Мы, наши друзья, знакомые и незнакомцы отвечают на вопрос "Что такое Пелевин для меня?" Из этих ответов мы больше узнаем о нас. В частности, узнаем, что нашим излюбленным жанром остается "письмо Белинского Гоголю"
Отвечают люди от 20 до 30 лет
Первый раз я услышала о Пелевине на уроке литературы в старшем классе школы.
Мы пытались спорить с учительницей о вечном и уже почти выигрывали. На нашей стороне были азарт, максимализм и слепая уверенность в собственной уникальности.
“Вы считаете, что я старая и отстала от жизни” — произнесла она.
“Да!” — обрадовались мы
“А вот зря вы так думаете. я, между прочим Пелевина тоже читала”. Она победила,
Потому что кто такой Пелевин никто не знал.
Книгу пришлось найти и прочитать. Понятно было мало. Дженерейшн П нашего дженерейшена старше.
Но с тех пор эта детская травма не дает мне покоя. Чтобы не оказаться на обочине времени, я читаю каждую его новую книгу. Слежу, чтобы уникальности не слишком различались.
Наташа Ш., 28 лет
Для меня Пелевин — мистификатор русской жизни, это его авторское писательское кредо. Также Пелевин для меня не существует как человек — он сделал выбор в пользу непубличности, четко ему следует, я его понимаю.
Если выразиться образно, то Пелевин это ожившия двухголовая птица российского герба. Вроде бы русский, вроде бы понятный, но вместе с тем глюканутый как большинство происходящих на территории русского культурного пространства вещей — если из крайности то в крайность, если Иосиф то Сталин, если... ну в общем понятно.
Я бы не хотел с ним знакомиться, вдруг он окажется “группой товарищей Сурковых” или формалистом-кокаинистом.
Evgeny Salisty, 28
Для меня Пелевин скорее ничто, чем что-либо
Натали Мещанинова, 29 лет
Для меня Пелевин? Просто звукосочетание из окружающей среды — не прочла ни единой строчки и не хочу читать.
27 лет, Варя, ихтиолог, мать двоих детей
О Пелевине я сказать много не могу, “мастер слова” и “прекрасные идеи” — все это понятно, но для меня он просто не поддается рационализированию. Действует на уровне эмоций, что ли, пишет вроде бы словами, а достигает эмпатии, как будто за ручку с ним гуляешь.
Могу только заметить, что наверное больше половины прочитанных произведений для меня, это описание некой мечты (ну наподобие “американской мечты”). Что в “Жизни насекомых”, в общем, обсуждение мечты и игра с нею, что во всяких затворниках и желтой стреле, ну и самое вкусное - это поколение П. Если присмотреться, то там прям концентрация “из грязи в князи”, без особых талантов герой добился популярности, общения с высшими силами, постижения какой-то мудрости на ровном месте. (“Чапаев и пустота” я хоть и читал, но ничего не помню)
Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду. И вот эта фантастика на тему, как вдруг без особых усилий, волею случая, добиться “успеха” и обсуждение нужно ли это, зачем, а чем это может обернуться, все это очень трогательно. Особенно поколению, которое было, в принципе, зажато в какие-то идеологические искусственные рамки (ну или сейчас продолжает).
Прав я или нет, легко проверить, пообщавшись с теми, кто в этой системе не крутился, какие эмоции он вызывает у других людей, например у европейцев. Я хоть и дал своей девушке (вероятно, она иноязычна — Полит.ру) почитать Пелевина “Жизнь насекомых”, но ничего сказать тоже не могу, потому что она до конца не прочитала и ей понравилась форма, но игра словами показалось очень тяжелой (может из-за перевода?), а все остальное вроде бы не тронуло.
Ну а во всем остальном я уверен, что не отличаюсь от других читателей, всякая проницательность и поиски скрытого смысла, все это было и у меня, но ни к чему не привело, наверное, потому что ничего такого там и нет.
Это фантастика, только не саинс-фикшн и не фэнтези, а какая-то экзистенциальная фантастика.
