. Клуб «Поэзия» – единственная «площадка», где я выступала все предыдущие годы. Другие клубы меня не приглашали (музей Сидура, Чеховская библиотека, Вавилон). Я и оказалась аутсайдером. На долгие годы. Так же, как Павел Митюшёв (один из самых старинных друзей Нины, ещё с института) и Андрей Воркунов.

Искренковские сироты.

*

Впоследствии И.Ахметьев исправил положение СЛ в интернет-версии антологии. Но с очень интересным примечанием под моими стихами:

«САМ, с.683-684. В главе «Поэты вне групп». Перенесение в главу «Клуб ПОЭЗИЯ» (по просьбе автора), вероятно, восстанавливает, в некоторой степени, историческую справедливость.

То есть Иван по собственному усмотрению меняет трактовку Генриха Сапгира, исключая меня из состава клуба. А затем, возвращает туда уже «по просьбе автора». Вот это казуистика! Великие мира сего, вершители наших судеб…

Вы, конечно, уже задались вопросом: а зачем тебе всё это нужно, Света?

А вы перечитайте название мемуара. Я пишу об этом.

P.S.

В литмузее. Вечер, посвящённый клубу «Поэзия».

На выставке были фото, афишки, приглашения, самодельные книжки. Читали стихи, вспоминали. По окончании вечера Игорь Иртеньев предложил всем присутствующим поэтам сдать в литмузей свои книги. У меня была только самодельная книжка, сделанная и проиллюстрированная Н.Байтовым, – на одно моё стихотворение «Одни фантазии у женщин». К Грише, сотруднику музея (кстати, – хорошему знакомому Байтова) выстроилась очередь. Он каждую книжку записывал, оформлял, просил ставить подпись. В общем, нудная работа. Мне казалось, как-то глупо стоять в очереди, тем более - последней. Когда все уже сдали свои труды, некоторые и по две книги, я подошла робко со своим бук-артом. Бедный Гриша утирал пот со лба. Архив музея был явно переполнен современной литературой. Меня Гриша не знал – какая-то девушка Байтова. Я неуверенно спросила: наверное, слишком много уже, эту книгу не возьмёте? Гриша с облегчением захлопнул амбарную книгу перед моим носом: Нет, хватит. И так слишком много набрали.

В результате книгу в фонд литмузея не взяли только у меня одной. Казус. Да ещё и авторскую книгу в исполнении НБ, вообще, раритет. Она так и лежит у меня дома. Вместе с моим экземпляром, сделанным в другой цветовой гамме.

 «Наслаждайся сердцем в бесстрастии, соединись с эфиром в равнодушии, предоставь каждого естественному пути, не допускай ничего лишнего, и в Поднебесной воцарится порядок». Чжуан-цзы.

См. Начало

См. Продолжение

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.