Автора этой книги проще простого принять не за того, кто он есть, провести не по тому ведомству. Судите сами. На обложке вместо паспортного и общечеловеческого имени Вячеслав – игривое Слава. Веселенькие мультяшные человечки, длинное дурашливое название. Под обложкой набор коротеньких баек, сильно смахивающих на ЖЖ-посты. Сейчас распространен этот жанр. Типа, «сидим мы как-то в офисе, а он приходит и говорит… Прикольно, да? Вот как оно бывает».
Все это имеет весьма косвенное отношение к замечательному писателю Вячеславу Харченко. Я понимаю, что выводя его из ряда рассказчиков анекдотов и почетных блогеров, я оказываю ему сомнительную услугу. Прости, Слава, но в данном случае истина мне дороже.
Немного истории с географией. Харченко Вячеслав Анатольевич родился в Краснодарском крае, закончил мехмат МГУ, учился в Литературном институте. Участник поэтической студии «Луч». Стихи печатались в журналах «Новая Юность», «Арион». А проза еще и в журнале «Октябрь».
Все это не пустые факты. Они говорят о том, что человек вошел в литературу не с того входа, где тиражи и пиар, а с того, где непосредственно литература. А начинал как поэт, и это до сих пор чувствуется.
Тут пора уже привести цитату. Цитировать Харченко приятно, потому что можно целиком, без потери смысла. Тексты редко выходят за пределы двух-трех абзацев. Вот, скажем:
«Одному моему любимому московскому поэту друзья на тридцатисемилетие подарили копию пистолета Макаров.
Он долго примеривался, куда бы приставить дуло, и все нас спрашивал, что лучше: как Пушкин или как Маяковский. Мы только весело смеялись и оттаскивали его от опасной копии.
Но он все не слушался и грозился навсегда разобраться с ужасной датой: «Стихи, видишь ли, не пишутся, а время все идет и идет».
О стихах ли это? Конечно, нет. Скорее, о времени, которое невозможно остановить, потому что все, чем ты располагаешь — это муляж, имитация.
Короче, не о стихах. Но зато звучит, как стихи. Как маленькое стихотворение в прозе. Или точнее так: записанное прозой. «Она пришла с мороза раскрасневшаяся, но он все не слушался и грозился навсегда разобраться с ужасной датой». Даже шва почти незаметно.
Миниатюра, которую я привел, последняя в книжке. Она играет тут примерно такую же роль, как в «Записных книжках» Довлатова его знаменитое «после смерти начинается история». Кода с выходом в бесконечность.
А начинается книга с сюжетных историй, немного напоминающих рассказы Владимира Каминера из книги «Russendisco». Хороший писатель, правда, непонятно, куда делся. Странно, что его перестали издавать и переводить.
Но сюжет – последнее, что интересует автора. Он недоговаривает, путает факты, бросает дело на полдороги. Такое ощущение, что человек движим желанием не сказать нам что-то, а просто хочет поговорить. И это именно то, что отличает прикладную литературу от художественной. Прикладную – в широком смысле. Прикладной писатель пишет, чтоб: рассмешить, получить бабки, рассказать о жизни, объяснить, как всё обстояло на самом деле. А художественный писатель (словосочетание в духе Зощенко) пишет как поет птица. Нипочему, низачем.
Еще цитата: «У меня в доме есть специальный броневичок для произнесения важных речей, но в последнее время я не могу на него забраться. Вытяну руки — не лезут ноги. Закину бедро — перевешивает голова. Наверное, это старость».
Это, конечно, уже чистый Хармс. Кстати, и Хармс, и даже дзенские коаны тут вполне могли быть источником вдохновения. Это особый сорт текстов, я назвал бы их саморазрушающимися. Бывают созидающиеся. Когда за ниточку потянул – и вылазит сразу страниц тридцать с логической неизбежностью. А тут все наоборот. Как у Хармса. Говоришь-говоришь, и вдруг: лучше уж мы не будем об этом говорить, а полетим в небеса на воздушном шарике. Или что-нибудь в таком роде. Текст как повод взлететь, оттолкнувшись от того, что тобой сказано.
Тут надо заметить, что Харченко удивительно скромный автор. У него нигде нет ничего, что можно было бы назвать катарсисом и прорывом. Интонация спокойная, краски мягкие. Как, например, в этом тексте:
«В годы вождей и святого социализма человек творческий был обречен на вступление в союзы соратников и единомышленников. Каждый композитор, поэт, скульптор или певец обретал особый статус, попав в секретариат организации и положив в ней на хранение трудовую книжку. В книжке писалось, что поэт — это поэт, скульптор — это скульптор, а композитор — это композитор.
Сейчас же все перемешалось. Один мой знакомый программист в свободное от работы время занимается арт-дизайном, слесарь завода «Красный путеец» Сидоров ведет курсы балетного танца, медсестра Анжелика Петровна пишет детективные романы, а я, трудясь техническим писателем, издаю журнал поэзии.
Духовность в России — это главное».
Неожиданный вывод, правда? Логичный вывод из этого пассажа должен быть таким: в России все заняты не своим делом. Но Харченко решил ситуацию иначе, по законам поэтического абсурда. Впрочем, этой неожиданности не замечаешь. Все сделано ювелирно точно и очень сдержанно.
Я знаю, что нехорошо так зверски препарировать текст. В конце концов — читаешь и читаешь. Где-то улыбнешься, где-то задумаешься. Милые истории. Добрые хорошие шутки. Я, собственно, не против. Я просто обращаю ваше внимание на факт, который вы легко можете не заметить: перед нами настоящий писатель.