Сергей Якушев, биохимик, 28
Для меня Пелевин — подававший надежды писатель, а сейчас скорее превосходный публицист. “Чапаев и Пустота” и до какой-то степени “Жизнь насекомых” поэтичны и питаются сырой литературной традицией; в более новых же романах, начиная с “Generation П”, много убедительных и ёмких формул, которые хороши для припоминания того, что “в воздухе вертелось”, но типичная пелевинская романтическая ирония перестала быть перформативной и перешла на вспомогательную роль.
Еще забавным образом трансформировалась “актуальность” текстов, которая досталась целиком содержанию и теме высказываний, а не их собственному статусу (“переводчик Кастаньеды”, “пишет наркоманские тексты”). То есть “модность” была преодолена не переходом в “современную классику”, а нейтральностью по отношению к модным темам, прямолинейностью публицистики.
Поэтому мне жаль, что экранизируют “Generation П”, а не “Чапаева и Пустоту”, тем более что последний, как мне кажется, еще более кинематографичен.
Женщина, 27 лет
На вопрос, можно ли назвать Наташу Ростову блядью в экзаменационном сочинении, наша учительница Татьяна Федоровна застенчиво улыбнулась. Она, может быть, и была с нами согласна в глубине души, однако советское воспитание не позволяло ей в этом признаться.
“Ну что же вы, дети”, — только и сказала она, окинув нас, старшеклассников, кротким взором. Мы упорствовали: наши родители, в большинстве своем разведенные, предостерегали нас от поведения, присущего толстовской героине. В результате, я писала сочинение по Андрею Болконскому. Он представлялся мне скуластым и симпатичным мизантропом и куда более однозначной личностью.
В младших классах мы проходили Пришвина, позже Есенина. Кажется, они оба писали что-то про природу, про осень и желтые листья, про несбывшуюся любовь. Про самые, казалось, скучные и неважные вещи на свете. В конце десятого класса нам раздали список с литературой, которую мы будем проходить в следующем году.Среди авторов значился:
39. Виктор Пелевин. “Омон Ра”
Это была единственная книга в списке, написанная ПОСЛЕ нашего рождения. Но Татьяна Федоровна со своим советским воспитанием в последний момент соскочила. “Пелевин идет как внеклассное чтение”, — сказала она и на этом разговор был закрыт.
Сейчас вот читаю рецензию какого-то говноеда на “Омон Ра”. Так вот там написано: “Это кощунство, издеваться над обманутыми людьми, страной!”. И мне кажется, что вот у нашей Татьяны Федоровны были примерно такие же мысли по поводу пелевинской книги. Ведь она, как и наши сытые, разведенные родители, поспешила откреститься от совка, однако все еще была готова, в случае крайней нужды, бросить свой видеомагнитофон и отправиться вслед за вождем, совершать никому не нужные подвиги.
Маша Климова, 21 год
Пелевин в жизни случайных знакомых
“Это страшная книга”, - говорила моя знакомая про Generation “П”: “Там есть такой момент, где герою говорят, что творцы нахуй не нужны, и что он будет работать криэйтэром. Это ужасно”. На слове “творцы” она начинала хлюпать носом, а на слове “криэйтор” уже рыдала в голос.
Несмотря на то, что Пелевин так жестоко ранил ее нежную душу, она читала все его книги и постоянно ругала за “низкий штиль”. Много мата, одна и та же идея, постоянные наркотики и все такое. А потом она вновь вспоминала “творца и криэйтера” и хлюпала носом. Кажется, она ничего не понимала в Пелевине.
Другой мой знакомый считал, что Пелевин — это что-то типа русского Берроуза. Особенно он любил рассказ про конопляных клопов из “Жизни насекомых”. “Этот парень стопудово пыхает”, — доказывал мне он и в качестве аргумента зачитывал какой-нибудь абзац про грибы, кокаин или кетамин. А раз такой крутой и образованный чувак — закоренелый наркоман пишет такие книжки, то надо и самому начать есть ЛСД и закуривать водку гашишом. Так рассуждал мой приятель. Вряд ли он что-нибудь понимал про Пелевина.
Еще интересный отзыв, если так его можно назвать, я получил от медсестры одной из московских больниц, где я лежал. Было уже темно, в палатах выключили свет, так что мне пришлось читать “Желтую стрелу” в коридоре в тусклом свете ртутных ламп. “Пашенька, тебя что, обижают? Не дают спать?” — спрашивала она, я мотал головой и жаловался на бессоницу. В ответ медсестра принесла мне две таблетки феназепама. Я отказался. “Хозяин — барин”, — пожала она плечами. И съела таблетки сама.
До сих пор мне кажется, что именно эта медсестра, никогда не читавшая ничего, кроме медицинских карт, лучше всего бы поняла Пелевина. Хотя, это может быть потому, что я тогда отказался от таблеток и дочитал “Желтую стрелу”.
Павел Никулин, 23 года
Хорошо помню факт знакомства с пелевинской прозой. Как и любую модную манию я принял роман “Generation П” за нечто “уж точно бессмысленное”. Вокруг читатели дико популярного у богемной молодежи журнала “Птюч” ходили с яркой книжицей и от этого читать текст не хотелось вдвойне. Что за поколение? Да слышали мы уже про “потерянные поколения” от каждого второго писателя и графомана.
Добравшись до текста попозже, когда мода почти прошла и восторги поутихли, я мало что понял. То есть сюжет закручен лихо, но все как-то вычурно и непонятно зачем вообще. С “расшифровкой” пелевинской прозы помогли большее с нею знакомство и семинар по постмдернизму в отечественной литературе XX века на филфаке МГУ. “Кто такой Тимур Тимурович, главврач психбольницы, где сидят герои “Чапаева и Пустоты”?” — с пристрастием допрашивал преподаватель (запамятовал его имя). Барышни филфака молчали.
“А может это Егор Тимурович?” — робко предположил я. “Ну конечно же! — возликовал преподаватель. — Егор Тимурович Гайдар, большой поклонник “шоковой терапии!”
По мере увлечения медиа-реальностью и Пелевин становился все прозрачнее, его приемы стали понятны, как и то, что же он пишет. А пишет он тексты, в которых дает художественное измерение медиа-реальности. Всемогущие пиарщики “Поколения” сменяются оборотнями в погонах, воющими на Луну, чтобы добыть нефть. И они уже творят политтехнологов, как те ранее творили их. И начинают крышевать бизнес “джедаи из ФСБ”.
И далее: силовые и либеральные чекисты со Шмыгой и Уркинсом во главе, влиятельные кавказцы и продвинутые в плане денежных отношений и пиар-технологий церковники.
Точно найденные образы, деконструирующие образы медиа и создающие новый, пелевинский мир. В основе методики автора — французский постструктурализм и европейский вариант восточных учений.
В этом смысле подражатель Пелевина “Натан Дубовицкий” (за ним многие узнают первого замглавы президентской администрации Владислава Суркова) гораздо слабее — он своего мира не создает, а “страшно” и на деле карикатурно описывает окружающую действительность. Дистанция между медиа-реальностью и реальностью огромна. Игра с первой у Пелевина выходит блестяще. Его герои — фантомы, отражающие фантомные боли эпохи. После чтения Пелевина возникает сильное желание: вырваться из дурдома под руководством уже теперь Анатолия Анатольевича в какую-нибудь Внутреннюю Монголию.
Михаил Захаров, 29 лет
Пелевин — единственный современный писатель (включая иностранных), которого хочется читать и перечитывать.
Люблю Пелевина за альтернативное видение реальности.
Книги Пелевина, на мой взгляд, очень смешные.
Зачастую книги Пелевина заставляют меня обращаться к другим произведениям искусства.
Александр Коноплев, 25 лет, Вологда
А Пелевин... сложно парой слов описать.. раньше, когда его читал — просто чувствовал уникальный, ни на что не похожий стиль, который очень импонировал.. этакая психоделика от литературы.. потом подрос и понял, что при всем его стебе над реальностью — он к ней гораздо ближе многих.. квас никола — лишнее тому подтверждение… Последнее, что читал из него — “t”. Он там жестковато, но по делу проходится по тибетскому буддизму и это помогло мне окончательно избавиться от каких-либо догм и фиксированных взглядов, и, наконец, позволить себе почувствовать, что имена Бога, различия в обрядах и ритуалах ит.д. не имеют значения. Что за всем стоит Одно. Так что Пелевин, имхо, большой-большой молодец. И Я ему очень благодарен за его книги. Они мне не раз помогали правильно разобраться в мешанине окружающей реальности. Кто он для меня — не знаю, как сказать. Как называют того, кто уже прошел там, куда ты еще идешь и дает толковые подсказки и предостережения?
Иван Гордеев, 23, инженер
Как можно относиться к Пелевину, если он самый известный современный писатель в России? Хотя многие не читали и нескольких его романов, а если и читали, то один из них, естественно, “Поколение Пи”, при этом все абсолютно точно знают, что он один из самых известных современных интеллектуалов. Я этого не знаю, потому что начинал читать пелевинское “Поколение Пи” в юном возрасте. Тогда были особенно модными книги Кастанеды. А тут на — “русский кастанеда”. Тогда мне книга показалась непонятной. А сейчас, когда я начал заниматься рекламой и продвижением одного проекта, мне посоветовали перечитать книгу “Поколение Пи” для того, чтобы понимать историю вопроса. Когда я это сделаю, смогу сказать — дельный это был совет или нет. Хотя вот еще вариант есть в кино сходить. Тогда книгу можно не читать, наверное.
Никита Пуханов, 26 лет, культуртрегер
Единственный современный писатель, которого я регулярно цитирую, — это Пелевин. Дело, наверное, не только в том, что он так хорошо пишет, а ещё и в том, что остальные пишут много хуже. У некоторых великих писателей и поэтов прошлого можно назвать одного главного учителя. Учителя не в прямом смысле цеховой преемственности, а скорее как ориентира в мире образов, в языке и слоге, главного примера для подражания. Например, Пушкин вдохновлял Есенина, а Гоголь — Булгакова. У Пелевина таким учителем был Кастанеда.
Безусловно, в русской литературе Пелевин является главным продолжателем чудесного жанра поэтической мистической прозы. Хотя и не единственным: “Третье открытие силы” Сидерского достойно как минимум упоминания в одном списке с “Чапаевым и пустотой” Пелевина.
Я познакомился с Пелевинской прозой, когда, заканчивая школу, прочёл “Generation П”. После этого я вперемежку читал его старые вещи и возникающие год за год новые. И честно говоря, его произведения, написанные уже в новом тысячелетии, разочаровывали меня всё больше и больше. Наверное, дело в том, что Пелевин сменил жанр: на смену эзотерическому откровению пришёл паниронизм. Сам же Пелевин занял ту нишу, которую при советской власти занимали сатирики и юмористы. Да, местами смешно и актуально, но ни разу не поэтично. А это грустно...
Для меня до сих пор остаётся загадкой как автор “Жизни насекомых” и “Девятого сна Веры Павловны”, “Чапаева и пустоты”, наконец, т.е. человек постигший такие глубины сути бытия, смог написать обыкновенную тошнотворную халтуру: “Числа”, например, или та же “Empire V”?
Впрочем, загадка — это кредо Пелевина. Так что я, по-прежнему, с интересом жду, чем же он меня удивит?!
Гриша Колюцкий, математик, 26 лет
У Пелевина — в печку всё!
Наркоманский бред не может быть русской классикой даже при всё возможном уважении к Виктору. Плюс, пелевинские образы ни коим образом не могут быть спроецированы на вечное, как это было с Толстым, Достоевским, Тургеневым, Куприным, Чеховым и другими писателями, вошедшими в золотой фонд русской литературы. Пелевин вскрывает только образы определённого отрезка времени, не заставляет задуматься ни о чём, кроме здесь и сейчас, причём только о том здесь и сейчас, которое было в 90-е, в один из самых мрачных периодов отечественной истории.
Кстати, то, как Толстой работал над текстом и над образом персонажа, вообще больше никто никогда не работал. Дело не в отдельно взятом историческом контексте (кто не учил в школе историю — его проблемы и больше ничьи), а в человеческой сущности, которая не меняется, как бы ни сменялись эпохи. У Пелевина показана эпоха и не показана человеческая сущность. Вот в чём проблема...
28 лет
От 30 до 40
Пелевин для меня вообще — это почти единственный современный русский писатель, который нравится моему папе (правда, увы, уже разонравился). А, в частности, это автор злободневной литературы, острый сатирический писатель.
Татьяна Григорьева, 35 лет
Пелевин для меня современный писатель. Он берет очень модные темы 90-х, — наркотики, шаткая политика, религия, сумасшествие. Причем, на мой взгляд, всё берет по верхам. Потом соединяет и получается роман. В принципе, я даже с удовольствием читаю, но потом по окончании — ощущение, что время потеряла. Ничему хорошему он не научил, никакой мысли не заронил. Это как большинство “перестроечных” товаров — и яркие, и хорошо упакованные, — но вредные для здоровья.
Ольга Бахлина, 30 лет
Пелевин для меня — это вообще:
1. один из первых ценных авторов современной России, хотя и ни разу не появившийся в визуальном информационном поле (по крайней мере, в моем)
2. уважаемый и цитируемый персонаж среди некоторых моих знакомых, которые прикидываются просвещенными и умными
3. автор “жизни насекомых”, которая мне, кажется, понравилась (но я ее абсолютно не помню)
4. человек, стыривший у Коупленда название “Generation” и “поднявшийся” на романе со стыренным названием (замена Х на П не считается, Коупленд все равно в сто раз круче)
5. автор невменозного рассказа “Затворник и шестипалый”, который мне кто-то подсунул. по прочтении испытывала, как помню, какие-то тошнотные чувства
6. фамилия на обложках многих книжек, которые я выставляла на полках во время короткй работы в магазине “Республика”.
Суслова Юлия, 35 лет
Белобров-Попов. Открытка №8 цикла "Упущенные возможности", 2000 г.
Единственный человек, способный внятно объяснить происходящее в этой стране.
Zut Zut, 35 лет
Интересный автор, мистификатор и умница
L Gurary, 34
Давным-давно, если не ошибаюсь, осенью 1998 года я был в очередной командировке в Берлине. Занимался органическим синтезом в лаборатории Технического Университета. Вечером, слушая радио “Мульти-культи”, узнал, что в клубе недалеко от станции электрички Николасзее будет встреча с известным писателем Пелевиным. Как почитатель его тогдашнего творчества я направился туда. По дороге выпил, как полагается, пивка. Поэтому придя в клуб, сразу же направился в туалет. Там я и повстречал Виктора Олеговича.
Сам творческий вечер был достаточно скучен. Его замечательный роман “Чапаев и пустота” недавно вышел и недавно был переведен на немецкий. И все часа 2 в основном зачитывались отрывки этого романа на этом малознакомом тогда мне языке. Потом, правда, были не слишком умные вопросы российских эмигрантов и довольно саркастичные ответы на них Пелевина. Еще запомнился бульдог, которого привела какая-то немка. Он спал и периодически громко храпел, чем веселил всех, включая Виктора Олеговича.
Каково мое отношение к его творчеству? Первый рассказ Пелевина я прочитал еще в 80-х в журнале “Химия и жизнь”. Это был “Затворник и шестипалый”. Потом читал очень много из написанного им. Наверное, почти все. “Чапаев и пустота”, по-моему, как раз кульминация творчества Пелевина. Очень яркая и необычная книга. Уж лучше б он больше ничего не писал. Получается сейчас какой-то неструктурированный порожняк.
Ощущение, что все, что приходит в голову автора, сразу же, без раздумий, заносится на бумагу. С точки зрения объема написанного это, конечно, неплохо (да и прибыльно). Но мне не нравится совсем.
“Ананасную воду…”, “осилил” с трудом и никаких эмоций и повода для размышлений эта книга мне не дала.
Алексей Бобровский, 37 лет
Да Пелевина читал — “Чапаев и пустота” и сейчас читаю последний роман про ананасную воду. Он такой безумный поэт-сюрреалист.
Мне он скорее нравится, чем нет, так как я люблю направление сюрреализма в искусстве. Это очень хорошо, что наконец сняли фильм по его книге. Я его еще не видел, надеюсь он интересный.
Дмитрий, 30-35
Про Пелевина могу написать только, что “Поколение П” можно очень душевно читать вслух в слегка подвыпившей компании. Остальное творчество не смогло со мной подружиться, хотя я иногда честно пытался.
Кирилл Шаховцов, этнограф, 38
Великолепный стилист, Пелевин умеет воспроизводить различные стили и делает это виртуозно, поэтому мы верим, когда он пишет от лица школьника, вампира или советского космонавта. Пелевин в большинстве своих произведений ставит один и тот же вопрос — кто всем этим управляет. В “Затворник и шестипалый” всем управляет конвейер на птицефабрике. В “Империя В” вампиры. Также Пелевин ставит жадность и алчность в разряд наиболее важных мотиваторов человечества. Так в “Поколение П” ОРАНУС знаменует собой вершину пищевой цепочки, а в “Империя В” вампиры питаются не кровью, но практически честолюбием.
Юмор — вот что отличает Виктора Пелевина от большинства фантастов и писателей в стиле фентези. Юмор — фирменный стиль Пелевина. Он может писать смешно про моджахеда, сбивающего американские беспилотники и может с юмором обсуждать сидящую на нефтяной игле политическую верхушку.
… Например, можно развить тему, что Пелевин доводит до абсурда обычные для советского человека фразы типа “в жизни всегда есть место подвигу” и этим выводит на реальный план бред советского строя...
Петр Чайрев, 34, директор по продажам и маркетингу Lindab Buildings
Если в двух словах — то хороший писатель. Но не всегда как мне кажется, ровный, что опять же мне иногда мешает. Граф T, например, я так до конца и не дочитал. Но в большинстве книг некоторые проблемы и события настоящего, как мне кажется, раскладывает интересно, четко и что немаловажно, иногда с юмором. Помогает, во всяком случае мне, на какие-то вещи, вроде и так ясные, взглянуть под другим углом и не вестись на них, ну хотя бы какое-то время. И это наверно главное. Хотя опять же, как мне кажется, его иногда заносит и становится тяжело, не то чтобы воспринимать, что он хочет сказать, а просто держать какую-ту сюжетную линию в голове, чтобы просто продолжать с интересом читать. Ну а в целом, мне нравится.
Андрей Васильченко, 33 года, логист
Я вообще не особый знаток его творчества, читал всего несколько произведений: Generation П, Желтая стрела, Священная книга оборотня и пару рассказов. В целом для меня Пелевин — это достаточно интересный язык, способ выражения мыслей. Ну и конечно истории, суть которых заключается в поиске обычным человеком смысла жизни, попыток вырваться из традиционного и обыденного. В результате у него получаются этакие злободневные урбанистические сказки.
Евгений Краснопольский, 30 лет, программист
Ну я не читал ничего, кроме “Затворника и Шестипалого”. В детстве было дело, а где взял — не помню, в библиотеке, вероятно.
Потом начал читать про Машу и Шверцнеггера, и отложил, ну как-то не смешно было, что ли. Так и отложилось.
А про рекламу и более позднее не читал. После Беккета что-либо читать вообще трудно.
Юра Швецов
С самого первого прочитанного рассказа (а это был “Затворник и Шестипалый”) я понял, что Пелевин — “мой” писатель. Мне нравится, как он пишет, его юмор, тонкие наблюдения тенденций в нашем часто невеселом бытии, которые многие воспринимают как предвидения и предсказания. Т.е., я мог бы сказать, что Пелевин — мой любимый современный русский писатель. Но в первую очередь для меня Пелевин — популяризатор.
Я почти ничего не понимаю в литературе, далек от филологии, литературоведения, искусствоведения и тп. В книгах Пелевина мне в первую очередь интересен не стиль, слог и т.п., а мысли и то, как они объясняются читателю. Поэтому среди всех его книг для меня наиболее важна цепочка “Затворник и Шестипалый” — “Желтая стрела” — “Чапаев и Пустота” — “Generation П” — “Шлем ужаса” — “Граф t”. Мне хочется лучше понять основную мысль, которую Пелевин пытается объяснить на протяжении многих лет, интересно видеть, как меняется подход к объяснению, что получается или не получается на этом пути. Мне кажется, что это своеобразная “популярная философия”. Поэтому для меня “Граф t” стал важной книгой, где автор, как я думаю, смог сильно продвинуться на пути донесения своих мыслей до читателя, а “Generation П” было неким тревожным сигналом после замечательного “Чапаева и Пустоты”: неужели без ведущего за руку учителя, отвечающего на все вопросы, нельзя разобраться в том, что происходит вокруг, а главное — внутри.
Астрофизик Сергей Попов, 39 лет
«Принца Госплана», «Омон Ра» и другие того периода повести и рассказы и сейчас назову почти гениальными. «Почти», потому что давно не перечитывал.
После «Чапаева и Пустоты», которые показались в том возрасте, когда за легкие наркотики еще не давали трешку, занятными, признаюсь, ничего не читал.
Вернее, пытался осилить «Generation P», но старший друг Василий Красноперов как-то по-умному пояснил, что чувак написал чепуху и вообще исписался. А Василию Красноперову я больше доверяю, чем критикам и Пелевину – он один из лучших знатоков современной русскоязычной прозы и известный либерал антисталинист. Его интеллектуального троллинга в защиту Солженицына даже сам Войнович не вытерпел. К тому же я тогда работал на НТВ, и совсем не занимался камланием под Останкинским прудом – не понял юмора.
И теперь для меня Пелевин, как это ни прискорбно, не более, чем писательский «бренд», которому, конечно, можно позавидовать, но лишь в части успеха. Я и видел-то его живьем по телевидению всего однажды, на любительском видео из Германии, где он получал премию и мямлил что-то про сатирические традиции русской литературы. Какая уж там «сатира», не знаю.
Андрей Прокофьев, 38 лет
От 40
Пелевин остался единственным писателем в России, чьи произведения не разочаровывают, а очаровывают.
Раз от раза. От книги к книге. Единственный писатель, чья позиция, видение мира и его проблем развиваются и меняются. В этом смысле он настоящий “русский писатель”. Остальные сегодняшние как-то не готовы к длинному писательскому пути.
Кроме того, Пелевин — отличный собеседник в ответах на вопрос — как устроен мир, в котором мы живём.
Можно не соглашаться с ним. Но хоть интересно поговорить.
Ю. Грязнова, 45 лет
Автор “Чапаева и Пустоты”. Это была первая прочитанная мной его книга. Потом несколько лет старался читать его новые книги, а затем попросту перестал.
Смирнов Сергей, 52 года
Who are these gentlemen? 14 января 2006 года. Фото Наташи Четвериковой
Для меня — это писатель, который подводит определённую черту во временном континиуме...
Году так в 95-м мы с товарищами п средам ходили в кадашевские бани/была у нас такая традиция…
Среди “приглашенных гостей” бывал и В. П.
Игорь Писарский тогда делился с нами “кухней” своего рекламного агентства РИМ, используя нас в качестве самостийной фокус группы..
....некоторые истории, которые тогда обсуждались в кавер версии вошли в книгу
Лично для меня сомнений нет, что Татарский — это прототип Писарского Игоря Владимировича как-то так.
Адаменко Виктор
Пелевин остался единственным писателем в России, чьи произведения не разочаровывают, а очаровывают. раз от раза. От книги к книге. остальные как-то не готовы к длинному писательскому пути.
46 лет
“Жизнь насекомых” не осилила. Остальные книги с удовольствием прочла. Один из лучших российских авторов. Будет классиком русской литературы.
40 лет
ЧиП — в особенности. Более того, даже герои и ситуации списаны с “тренировок” с Рокамболем, Дядей Васей Максимовым и пр. Так как я присутствовал при некоторых из этих ситуаций, читать прикольно — как некие мемуары с прибамбасами. А более поздние его перлы довольно малоинтересны, так как из как бы дзена в сочетании с фельетонами на злобу дня много не выжмешь... Если у Вас будет свободный момент, наберите в Гугле “Лебедько хроники саньясы василий максимов”. Там всё более-менее написано.
46 лет
